о на работе Семен Кузьмич озвучил  именно  эту  версию.  Мертвенно
белый, с обескровленными губами, профессор,  начав  очередное  заседание
кафедры, сказал:
   - Вы все знаете меня не первый год, поэтому  считаю  нужным  сообщить
всем. Мой сын Евгений погиб в результате несчастного случая.
   Далее он озвучил историю про электричку.
   - Очень прошу вас, - завершил свою речь  Семен  Кузьмич,  -  пожалеть
Розалию Львовну.
   Не надо  звонить  моей  жене  со  словами  сочувствия,  и  ко  мне  с
соболезнованиями не подходите. Евгений похоронен в Ленинграде,  сделайте
одолжение, не упоминайте при мне его имени, слишком тяжело.
   Светлане, потрясенной, как и все,  последняя  фраза  Семена  Кузьмича
показалась странной. Как это: не вспоминайте при мне сына?
   Но она, естественно, выполнила просьбу  профессора.  Розалия  Львовна
попала в больницу, потом на целых полгода отправилась в санаторий, и  их
общение временно прекратилось.
   Встретились подруги лишь спустя десять месяцев после кончины Жени,  и
Светлана была немало удивлена.
   Во-первых, в квартире Баратянских  не  нашлось  ни  одной  фотографии
покойного. Даже те, что когда-то висели в спальне Розалии Львовны,  были
сняты со стены. Во-вторых, ни Семен Кузьмин,  ни  его  жена  никогда  не
вспоминали о сыне, его комната оказалась  заставленной  абсолютно  новой
мебелью, в ней даже сделали ремонт и сменили  электроприборы,  превратив
ее в гостевую. В-третьих... Честно говоря, Светлана ожидала, что Розалия
Львовна поселит у себя Лену с дочерью. Конечно, Елена  была  всего  лишь
гражданской женой, не имела штампа в паспорте, но наличие ребенка делало
этот брак почти законным.
   Казалось, после  потери  сына  старики  должны  потянуться  к  родной
внучке. Тем более что Розалия  Львовна  и  Лена  были  знакомы.  Леночка
работала в той же библиотеке, что и мать Жени,  собственно  говоря,  там
она и познакомилась с парнем. Но, как ни странно, ни Лены, ни ребенка  в
доме не оказалось,  а  Розалия  Львовна  и  Семен  Кузьмич  ни  разу  не
упомянули о них.
   Прошли годы, старые сотрудники кафедры  поумирали,  а  новые  считали
профессора бездетным, иногда даже у Светы мелькала дикая мысль: а был ли
Женя?
   Потом Розалия заболела, она долго лечилась, но в конце концов слегла,
и всем стало ясно: дни  ее  сочтены.  Незадолго  до  смерти  профессорша
позвонила Свете и попросила приехать. Когда бывшая аспирантка явилась на
зов, Розалия сказала:
   - Когда умру, не бросай Семена. Лучшее, что  ты  можешь  сделать  для
меня, - это выйти за него замуж.
   - Ты еще проживешь много лет, - фальшиво заулыбалась  Светлана,  -  к
чему эти дурацкие разговоры!
   - Поклянись, что выполнишь мою просьбу, - потребовала подруга.
   - Хорошо, хорошо, - успокоила ее Света.
   - Распишись с Семеном.
   Светлана решила не нервировать умирающую.
   - Обязательно.
   - Спасибо, - кивнула Розалия, - а теперь слушай. После  моей  кончины
Семен отдаст тебе кольцо с большим бриллиантом, я  попрошу  его  вручить
драгоценность моей лучшей подруге на память обо мне. Но ты должна будешь
пойти по этому адресу, найти Лену, жену Женечки, и отдать ей  коробочку.
Сама я сделать это уже не  могу.  Семен  уверен,  что  камень  -  горный
хрусталь, но это гигантский алмаз. Ты единственный человек,  которому  я
сказала правду. В твоей честности я не сомневаюсь.
   Светочка тяжело вздохнула. Значит, Розалия Львовна все-таки думала  о
внучке, раз решила оставить ей наследство.
   - А еще, - сказала Розалия,  -  я  напишу  письмо,  ты  его  получишь
завтра, сегодня не смогла. Его тоже следует  передать  Лене,  но  только
после моей смерти.
   Но никаких бумаг она Свете передать  не  успела,  на  следующий  день
позвонил профессор и, рыдая, сообщил:
   - Розочка умерла.
   После кончины  подруги  прошел  месяц,  а  Семен  Кузьмич  не  спешил
отдавать кольцо.
   Света же, не имевшая своей  семьи,  внезапно  подумала,  что  брак  с
профессором не самый худший вариант развития событий. Она стала бывать в
доме каждый день, заботясь о старике.
   Но он однажды сказал:
   - Спасибо, Светочка, но не  нужно  тратить  на  меня  свое  свободное
время.
   - Мне это в радость, - улыбнулась она.
   - Не надо, мне лучше одному, - заведующий кафедрой  весьма  бестактно
намекнул на назойливость своей сотрудницы.
   Пришлось Светлане убираться восвояси.
   Она не утерпела и сказала:
   - Розалия Львовна хотела оставить для меня письмо и кольцо.
   - Я еще не разбирал ее вещи, - резко ответил Семен  Кузьмич,  -  если
найду послание - мгновенно передам!
   Но никакого украшения в руки Светы  так  и  не  попало.  А  потом  на
кафедре зашушукались о связи старика  с  одной  студенткой,  хорошенькой
Ирочкой. Через некоторое время Светлана с тревогой поняла:  это  правда.
Хитрая, пронырливая девчонка задумала прибрать старика к рукам!
   Она решила открыть глаза Семену  Кузьмичу  на  его  любовницу  и  без
приглашения явилась в хорошо известную, почти родную квартиру. Но стоило
ей только начать разговор, как  профессор,  побелев,  выгнал  сотрудницу
вон, а потом женился  на  малолетней  макаке,  сделав  ее  враз  богатой
женщиной.
   - И если вы полагаете, что она его любила, - завершила рассказ  дама,
- то жестоко ошибаетесь. Мерзавке нужно было его богатство. Уж  поверьте
мне, от Розалии остались совершенно уникальные вещи, антикварные, ей они
перешли от матери, аристократки. Так что нечего  Ирине  у  гроба  скорбь
изображать. Она его убила!
   - Вы полагаете, Ирина убийца?
   - Конечно! Заездила старика! "Профессорша"!
   - Каким образом?
   Светлана поджала губы:
   - Дорогуша, вам сколько лет?
   - Ну.., за тридцать.
   - Вот-вот, пора бы уже не быть такой  наивной.  Разве  не  понимаете,
каким  образом  молодая  кобыла  может  довести  до  смерти  похотливого
старика? И ведь ни у кого не возникнет сомнений,  наоборот,  налицо  все
признаки горячей любви! Не вылезала из постели, ублажала муженька, а то,
что у него из-за этого сердечный приступ случился...
   - Но ведь Семена Кузьмича застрелили! - воскликнула я.
   Светлана осеклась, но потом продолжала:
   - Да, кабы не это, он точно бы умер от инфаркта.  Она  ему  не  пара,
Семену Кузьмичу следовало жениться на женщине его возраста и круга,  они
бы еще много лет могли провести вместе. Так  нет,  потянуло  на  молодое
тело. Давайте двести пятьдесят рублей.
   Я отдала ей оставшуюся часть.
   - Знаете, милочка, деньги, конечно, хорошо, но я рассказала  вам  эту
историю не из-за них. Напишите статью об Ирине, о том, как  она  уморила
мужа. Пусть другие  почитают  и  поостерегутся.  Кабы  Семен  послушался
Розалию и женился на мне, был бы жив и здоров.
   Внезапно мне стало душно. Многие гости  курили,  вентиляция  зала  не
помогала, и в воздухе висел плотный дым. От Светланы пахло  потом,  и  я
кожей чувствовала исходящую от нее  ненависть.  Она  сама  очень  хотела
занять место покойной  Розалии  Львовны,  в  мечтах  видела  себя  женой
профессора, безраздельно правящей на кафедре, - и тут такой облом!
 
*** 
 
   Домой я притащилась, чувствуя себя совершенно больной, ныла спина,  и
слегка  кружилась  голова.  Кое-как  помывшись,  я  легла  на  диван   и
попыталась подвести итоги. И что я узнала? Интересно, рассказ  Рины  про
коллекцию Гольдвайзеров  правда?  Знал  ли  Семен  Кузьмич  о  том,  чем
занималась в далекой юности его любимая женщина? Ладно,  ответы  на  эти
вопросы я получу завтра, когда побеседую с Ириной, уж,  наверное,  Семен
Кузьмич все рассказал ей. Действительно ли она вышла замуж  из  корысти?
Может, в злобных словах Светланы есть доля истины?
   Ладно, это я тоже попробую выяснить завтра. Дальше мысль заработала в
другом направлении. Бедная Розалия! Конечно, она  вела  себя  в  блокаду
подло, скупая за бесценок раритеты, но  господь  наказал  ее  по  полной
программе, отняв сына. Что может  быть  страшней,  чем  потеря  любимого
ребенка?
   - Лампа, - заглянул в комнату Сережка, - надо накормить Асю с Васей.
   - Чем? - спросила я. - Они не хотят жрать испорченное мясо.
   - С чего ты вообще решила потчевать их тухлятиной? - удивился Сережа.
   - В "Марквете" сказали.
   - Дураки, - отрезал он, - я узнал в зоопарке, что аллигаторы  обожают
крыс, причем живых.
   - Предлагаешь мне пойти в подвал  и  начать  там  отлов  грызунов?  -
испугалась я.
   - Я купил крысу, - сообщил Сережка, - одну, на пробу, в банке сидит.
   - Живая? - еще больше испугалась я.
   - Нет, дохлая!
   - И что теперь делать?
   - Иди в ванную, - велел Сережка.
   Я влезла в тапки и  отправилась  к  крокодилам.  Сережа  втиснулся  в
пространство между раковиной и стиральной  машиной.  На  "Канди"  стояла
стеклянная емкость, в которой мирно сидела белая, абсолютно живая крыса.
Ее длинные усы подрагивали, а черные бусинки глаз задорно сверкали.
   - Вот, - заявил Сергей, - ужин для аллигаторов, начинай, Лампа. Крысу
следует бросить в воду.
   - Погоди, - попятилась я, - она же живая!
   - Естественно!
   - Но ты только что сказал: крыса дохлая!
   - Лампа, заканчивай базар, - обозлился он. - В нашей  стране  дохлыми
грызунами не торгуют, не додумались еще! Открывай банку, и вперед!
   - Но они ее съедят.
   - И правильно сделают!
   - Ей же будет больно!
   - С  ума  сойти,  -  заорал  Сережка,  -  она  же  крыса,  совершенно
безмозглое существо! Хватай ее за хвост и бросай к аллигаторам!
   - Не могу!
   - Глупости.
   - Может, ей предварительно укол сделать, - пробормотала я.
   - Какой?
   - Ну.., наркоз.., очень жалко зверька!
   - Лампа, ты дура!
   - От дурака слышу! - рассердилась я. - Кстати, почему бы тебе  самому
не запихнуть ее к аллигаторам? Отчего ты мне это поручаешь?
   Сережка на минуту замялся:
   - Ну.., мне как-то не слишком комфортно, и потом.., кто сюда притащил
крокодилов, а?
   Начинай!
   - Не хочу! Давай дадим им "Вискас".
   - Совсем с ума сошла, - покачал головой Серега,  -  еще  предложи  им
блинчики со сметаной! Ладно, я сам.
   С этими словами он схватил банку и вытряхнул белый  комочек  в  воду.
Крыса судорожно заработала лапками. Аллигаторы  забеспокоились  и  стали
подгребать к ней. На морде у несчастного  грызуна  появилось  совершенно
человеческое выражение ужаса, отчаяния и безнадежности одновременно. Ася
разинула  клыкастую  пасть,  через  секунду   снаружи   остался   только
дергающийся хвостик, по ванной понесся отчаянный писк.
   Я зарыдала и накинулась на Сережку:
   - Немедленно вытащи крысу!
   - Откуда?
   - Из пасти, пока бедняга жива!
   - Офигела, да? - Он вытаращил глаза, но я уже опустила руки в воду  и
попыталась разжать челюсти крокодила.
   Куда там! Они были словно из железа.
   - А ну помоги! - заорала я.
   Сережка тоже схватил Асю. Пару секунд мы боролись  с  ней  молча,  но
ничего не получалось.  Вдруг  меня  осенило.  Я  схватила  эмалированный
ковшик и изо всех сил шандарахнула Асю по башке.
   - А-а-а! - взвыл Сережка, выдергивая руки. - Ты мне  пальцы  сломала!
Ой-ой-ой!
   Но я, не обратив внимания на его стоны,  вновь  заехала  черпаком  по
черепушке Аси. Она странно икнула, разинула пасть, белый комочек выпал в
воду. Я схватила мокрую, колотящуюся крупной дрожью крысу и сунула  себе
под кофту. Сережка продолжал причитать:
   - У-у, мои пальцы! Лампа, ты совсем сдурела.
   Я схватила банку, опустила туда несчастную, еле живую  от  пережитого
крысу и сказала ей:
   - Не волнуйся, я не дам тебя в обиду!
   - Что случилось? - спросила Катя, заглядывая к нам.
   - Вот, - застонал Сережка, тряся перед  матерью  рукой,  -  она  меня
ковшом! Все, кирдык пальчикам, посмотри!
   Наверное, ему на  самом  деле  было  здорово  больно,  обычно  Сережа
никогда не жалуется.
   Он вообще-то  очень  уравновешенный  и  спокойный,  причем  с  самого
детства.
   В   свое   время   Катя   рассказала   мне   замечательную   историю,
характеризующую ее старшего сына. Когда Сережке было пять лет, он  ходил
в садик.  Каждый  раз,  когда  он  произносил  "Сележа",  кто-нибудь  из
взрослых моментально начинал поучать его:
   - Сележа? Такого имени нет, ну-ка скажи правильно: Сер-режа.
   Детский  ум  очень  изобретателен.   Чтобы   постоянно   не   слушать
нравоучения, малыш предпочел "изъять" из имени коварный слог. На вопрос:
"Как тебя зовут?" - он гордо отвечал:
   "Сажа".
   Как все работающие матери, Катюша приводила сына  в  садик  к  восьми
утра, а забирала в семь вечера. Проблем с ребенком не было  даже  тогда,
когда в группе внезапно поменялась воспитательница. Но  через  несколько
дней после этого события Сережка заныл:
   - Мама, сшей мне юбочку, зеленую.
   Катя объяснила ему, что мальчики носят только брючки, но он стоял  на
своем:
   - Юбочку, Анна Ивановна велела мне в юбочке петь!
   Удивленная Катюша поинтересовалась  у  воспитательницы,  о  чем  идет
речь: Какая юбка?
   - Зеленая, - пояснила Анна Ивановна, - мы ставим спектакль.  Мальчики
- пираты, девочки - красавицы, в длинных юбках. Кстати, все  уже  сшили,
одна Сажа без костюма осталась.
   - Кто? - начиная понимать, в чем дело, спросила Катя.
   - Дочка ваша, Сажа, - спокойно ответила воспитательница.
   Еле сдерживая смех, Катюша сказала:
   - Он Сережа.
   Анна  Ивановна  вытаращила  глаза,  потом  посмотрела  на  прелестное
белокурое  кудрявое  дитя  в  красных  шортиках  и  белой  футболочке  и
спросила:
   - Ты мальчик?
   - Ага, - кивнул ребенок.
   Две недели подряд Анна Ивановна, введенная  в  обман  именем,  сажала
малыша с девочками, и он упоенно играл с ними в куклы. За это  время  он
научился вышивать крестиком, учил для утренника роль девицы-красавицы  и
ни  разу  не  выказал  никакого  протеста.  Это  ли   не   свидетельство
счастливого, спокойного характера?
   - Пальцы не сломаны, - поставила диагноз Катя, - просто сильный ушиб,
немедленно сунь руку под холодную воду.
   Спустя мгновение Сережке стало легче, и он с чувством произнес:
   - Лампудель, теперь мне совершенно ясно, как ты  ко  мне  относишься.
Крыса-то тебе дороже меня. Ты готова была всего меня  переломать,  чтобы
грызуна спасти!
   - Если бы  ты  угодил  к  аллигаторам,  -  возразила  я,  разглядывая
высыхающую крысу, - то я мигом бросилась бы на помощь!
   - Не знаю, не знаю, - бормотал Сережка, - небось увидела бы на берегу
погибающего червячка и кинула меня на съедение крокодайлам. Кстати, они,
вполне вероятно, умрут от голода.
   С этими словами он вытер руки и ушел.
   Я сначала отволокла в свою комнату банку с вырванной из пасти  смерти
крысой, потом пошла на кухню,  открыла  упаковку  "Кролика  с  рисом"  и
вытряхнула содержимое в воду.
   Ася и Вася, отпихивая друг друга, ринулись к добыче, через секунду  в
ванне не осталось ни кусочка от кошачьего корма.
   Я повеселела и стала умываться. Слава богу, проблема решена.
   - Во как! - раздалось сзади. - Классно!
   Мигом схарчили!
   Я осторожно смыла с  лица  остатки  геля  и  открыла  глаза.  Веселый
Сережка потряс пустой банкой.
   - Говорил же,  что  они  "Вискас"  сожрут,  а  ты  и  попробовать  не
захотела!
   Я собралась было возмутиться.  Дело-то  обстояло  иначе.  Это  Сережа
кричал, что крокодилята ни за что не польстятся на кошачий харч.
   Но потом я решила  промолчать.  Фиг  с  ним,  все  мужчины  ненавидят
признавать свои ошибки.
 
Глава 15 
 
   Утром я  поехала  к  Ирочке.  Специально  выбралась  пораньше,  чтобы
наверняка застать ее дома. Она, очевидно, собиралась уходить, потому что
появилась на пороге одетая и накрашенная.
   - Вы куда-то торопитесь? - спросила я.
   - Да нет, - пожала плечами Ира, - покупателей жду.
   - Каких?
   -  Так,  -  отмахнулась  она,   -   сберкнижкой-то   полгода   нельзя
воспользоваться,  надо,  оказывается,  в  какие-то  права   наследования
вступить. Денег нет, вот и решила продать одно колечко. Семен Кузьмич бы
меня одобрил, он не хотел видеть дочку голодной.
   Да уж, быстро вдовушка сориентировалась, и  в  глазах  нет  ни  одной
слезинки. Может, Светлана права?
   - Мне надо с вами поговорить!
   - Пройдемте в кабинет, - предложила Ирочка.
   Мы вошли в просторную комнату, и я поежилась:  несмотря  на  февраль,
окно было открыто настежь.
   -  Я  всегда,  пока  Семен  Кузьмич  завтракал,  раскрывала  окно,  -
вздохнула Ирина. - Папа сидел какое-то время,  завернувшись  в  плед,  а
потом просил закрыть створку. Вот видите, как бывает,  он  умер,  а  моя
привычка осталась!
   Объяснить  этого  не  могу,  но  после   его   смерти   придерживаюсь
заведенного порядка. Глупо, да?
   С этими словами она пересекала комнату.
   Я села на кожаный диван и вздрогнула, подушки были просто ледяными.
   - Скажите, Ира, вы знаете, откуда  у  Розалии  Львовны  было  столько
драгоценностей?
   Хозяйка оперлась левой рукой на подоконник, а правой стала  закрывать
одну створку.
   - Розалия Львовна была из  семьи  богатых...  -  начала  было  она  и
осеклась.
   - Ну, ну, дальше, - поторопила ее я.
   Но Ирочка молчала. Я подождала пару мгновений и спросила:
   - Так из какой семьи была Розалия Львовна?
   Ира не  отвечала,  она  как-то  странно  полувисела  на  подоконнике.
Внезапно мое сердце екнуло: в ее позе было нечто необычное... Не  успела
я сообразить, что делать дальше, как ноги у Иры подкосились, и она упала
на спину, широко разбросав в стороны руки. Испугавшись, я  подскочила  к
ней.
   - Ира! Тебе плохо?
   Хозяйка молчала, ее глаза, не мигая, смотрели в потолок,  рот  слегка
приоткрылся,  а  лицо  омертвело.  Между  красиво  очерченными   бровями
виднелась маленькая круглая дырочка, кровь не текла, но все равно  стало
понятно:
   Ирину застрелили, только что, на моих глазах.
   Я рухнула рядом с ней на колени.
   В голове испуганными птицами заметались мысли. Кто стрелял? В комнате
не было никого, кроме меня. И звука выстрела я не слышала! Значит,  Веня
говорил правду. С Семеном Кузьмичом произошло то же самое. Зажмурившись,
я отползла к двери и кое-как встала на ноги. Что делать? Звать  милицию?
Но меня моментально арестуют.
   Внезапно раздался оглушительный звонок.
   Я чуть не свалилась в обморок. Это покупатель, тот человек,  которому
Ира собиралась продать кольцо. Час от часу не легче!  Меня  застанут  на
месте преступления и отволокут в тюрьму, ну и влипла! Может, он позвонит
и уйдет? Решит, что никого нет дома? Но с той  стороны  двери  находился
очень настырный человек. Задорная трель опять разнеслась по квартире.  Я
глянула в "глазок". На лестничной клетке топтался мужчина в шапке, низко
надвинутой на лоб.
   - Вы к кому? - пискнула я.
   - Ирина, откройте.
   - Ее нет.
   - Да? - удивился мужик. - Но мы же договорились!
   - Она уехала экзамен сдавать, будет вече ром, отпереть не  могу,  мне
Ирина запрещает впускать посторонних.
   Мужчина  помялся  пару  мгновений,  потом  повернулся  и   ушел.   Я,
прислонившись к стене, перевела дух. Теперь нужно действовать аккуратно.
   Сначала я прошла  на  кухню,  отыскала  там  тряпку,  намочила  ее  и
вернулась в кабинет. Холод в комнате стоял, как в Арктике.  Стараясь  не
смотреть на труп, я быстро закрыла окно и стала методично протирать все,
чего касались мои руки. Последними отполировала дверную ручку  и  кнопку
звонка. Выйдя на улицу, я отыскала телефонную  будку  и  набрала  хорошо
знакомый номер Володи Костина. Будем надеяться, что Вовки нет, а  трубку
снимет кто-то из его коллег. В противном случае - если я  сейчас  услышу
бодрое "алло"  приятеля  -  придется  обращаться  в  "02".  Мне  хочется
сохранить инкогнито, а Костин великолепно знает мой голос.
   - Да, Кротов. Говорите.
   Это Павел Кротов, я очень хорошо  его  знаю,  но  видимся  мы  редко,
поэтому смело можно начинать. На всякий  случай  взяв  на  тон  выше,  я
прочирикала:
   - Немедленно запишите адрес и приезжайте.
   - С какой радости? - рявкнул грубый Кротов.
   - В комнате у окна лежит труп хозяйки.
   Внезапно что-то щ