оробочку.
   - Почему же вы не заявили, что эта вещь когда-то принадлежала вам?  -
подскочила я.
   Рина улыбнулась:
   - Как это доказать?
   - Показать фото.
   - Боюсь, этого мало, - покачала головой Рина, - столько  лет  прошло,
да и, если разобраться до конца, перстень-то должен принадлежать кому-то
из Киева, а я не знаю ни имени, ни фамилии того заказчика. Хотя...
   - Что? - насторожилась я.
   Рина вытащила сигареты.
   - Естественно, я стала расспрашивать мальчишку, где он взял  изделие.
Юноша сначала порол всякую чушь, но меня мучило любопытство.
   Зелинская продолжала настаивать на своем, пытаясь узнать правду, и  в
конце концов сказала:
   - Если честно объяснишь,  где  добыл  колечко,  сведу  тебя  с  одной
женщиной, которая его купит. Ты без меня  продашь  его  за  копейки.  Ну
отнесешь в скупку, насчитают тебе жалкие рубли. А я дам  адрес  надежной
богатой покупательницы, но только если удостоверюсь,  что  драгоценность
получена тобой без криминала!
   Паренек помялся пару мгновений и рассказал, как было дело. Его сестра
Ира вышла замуж за престарелого профессора Семена Кузьмича Баратянского.
Вот она  и  дала  брату  перстенек,  который  подарил  ей  муж.  Девушка
попросила продать его тайком, чтобы оплатить свои долги.
   Веня очень любит сестру и обещал ей помочь.
   Рина отправила юношу к дочери  своей  ближайшей  подруги  Сонечке,  а
сама, повинуясь  непонятному  порыву,  решила  разузнать  подробности  о
Баратянском.
   У Рины полно знакомых в самых разных кругах, поэтому уже к вечеру она
собрала урожай сведений.
   - Знаете, что интересно? - задумчиво спросила она.  -  Семен  Кузьмич
Баратянский, доктор наук и  профессор,  человек,  пользующийся  всеобщим
уважением. О нем никто ни разу плохого слова не  сказал,  наоборот,  все
только  в  превосходной  степени:  умница,  талантливый,  неконфликтный,
интеллигент, одним словом, настоящий ленинградец.
   - Ленинградец? - удивилась я.
   - Да, - кивнула  Рина,  -  Баратянский  родился,  учился  и  вырос  в
Ленинграде,  потом  перебрался  в  Москву,  где  женился  на  бывшей  же
ленинградке, с которой прожил всю жизнь.
   Вторая супруга появилась лишь после кончины первой.  Знаете,  как  ее
звали?
   - Ира, - растерянно ответила я.
   - Это вторую, а первую?
   - Ну.., откуда же.
   - Розалия Львовна, - заявила Рина, - сокращенно Роза. Оба  уехали  из
города на Неве сразу после того, как была снята блокада. Не могли больше
жить в месте, где прошло детство. Говорят, такое  случилось  со  многими
блокадниками, они убегали из Ленинграда кто  куда,  подальше  от  жутких
воспоминаний.  Только,  думается,  милая  Роза  испытывала  совсем  иные
чувства. Ее гнал из Питера страх. Боялась небось, что народ оклемается и
валом  пойдет  к  ней  за  своими  брюликами.  Не  все  же  интеллигенты
мягкотелые,  кое-кто  может  и  побить,  припомнив  обмен   тушенки   на
бриллианты. Вот она и удрала, а потом вышла замуж, нашла подлеца.
   - Вы так считаете, - совсем потерялась я, - но ведь о Семене Кузьмиче
никто дурно не  сказал.  Может,  он  не  знал,  чем  занималась  жена  в
блокадном городе?
   Рина скорчила гримасу.
   - Я вас умоляю! Не знал! Смешно, право слово! Она что, ему брюлики не
показала? Нет, обо всем он великолепно знал, вор и негодяй.
   В Москве она начала жизнь с  нуля,  стала  уважаемым  человеком,  муж
профессор, она библиотекарь.
   - Кто? - переспросила я.
   Рина скривилась:
   - Переквалифицировалась из торговки тушенкой  в  работницу  культуры.
Книги она всю жизнь выдавала в библиотеке имени Виктора Гюго,  на  одном
месте кучу лет проработала, Даже заведующей стала.
   - И вы, узнав все, не поехали к ней и не задали никаких  вопросов?  -
удивилась я.  -  Ей-богу,  окажись  на  вашем  месте,  я  не  сумела  бы
Удержаться!
   Рина дернула изящным плечиком:
   - Ну, в тот день, когда до меня дошла правда, Роза уже давно лежала в
могиле. Кстати, Семена Кузьмина убили.  Так  что  претензии  предъявлять
некому. Колечки, скорей всего, его второй жене достались. Пусть владеет,
счастья они ей не принесут, вот увидите.
 
Глава 13 
 
   Из роскошного дома Сонечки я вышла, ощущая себя совершенно больной. В
желудке  тяжело  ворочались  жирные  пирожные,  очевидно,  не  следовало
жадничать и глотать их в таком количестве. В голове вертелись  не  менее
тяжелые  мысли  Интересно,  то,  что  рассказала  Рина,  правда?   Какое
отношение эта история может иметь к смерти профессора? Никакого?
   Или  имеет?  Так  ли  уж   виноват   Веня?   Где   сейчас   коллекция
Гольдвайзера?
   Был только один способ получить ответ на все  вопросы,  и  я  набрала
телефон Ирины.
   - Да, - прозвучал нежный голос.
   - Ира?
   - Нет.
   - Позовите ее, пожалуйста.
   - Не могу, - ответила незнакомая девушка, - она завтра хоронит  мужа,
мы ей укол сделали и спать уложили.
   - Простите, где упокоят Семена Кузьмича и во сколько прощание?
   - В  двенадцать  дня,  Николо-Архангельский  крематорий,  -  ответила
девушка и весьма невежливо бросила трубку.
   На следующий день, ровно в полдень, я, купив шесть гвоздик, подошла к
небольшой площадке возле крематория. Поодаль стояло несколько  автобусов
с  табличкой  "Ритуал".  Люди  здесь  толпились  кучками.   Я   оглядела
присутствующих. Так, вот тот мужчина с испитым лицом и две старухи  явно
не к Семену Кузьмичу.
   Группа встревоженно-молчаливых военных тоже не имеет к нему  никакого
отношения.
   Скорей всего, профессора провожает толпа, где много  молодых  лиц.  Я
подошла к одной из хорошеньких, румяных девочек и тихо спросила:
   - Простите, где можно проститься с Баратянским?
   - Еще не пускают, - шепнула она, - вот ждем,  гроб  уже  поставили  в
ритуальном зале, сейчас пригласят.
   Не успела она закончить  фразу,  как  люди  зашевелились  и  цепочкой
потянулись внутрь здания Я вошла последней и  вздрогнула.  Огромное,  от
потолка до пола окно, вернее, целая  стена  из  стекла  оказалась  прямо
перед глазами.
   Взгляд упал на заснеженный лес, уходящий куда-то  вдаль.  Создавалось
впечатление, что вы стоите на опушке дремучего бора, а вокруг на  многие
километры нет ни жилья, ни людей.
   Тишина в помещении царила абсолютная. Никто  из  нескольких  десятков
человек не кашлял, не всхлипывал и, казалось, не шевелился.
   Внезапно заиграла тихая музыка, я вздрогнула -  "Реквием"  Моцарта  в
очень хорошем исполнении. Произведение со странной, мистической судьбой.
Его заказал композитору человек,  пожелавший  остаться  неизвестным.  Он
заплатил Моцарту за работу и велел выполнить ее к назначенному  дню.  Но
когда "Реквием" был готов, никто за ним не явился. Суеверный Моцарт  был
очень сильно напуган и несколько дней твердил всем:
   - Знаю, это смерть за мной  явилась,  скоро  мне  умирать,  сам  себе
"Реквием" написал.
   Кстати, он и правда скончался вскоре после этого случая. А его смерть
до сих пор будоражит умы: сам ли умер Вольфганг Амадей или  его  отравил
Сальери? "Реквием", пережив своего  создателя,  остался  в  сокровищнице
мировой культуры. Это щемяще-пронзительное произведение, звуки  которого
каждый раз вызывают у меня слезы.
   В  зале  раздались  всхлипывания.  Очевидно,  большая   часть   людей
реагировала на печально-торжественную мелодию так же, как и я.
   Началось прощание, люди цепочкой шли  мимо  открытого  гроба,  кто-то
целовал профессора в лоб, кто-то на секунду клал  ему  руку  на  голову,
кто-то просто крестился. Наконец возле роскошного  гроба  осталась  одна
Ирочка, в глухом черном платье и в большой шали того же цвета на голове.
Сначала молодая вдова поцеловала мужа в лоб, потом стала вскрикивать:
   "Папочка," папочка!" - и в конце концов начала  медленно  оседать  на
пол.
   Из толпы выскочили несколько мужчин, которые подхватили ее.
   - Тьфу, - послышался быстрый шепоток, - смотреть противно.
   Я осторожно скосила глаза и увидела рядом тощую даму  неопределенного
возраста, одетую в нечто, напоминающее тулуп.
   - Вы о чем? - тихо спросила я.
   Дама окинула меня быстрым взглядом.
   - Вы им кто? Родственница?
   На секунду я растерялась. Сказать "да"?
   А вдруг она сама какая-нибудь троюродная тетя? Назваться коллегой? Но
вполне вероятно, что  костлявая  особа  работала  с  Семеном  Кузьмичом.
Решение пришло спонтанно:
   - Нет, нет, я абсолютно посторонний человек.
   - Чего тогда здесь стоите?
   - Я на работе.
   - Вы сотрудник крематория?
   - Нет, что вы. Служу в газете "Мегаполис", слышали про нее?
   - Я подобную дрянь в руки не беру, - отрезала тетка, - пишете  всякую
чертовщину.
   Вон в прошлом номере такой маразм поместили:  Сталин  был  "голубой"!
Кто  у  вас  столь  махровые  глупости  выдумывает?  Да   генералиссимус
ненавидел гомосексуалистов, при  нем  в  кодексе  появилась  статья  про
мужеложество!
   Я постаралась сдержать неуместную в данной ситуации улыбку. Если  она
не читает популярное в народе издание, то откуда  знает  про  содержание
последнего номера? Да тетка ханжа!
   Небось почитывает "Мегаполис" ночью, в кровати, в запертой спальне, а
днем резко осуждает остальных за то же занятие.
   - Меня прислали от редакции сделать отчет о похоронах, - вздохнула я.
- Думали, скандал какой случится. Все-таки развелся с  первой  супругой,
женился на девочке, годящейся ему во внучки. Но все тихо! Зря приехала.
   - У вас неверная информация, - процедила тетка сквозь зубы. - Розалия
скончалась,  а  Семен,  похотливый,  как  все  мужчины,  завел  эту,   с
позволения сказать, супругу. Просто смешно!
   Совсем с ума сошел на старости лет. А Ирина!
   Вот актриса! Безутешное горе изображает, а сама рада-радешенька,  что
муженька нет, теперь она - богатая вдова! У Семена-то много чего было.
   - Вы думаете?
   - Я, милейшая, работаю на кафедре, которой заведовал Семен Кузьмич, -
торжественно заявила дама, - пришла  туда  аспиранткой  и  осталась.  Уж
поверьте, великолепно знала Семена и Розалию. Да если начну  вспоминать,
такой роман написать можно! Одна история с Евгением дорогого стоит!
   - Это кто?
   - Сын Розалии и Семена, - ответила "информаторша".
   Я удивилась:
   - У старика был ребенок? Мне казалось, он умер бездетным.
   - Да уж, - покачала головой  собеседница.  -  Чистый  Шекспир.  Ирина
просто жадная кошка, а Розалия была личностью. Я не сумела выполнить  ее
последнюю волю, ах, какая драма!
   - Вы о чем? - заинтересовалась я.
   - Так! - загадочно ответила тетка, но я уже схватила ее за руку.
   - Пожалуйста, расскажите, "Мегаполис"  хорошо  платит  тем,  кто  нас
информирует. Могу прямо на месте дать пятьсот рублей.
   Дама пошевелила губами:
   - Ну, зарплата преподавателя невелика,  пять  сотен  мне  пригодятся.
Знаете что, сейчас все поедут на поминки, их - вот безобразие - устроили
в ресторане. Надеюсь, в забегаловке  найдется  укромный  уголок,  там  и
побеседуем.
   Кстати, меня зовут Светлана Анатольевна.
   Трактир оказался неподалеку от дома  Семена  Кузьмича.  Продрогшие  и
голодные люди налетели на  закуски  с  выпивкой.  Светлана  Анатольевна,
несмотря на тщедушность,  слопала  неимоверное  количество  еды  и  даже
выпила две стопки водки. Когда на ее узеньком крысином личике  заблестел
яркий румянец, пробившийся сквозь слои пудры, я сочла момент  подходящим
и поманила даму в сторону  полутемной  ниши,  в  которой  стоял  кожаный
диван.
   Светлана Анатольевна плюхнулась на подушки.
   - Давайте пять сотен.
   - Нет, - прищурилась я, - сначала ваш рассказ.
   Она посерела.
   - Вы мне не доверяете?
   - Я никому не верю, - ответила я.
   - Ага, - напряглась баба, - я вам расскажу и ничего не получу!
   - Давайте так, - предложила я, - двести пятьдесят  до  и  столько  же
после, если, конечно, история потянет на статью.
   - Талантливый человек, - рявкнула Светлана Анатольевна, -  из  такого
материала сделает книгу!
   Получив деньги, она любовно спрятала их в сумочку и завела рассказ.
   На кафедре, как вам уже известно,  Светлана  появилась  очень  давно,
пришла в аспирантуру, к Семену  Кузьмичу.  Баратянский  был  ее  научным
руководителем. Семен  Кузьмич,  в  те  годы  молодой,  веселый,  большой
любитель рассказывать анекдоты, был  человеком  добрым.  Он  великолепно
знал, что на  аспирантскую  стипендию  прожить  практически  невозможно,
поэтому радушно приглашал Светлану к себе домой, угощал обедом.
   Сначала она заподозрила, что нравится ученому, но потом, начав бывать
в их семье, поняла: Семен Кузьмич любит хмурую Розалию Львовну,  никаких
сексуальных домогательств  он  не  предпринимал.  Просто  доцент,  такое
научное звание носил тогда Семен Кузьмич, был  очень  добрым  человеком,
хотевшим всем помочь. Вот Розалия Львовна была другой,  она  практически
никогда  не  улыбалась,  только  бурчала  при  виде  Светланы:  "Ботинки
снимите, у меня домработниц нет".
   Но потом хозяйка стала более любезной с аспиранткой, а  затем  они  и
вовсе подружились.
   Света сообразила, что Розалия Львовна совсем не злой человек,  это  у
нее  защитная  маска  такая.  Стоило  хоть   раз   увидеть,   как   Роза
разговаривает со своим сыном Женечкой, и все вставало на свои места.
   Мальчик был для нее светом в окошке. Любимый поздний ребенок  Женечка
явился на свет слабеньким, и Розалия Львовна  прощала  ему  все:  плохую
учебу и безобразное поведение в школе. Семен Кузьмич тоже баловал  сына,
но иногда отец начинал топать ногами и кричать.
   Один раз подобное случилось при Светлане.
   Женя нахамил отцу, а тот не сдержался. Аспирантка испугалась  и  даже
зажмурилась, но Розалия Львовна быстро увела мужа  в  кабинет,  а  потом
успокоила Свету:
   - Семен вспыльчив, но отходчив. Не переживай.  Мужчины  вообще  плохо
ладят с детьми-подростками. Женечка растет, у него гормональный всплеск,
я это учитываю, а Семен нет.
   Вечно кричит: "Я сам всего в жизни  добился,  а  этот  лентяй  ничего
знать не хочет".
   Если говорить уж совсем честно, Женя  не  нравился  Светлане.  Грубый
мальчишка, не желавший учиться.
   Время шло, у Жени вскоре появилась девочка, потом другая, третья...
   - Настоящий ловелас, - фальшиво возмущалась мать. - Просто Казанова.
   Света благополучно защитила кандидатскую, Семен Кузьмич оставил ее на
кафедре, а потом выбил  для  нее  квартиру.  Сделать  это  по  советским
временам было очень трудно, но он  расстарался.  Да  и  как  он  мог  не
порадеть, ведь Розалия считала Свету своей лучшей подругой.
   Жизнь продолжалась... Семен Кузьмич стал  доктором  наук,  Женечку  с
большим трудом впихнули в институт, где работал отец. Парень  откровенно
балбесничал, учеба его не интересовала вообще, но он ухитрился  окончить
вуз.
   Как-то раз, летом, Светочка,  приняв  экзамены,  отправилась  на  два
месяца к родным. Когда она, загорелая и располневшая на домашнем твороге
и сметане, явилась назад в Москву,  то  первый  звонок  сделала  Розалии
Львовне. Та, плача, спросила:
   - Как? Ты не знаешь, что у нас стряслось?
   - Семен Кузьмич?! - испуганно воскликнула Светлана.
   Профессора мучило высокое давление, и она сразу подумала про инсульт.
   - Сеня жив-здоров, - ответила Розалия Львовна. - Женечка! О, господи,
мой сыночек...
   Света кинулась к Баратянским. Пока неслась  по  Москве  на  такси,  в
голове роились горькие мысли. Что могло случиться с парнем?
   Тяжело заболел? Женился на лимитчице, девчонке из глухого села? Попал
под поезд?
   Розалия Львовна, открыв  дверь,  бросилась  Свете  на  шею.  Подобное
поведение было более чем странно для суховатой, всегда держащей  себя  в
руках дамы. Тут же, прямо в прихожей, она узнала от  судорожно  рыдавшей
Розалии правду: Женю арестовали.
   - За что? - попятилась потрясенная Света.
   - Да ерунда, - крикнула Розалия, - он сберкассу ограбил!
   У Светы подкосились ноги. В советские времена  человек,  попавший  на
зону, был позором для родственников. Это потом, в девяностые годы, стало
даже престижно иметь родственников, побывавших  за  решеткой.  Но  в  те
времена сын-уголовник - это был позор.
   - Его втянули, - ломала руки  Розалия  Львовна,  -  обманом!  Мальчик
попал в плохую компанию, случайно!
   Светлана пошла на суд, и у нее сложилось иное впечатление о Жене.  Из
того, что  огласили  на  заседании,  стало  понятно:  никто  Евгения  не
обманывал, он великолепно понимал, на что идет.
   Света не знала, каким образом Семен Кузьмич ухитрился  уладить  дело,
заплатил ли деньгами или какими-то  услугами,  но  его  сын  получил  до
смешного маленький срок, всего три года. Суд учел все: первую судимость,
отличные характеристики с места учебы и то, что Женя непосредственно  не
входил в сберкассу, стоял у дверей "на шухере".
   Розалия Львовна принялась таскать на зону передачи и зачитывать Свете
вслух письма.
   - Женечка так переживает, так волнуется за нас! - причитала она.
   Света тактично молчала. Ей резали слух эти послания на мятых  листках
в клетку. Основными глаголами в них были "дай" и "пришли".
   Оказавшись за решеткой, Женя начал требовать от матери все, что  хоть
как-то могло облегчить его существование в неволе: сигареты, чай, сахар.
Розалия Львовна тратила бешеные деньги, обустраивая в колонии клуб.  Она
привезла туда телевизор, проигрыватель, книги.
   Все только для того, чтобы Женечке сделали хоть какое-то послабление.
Глава 14
 
   Наконец любимое чадо оказалось на свободе. Розалия  мигом  пристроила
его в другой институт осваивать профессию декоратора.
   - Женечка художник, он талант, почти гений, - пела  слепая  от  любви
мать.
   Прошли годы, Женя без конца менял  места  работы:  сначала  служил  в
одном театре, потом в другом, третьем, перешел на  киностудию,  затем  в
какое-то издательство, оттуда  убежал  еще  куда-то.  Он  превратился  в
неприятного, с бегающими глазами и фальшивой улыбкой  мужика.  Несколько
раз Женя  начинал  жить  в  гражданском  браке,  но  каждый  раз  любовь
заканчивалась одинаково. Жены убегали от мужа.
   Женечка совершенно не умел и не хотел зарабатывать, деньги ему давала
мама. Один раз и навсегда напуганная отсидкой сына, она повторяла:
   - Женечка честно  работает.  Да,  денег  получает  мало,  но  они  им
заслужены. А мы на что?
   Поможем!
   Света только вздыхала: то,  что  другие  люди  считали  естественным,
Розалия Львовна почитала за невероятное счастье. У Жени  было  еще  одно
неприятное качество: он постоянно одалживал деньги, обещая отдать  через
неделю.
   Один раз взял у Светы довольно крупную сумму  и..,  не  вернул.  Она,
промучившись несколько месяцев, рассказала о ситуации  Розалии  Львовне.
Та мгновенно вытащила из заначки рубли и попросила:
   - Знаешь, Светуша, если Женечка опять станет просить деньги, ты много
не давай, хорошо? Он мальчик  ответственный,  все  на  своего  ребеночка
тратит, раздевает его эта тварь, Ленка, шантажирует дочкой, все ей мало.
   Но Света знала,  что  Женя  просто  непорядочен,  а  вот  его  первая
гражданская жена Лена, наоборот, человек положительный. Она  терпела  от
мужа все: нежелание официально оформлять отношения,  полный  пофигизм  в
отношении дочери, отсутствие какой-либо материальной помощи, а также его
бесконечных любовниц.
   Парень регулярно ходил от Лены "налево", потом возвращался в  твердой
уверенности, что его пустят назад в любом виде - грязного,  оборванного.
Лена так и поступала. Ей, в сущности, было  нужно  только  одно:  видеть
рядом Женечку.
   Говорят, подлецам везет, им на  жизненном  пути  попадаются  искренне
любящие их женщины. Жене повезло вдвойне, у него были Розалия Львовна  и
Лена.
   Потом сын Баратянских неожиданно уехал на работу в Ленинград. Розалия
Львовна отчего-то перестала говорить о любимом сыночке.
   А затем произошло несчастье. Женя  погиб.  Подробностей  Светлана  не
узнала. Якобы он шел домой вдоль железнодорожных  путей,  а  пролетевшая
рядом электричка "затянула" его под вагон. Так ли было на самом деле или
нет, н