скандалу,  был  крайне  недоволен  и  решил  хоть   немного
посвариться:
   - Оно хорошо, конечно, что вы так реагируете, только где Лампа станет
жить? Между прочим, у нее дети!
   Глеб Лукич спокойно поинтересовался:
   - Что, и впрямь негде?
   Я растерянно кивнула. Дело в том,  что  в  нашей  квартире  в  Москве
начался ремонт. Мы специально ждали  лета,  чтобы  начать  обустройство.
Вообще, в нашей семье много народа. Во-первых, моя лучшая подруга  Катя,
ее сыновья Кирюша и Сережа, жена последнего Юля, Лизавета и я,  Евлампия
Романова. Каким образом мы все оказались  вместе,  рассказывать  тут  не
стану, но поверьте, дружба соединила нас крепче, чем иных людей  родство
. Квартира наша, объединенная из двух, тихо  ветшала,  но  мы
старательно не замечали пятен на обоях и постоянно  отлетающего  кафеля.
Но когда Кирюше на кровать  рухнул  увесистый  кусок  штукатурки,  а  на
следующий день сломалась  оконная  рама  в  кухне,  стало  понятно,  что
откладывать ремонт более нельзя.
   Мы с Катюшей рассчитали все замечательно. Сережка и Юля в июне  уедут
к приятелям в Крым, в июле им предстоят командировки, скорей всего,  что
и август пройдет в разъездах. Катюша, она  у  нас  кандидат  медицинских
наук, хирург, отправилась на три летних месяца в клинику города Юм, штат
Пенсильвания, это в Америке. Катерину часто зовут ?на гастроли?,  а  она
не отказывается, желая побольше заработать. Я  с  Кирюшей,  Лизаветой  и
животными выехала на дачу. На семейном  совете  мы  решили,  как  ?белые
люди?,  нанять  прораба,  который  стал  руководить  процессом  ремонта,
избавив хозяев от мучительных переговоров с рабочими. Все шло  точно  по
плану... И вот теперь нам с животными просто некуда деваться, в квартире
крушат стены и выламывают дверные проемы, а дача лежит в руинах.
   - Совсем негде? - настаивал Глеб Лукич. Я рассказала ему  о  ремонте.
Пару секунд Ларионов молча смотрел на  меня,  потом  решительно  хлопнул
ладонью по столешнице.
   - Собирайся.
   - Куда?
   - Поедешь ко мне в дом.
   - Нет, это невозможно, - затрясла я головой.
   - Почему?
   - Мы совсем незнакомы...
   - Ерунда.
   - Но животные...
   - Плевать, у самих собака...
   - Нас очень много!
   - В доме больше двадцати комнат, добрая половина которых пустует.
   - Но...
   - Послушай, - тихо сказал Глеб Лукич, - как тебя зовут?
   - Лампа.
   - Имей в виду, когда я говорю, остальные слушают и соглашаются, ясно?
Быстро собирай детей, собак, кошек, кто там у тебя еще, рыбки?
   - Нет, жаба Гертруда, - растерянно уточнила я.
   - Жабу тоже не бросим, -  рассмеялся  Ларионов.  -  Двигайся,  машина
ждет.
   - Спасибо, мы дойдем. Глеб Лукич вздохнул:
   - Давай шевелись, пакуй шмотки - и в ?мере?.
   - Наши вещи пропали, собирать нечего.
   - Все?
   - Да. То, что сейчас на нас, принадлежит Редькиным.
   - Ладно, завтра съездишь в магазин и купишь все новое, за  мой  счет,
естественно.
   - Мы не  нищие,  спасибо...  Сказав  последнюю  фразу,  я  примолкла:
деньги-то тоже остались в доме.
   - Лампа, - строго заявил Глеб Лукич, - немедленно в машину!  Эй,  как
вас там, Лампины дети, шагом марш сюда.
   Я порысила к ?Мерседесу?. Все наши  привычки  и  комплексы  родом  из
детства. Меня  воспитывала  крайне  авторитарная  мама,  желавшая  своей
доченьке только добра. Поэтому все мои детство, юность и  большая  часть
зрелости прошли за ее спиной. Иногда  я  пыталась  отстоять  собственное
мнение, и тогда мамочка каменным тоном приказывала:
   - Изволь слушаться, родители плохого не посоветуют.
   С тех пор я мигом подчиняюсь тому, кто повышает на меня голос.  Злюсь
на себя безумно, но выполняю приказ.
   Устроившись на роскошных кожаных подушках, Лиза поинтересовалась:
   - А куда нас везут?
   - Глеб Лукич пригласил пожить у  него,  -  осторожно  пустилась  я  в
объяснения.
   - Где?
   - В тот дом, что построили возле нас на опушке.
   - Так там же безногий карлик! - закричал Кирюша.
   Ларионов   расхохотался   и   коротко   гуднул.    Железные    ворота
разъехались. ?Мерседес? вплыл на участок.
   - Историю про карлика, - веселился Глеб Лукич, - я  слышал  в  разных
вариантах. Сначала говорили про горбуна, потом  о  больном  ДЦП,  и  вот
теперь безногий инвалид, интересно, что  вы  еще  придумаете?  Однако  у
военных какая-то однобокая фантазия, куда ярче бы выглядела история  про
негра, содержащего гарем из белых рабынь!
   - Извините, - пролепетала я. - Кирюша неудачно пошутил. Эй, Лизавета,
спихни Рейчел на пол, она когтями сиденье испортит.
   - Не стоит волноваться из-за куска телячьей  кожи,  -  пожал  плечами
Глеб Лукич и велел:
   - Выходите, прибыли.
   Мы вылезли  наружу,  я  окинула  взглядом  безукоризненно  вычищенную
территорию, клумбы, симпатичные фонарики и.., заорала  от  ужаса.  Прямо
посередине изумительно подстриженного газона, на шелковой, нежно-зеленой
траве, лежал изуродованный труп девочки-подростка. Ребенок  покоился  на
спине, разбросав в разные стороны руки  и  ноги.  Снежно-белая  блузочка
была залита ярко-красной кровью, но это еще  не  самое  страшное.  Горло
ребенка представляло собой  зияющую  рану.  Огромные  глаза,  не  мигая,
смотрели в июньское небо.
   - Мамочка! - прошептал Кирюша и юркнул назад в ?Мерседес?.
   От автомобиля послышались булькающие звуки. Лизавета, ухватившись  за
багажник, не сумела удержать рвущийся наружу завтрак. У меня  же  просто
померкло в глазах, а изо рта вырвался вопль, ей-богу, не  всякая  сирена
издаст такой. Единственным спокойным человеком в  этой  жуткой  ситуации
остался Глеб Лукич. Он громко сказал:
   -  Эй,  Тина,  ты  начинаешь   повторяться,   вчерашняя   история   с
утопленницей выглядела куда более эффектно.
   Внезапно труп сел и захихикал.
   - Ну, папуля, мог бы и испугаться, кстати. Рада чуть  не  скончалась,
когда на меня сейчас наткнулась. Прикинь, она вызвала милицию, вот лежу,
жду, когда подъедут. Не мог бы  ты  побыстрей  уйти  в  дом,  весь  кайф
сломаешь.
   - Прошу любить и жаловать, - усмехнулся Глеб  Лукич,  -  моя  младшая
дочь Тина.
   - Приветик, - весело кивнула девочка. Кирюша вылез из машины и пришел
в полный восторг:
   - Ну, стебный прикол. А в чем у тебя кофта?
   - Это кетчуп ?Чумак?, - радостно  объяснила  Тина,  -  из  стеклянной
бутылки... Бледная Лиза прошептала:
   - Горло...
   -  Здорово,  да?  -  захохотала  противная  девчонка.  -  Целый   час
гримировала. Рада так визжала, небось у соседей  стекла  в  их  сараюшке
повылетали.
   Глеб Лукич закашлялся, и тут ворота вновь раздвинулись,  и  во  двор,
одышливо кашляя, вползли бело-синие ?Жигули? с надписью ?ГБР? на  дверях
и капоте. Тина молча обвалилась в траву.
   - Что тут стряслось?  -  довольно  сурово  спросил  один  из  ментов,
выбираясь из-за руля.
   Взгляд его упал на Тину, и мужик присвистнул:
   - Чем вы ее так, а? Колян, гляди. На свет  вылез  второй  служивый  и
закачал головой:
   - Да уж, впечатляющая картина.
   Глеб  Лукич  вытащил  золотой  портсигар  и  принялся,   насвистывая,
выбирать  папироску.  Кирюшка  и  Лизавета  затаились   у   ?Мерседеса?.
Милиционеры пошли к Тине, но не успели они сделать  и  пары  шагов,  как
Муля и Ада, поняв, что я больше не прижимаю их изо всей  силы  к  груди,
выскользнули из моих рук и погалопировали к  неподвижно  лежащему  телу.
Коротконогие,  животастые,  толстозаденькие  мопсихи  проявляют,   когда
хотят, чудеса резвости. Вмиг они обогнали парней  в  форме,  сели  возле
Тины и принялись с ожесточением слизывать с нее кетчуп. Девочка замахала
руками и расхохоталась.
   - Ой, щекотно, жуть! Уйдите от меня! Шофер выронил ключи, второй мент
попятился и ошарашенно спросил:
   - ..как же она жива с такой потерей крови осталась?
   - Глянь, Колян, - протянул водитель, - во, блин, чудеса! Горла-то нет
совсем, а говорит и ржет! Тина вскочила на ноги и заорала:
   - Обманули  дурачка  на  четыре  кулачка...  Распевая  во  все  горло
дразнилку, она ринулась в дом,  за  ней,  отбросив  всякое  стеснение  и
церемонии, ринулась наша собачья стая.  Кирюша  и  Лизавета,  непривычно
тихие, стояли у роскошной машины.  Пару  раз  они  обманывали  меня,  но
дальше подбрасывания в суп мух из пластмассы дело не  шло.  Видно  было,
что их терзает зависть.
   - Это чегой-то? - совершенно по-детски охнул Колян.
   Глеб Лукич достал мобильник и велел:
   - Марина, быстро принеси из бара все для милиции.
   Потом открыл портмоне, выудил оттуда две зеленые бумажки, протянул их
парням и сказал:
   - Вы, ребята, не обижайтесь. Дочка у меня совсем от рук отбилась, без
матери  растет.  Она  обычно  в  колледже  время  проводит,  так  сейчас
каникулы, вот и бузит, всех пугает.
   - А-а-а, - дошло до Коляна, - она живая и здоровая!
   - Живее некуда, - подтвердил Глеб Лукич. Менты спрятали доллары.
   - Оно хорошо, что на самом  деле  ничего  не  случилось,  -  вздохнул
Колян, - только пусть больше так не шутит.
   Глеб Лукич кивнул. На крыльце появилась высокая сухопарая женщина лет
пятидесяти, в черном костюме, белом кружевном фартуке и такой же наколке
на безупречно причесанной голове. В руках она держала несколько  бутылок
с коньяком.
   - Возьмите, ребята, - радушно предложил Ларионов, - хороший напиток.
   Менты не отказались и, прихватив емкости, уехали. Глеб Лукич спокойно
сказал:
   - Пойдемте, с Тиной вы уже познакомились,  теперь  пора  и  остальных
увидеть.

***

   Спустя неделю мы совершенно освоились в огромном доме и выучили имена
всех многочисленных  его  обитателей.  Сам  Глеб  Лукич  практически  не
появлялся на участке. Для меня так и осталось тайной, кем  он  работает.
Рано утром, около восьми, шофер выгонял из гаража ?Мерседес?,  и  хозяин
отбывал в Москву. Назад он являлся за полночь, иногда не приезжал вовсе,
оставаясь ночевать на городской квартире. Всеми делами в доме заправляла
его жена Рада. Была она чуть старше Лизаветы, на вид  лет  двадцать,  не
больше, я, естественно, ни разу не попыталась уточнить, сколько на самом
деле лет хозяйке. Хорошенькая блондиночка с  нежно-розовой  кожей,  Рада
была глупа как пробка, чем очень  радовала  Тину,  которая  не  упускала
возможности подтрунить над мачехой. Впрочем, Рада не слишком  обижалась,
поняв, что стала объектом очередного розыгрыша, начинала первая хохотать
и приговаривать:
   - Ну купила так купила! Прикол клевый!
   Судя по всему, Тина и Рада были страшно  довольны  друг  другом.  Тот
факт, что Тина дочь Глеба Лукича от другого брака, совершенно не тяготил
Раду, похоже, у нее был легкий, уживчивый характер. Меня  с  детьми  она
приняла весьма радушно и сама отвела в комнаты.
   Дом Ларионовых поражал  великолепием.  В  свое  время  я  была  женой
довольно обеспеченного человека. Мне не  слишком  приятно  вспоминать  о
той, прежней, жизни, но сейчас уместно  заметить:  апартаменты,  которые
тогда занимали мы с Михаилом, не выдерживали никакого сравнения с  домом
Глеба Лукича.
   Этажи соединяла белая мраморная лестница, на которой лежала  дорожка,
прикрепленная латунными прутьями. У  подножия  лестницы  стояли  статуи,
стилизованные под греческие скульптуры. Правда, на  второй  день  нашего
пребывания Рада невзначай сказала, что муж привез Венер  из  Афин,  и  я
поняла, что они подлинные. Комнат в  здании  оказалось  столько,  что  я
каждый раз путалась, пытаясь их сосчитать.  Сам  Глеб  Лукич  обитал  на
втором этаже.  В  его  распоряжении  был  кабинет,  небольшая  гостиная,
спальня  и  библиотека.  Дальше  шла  половина  Рады.  Той  принадлежали
спальня, будуар и гостиная. Еще на втором этаже имелся тренажерный  зал,
зимний сад, оранжерея,  небольшой  кинозал  и  две  комнаты  непонятного
предназначения. Первый этаж оказался общим. Тут  располагались  огромная
столовая, гостиная, библиотека, кинозал, бильярдная...  Из  коридора  вы
попадали в галерею, которая вела к  стоящему  поодаль  домику  -  в  нем
помещались бассейн, сауна, русская баня, солярий,  массажный  кабинет  и
тренажерный зал.
   Правое крыло третьего этажа предназначалось для гостей. Нам  выделили
по огромной, шикарно обставленной комнате.  К  моей  прилегал  небольшой
санузел с унитазом, ванной  и  душевой  кабиной.  Зато  между  спальнями
Кирюши  и  Лизаветы  простиралось  бело-розово-золотое   великолепие   с
джакузи, двумя рукомойниками и  неисчислимым  количеством  шкафчиков.  В
первый же вечер дети вылили в ванну полфлакона геля  и  потом  в  полном
восторге визжали, глядя, как пузырящаяся пена подпирает потолок;  дальше
шли еще комнаты для гостей, но пустые. В левом крыле жила Тина, тоже  не
обделенная  количеством  квадратных  метров.   Все   принадлежавшее   ей
пространство было завалено игрушками,  книжками,  дисками  и  дискетами,
компьютерными играми, косметикой, журналами, коробками конфет.
   Тина понравилась мне сразу. Из этой тринадцатилетней  девочки  ключом
била энергия. Тихо разговаривать она не умела и носилась по дому  словно
смерч, частенько роняя стоящие  тут  и  там  напольные  вазы,  статуи  и
журнальные  столики.  Глаза  ее  блестели,  волосы  развевались,  и  она
ухитрялась быть одновременно на первом, втором, третьем этажах, в саду и
бассейне.
   Куда меньше пришлась мне по душе  другая  девочка,  вернее,  девушка,
тоже обитавшая на  третьем  этаже.  Анжелика,  внучка  Глеба  Лукича  от
какого-то прежнего брака. Девице недавно  исполнилось  восемнадцать,  но
она, похоже, задержалась в подростковом возрасте,  потому  что  заявляла
порой  вещи,  более  подходящие  для  капризной  тинейджерки,  чем   для
студентки. А Лика перешла  на  второй  курс  суперпрестижного  института
юриспруденции и дипломатии.
   - У нас семестр стоит десять тысяч долларов,  -  гордо  заявила  она,
когда я, желая завести разговор, поинтересовалась, хорошо ли преподают в
этом вузе разнообразные науки.
   На третьем же этаже оказался  и  брат  Тины  Ефим  с  женой  Кариной.
Впрочем, вечером того дня, когда Глеб Лукич привез нас, появился  еще  и
его племянник Максим с девушкой, которую он  представил  всем  как  свою
невесту Настю. Так что народу обедать тут садилась целая куча.
   По дому молчаливыми тенями скользили слуги.  Улыбчивые,  приветливые,
мигом выполнявшие все  просьбы  и  приказания.  Стоило  мне  обронить  в
столовой, что я люблю перед сном почитать детективчик, набивая при  этом
рот шоколадками, как вечером ночник на тумбочке возле моей  кровати  был
заменен на элегантную настольную  лампу,  а  у  окна  появился  стеллаж,
заставленный  криминальными  романами.  Метаморфоза  произошла,  пока  я
ужинала. Кто-то сгонял в город, скупил целый книжный  магазин,  а  потом
расставил тома на полках. Более того, каждый вечер на тумбочке,  как  по
мановению  волшебной  палочки,   возникала   коробочка   восхитительного
бельгийского шоколада.
   Я попыталась поблагодарить Глеба Лукича, но хозяин  равнодушно  пожал
плечами:
   - Марине вменяется в обязанность ухаживать  за  всеми,  она  получает
зарплату.
   Марина,  очевидно,  исполняла  роль  экономки.  Я  так  и  не   могла
сообразить, живет она в доме или приезжает? Вроде комнаты у нее тут нет,
но во вторник, выпуская в семь утра во двор объевшуюся курятиной Мулю, я
увидела ее в холле, как всегда безукоризненно причесанную,  а  в  среду,
спустившись  около  полуночи  на  кухню   за   водой,   обнаружила   ее,
помешивающую какао для Тины, которой приспичило испить горячий ?Несквик?
в кровати. Вот повар, малоразговорчивый Евгений,  уходил  после  девяти.
Впрочем, у Ларионовых имелись  еще  горничные,  шофер,  садовник  и  два
совершенно квадратных охранника, посменно сидевшие у ворот.  Кое-кто  из
прислуги жил в маленьком домике в глубине сада.
   В понедельник вечером в шкафах таинственным образом появилась одежда,
обувь, белье и даже косметика с парфюмерией. Я  порылась  в  хорошенькой
розовой  сумочке,  забитой  до  отказа   продукцией   ?Буржуа?.   Ладно,
предположим, таинственный некто ловко угадал все мои размеры, но как  он
догадался, что я люблю помаду ?золотой  песок?,  коричневатые  румяна  и
бесцветную  тушь?  К  тому  же  на  столике  стоял  грушевидный   флакон
?Шисейдо?.  В  конце  мая  я   самозабвенно   нюхала   продукцию   этого
опарижевшегося японца и не купила только потому, что задушила жаба.
   Одним словом,  я  никогда  до  сих  пор  не  жила  в  подобном  доме,
обласканная заботой, в комфорте и полном благополучии. Делать  мне  было
решительно нечего: убирали комнаты, готовили еду, стирали и гладили  тут
наемные люди, поэтому я валялась в саду на раскладушке под балдахином  в
окружении детективов и тарелок с фруктами. Стоило  слопать  персики  или
клубнику, как пустая емкость мигом наполнялась доверху. Собаки  и  кошки
носились по газонам и клумбам, им никто не делал замечаний.
   Садовник, заботливо поправляя  сшибленный  Мулей  куст  роз,  ласково
приговаривал:
   - Ах ты, шалунишка, смотри, уколешься, плакать будешь!
   Кирюшка и Лизавета вместе с Тиной  с  гиканьем  бегали  по  огромному
участку,  истребляя   в   гигантских   количествах   мороженое.   Погода
наладилась, солнце сияло в небе, приятный архитектор притащил план дачи,
с  нашего  старого  участка  изредка  доносился   шум.   Там   разбирали
повалившийся дом... Все делалось само собой, быстро, споро,  ловко...  А
еще Евгений оказался потрясающим кондитером: торты со взбитыми сливками,
булочки с корицей,  рулеты  с  маком...  Одним  словом,  это  был  самый
настоящий рай на земле, и лето обещало стать великолепным.

Глава 3

   Любимым развлечением Тины было пугать окружающих. Впрочем, к сердитой
Анжелике, мрачному Ефиму, его постоянно молчащей жене, к Максиму и Насте
она не привязывалась. Основным объектом для шуток была избрана  Рада,  с
удивительным постоянством попадавшаяся на крючок. Правда, в  понедельник
Тина  налетела  на  меня  в  коридоре  и,  всхлипывая,  показала   почти
отрезанный палец на правой руке, жуткий, окровавленный,  тошнотворный...
Но я только рассмеялась.
   - Э, нет, дорогая, знаю,  знаю,  видела  такие  приколы  в  подземном
переходе у метро.
   - Тебя не обманешь, - весело подскочила Тина. -  Слушай,  как  сейчас
Рада завизжит.
   Вымолвив   эту   фразу,   девочка   полетела   в   гостиную,   откуда
незамедлительно раздался сначала вопль ужаса, а потом хохот. Рада  вновь
наступила на те же грабли.
   Во вторник Тина подсунула мачехе резиновую куриную ножку, а  в  среду
заменила в ее спальне ночной крем на  некоторое  снадобье,  от  которого
Рада  мигом  пошла  синими  пятнами.  Впрочем,  отметины  легко  смылись
простой, чуть теплой водой. Но отчего-то последняя шутка обозлила Раду.
   - Ну погоди, - пригрозила она, - я отомщу жестоко!
   В четверг мы с Тиной после обеда пошли в бассейн и завизжали. На воде
лицом вниз покачивалось  безупречно  красивое  тело  Рады.  Блондинистые
волосы разметались по глади воды. Правда, через секунду  я  поняла,  что
шевелюра слишком длинная. Кудри Рады достигали плеч, а  у  ?утопленницы?
мотались ниже талии. Впрочем, Тина тоже поняла, что к чему, и, с громким
смехом нырнув  в  бассейн,  отбуксировала  к  бортику  резиновую  куклу,
пугающую своей натуральностью.
   - Ну, Радка, - щебетала Тина, - ну,  дела!  До  сих  пор  она  только
пугалась!
   Рада, окрыленная успехом, решила действовать  дальше.  В  четверг  же
вечером из гостиной донесся дикий крик Карины. Естественно, все кинулись
на звук и  обнаружили  жену  Ефима  в  полубезумном  состоянии,  тычущую
пальцем куда-то вверх. Я подняла глаза и ахнула. На карнизе висела Рада.
Толстая веревка обхватила ее  шею,  ноги  вытянулись,  лицо  исказилось,
наружу торчал синий язык.
   - Нет, - взревел Ефим. - Когда же прекратится идиотство,  а?  Сколько
можно дурить? Рада подняла голову.
   - Хотела Тину напугать, прости, Кара.  Бедная  жена  Ефима,  бледная,
словно обезжиренный кефир, только пролепетала:
   - Здорово получилось! Я чуть не умерла от ужаса!