не выходит, - поведала Таня, - у папульковского
полный  нестандарт с фигурой. Плечи мелкие, жопа,  как  таз,
опять  же ноги дурацкие, левая ступня больше правой.  Такого
урода   только  с  собой  брать,  мерить  должен,  иначе   -
выброшенные деньги.
      Сережка  молча  пошел к лифту, а я  вздохнула.  Может,
лучше вообще не иметь детей?
      "Рамстор"  возник  внезапно - низкое  широкое  здание,
стоящее  в  глубине огромного, забитого машинами  двора.  Мы
въехали в ворота, запарковались, вытащили Юлю с костылями  и
двинулись внутрь.
     - Класс, - восхитилась Аня, - двери сами открываются.
     Через секунду они пришли в еще больший восторг.
      -  Лифт, гляди, лифт стеклянный! - завопила Таня, тыча
пальцем вверх.
      -  Сделай милость, - обозлилась Юля, - замолчи,  а  то
люди оглядываются, ты что, прозрачных подъемников не видела?
     - Никогда, - хором ответили девочки и поинтересовались:
     - А можно покататься?
      -  Идите, - милостиво разрешил Сережа, - а мы пока  за
продуктами.
      Визжа от восторга, девицы ринулись к кабине. Мы  взяли
огромную  тележку,  вкатились  в  торговый  зал  и  онемели.
Повсюду,  насколько  хватало глаз, громоздились  кучи,  нет,
горы, Монбланы и Эвереста продуктов.
      -  Так, - воодушевилась Юлечка, - что у нас первое  по
списку?
      -  Йогурты, - безнадежно сообщила я, и мы понеслись  в
молочный отдел.
      Через  пять  минут  голова пошла  кругом.  В  огромных
витринах-холодильниках   стояла  несметная   тьма   баночек,
коробочек  и  бутылочек.  Кефир  с  фруктами,  биодобавками,
ванилью,  детский,  диабетический,  жирный,  обезжиренный...
Йогуртов я насчитала 35 видов и сбилась.
      -  Какой брать? - растерянно пробормотал Сережка, и мы
уставились на ценники.
      Слабая  надежда,  что  какая-нибудь  разновидность  не
подойдет  нам  из-за  цены, сразу завяла.  Весь  ассортимент
стоил примерно одинаково.
      -  Возьмем то, что еще ни разу не ели, - решила Юля  и
принялась запихивать в тележку упаковки.
      Потом  наступил черед масла, и я снова впала в ступор,
пачки  рябили перед глазами - соленое, несоленое, с травами,
луком,    чесноком,   шоколадное,   сырное,    селедочное...
Российское, французское, датское, немецкое... Чувствуя,  что
сейчас лишусь рассудка, я пробормотала:
     - Взгляну на шампунь, - и отошла влево. Сотни бутылочек
и флакончиков обступили меня со всех сторон.
       -  Лампа,  -  завопили  двойняшки,  -  смотри,  какая
прелесть!
      Тут  же  у меня под носом возникли две пены для  ванн,
налитые в бутылочки в виде Микки-Мауса. Сладкий запах жвачки
ударил в нос. В голове быстро-быстро застучали молоточки,  а
перед глазами запрыгали черные точки.
     - Распродажа, - гремел с потолка "металлический" голос,
-  в  секции замороженных продуктов, только в течение  этого
часа  пицца  по  десять  рублей за коробку.  Спешите,  всего
шестьдесят минут и всего за десять рублей.
     - Так чего мы ждем? - подскочила Таня. - Бежим!
      И  они унеслись. Я осталась стоять в оцепенении  среди
флаконов,   сжимая   в  потных  кулаках   два   омерзительно
благоухающих Микки-Мауса.
     Обретя способность двигаться, я попала сначала в мясной
отдел,   напоминавший  ожившую  мечту  льва.  Повсюду   были
упаковки  со  свежими антрекотами, стейками и фаршем.  Затем
ноги  занесли меня в рыбный отсек. Еле живая от впечатлений,
я   резко   свернула  влево,  проплутала  среди   стиральных
порошков, туалетной бумаги, посуды, фруктов и вырулила прямо
на   милого  мальчика,  тосковавшего  в  окружении  огромных
стеклянных банок. Увидав потенциального покупателя, продавец
плотоядно ухмыльнулся и зачастил:
     - Что попробуем?
     Не желая обижать услужливого парнишку, я ткнула пальцем
наугад в одну из емкостей.
     - Лукум? А какой?
     - Разве он разный?
      -  Конечно,  -  пришел в полный  ажиотаж  торговец.  -
Апельсиновый, ванильный, малиновый, лимонный. Да  вы  ешьте,
ешьте...
      Перед  моим  носом  появилась  тарелка.  Я  проглотила
сначала  нечто, больше всего напоминающее по  вкусу  ластик,
потом тот же ластик, вымоченный в вишневом сиропе...
     - Кушайте, кушайте, - угощал парень, - еще вот анисовый
не брали.
      Чувствуя,  как желудок превращается в  липкий  ком,  я
быстренько указала на что-то розовое.
     - Двести граммов.
      -  Орехов  не желаете? - проникновенно поинтересовался
он.
      -  У меня на них аллергия, - бодро соврала я, с ужасом
глядя, как на прилавок выставляется мисочка с арахисом.
      -  Вот  беда, - расстроился мальчишка, -  орешками  не
побаловаться!  У  нас  двадцать  два  вида!  Тогда  осмелюсь
/`%$+.&(bl изюм, курагу, финики, инжир, хурму...
      Ощущая  себя  Наполеоном,  безвозвратно  проигрывающим
битву  при  Ватерлоо,  я развернулась и  побежала  в  другой
отдел. Вслед неслось:
     - Халва, пастила абрикосовая, вяленые бананы...
     Дух я перевела только, когда налетела на прехорошенькую
девчонку в фартучке.
     - Попробуйте пельмени, - предложила она.
     Радуясь, что девица не торгует зефиром или шоколадками,
я  подцепила  вилочкой пельмешку и проглотила. Сладкий  вкус
исчез, зато резко захотелось пить.
      Милые девушки, просившие продегустировать те или  иные
продукты, стояли кучно, на расстоянии двух-трех метров  друг
от  друга. На столиках перед ними громоздились куски  пиццы,
ломтики колбасы, подушечки жвачки...
      В  отдел  напитков я не рискнула заглянуть. Там  между
стеллажами   прохаживался  парень  с   красочным   плакатом:
"Покупай воду "Анис" и получай стакан в подарок".
      Терпеть не могу анисовую отдушку, она напоминает мне о
ведрах выпитой в детстве микстуры от кашля. Но если я сейчас
пойду  к бутылкам, то моментально приобрету новинку и получу
совершенно  ненужный  стакан. Просто не  умею  я  отказывать
людям, предлагающим сделать приобретение.
      Решив взять баночку "Аква" у кассы, я пошла к выходу и
увидела своих.
      -  Лампа,  -  заорал Сережка, - ну  где  ты  шляешься!
Обыскались, уж и не знали, что думать!
      -  Все  купили,  - отрапортовала Юля,  стирая  пот,  -
правда, кое-чего лишнего прихватили, но уж очень захотелось.
Впрочем, сделали массу выгодных покупок.
     Я посмотрела на битком набитую тележку и промолчала.
      -  Пицца со скидкой, - затарахтела Таня, - две коробки
печенья "Курабье" по цене одной, сапожный крем "Киви"...
     - Зачем "Киви"? - вырвалось у меня.
      -  Это в подарок дали, - пояснил Сережка, - за то, что
мы десять пакетов молока приобрели.
     - И мыльницу за коробку порошка, - хихикнула Аня.
     - А вот пятнадцать рулонов туалетной бумаги!
     - Куда столько!
      - Подумаешь, - фыркнула Юля, - используем, а тому, кто
больше двенадцати штук брал, вручали губку для мытья посуды.
Гляди, красненькая!
      Я  посмотрела  на их счастливые лица, сравнявшиеся  по
цвету  с  полученной губочкой, и промолчала.  Везде  у  касс
толпились  потные  люди с тележками, из которых  свешивались
связки  сосисок, батоны колбасы, вываливались коробки конфет
и пакеты собачьего корма.
      Наконец кассирша выдала километровый чек и вручила нам
карточку "Рамстор".
      -  Теперь, - щебетала девушка, сияя, словно пасхальное
яйцо, - вы члены клуба покупателей и имеете право на скидки,
приходите еще.
      -  Здорово,  -  воскликнул Сережка, толкая  каталку  к
выходу, - теперь только сюда, скидку дадут!
      Я  тихо  шлепала  за  ними,  пытаясь  собрать  воедино
очумелые  мозги.  Ни  за что не приеду больше  в  "Рамстор",
психическое здоровье дороже.
     На выезде из двора стоял охранник с квитанцией в руках.
Сережка полез в портмоне.
      -  Погоди,  - остановила мужа Юля. Девушка высунула  в
окно какую-то книжечку. Охранник кивнул и поднял шлагбаум.
      -  Зачем платить, - радостно сообщила Юлечка, -  когда
можно не платить.
      -  А  что это у тебя? - заинтересовалась я. Юля сунула
мне  в  руки  удостоверение.  Темно-синие  корочки  украшали
золотые буквы "Пресса".
      -  По  нему везде пускают, - хихикнула Юля.  Я  отдала
документ, теперь точно зная, как действовать.

                          Глава 26

      В  ФСБ  издавалась многотиражная газета,  носившая  не
слишком  оригинальное название "Щит и  меч".  Я  попробовала
было  связаться в редактором, но меня весьма вежливо отшили.
Задумчиво  перелистывая телефонную книжку, я  наткнулась  на
фамилию  Зайцев.  Вечером, когда  Катюша,  лежа  в  кровати,
читала газеты, я вползла к ней и заныла:
      -  Надоело  целый день у плиты толкаться, душа  просит
интересного дела.
     - Запишись на курсы вязания, - предложила Катюша.
      -  Нет,  -  стонала  я,  -  хочу  попробовать  себя  в
журналистике,  должно получиться... Слышь,  Катюнь,  помнишь
Зайцева  Юрия  Петровича?  Главного  редактора  журнала  "На
страже Родины"?
     - Ну? - спросила Катерина. - Конечно, до сих пор ко мне
на консультации ходит.
      -  Попроси  его меня принять, дать задание...  Катюшка
потянулась к телефону и мигом решила проблему.
     Все бывшие пациенты Катерины испытывают к ней настоящую
благодарность,  поэтому  прием мне  в  журнале  устроили  по
высшему   классу,  даже  угостили  чашечкой  отвратительного
растворимого   кофе,  к  которому  интеллигентно   приложили
кусочек сахара и крохотную упаковочку сливок.
     Юрий Петрович слушал посетительницу, пытаясь изобразить
на   лице   живейший  интерес,  но  в  его  глазах   застыла
откровенная  скука.  Очевидно,  я  была  не  первой  в   его
кабинете, кто пытался писать на данную тему.
      -  К  сожалению, сейчас у молодежи не осталось  ничего
светлого,  - самозабвенно вещала я, - служащие ФСБ полностью
потеряли авторитет. А с газетных страниц, в основном, льется
поток  грязи:  этот  взяточник, тот негодяй.  Хочется  найти
ветерана,  человека интересной судьбы и  рассказать  о  нем.
Пусть юные читатели видят и положительный пример.
     - Ищите, - согласился Юрий Петрович. Я надулась.
      - Но я не знаю никого в этой структуре, Катя сказала -
вы обязательно поможете.
      Редактор тяжело вздохнул. Охотнее всего он вытолкал бы
дуру-бабу,  возомнившую себя "золотым пером", за  дверь,  но
.!($%bl  лечащего врача Зайцев не решался. Поэтому  он  снял
телефонную трубку, коротко переговорил и протянул листок.
     - Вот, езжайте прямо сейчас, она ждет.
      На  бумажке  было написано: "Руднева  Нина  Антоновна,
улица Бельского, 15".
     Надо же, женщина! Хотя, если подумать, в КГБ, наверное,
трудилось много баб.
      Нина  Антоновна  меньше всего походила  на  секретного
агента.  Аккуратненькая, пухленькая  старушка,  ростом  чуть
выше сервировочного столика.
      - Ну, - приветливо прищурила она выпуклые карие глаза,
- о чем беседовать станем?
      Я  вновь  завела песню о наглой молодежи и  поруганном
достоинстве  ветеранов. Руднева слушала крайне  внимательно,
ни  разу  не  прервав. Наконец мне стало не  по  себе,  и  я
остановилась.    Милая    старушка    аккуратно    поправила
безукоризненно выкрашенные кудряшки и поинтересовалась:
     - Насколько я понимаю, это легенда, а на самом деле что
вы хотите?
     Я лихорадочно пыталась сообразить, как поступить.
      -  Лучше рассказать истину, - проникновенно улыбнулась
Нина Антоновна.
      - Но я говорю правду, - пыталась сопротивляться я. - Я
знаю,  что  в  КГБ  в середине 70-х работал  некий  господин
Родионов, вот и хотела отыскать его следы...
     - Иван Сергеевич, - вновь улыбнулась старушка.
     - Вы его знаете?!
      -  В соседних кабинетах сидели, вместе обедать ходили,
да и сейчас частенько встречаемся.
     - Он жив! - пришла я в полный восторг. - Подскажите мне
адрес.
     - Зачем вам Иван Сергеевич?
     - Хочу написать о ветеране...
      Нина  Антоновна весело рассмеялась, но глаза  старушки
остались холодными и какими-то неподвижными.
      - Уважаемая Евлампия Андреевна, я обладаю удивительной
способностью чувствовать ложь. Даже подследственные в  конце
концов понимали это и говорили правду.
     - Подследственные? - глупо переспросила я.
      -  Долгие  годы  я  служила следователем,  -  спокойно
пояснила  Нина  Антоновна, - разве Зайцев не  сказал?  -  И,
посмотрев на мое вытянувшееся лицо, добавила:
      -  Вижу,  что  нет.  А вы полагали,  что  беседуете  с
буфетчицей?
      Нет,  конечно,  но  в  КГБ служили  еще  телефонистки,
переводчицы,   стенографистки,   уборщицы,    наконец.    Но
следователь! Эта милая, пухлая старушка с лицом, похожим  на
калорийную   булочку?  Ласковая,  уютная   бабушка?   Просто
невозможно представить, как она направляет прожектор в глаза
арестованному  и  орет: "Говорить правду,  только  правду  и
ничего, кроме правды!"
     Нина Антоновна встала и зажгла большую настольную лампу
на  ноге-кронштейне. От ужаса я вжалась в  кресло.  Ну  вот,
начинается,   по  профессиональной  привычке  потянулась   к
m+%*b`./`(!.`  ,.  Может,  у нее тут  где-нибудь  припрятана
резиновая   дубинка?   Хотя   вроде,   насколько   знаю   из
художественной  литературы,  подследственных   били   куском
шланга или чехлом, набитым песком...
      -  Так  зачем  вам  Иван Сергеевич? -  повторила  Нина
Антоновна, садясь напротив меня на высокий вертящийся стул.
      Теперь  ее  лицо оказалось в тени, моя  же  физиономия
великолепно освещалась безжалостным электричеством. Понимая,
что   она   сейчас  применит  годами  отработанную  методику
допроса, я севшим от страха голосом пробормотала:
      -  Наверное, лучше рассказать правду. Наверное,  лучше
всего говорить только правду.
       Нина  Антоновна  вновь  рассмеялась,  встала,  зажгла
красивую хрустальную люстру и пояснила:
      - Я заработала к старости болезнь глаз, вот и стараюсь
не  пользоваться  верхним освещением,  а  правду  не  всегда
полезно сообщать, иногда лучше соврать. Но вам, если хотите,
чтобы я помогла, следует ввести меня в курс дела.
      Под  ее  откровенно  насмешливым взглядом  я  долго  и
путанно рассказывала обо всех событиях и приключениях.
      Бабушка  слушала  молча. Потом,  удостоверившись,  что
гостья выплеснула все, сказала:
      -  О  деле Платовых я ничего не слышала, но,  если  вы
уверены,  будто Иван Сергеевич в курсе, безусловно,  следует
обратиться к нему.
      Она  подошла  к  допотопному телефону  черного  цвета,
словно  высеченному  из  цельного куска  мрамора,  покрутила
диск, пару минут поговорила и велела:
     - Ступайте, он дома.
      -  Адрес скажите, - проблеяла я, чувствуя себя  глупой
трехлетней  девочкой,  пойманной  строгой  няней  в   момент
опустошения коробки шоколадных конфет.
       -   Соседняя  квартира,  -  спокойно  ответила   Нина
Антоновна, - моя - 120-я, его - 121-я.
     - Соседняя квартира?
     - Что вас так удивляет? Дом наш ведомственный, квартиры
давали лучшим сотрудникам, вот мы и оказались соседями.
      Почти  в  полной прострации я двинулась на  лестничную
клетку и там испытала еще один шок. Дверь с цифрами 121 была
распахнута  настежь,  на  пороге стоял  молодой,  подтянутый
мужик.  В темно-каштановых волосах ни сединки, спина прямая,
никакого  намека на животик, а во рту, когда  он  улыбнулся,
блеснули безупречно белые зубы.
      -  Вы  ко  мне? Проходите; кофеек попьете?  Напуганная
Ниной  Антоновной  и  твердо  решившая  сообщать  людям   из
"структуры"  только  правду  и  ничего,  кроме   правды,   я
прошептала:
     - У вас небось растворимый, терпеть не могу "Нескафе".
     Иван Сергеевич засмеялся:
      -  Совпали  во вкусах. Сам ненавижу химикаты.  Знаете,
много   лет  тому  назад  один  грузин  научил  меня  варить
настоящий напиток, могу поделиться секретом, хотите?
      Я  не стала интересоваться, в каких казематах Родионов
познакомился с грузином, а просто кивнула.
     Довольно просторная кухня поражала чистотой и порядком.
Но  сразу бросалось в глаза, что хозяин холостяк. Доски  для
хлеба и мяса, несколько сковородок, щеточки висели на кафеле
в строгом порядке. Но крючки были все разного цвета, не было
никаких хорошеньких мелочей, столь милых женскому сердцу,  и
занавески  -  без рюшечек и бантиков. Просто два  полотнища,
отлично  выглаженных и, кажется, даже накрахмаленных.  Такой
порядок царит в солдатской казарме: одеяла натянуты, подушки
углом, в тумбочке все по ранжиру.
      -  Служба  моя,  -  сказал Иван Сергеевич,  вытаскивая
большую стеклянную банку, - отнимала все время, вот я  и  не
женился,  просто  не  успел,  а сейчас  кому  убогий  старик
нужен...
      Глядя,  как  под  тонкой рубашкой у "убогого  старика"
перекатываются литые мышцы, я подумала: "У них в  КГБ  учили
читать чужие мысли? Или у меня на лбу написаны все эмоции?"
     Иван Сергеевич тем временем охотно делился рецептом:
      -  Запомните, кофе покупаете в пачках с надписью  "для
кофеварки",  там  особо мелкий помол, просто  пыль,  видите?
Потом  насыпаете  прямо  в  чашку  ложечку  с  верхом,  дозу
экспериментальным  путем вычислите. Затем  берете  чайник  и
крутым,  особо подчеркиваю, крутым кипятком заливаете  кофе.
Кстати, если вы любите сладкий, сахар следует смешать с кофе
до добавления воды.
     Он ловко поднял чайник и пробормотал:
      - Все, теперь интенсивно размешиваем и накрываем чашку
сверху блюдечком. Две-три минуты терпения, ну, пробуйте.
     Я глотнула и удивилась:
      -  Потрясающе, но вы же его не варили, а развели,  как
растворимый!
      -  Именно, - заулыбался Иван Сергеевич, - в этом-то  и
основной секрет.
     Мы понаслаждались дивным напитком, и Родионов спросил:
     - Чем я могу помочь?
     - Помните ли вы дело Майи и Валентина Платовых?
       Иван   Сергеевич  побарабанил  пальцами  по  голубому
пластику, покрывавшему стол, и вздохнул:
     - А вам зачем?
      -  Настя умерла, - тихо сказала я, - и оставила  Егору
большую сумму денег наличными. Только адреса мальчика у меня
нет, а у вас был. Может, сообщите мне координаты парня?
       Иван  Сергеевич  продолжал  хмуриться,  я  быстренько
выложила  все,  до  чего  удалось докопаться.  Помолчав,  он
переспросил:
      -  Значит, носила Настя фамилию Звягинцева, по первому
мужу? Я кивнула.
      -  Подождите, - велел хозяин и вышел, не забыв  плотно
прикрыть за собой дверь.
      Его  не  было  минут пятнадцать,  и  я  вся  извелась,
разглядывая  красные кружочки под чашками и пересчитывая  на
них белые горошинки.
      Наконец Иван Сергеевич вернулся, достал пачку "Золотой
Явы" и сказал:
      -  Сейчас никакого секрета в этом деле нет, журналисты
$  "-k,-давно написали о других, тоже тайных вещах. То,  что
тщательно  скрывалось коммунистическим  правительством,  ну,
хотя бы дело Бориса Бурятце, любовника Галины Брежневой, или
случай, когда стреляли в саркофаг с телом Ленина, для  людей
90-х  годов  не  является  тайной. История  с  Платовыми  не
выплыла  просто потому, что ими занимался я,  а  Майя  очень
хочет дожить оставшиеся дни в тишине и покое...
     - Она жива? - ахнула я. Иван Сергеевич кивнул:
      -  Жива,  правда не совсем здорова, впрочем,  Валентин
тоже не умер.
     - Что же они сделали? Родионов вздохнул:
      - По мне, так жуткую глупость, они были так молоды, их
следовало  просто отлупить по заднему месту да  выселить  из
Москвы,  но  прежние  власти посчитали,  что  Платовых  надо
уничтожить...
     - Да в чем дело?
      Иван Сергеевич вновь включил чайник и начал рассказ. В
1972  году  Майе  было всего двадцать  лет,  училась  она  в
институте иностранных языков, веселая, радостная девушка, не
слишком  обремененная  раздумьями о смысле  жизни.  На  свою
беду,  на  одной  из  шумных студенческих вечеринок  Майечка
познакомилась  с  Валентином  Платовым,  мрачным,  если   не
сказать   угрюмым   юношей.  Майя   влюбилась   моментально.
Избранник  был  картинно хорош собой. Высокий, черноволосый,
черноглазый,  к  тому же подавал большие надежды  как  поэт