амуж, но скоро овдовела, оставшись с сыном на руках. Больше
семейного  счастья она не искала, тихо воспитывала мальчика,
названного Валентином, жила скромно, если не сказать  бедно.
Но сына выучила, отдав его в Литературный институт. Потом он
благополучно завел свою семью, родилась дочь...
      Лев  Константинович женился поздно, сына родил и  того
позже,  вот  и  вышло,  что Яков, который  приходится  Насте
дядей, ненамного старше ее.
     Супруга Платова не дружила с Серафимой Константиновной,
никаких  совместных  праздников они не  устраивали,  звонили
друг  другу раз в год, 31 декабря, и все. Поэтому  Яков  был
практически  не знаком с Настей. Дальше начинается  какая-то
темная  история. Сын Серафимы Константиновны вместе с  женой
/.#(! в горах, катаясь на лыжах. А Настю почему-то отдали  в
приют.  Яков  узнал  об  этом случайно.  Лев  Константинович
служил  в  министерстве просвещения и ведал как раз детскими
домами.
       Однажды   холодным   декабрьским   вечером   Серафима
Константиновна  заявилась  к  Платовым  домой.  Не   обращая
внимания  на злобную гримасу невестки, она утащила  брата  в
кабинет.  Сначала  там  стояла тишина,  потом  из-за  плотно
прикрытой  двери  понеслись громкие крики.  Наконец  красная
Сима вылетела в коридор и, не сказав "до свидания", убежала.
Вспотевший Лев Константинович вышел на кухню.
      -  Чего она хотела? - спросила зло жена. Платов нервно
грохнул чайником о плиту.
      - Просила отыскать в детдоме Настю, говорит, теперь ей
ее отдадут!
     - Разве Настя живет не дома? - удивился Яков.
     Отец запнулся и быстро объяснил:
     - В лесной школе, у нее обнаружился костный туберкулез,
и пришлось ее положить в специализированную клинику.
      Но  потому, как напряглась у Льва Константиновича шея,
сын понял - папа беззастенчиво врет.
      Через  неделю  Яков пришел домой поздно  и,  чтобы  не
будить рано засыпавших родителей, снял в прихожей ботинки  и
на  цыпочках двинулся в туалет. Санузел у Платовых прилегает
к  кухне.  На  самом  деле это страшно неудобно.  Во  всяком
случае,  Яков  всегда  стеснялся пойти пописать,  если  кто-
нибудь  пил  чай. И, естественно, тот, кто  был  в  клозете,
великолепно слышал голоса людей, находящихся в кухне.
      Вот  и  в  тот  день  не  успел  мальчишка  устроиться
поудобнее  в  туалете,  как до его  ушей  донеслось  нервное
сопрано матери.
      - Левушка, не лезь в это дело, неизвестно ведь, что  к
чему.
     - Пойми, Соня, - ответил отец, - Сима моя сестра, Настя
внучатая племянница, а Валентин с Майей...
      - Майя - скотина, - резко возразила мать, - и Валентин
твой   -  скот.  Справедливости  им  захотелось,  всю  семью
подставили. Вспомни, вспомни! Чего молчишь? Да  если  бы  не
они,  ты  бы  уже  давно  замминистра  стал.  А  так  сидишь
помощником  начальника  отдела. А  я?  Чего  говорить,  всех
подрезали!  Даже в Болгарию съездить не можем. И потом,  где
ты  будешь ее искать? Небось уже давно Настя в другой  семье
живет! Их же лишили родительских прав!
     - Нет, - тихо ответил отец, - она в Москве, у Соболевой
Галины,   в  Зеленограде.  И  фамилия  Платова,  и  отчество
Валентиновна. Живет в приюте, а могут и впрямь бабке отдать!
Жалко  девочку! Кстати, знаешь, Майя уже после  суда  родила
мальчишку  и назвала Егором... Вот о том ничего не известно,
хотя Соболева обещала разузнать, куда...
      -  Если ты, - заорала всегда вежливая, даже корректная
мать,  - если ты посмеешь влезть в это, имей в виду, я уйду,
разведусь,  хватит!  Нам  судьбу поломали,  так  еще  и  Яше
достанется! О сыне подумай!
     - Тихо, - оборвал отец, - разбудишь парня.
      -  Его  дома нет, - ответила мать, - на день  рождения
ушел.
        Воцарилась    тишина.   Потом   Лев   Константинович
пробормотал:
     - У меня, кроме сестры, других родственников нет.
      - У тебя и жены другой нет, и сына, - парировала Софья
Михайловна. - Впрочем, и этих потеряешь, коли начнешь  Симке
помогать.
       Неожиданно   отец  заплакал.  Мать   перепугалась   и
забормотала:
      -  Ладно, ладно, Левушка. Это я так, по злобе,  просто
обидно,  что  из-за Майки с Валькой наша  судьба  под  откос
пошла.  Чего  уж там, если есть возможность -  помоги  Симе.
Настя  действительно  ни  в  чем  не  виновата,  настрадался
ребенок,   с  года  по  чужим  людям  мается.  А  что,   эта
ненормальная и впрямь еще мальчишку родила?
     - Да, - подтвердил отец, - сына Егора.
     - От кого?
     - Как это, от Валентина, естественно. Мать рассмеялась:
      - Левушка, ты наивен невероятно. Преступники, даже муж
с женой, никогда не сидят в одной камере. Она была в женском
отделении,  а  он  в мужском! Ну как мог ребенок  от  Вальки
родиться?
     - Не знаю, - пробормотал Лев Константинович.
      -  То-то  и  оно,  -  припечатала жена,  -  небось  от
охранника  забеременела, думала, отпустят  на  волю  бабу  с
пузом... Только еще хуже вышло, так ей и надо, дрянь!
      -  Сонечка,  -  почти прошептал отец,  -  Майя  просто
слишком  любила  Валентина и слепо шла  за  ним.  Вот  он  -
негодяй и подлец!
     - Вечно ты ее оправдываешь, - фыркнула мать и спросила:
     - Интересно, они живы? Отец глубоко вздохнул.
      -  Одному богу ведомо, в связи с тяжестью преступления
их  лишили  передач,  свиданий и  права  переписки,  словом,
похоронили  заживо... Сима живет, как автомат. Я еще  почему
хочу  Настю  вызволить,  может,  сестре  хоть  чуть  полегче
будет... Жаль ее, сил нет.
      -  Охо-хо,  - протянула Софья Михайловна, -  маленькие
детки  - крохотные бедки, подросли детки - подросли и бедки.
Ладно уж, а она точно в Зеленограде?
     - Абсолютно, - заверил муж, - именно в Зеленограде.
     - Странно, что за Урал не загнали, - удивилась мать.
      - Очень, - согласился Лев Константинович. - Но знаешь,
система  иногда дает сбой, и потом, фамилию оставили...  Все
странно,  но  нам  только лучше, что так  вышло.  Брежнев-то
умер, а новый хозяин...
     - Тише, - шикнула мать, - разговорился! Телефон сначала
из стены вытащи, а потом болтай, к Майке с Валькой захотел?
      Вновь  повисла тишина. Потом зазвенел чайник.  Яков  с
гудящей головой выполз из туалета, забыв пописать. Так же на
цыпочках  вернулся  в прихожую и, хлопнув посильней  входной
дверью, усиленно загремел дверцей шкафа.
      В  ту ночь он заснул лишь под утро, пытаясь переварить
подслушанную информацию. Значит, Майя и Валентин Платовы,  о
b`  #(g%a*.)  смерти которых сообщили всем  знакомым,  живы?
Более  того, они находятся в заключении за какое-то страшное
преступление,  раз  к  ним применили беспрецедентно  строгие
меры. Интересно, что они совершили?
     Прошло полгода, и однажды Серафима Константиновна вновь
появилась у них в доме, но не одна, а с тощенькой девочкой.
     - Это Настенька, - сказала тетка.
     - С тех пор, наверное, вы часто встречались, - прервала
я рассказ.
     Яков отрицательно помотал головой:
      -  Нет,  вообще  не виделись. Один раз  только.  Настя
привела  свою  подругу,  толстую  такую  девку,  они  уже  в
университете учились, и у той возникли какие-то проблемы.  А
папа  всю  жизнь в системе народного образования проработал.
Вот  Анастасия  и  попросила посодействовать.  Уходя,  такую
странную фразу бросила...
     - Какую?
     - Она надела в прихожей туфли и говорит:
      "Видите,  Лев  Константинович, как жизнь  повернулась,
теперь   я   могу   стать  национальной   героиней!"   Потом
рассмеялась и ушла.
      -  А  про ее брата, про Егора, ничего не слыхали? Яков
развел руками.
      - Нет, я не спрашивал, а теперь и не у кого, разве что
директор детдома знает, Соболева Галина Владимировна.
     - Отчего вы так думаете?
     Яков хлебнул остывший кофе и сказал:
      -  Она к нам приходила до того, как Настя вернулась  к
Симе.  Папа ее на кухню провел, а я вновь случайно в туалете
оказался.
       Да,   похоже,  парень  провел  детство   в   сортире,
подслушивая чужие разговоры.
     Хозяин, как ни в чем не бывало, продолжал:
     - Ну, она явилась, а папа нахмурился - зачем домой?
     Галина Владимировна мило улыбнулась.
     - А вы хотели обсуждать интересующую тему по служебному
телефону?
      Лев  Константинович моментально сник, и они  принялись
шептаться  за  закрытой дверью. Яков уловил  лишь  несколько
фраз.
      - Девочку возможно вернуть, - сообщила директриса, - а
мальчик отдан в другое место. Впрочем, если нужно, могу дать
координаты,   хоть  это  и  незаконно,  но  для   вас.   Лев
Константинович...
      -  Не  надо,  - оборвал Платов, - хватит Насти,  будем
считать, что никакого Егора нет.

                          Глава 24

      К  метро  я  неслась  так, словно  под  ногами  лежали
раскаленные угли, а не обледенелый февральский асфальт.  Мне
стало  жарко, и, несмотря на пронизывающий до костей ледяной
ветер, я расстегнула куртку и стянула шапку. Холодный воздух
пробежался по голове и стек за шиворот. Вместе с ним  пришло
-%*.b.`.% отрезвление.
      Значит, Егор существует! Настя ничего не придумала!  И
скорей  всего, директор детского дома знает про его  судьбу.
Ведь предлагала же она Льву Константиновичу адрес!
      В  полном ажиотаже я купила в ларьке горячий  пирожок,
стаканчик кофе и проглотила обед одним махом, как пиранья.
      -  Хорошая выпечка? - поинтересовалась дама  в  черной
кожаной шляпке.
     - Очень.
     - А с чем пирожок? Я оторопела.
     - Простите, не поняла.
      - Как это? - изумилась в свою очередь женщина. - Вы же
только съели...
     - Не разобрала.
     - Сладкий или с мясом? Ну чего привязалась!
     - С мясом.
      -  Вы  купили  с  яблоком, - возразил продавец.  Дама,
подобрав красиво блестевшую нутриевую шубу, отодвинулась  от
меня подальше. Решив ее успокоить, я улыбнулась и сказала:
      -  Я  очень  торопилась и думала о своем, вот  кофе  и
впрямь замечательный, крепкий, вкусный.
      -  Вы  пьете чай, - пробормотала дама. Я поглядела  на
стаканчик,  из  него  свисала ниточка с  бумажкой  "Липтон".
Действительно,  ну надо же! А по вкусу сильно  смахивает  на
капуччино. Швырнув стаканчик в урну, я пошла к метро.
      Сейчас  я  заставлю Юлю включить программу с адресами,
сама-то  я  не в большой дружбе с компьютером. Надеюсь,  что
Соболева Галина Владимировна одна и...
      Отчего-то карточка на десять поездок никак  не  хотела
всовываться  в  автомат.  Я  поднажала,  результат  нулевой.
Противный  прямоугольник не влезал в отверстие. Обозлившись,
я  изо  всей силы впихнула его в щель. Раздался треск, потом
что-то  щелкнуло,  автомат загудел и заморгал  разноцветными
лампочками.
      -  Что вы делаете! - возмущенно вскрикнула дежурная  -
сухонькая  старушка, мирно дремавшая до сих пор в стеклянной
будке.  -  Ну  как  не стыдно, взрослый человек,  а  автомат
ломаете...
      -  Ничего себе, - возмутилась я, - он сожрал магнитную
карточку,  между  прочим, я только утром купила,  на  десять
поездок.
     Дежурная подошла и ткнула пальцем в раскрытый бумажник:
     - Да вот ваша карточка на проезд! Что вы туда запихали?
      И  правда,  что? В ту же секунду пришла догадка,  и  я
похолодела.  Боже,  Сережка меня убьет.  Вчера  он  дал  мне
кредитную карточку "Visa" и попросил:
      -  Слышь,  Лампудель, будь другом,  доползи  до  нашей
сберкассы и сними деньги, все, какие есть.
     - Сам не можешь? - удивилась я. Сережка вздохнул:
      -  Кредитка  не  моя,  на ней секретарша  общественные
деньги  держит, ну на подарки, угощение клиентам...  Восьмое
марта-то  на носу. Вот шеф и велел взять у Маришки карту  да
обналичить.  Тоже идиот, ему показалось неудобным,  что  она
сама  будет  заниматься  презентами  к  женскому  празднику.
Qплошной  геморрой! Утром еду - банк закрыт, вечером  -  уже
закрыт, днем закручусь и забуду! Ну будь другом, Лампец!
      Пришлось  согласиться, и вот теперь кредитка оказалась
внутри автомата.
     Битый час пришлось просидеть на скамеечке, пока наконец
не  появился  мужик  лет шестидесяти с  грязным  темно-синим
чемоданчиком. Поговорив с дежурной, он коротко сообщил:
     - Двести рублей.
      -  Хотите  дать  мне  денег? -  изумилась  я.  Рабочий
нахмурился:
     - Ты что, больная? Отстегивай капусту!
     - За что?
       -   За   вскрытие  автомата.  У  тебя  туда  кредитка
провалилась?
     - Да.
      -  Вот и не жадься. Небось не бедная, у наших карточек
нет, всю наличность с собой таскают!
       -   Карточка   не  моя,  хозяина,  -  попробовала   я
посопротивляться.
      -  Хорошо,  -  согласился рабочий,  -  тогда  действуй
официально.
     - Это как?
      - Пиши заявление на имя начальника метрополитена, вези
в  управление  и отдай в приемную, потом жди  недели  две...
Только карточку все равно не отдадут.
     - Почему?
      -  Ха!  А  вдруг ты ее украла? Нет, только  владельцу.
Придется  твоему  хозяину  из  "Мерседеса"  вылезти  и  сюда
притопать!
      Он замолчал и принялся сосредоточенно ковырять в левом
ухе.  Я  представила, как развопится Сережка, и  со  вздохом
протянула вымогателю две розовые бумажки.
     - Действуй.
     - Лады, - обрадовался мужик, его глаза смеялись.
     Скорей всего, мастер наврал про заявление, но отступать
было поздно, хотя двести рублей жуть как жалко.
      Решив  наказать  себя,  я не купила  в  булочной  торт
"Причуда",  а приобрела мармелад, который терпеть  не  могу.
Домашние   же   едят   эти  липкие  конфеты   с   превеликим
удовольствием. Вот так мне и надо, растяпе!
      Дома  стояла тишина. Юлечка мирно спала,  Иван,  Люся,
двойняшки  и  все остальные отсутствовали.  На  плите  стоял
готовый  обед.  Я  подняла крышку,  по  кухне  поплыл  запах
переваренного   мяса,  содержимое  кастрюли   больше   всего
напоминало   вскипевший   холодец.  Выглядит   омерзительно,
наверное, и на вкус противное. Во всяком случае, я пробовать
данное варево никогда не стану.
     Компьютер у нас стоит в крохотной пятиметровой комнатке
без  окон. Когда-то там помещалась ванна, но Катя, объединяя
квартиры, решила, что одного места для мытья вполне  хватит,
и Сережка оборудовал себе "кабинет".
     В принципе я умею включать компьютер и даже могу шарить
по  программам.  Но  стойкое ощущение,  что  данная  железка
намного  умнее меня как пользователя, мешает нашему общению.
J  тому  же  машина, очевидно, чуя, что к  ней  приближается
дилетант, моментально начинает капризничать.
      Я нажала на кнопку и, слушая мерное гудение, подумала:
"Может, подождать, пока проснется Юля?"
      Но  пальцы уже схватили мышку. Экран замерцал приятным
зеленым  цветом, я направила стрелочки на "пуск", и  тут  же
высветилось   окно   "В  принтере  нет  бумаги".   Ну   вот,
начинается, к принтеру я даже не приближалась. Убрав окошко,
я  влезла в программы, нашла необходимую, но не тут-то было.
Вновь   возникла   таблица   "Устраните   замятие   бумаги".
Чертыхнувшись,  я избавилась и от нее. Тотчас  же  в  правом
нижнем  углу  появилось изображение гигантской  канцелярской
скрепки  с глазами. Подмигнув мне, она выдала текст:  "Совет
дня.   Сначала  аккуратно  выровняйте  листы,  только  потом
вставляйте  в  принтер". Чувствуя, что начинаю  закипать,  я
злобно  щелкнула мышкой. Неведомо как перед  глазами  возник
текст  статьи, которую Сережка пишет сейчас для  "Рекламного
обозрения".   Я  попыталась  закрыть  файл,   но   потерпела
сокрушительную    неудачу.    Мерзкая    консервная    банка
сопротивлялась  изо  всех  сил,  требуя  сначала   сохранить
правку, потом возвещая о создании какого-то диска ундо...
      В  конце  концов выскочил текст сплошь  из  английских
слов.  С  иностранными языками у меня плохо. Как  говорится,
"читаю  и  перевожу со словарем", но внизу стояло два  слова
"yes"  и  "nо".  На  это моих познаний  хватало,  а  Сережка
предупреждал,  что  с  компьютером на  всякий  случай  лучше
соглашаться.
      Я  нажала на "yes". Экран не дрогнул. Мышка щелкала  и
щелкала  без  всякого  эффекта.  Вспотев  и  обозлившись  до
крайности, я прошипела:
     - Ну, компьютер, погоди, - и нажала на "по".
      Тут же внизу понеслась синяя линия, заморгали точки, и
возник  текст,  но  совершенно не  связанный  по  смыслу.  Я
уставилась на экран. Это явно Сережкина статья, вот название
и  фамилия автора, но что случилось с содержимым? Минут пять
понадобилось, чтобы сообразить - проклятая машина расставила
абзацы  по  алфавиту. Сначала шли те, которые  начинались  с
буквы "а", потом "б" и так до "я".
      В  ужасе я нажала "Esc", но компьютер выдержал удар  и
вывесил  окно "Закрытие файла невозможно из-за некорректного
выхода".  Все. Больше я ничего не достигла, не считая  того,
что  весь  экран обвесился какими-то сообщениями, и  в  углу
возникло уже две гадко ухмыляющихся скрепки.
      В  полном  отчаянии  я нажала на  мышку,  и  тут  ожил
принтер. Приветливо моргая лампочками, он принялся услужливо
распечатывать  Сережкину статью, ту самую, с  расставленными
по  алфавиту  абзацами. Чувствуя, что сейчас просто  потеряю
сознание,  я выдернула чистый лист бумаги. Аппарат  обиженно
загудел, компьютер заурчал и завис.
      Я пошла на кухню и горестно уставилась на холодильник.
Нет,  определенно техника не для меня. Максимум,  на  что  я
способна,  -  включить  стиральную  машину,  ну  еще  помыть
холодильник.
      -  Ты  дома?  - спросила Юля, входя в кухню.  Дурацкий
"./`.a, если учесть, что я стою прямо перед ней. Глупей  его
только  тот,  который,  как правило, задают  по  телефону  в
воскресенье, в 8 утра.
     - Я вас не разбудила?
      Конечно,  нет, просто обожаю по выходным вскакивать  в
полседьмого.
      -  Что-то  случилось? - зевнула Юля. - Ты вроде  не  в
духе.
     - Включи программу с адресами.
      -  Без  проблем, - пообещала она и ушла.  Я  затаилась
между  мойкой и столом, ожидая услышать гневные вопли  типа:
"Кто это сделал!"
     Но в комнате стояла тишина, потом Юлечка сообщила:
     - Иди, готово.
     Не веря своим ушам, я вошла в "кабинет" и попросила:
     - А можешь открыть Сережкину статью?
     - Запросто, но зачем?
     - Надо посмотреть. Юля пожала плечами:
     - Любуйся.
      На  экране возник текст. Я разинула рот - все в полном
порядке.   Нет,   дурацкая  консервная   банка   надо   мной
издевается!
     Соболевых оказалось в Москве восемнадцать, из них Галин
девять,  но  отчество Владимировна имели только две.  Причем
только  у  одной дамы номер телефона начинался с  цифр  593,
другая явно обитала в центре. Надеюсь, директриса живет  по-
прежнему  в  городе-спутнике. Трубку схватили  сразу,  после
первого гудка.
     Детский голос прочирикал:
     - Вам кого?
     - Галину Владимировну.
      -  Бабуля! - заорал ребенок с такой силой, что я  чуть
было не выронила трубку. - Бабуля, тебя.
      Повисла пауза. Потом тот же радостный детский  голосок
сообщил:
     - Она не подойдет, голову моет, чего передать?
      -  Спросите,  пожалуйста, могу  ли  я  к  ней  сегодня
подъехать?
     Трубка вновь замолчала, затем бодрый дискант ответил:
     - Бабуля ждет, адрес знаете?
      Я  засобиралась в дорогу. От метро "Речной вокзал" шел
симпатичный  микроавтобусик  "Автолайн".  Маршрутное   такси
подвезло  меня прямо к дому. Серая блочная башня  стояла  на
небольшом шоссе, поодаль гомонил рынок. На другой стороне не
слишком  оживленной  улицы  явно находился  какой-то  завод,
окруженный высоким забором с колючей проволокой.
      Галина  Владимировна  и впрямь  недавно  приняла  душ,
потому  что  на ее голове дыбилась кокетливая косынка,  явно
прикрывающая бигуди.
      -  Видите, как получилось, - улыбнулась хозяйка, - все
договаривались,    договаривались,   еле-еле    встретились,
раздевайтесь, сейчас чаю глотнем и обо всем побеседуем.
       Я  стащила  куртку,  получила  безукоризненно  чистые
пластиковые тапки и, войдя в сверк