галтерии, выдавала зарплату. Знала буквально
каждого  кукуевца  и  прекрасно была осведомлена  о  доходах
посельчан.   Уехать  с  маленькой,  только  что   родившейся
девочкой  в  никуда  она побоялась. В  Кукуево  у  нее  было
хозяйство:  корова,  поросята, огород; с  голоду  не  пухла.
Правда,  жить становится все трудней и трудней.  Но  Рая  не
горюет. Перестали привозить баллоны с газом - стала готовить
в печи, закрыли магазины - перешла на натуральное хозяйство,
даже  хлеб печет сама. Жаль только, что отключили  за  долги
электричество.  Оставшиеся жители  не  платили  за  свет,  и
кукуевцам перерезали провода. Уже четыре года они живут  при
керосине и свечах, без телевизора.
      -  А  холодильники? - ужаснулась я. - Как вы  продукты
храните?
      - Так подпол есть, - пояснила Рая, - в избе простой, а
во  дворе  отрыт глубокий, почти ледник. Знаешь, человек  на
земле ни за что не пропадет. Это в городе с голоду сдохнешь,
а на селе картошечка своя, морковка, огурцы да яблоки, а еще
пара  свинок,  куры и корова... Нет, тут  лучше.  Чего  я  в
Москве не видала...
      Но  не все кукуевцы разделяли взгляды Раисы, и в  один
прекрасный день в поселке осталось всего четыре семьи.  Дядя
Сеня  с женой, беспробудно глушившие самогонку, Рая с Леной,
деревенская  дурочка  Валька да Скотинины,  двое  сыновей  и
мать.
       Анна  Михайловна  Скотинина  проживала  в  Кукуево  с
незапамятных  времен.  Тихая,  робкая,  даже  забитая  баба,
работавшая лакировщицей. Аня покрывала лаком готовые изделия
и  к  тридцати пяти годам нажила астму. Кавалеров у  нее  не
было, и в поселке ее держали за старую деву. Велико же  было
удивление кукуевцев, когда она на пороге сорокалетия  родила
сына,  названного Георгием. Местные сплетницы стерли в кровь
языки,  пытаясь догадаться, кто же польстился на "красотку",
но  так  ни до чего и не додумались. Анька по-прежнему  жила
без мужика, и по вечерам в ее избу никто не шмыгал тайком со
стороны  огорода. В конце концов "сарафанное радио"  решило,
что  "автор" сынишки - командированный из Москвы инженер,  и
успокоились. Но не тут-то было. Не дававшая всю  свою  жизнь
никаких  поводов  до пересудов, Скотинина  ровно  через  год
явила   на   свет   еще  одного  ребенка,  опять   мальчика,
получившего  имя Олег. Теперь обсуждать новость кинулись  не
только  бабы, но и мужики. Больше всего всех занимал вопрос,
кто  же  является  отцами маленьких Скотининых?  А  то,  что
папеньки у братьев разные, в поселке смекнули сразу. Георгий
(+(,  как  его  кликали в Кукуево, Горка, уродился  белесым,
почти  без бровей и ресниц, а к четырнадцати годам  раздался
вширь  и  стал похож на медведя. Кстати, он был  невероятно,
как-то патологически ленив. Мог, словно Иван-дурак, валяться
целый  день  на  печи. Учиться Горка бросил в пятом  классе,
справедливо  полагая, что наука ему ни к чему.  Ковырялся  в
огороде и был доволен своей участью. Олег же оказался иным -
черномазым,   с   темными  кудрями,  с   быстрыми,   резкими
движениями.   Но   братья  различались  не  только   внешне,
диаметрально  противоположны оказались и характеры.  Младший
Скотинин  прилежно учился и даже посещал музыкальную  школу.
Не  ленился кататься на автобусе час туда, час назад,  чтобы
освоить гаммы. Только наука оказалась ни к чему, потому  что
после  окончания  школы они оба осели в  Кукуево,  денег  на
поездку в Москву или Калугу у них не было.
      Несколько  лет тому назад, когда поселок  окончательно
вымер,  в  Кукуево заявилась дачница из Калуги. Что потянуло
эту красивую, модную даму в заброшенный поселок, неизвестно,
но она поселилась у Раи, щедро заплатив за постой.
      Летними вечерами, когда Раиса, подоив на ночь  корову,
устраивалась  на  крылечке подышать, Наташа подсаживалась  к
ней и жаловалась на судьбу.
      - Не повезло мне, Раиса, - признавалась она, - возраст
не  тот.  Сейчас  бы  на  эстраду  пойти,  я  бы  всех  этих
безголосых девчонок перепела, только время ушло, кто же бабу
на пороге пятидесятилетия выпустит.
      Голос у Наташи и впрямь оказался чудесный. Иногда  она
пела  на завалинке, и тогда все оставшиеся обитатели поселка
подтягивались к забору послушать.
       Приходили  и  братья  Скотинины.  Более  того,   Олег
подружился  с  Наташей,  ходил с  той  частенько  в  лес  за
цветами.  Жена  дяди  Сени, увидав однажды,  как  парочка  с
раскрасневшимися от жары лицами появилась на опушке,  ехидно
заметила:
     - Ну, Анька, жди внуков, эвон, какие довольные.
      - Креста на тебе нет, - разозлилась Анна Михайловна, -
чего  язык поганый распускаешь? Да Наталья Андреевна Олежику
в  матери годится! Ну куда парню в нашей тоске деваться, вот
и разговаривает с умным человеком.
      Семениха  только  вздохнула,  но  больше  гадостей  не
говорила.  Третьего сентября Наташа уехала.  Олег  понес  ее
чемодан   до  автобуса.  Идти  было  далеко,  до  Мамоновки,
беспокоиться  о сыне Анна Михайловна начала лишь  в  десятом
часу  вечера.  А около одиннадцати, по деревенским  понятиям
глубокой ночью, Скотинина постучалась к Раисе.
     - Случилось чего, тетя Аня? - поинтересовалась та.
     Анна Михайловна ткнула Рае в руки листок.
      -  Ну-ка,  прочти  мне вслух, а  то  без  очков  плохо
разбираю.
     Раиса вгляделась в записку и ахнула.
      "Дорогая Анна Михайловна! Прошу вас не беспокоиться об
Олеге.  Мы решили пожениться, и он уезжает со мной в  город.
Подумайте  сами, что за судьба ждет Олежека в Кукуево?  Либо
сопьется,  либо  превратится в бирюка. Я же сумею  дать  ему
ag  abl%  и нужное образование. Когда устроимся, обязательно
сообщим адрес. Ваша невестка Наталья Кавалерова".
      Анна  Михайловна  выслушала текст и,  не  сказавши  ни
слова,  ушла.  Горка  остался  с  матерью,  проводя  дни   в
бездумном    ничегонеделанье.   Потом   старуха    Скотинина
скончалась,  просто  упала лицом  на  грядку  с  только  что
проклюнувшимися огурчиками. Горка похоронил мать, но  в  его
жизни ничего не изменилось.
     - Даже картошку не сажал! - возмущалась Раиса. - Совсем
от лени опух, бриться перестал, мыться тоже.
     - Чем же он питался? - удивилась я.
      - А у нас с огородов воровал, - вздохнула Рая. - Мы  с
Семенихой  решили, лучше уж сами ему все дадим,  чем  набеги
терпеть. Два огурца сопрет, десяток вытопчет, кабан. Так что
мы ему - и картошки, и яичек, и молочка, да только последнее
время разбогател наш Горка.
     - Да ну?
     - Ты слушай, - ответила Раиса.
      Я  посмотрела в ее раскрасневшееся, счастливое лицо  и
улыбнулась.  Что  бы ни говорила Ленкина  мать  о  прелестях
жизни  на земле, но ей, конечно, здесь скучно. Из собеседниц
лишь Семениха да местная дурочка Валька. Все сплетни давным-
давно  переговорены, кости перемыты, а  тут  такой  подарок:
невесть   зачем  прибывшая  женщина.  Ну  разве  не  приятно
вывалить  на  гостью ворох лежалых новостей?.. Раечка  прямо
помолодела, безостановочно выплескивая чужие секреты.
      Несколько  лет  назад Горка, как раз накануне  шестого
сентября,  когда кукуевцам навсегда отключили электричество,
явился  к  Раисе.  Она искренне удивилась. Мужик  был  чисто
выбрит, кое-как причесан и даже одет в мятый костюм.
     - Слышь, Райка, - забубнил он, - дай мне денег в долг.
     - Много? - поинтересовалась осторожно соседка.
      - Чтоб до Москвы добраться, ну еще рублей двадцать,  -
вздохнул Горка.
      -  Лишку  просишь, - отрезала Рая. -  решившая  больше
пятерки ни за что не отстегивать. - Нету столько.
      Неожиданно всегда апатичный, даже вялый мужик с  жаром
воскликнул:
     - Не жадься, Рай, дай, через неделю верну.
     - Где же возьмешь? - ухмыльнулась Раиса.
     - Скоро разбогатею, - загадочно ответил сосед.
     - Клад на огороде нашел?
      -  Угу,  клад, только в телевизоре, - совсем непонятно
отреагировал Горка.
     Рая дала ему требуемую сумму и долго гадала, что имел в
виду   парень,   говоря  о  телевизоре.  Но   тут   обрубили
электричество,  и  телевизионные передачи  остались  лишь  в
воспоминаниях. Георгий исчез на неделю из Кукуево, а  потом,
вернувшись, до потери пульса изумил Раису, отдав  весь  долг
до  копеечки.  Более  того, он притащил  со  станции  сумку,
набитую  деликатесами, а на самом мужике  красовалась  новая
одежда.
      Раиса с Семенихой терялись в догадках. Горка вел  себя
загадочно.   Раз  в  месяц  исчезал  на  пару  дней,   потом
".'"`  i +ao с обновками и невиданными продуктами. Дальше  -
больше. У него появилась машина, новенькие "Жигули". Соседки
недоумевали, может, Скотинин пристроился на работу?  Но  что
эта  за служба такая, куда следует являться раз в месяц, они
не  понимали.  А  Горка,  словно насмехаясь,  демонстрировал
невиданное благополучие, угощал Ленку настоящими шоколадными
конфетами,  а Семениху и Раису позвал на чай.  Те  пришли  и
обомлели - в чайнике настоящая заварка, а не сушеная  трава,
на  столе  масло, сыр, колбаса, торт и даже баночка  красной
икры.
     Потом Горка уехал.
       -   Купил   квартирку  в  Мамоново,  -   пояснил   он
остолбеневшим  кукуевцам.  - Дом  продал,  а  на  вырученные
денежки  приобрел. В Мамоново веселей, газ, свет,  отопление
центральное. Так что прощевайте.
      -  Слышь, сынок, - отмерла Семеновна, - кто на избенку
твою, развалюху, польстился?
     - Дачники, - коротко ответил Горка и отбыл.
     - Давно уехал? - спросила я.
     - Да позавчера, - всплеснула руками Раиса. - Все бросил
-  мебель,  посуду,  с  одним рюкзаком подался.  Хотя,  если
разобраться,   какая  там  обстановка!  Дрова   грязные   да
черепушки, у Горки даже прусаки сдохли.
     - Нет ли в Кукуево человека по имени Егор? - спросила я
на  всякий случай, прекрасно понимая, что опять попала не по
адресу.
     - Не, - коротко бросила Рая, - был Егор Константинович,
столяр, только он уж двадцать лет покойник.
      -  Ладно,  -  вздохнула  я, -  спасибо  за  рассказ  и
угощенье, только мне ехать пора.
     Раиса засмеялась и показала на ходики.
      -  Куда ехать, темнота на дворе, да и автобуса нет, до
станции не дойдешь. Оставайся ночевать.
      Я  глянула  на  часы  - маленькая стрелка  на  восьми,
большая  на  двенадцати. В Москве  в  это  время  мы  только
садимся  ужинать,  предвкушая интересные телепередачи,  а  в
Кукуево   уже  глубокая  ночь...  Делать  нечего,   придется
воспользоваться гостеприимством.
      Рая  положила меня на печке. Скоро в избе установилась
сонная  тишина. В большой комнате мирно похрапывала хозяйка,
так  спит  человек с чистой совестью, в боковушке  сопела  с
обнимку  с  котенком Ленка. Только ко мне не хотел прилетать
на  легких крыльях Морфей. Печка испускала приятное,  ровное
тепло,  но  подушка,  очевидно,  набитая  сеном,  нестерпимо
кололась. К тому же заботливая хозяйка укрыла меня  огромным
нагольным  тулупом, когда-то белым, а сейчас  коричневым  от
грязи. Овчина издавала крепкий аромат коровьего стойла, и  я
почувствовала,   что   начинаю   задыхаться.   В   маленькое
незанавешенное окошко светила огромная желтая луна,  похожая
на  гигантскую головку сыра. Я попробовала открыть форточку,
но  увидела,  что  рамы  глухие, без шпингалетов.  Очевидно,
весной  одну  из них просто вынимают и убирают  в  сарай,  а
зимой не открывают окон, берегут тепло.
      От  нестерпимой духоты заболела голова. Я  никогда  не
a/+n  с закрытой форточкой, и Сережка говорит, что у меня  в
спальне   может   комфортно  существовать   белый   медведь.
Аккуратно  сняв с вешалки верхнюю одежду, я осторожно  вышла
во двор. Подышу немного свежим воздухом.
     Тишина в Кукуево стояла замечательная, в Москве никогда
не  бывает так тихо, обязательно проедет машина или  пройдут
люди.  Здесь же полное ощущение, что находишься одна в целом
свете. Ноги сами понесли меня по улочке, вниз к оврагу. Нет,
как  хорошо! Воздух свежий, морозный, какой-то вкусный,  под
ногами не мутная каша, а белый, нетронутый снег...
      Побродив минут пять по извилистой улочке, я наткнулась
на  довольно  большие  ворота с  железным  почтовым  ящиком.
"Скотинина" - вывела белой краской чья-то не очень уверенная
рука на его крышке. Значит, передо мной дом Скотининых,  так
сказать,  родовое  гнездо  Лео  Ско.  Не  в  силах  сдержать
любопытства,  я  толкнула калитку. Она  неожиданно  бесшумно
повернулась  на  ржавых  петлях, и  я  вступила  в  большой,
невероятно  захламленный двор. Чего тут  только  не  было  -
дырявые  ведра,  бочки, банки, бутылки и  даже  гусеница  от
трактора. У крыльца - три сгнившие ступеньки.
       Внутри   изба  оказалась  больше  Раисиной.  Огромная
комната,   из  которой  несколько  дверей  вели   в   другие
помещения.  В  ней  стоял холод. Мебели тут  и  впрямь  было
маловато - колченогий стол, ветхий диван да допотопный буфет
размером  с  хороший  танк.  На  полу  валялась  продранная,
самовязанная  из  тряпок дорожка. В углу  пылился  абсолютно
ненужный  древний "Таурас", самый дешевый из семьи советских
телевизоров.
     Я заглянула в другую комнату - ничего нет, даже мебели,
в  следующей  стояли железная кровать с панцирной  сеткой  и
гардероб, смахивающий на гроб с зеркалом. Я раскрыла нещадно
скрипевшие  дверцы и обнаружила несколько  кофт,  "плюшевую"
жилетку  и  невероятную юбку темно-синего  цвета  в  красных
розах.  Очевидно,  Горка не захотел выбрасывать  праздничную
одежду  матери,  а  может, ему просто  было  все  равно.  Из
правого  угла смотрел строгими глазами Николай-угодник.  Лик
святого  почернел, икона явно нуждалась в  реставрации.  Пол
перед ней был сильнее потерт, чем во всей спальне. Очевидно,
Анна  Скотинина провела много часов на коленях, вымаливая  у
господа прощение.
      Из-за иконы выглядывал белый уголок, я сунула руку  за
божницу  и  вытащила  письмо. "Кукуево,  Калужской  области,
почтовое  отделение  Алехине,  улица  Октябрьская,  дом   8,
Скотининой  Анне  Михайловне". Значит,  до  поселка  все  же
изредка добирается почтальон.
     Я открыла конверт и подошла к окну.
      Полная  луна  великолепно освещала комнатку,  и  глаза
побежали по строчкам.
       "Многоуважаемая  Анна  Михайловна!  Беспокою  вас   в
четвертый раз, но так ни разу и не дождался ответа.  Христом
богом прошу, коли Наталья Андреевна объявится, сообщите  мне
по  адресу:  Калуга, улица Гоголя, дом 7. Прошу прощения  за
мою   назойливость,  но  дети  очень  переживают,   особенно
Егорушка,   он  у  нас  еще  маленький.  С  уважением   Петр
Qтепанович Кавалеров".
      Я сунула письмо в карман, и, с наслаждением вдыхая по-
настоящему свежий воздух, медленно пошла к избе Раисы.

                          Глава 18

       На  следующее  утро,  в  девять  утра,  я  стояла  на
центральной  площади Калуги. Улица Гоголя  была  на  окраине
города,  и  пришлось  воспользоваться  автобусом.  Дом  семь
смотрел    на    мир    щеголеватыми   белыми    рамами    и
свежепокрашенными стенами, тут только что сделали ремонт.  Я
обрадовалась. На письме стоял штемпель - 1994 год, а за пять
лет   много  чего  могло  произойти  и  с  домом,  и  с  его
обитателями.
      За  дверью квартиры раздался лай, и выглянула  девушка
примерно  лет  семнадцати,  в красном  байковом  халате.  На
голове   ее  топорщились  старомодные  железные   бигуди   с
резинками.
      -  Здрассьте, - промолвила девица, отпихивая ногой  от
двери  юркую  черную  собачку с лисьей мордочкой.  -  Вы  из
поликлиники?
     - Не совсем, я ищу Петра Степановича Кавалерова.
     Девушка вздохнула и пробормотала:
     - Папа умер, а вы кто будете? Я слегка растерялась.
     - Петр Степанович разыскивал Наталью Андреевну...
     - Ну и что? - зло поинтересовалась девчонка.
     - Могу сообщить ее адрес.
      -  Не  нуждаюсь в координатах этой особы,  -  отрезала
девушка и с треском захлопнула перед моим носом дверь.
     Решив не сдаваться, я вновь нажала на звонок. Но внутри
квартиры стояла тишина. Потом из-за двери глухо донеслось:
     - Убирайтесь, пока я милицию не позвала. Я крикнула:
     - Позовите Егора!
      -  Убирайся,  -  послышался ответ.  Я  прислонилась  к
подоконнику  и вытащила сигареты. Тут же распахнулась  дверь
другой  квартиры,  очевидно, соседка  наблюдала  за  мной  в
"глазок".
      - Здесь нельзя курить, - заявила тетка лет пятидесяти,
тоже в железных бигуди. Мода, что ли, в Калуге такая?
       -  Ничего  плохого  я  не  делаю,  -  попробовала   я
оправдаться.
      - Все так говорят, - не успокаивалась бдительная дама,
- а потом дома взрываются. Ступайте на улицу, что вам вообще
надо?
     - Я к Петру Степановичу приехала...
     - Ха, да он уж лет пять как покойник.
     - Мне девушка объяснила, такая грубиянка.
      -  Вы на нее сердца не держите, - неожиданно подобрела
железноголовая  тетка.  - Анжелике  досталось  от  жизни  по
первое число.
     - Даже не разрешила мне Егора подождать, - пожаловалась
я.
     Соседка вытаращила глаза:
     - Да откуда вы взялись?
     - А что такого? Из Москвы.
     - Кто же вас прислал?
     Я секунду поколебалась и сообщила:
     - Наталья Андреевна.
      Раздалось  звяканье, баба от неожиданности уронила  на
пол связку ключей.
      -  Наташка,  стерва, - пробормотала она, нагибаясь,  -
позднехонько  спохватилась. Все поумирали,  а  уж  как  Петя
убивался, бедняга.
     - Ничего не понимаю, - сказала я.
     - Вы Наташке кем приходитесь?
      -  Никем,  -  поспешила откреститься я,  -  работаю  в
детективном  агентстве, начальство послало  сведения  о  ней
собрать.
     - Она натворила чего? - радостно осведомилась баба.
     Я принялась выкручиваться:
      -  Нет,  но  нас  иногда  нанимают  газеты  для  сбора
информации.
      -  А  ну,  иди сюда, - велела тетка и втянула  меня  в
тесную,  пропахшую  щами прихожую. - Газеты  -  это  хорошо,
прямо-таки здорово. Про нее писать собрались?
      -  Вроде,  - пожала я плечами, - если я что интересное
раздобуду.
       -   Двигай  в  кухню,  -  оживилась  баба,  -  такого
порасскажу, волосы зашевелятся.
     - Спасибо, - с чувством произнесла я. - А потом можно я
подожду  у  вас,  когда  Егор придет? Тетка  притормозила  и
сообщила:
     - Он не придет.
     - Уехал?
     - Не совсем.
     - А что?
     - Убили его.
     - Давно?
     - Лет пять назад.
     - Кто?
     Баба села на табуретку и заявила:
      -  Говорила же, такое расскажу, волосья по всему  телу
вздыбятся!  Егорушку Петька укокошил, а потом себя  порешил!
Вот  ужас-то где! Пятилетнего ребенка жизни лишил, а все из-
за нее, из-за Наташки, падлы.

                             ***

      В  Москву  я  возвращалась  с  гудящей  головой.  Если
отбросить  в  сторону  бесконечные ругательства,  изрыгаемые
обозленной соседкой Зоей, ситуация выглядела так.
      Петр Степанович Кавалеров и его жена Наталья Андреевна
тихо  и  мирно  жили  в Калуге. Петр служил  бухгалтером  на
заводе.   Наташа  преподавала  музыку  в  школе.  Вели   они
правильный   образ  жизни,  шумных  гулянок  не  устраивали,
проводили  время в основном у телевизора. Петр - молчаливый,
аккуратный  мужик, все время копошился по  хозяйству.  Вечно
стучал  молотком и бегал с банками мебельного  лака.  Он  же
e.$(+  за  продуктами, пылесосил квартиру  и  развешивал  во
дворе   простыни.   Наташка  берегла   руки,   она   отлично
зарабатывала,   давая  частные  уроки  музыки,   великолепно
одевалась,  пользовалась косметикой, и  никто  во  дворе  не
видел ее с растрепанной головой.
      Зою  с соседкой связывало некое подобие дружбы. Иногда
Наталья   вечерком   забегала  к  той   "по-простому",   без
приглашения   попить   чайку.  Выпив   чашечку-другую   чая,
Наташенька начинала жаловаться:
      - Эх, Зоинька, тошно мне до жути. Разве это жизнь? Муж
-  долдон,  урод, полено неэмоциональное. Ученики  -  тупицы
невиданные... Ну разве я для подобной жизни предназначена...
      Зоя,  чей  супружник  б