ь.

- Может, все-таки расскажете по порядку?

Аня засмеялась и вновь глотнула из бутылки.

- Обязательно, теперь мне нечего бояться, да и следующий припадок скорей
всего меня убьет.

- Какой припадок? - испугалась я, невольно отшатываясь.

- Да не бойся, - хмыкнула Аня, - это не заразно, астма у меня, но сегодня
ничего не случится, я приближение ее за много часов ощущаю. А рассказать
расскажу, давно мечтала правду на белый свет вытрясти! Слушай!

ГЛАВА 27

Анечка Яхнина родилась в бедной, но интеллигентной семье. Папа ее
скончался, когда дочке исполнилось пять лет, и мама-библиотекарь в одиночку
поднимала девочку. Зарплата сотрудницы районного книгохранилища была очень
мала. Валентина Николаевна получала всего 90 рублей в месяц. Правда, потом
она дослужилась до заведующей, и зарплата возросла до 140 целковых. Но все
равно одеться, обуться, прокормиться на эти гроши очень трудно. Сколько
Анечка себя помнит, мать считала копейки, собирая месяцами на зимнее
пальто, сапоги и новогодние подарки... Хорошо хоть с летним отдыхом не
существовало проблем, на три месяца Анюту отправляли в деревню к бабке,
матери покойного отца. Так что июнь, июль и август проходили на природе,
остальные месяцы она проводила в библиотеке. Книгохранилище распахивало
двери в 14.00 и работало до 21.00, поэтому Анечка сразу после школы неслась
к маме, делала уроки в тишине читального зала, ужинала и смотрела телевизор
в комнате отдыха сотрудников...

Росла Анечка беспроблемным ребенком, тихим, послушным, замкнутым. Когда
другие подростки начали самоутверждаться, грубить родителям, таскать двойки
и требовать красивой одежды, Анечка спокойно ходила в жутких платьицах,
созданных на швейной фабрике "Смена", никогда не спорила с мамой, и в
дневнике у нее стояли только пятерки, там не было ни одной четверки.

Родители одноклассников поголовно завидовали Валентине Николаевне. Однако
дети в школе не любили Аню. Она была очень сдержанна, не участвовала в
проказах и вела себя на переменах словно старушка. Все носятся гурьбой,
стреляются жеваной бумажкой, толкаются, орут, а Яхнина сидит на банкетке и
читает учебник, готовится к предстоящему уроку. Не били за такое поведение
Аню только лишь по одной причине: она охотно давала списывать на
контрольных, легко решая за 45 минут все варианты по алгебре.

Но никто - ни одноклассники, ни учителя, ни мама - не подозревал, какие
демоны таятся на дне души Ани. Класса с пятого девочка точно знала, кем
станет! Врачом, но не простым, районным, бегающим по домам за копейки.
Нищей, бережно складывающей, как мамочка, мятые рубли в коробочки из-под
чая, она не будет никогда! Нет, Анечка достигнет небывалых высот, создаст,
как Флеминг пенициллин, какое-нибудь удивительное лекарство, получит
всемирную славу и Нобелевскую премию. Анечка не знала, чего ей хочется
больше: признания или богатства. Наверное, все же денег хотелось сильней...
Ночью Анюта лежала без сна, разглядывая в слабом лунном свете протертые,
дешевенькие обои, посекшиеся занавески и люстрочку с одним разбитым рожком.
Нет, слава хорошо, но деньги лучше. Нобелевскую премию надо получить
всенепременно, у ее детей будет все: красивая спальня, игрушки, книжки, еда
и сладости...

Золотую медаль она получила элементарно. Никому в школе даже в голову не
приходило, что Яхнина закончит учебу с "пустыми руками". Впрочем, награда
была заслужена упорным трудом. Валентина Николаевна не бегала к директору,
как другие родители, не таскала бесконечные презенты учителям, не
выпрашивала пятерки... Мама Ани бывала в школьном здании только на
собраниях, да и то не на всех...

В институт Анюта попала сразу, с легкостью преодолев один положенный для
медалистов экзамен. Началась студенческая пора. Но снова вечеринки, выпивки
и веселье обходились без Яхниной. Аня дни напролет проводила над
учебниками, к третьему курсу стала ленинской стипендиаткой и получала по
ведомости сто рублей в месяц, в отличие от всех студентов, имевших тридцать
пять. Яхнину заметил профессор Яковлев, мировая величина в области
тропической медицины. Александр Михайлович пригрел умную, честолюбивую
девочку и, когда та, получив красный диплом, выпорхнула из alma mater,
пристроил ее в аспирантуру в институт к Даутову.

Началась иная, взрослая жизнь, и меньше чем через полгода Анечка поняла,
что путь к Нобелевской премии будет тернист. В НИИ Яхнина опять оказалась в
гордом одиночестве. Ее одногодки, девушки и юноши, писавшие диссертации, не
слишком утруждались. На создание работы государство давало целых три года,
в течение этого срока каждый месяц выплачивалась стипендия, да еще капали
кое-какие денежки за преподавательскую работу. В первые 12 месяцев
полагалось сдать экзамен, пресловутый кандидатский минимум, на второй
год... Словом, никто не торопил аспирантов. Поголовное их большинство
основную часть отпущенного срока тратило не на научные изыскания, а на
совсем другие, более приятные вещи. Выходили замуж, рожали детей, потом
разводились. Одним словом, написание кандидатской растягивалось на
неопределенный срок. Представляете теперь, как раздражала молодежь,
привыкшую к праздному времяпрепровождению, трудолюбивая Анечка, успевшая
всего за один год все: и сдать экзамены, и написать работу, и напечатать в
журналах необходимые для защиты научные статьи?

Но черт с ними, с аспирантами, они только злобно поджимали губы при виде
Яхниной, хуже было другое. Старших сотрудников, в основном женщин за
пятьдесят и членов ученого совета, слишком работоспособная Анечка бесила
ничуть не меньше. Большинство научных дам сумели стать кандидатами, когда
им исполнилось сорок, а то и сорок пять... Здесь же наглая выскочка, не
успевшая справить тридцатилетие, притаскивает готовый труд и заявляет
секретарю совета:

- Одна работа выполнена, сяду вскоре за докторскую.

Эту фразу потом с разной степенью негодования повторяли на всех этажах. В
общем, на момент защиты Яхниной все члены совета находились в крайней
степени раздражения. Может, они бы и справились с завистью и злобой, но
недальновидная Анечка явилась на защиту в шикарном черном платье, ловко
подчеркивающем все изгибы прелестной фигурки, с роскошной прической,
умопомрачительными серьгами и отличным макияжем. Огромные глаза светились
счастьем, губы сами по себе расплывались в улыбке... Девчонка предвкушала
оглушительный успех. Это уже оказалось слишком. Никто ведь не знал, что
платье и драгоценности дала ей всего на один день подруга матери, а
прическу соорудила бесплатно соседка, работающая мастером в "Чародейке"...

Ученые дамы, расплывшиеся от постоянного сидения над микроскопами,
обдернули свои вытянутые вязаные кофты, тряхнули "химическими" головами
и... налетели на Анечку, как коршуны на цыпленка.

Подобного сокрушительного разгрома работы стены института не видели ни
разу. Аня не упала в обморок лишь по одной причине: не желала доставлять
радость злобным бабам. Поэтому стояла на трибуне с улыбкой, стойко
"сохраняя лицо", но ноги стали ватными, пальцы рук дрожали, а по спине
липкими струйками тек пот... В особенности усердствовала Червь. Собственно
говоря, Евгения Ивановна и погнала волну, первой обвинив Анечку в
некомпетентности, поверхностности и неумении делать выводы. Она же
предложила признать работу непригодной для защиты, ловко заткнув своих
оппонентов.

Итог впечатлял - только два белых шара.

В полном отчаянии Аня приехала домой и, не отвечая на вопросы испуганной
матери, заперлась в своей комнате. Не привыкшая к неудачам в учебе, девушка
переживала свой провал особо тяжело и решила завтра не ходить в институт.

Вечером, часов около десяти, раздался звонок телефона.

- Нюша, возьми трубку, - крикнула мать.

- Скажи, сплю, - буркнула Аня.

Но Валентина Николаевна забарабанила в дверь:

- Возьми трубку, она говорит, точно знает, что ты бодрствуешь.

- Кто там?

- Гема Даутова.

Удивленная вконец, Анечка сказала:

- Алло.

- Спустись вниз, я сижу в машине у твоего подъезда, - сообщил высокий
голос.

- Может, вы сами подниметесь? - вежливо предложила Аня.

- Спускайся!

Ничего не понимавшая Яхнина побежала по лестнице вниз. Она, естественно,
знала, что Гема - дочь директора института и что мать Даутовой заведует
лабораторией. Никакой дружбы между ними не было. Но девушки были примерно
одного возраста и раскланивались, сталкиваясь в коридорах, а один раз их
места оказались во время конференции рядом, и они немного поговорили. У Ани
осталось самое приятное впечатление от дочери высокопоставленных родителей,
та была умна, хорошо воспитана и ничем не подчеркивала разницу в их
социальном статусе. Гема называла Аню на "ты", но Яхнина "выкала"
Даутовой...

- Садись, - велела Гема, распахивая дверку "Жигулей".

Аня покорно нырнула внутрь салона, пропахшего дымом.

- Будешь? - предложила Даутова сигареты.

- Спасибо, не курю...

Гема вытащила тоненькую сигарету, щелкнула зажигалкой, затянулась, медленно
выпустила сизое облако и с чувством произнесла:

- Ну и дряни наши бабы, сволочи завистливые, а в особенности Червь, я бы
Евгению Ивановну в сортире утопила!

Внезапно у Ани из глаз полились слезы, и она впервые в жизни разрыдалась
при постороннем человеке. Гема терпеливо переждала, пока всхлипы
закончатся, и сказала:

- Плакать тут пустое дело, надо действовать.

- Что же делать? - устало спросила Аня. - Все кончено, диссертацию
зарубили.

- Отец пришел в сильное негодование, узнав о произошедшем, - тихо пояснила
Гема, - просто за голову схватился, в общем, готовься, во вторник состоится
новый ученый совет.

Сначала Ане показалось, что она ослышалась.

- Новое заседание с моей защитой?

- Да.

- Но это невозможно! Диссертацию ведь признали негодной!

Гема раздавила в пепельнице окурок.

- Очень даже возможно. Для кворума необходимо двенадцать человек, а этих
старых дур было только десять. Теперь процедура защиты признана
неправомочной. Они не зарубили тебя, они не имели права начинать заседание
ученого совета без необходимого числа участников, следовательно, защита
просто отложилась. Сообразила? Следующая через неделю. Иди умойся, а завтра
на работе высоко держи голову, папа берет тебя под свое крыло.

- Почему? - бормотала ошарашенная Аня. - Отчего такое особое ко мне
отношение?

Гема улыбнулась уголками губ.

- Ты работоспособна, умна, честолюбива. У тебя огромный творческий
потенциал, подобные люди и толкают вперед науку. Именно они, а не старые
клуши, боящиеся по-новому взглянуть на проблему. И потом, мы же подруги,
или не так?

Аня сидела с раскрытым ртом. Она, естественно, знала, что по правилам,
установленным ВАК, без определенного числа членов совета, кворума, защита
состояться не может и, по идее, должна быть отменена. На деле часто
случается иначе. Ученый секретарь обзванивает коллег и упрашивает, пуская в
ход разные аргументы:

- Завтра обязательно следует быть на совете, защищается аспирантка самого
Даутова.

Или:

- Пожалуйста, уж придите, кворума нет, жалко человека, защита не состоится,
а он уже и банкет для всех приготовил.

Обычно со скрипом необходимое количество участников собирается. Впрочем,
часто случается и по-другому. Кое-кто из профессоров просто забегает на
секундочку во время заседания и расписывается в ведомости, уносясь потом по
своим делам. Кое-кого секретарь сам ловит в коридорах и канючит:

- Иван Иванович, подпиши, сделай милость...

Наверное, и сегодня бабы собрались проделать нечто похожее, но старик
Даутов обозлился, и дело пошло по-иному.

Гема не подвела. Во вторник совет собрался вновь, но теперь во главе стола
сидел хмурый старик Даутов, исподлобья поглядывавший на присмиревших баб.
Антон Сергеевич правил в своем институте аки самодержец. Его любили и
боялись. Директор мог расчистить путь для быстрой карьеры и мог закопать
неугодного человека. К тому же от Даутова зависело абсолютно все:

от повышения зарплаты до заграничных командировок, спорить с монархом не
решались. Поэтому вторая защита прошла как по маслу, только Евгения
Ивановна Червь опять принялась вякать о сырой работе.

Антон Сергеевич молча выслушал даму и подвел итог:

- Спасибо, коллега, ваше мнение обязательно отразится в протоколе.

Через час Анечка принимала поздравления, в урне для голосования оказался
только один черный шар, явно брошенный туда строптивой Евгенией Ивановной,
только она могла не побояться гнева старика Даутова.

Не успели объявить результаты, как Антон Сергеевич встал, обнял Анечку за
плечи и сообщил:

- Вот пример для очень многих! За год создать великолепную работу. У тебя,
детка, большое будущее.

Едва начальство захлопнуло рот, как все кинулись поздравлять Аню. Поняв,
что старик Даутов протежирует противную девчонку, члены совета выдавили из
себя приятные слова.

Стоит ли упоминать о том, что Анечка теперь бьша готова бегать для Гемы
босыми ногами по горящим углям и битому стеклу? Яхнина только ждала случая,
чтобы отблагодарить благодетельницу. И, надо сказать, он представился
довольно быстро, примерно через месяц.

Дочь директора вновь приехала к дому и попросила ее спуститься. Анюта
ринулась вниз, даже не надев куртку. Сначала просто поболтали о ерунде,
посплетничали, потом Гема вздохнула:

- У папы неприятности.

- Да ну? - изумилась Аня.

- Предстоит вскоре его переизбрание на новый срок, а Червь носится по
институту и кричит на всех углах: хватит с нас даутовщины, пора выдвигать
другую кандидатуру.

- Вот сволочь, - с чувством произнесла Аня, - убить ее мало! Стольким людям
жизнь испортила, дрянь мерзкая.

- Убивать не надо, - хмыкнула Тема, - слишком радикальное решение, а вот
пасть вонючую заткнуть очень хочется, а тебе?

- Мне тоже, - мигом подхватила Аня, - но как?

Они начали строить хитроумные планы, но все казалось мелко, пошло и
несерьезно.

ГЛАВА 28

Яхнина прервала рассказ, вновь приложилась к коньяку и твердым, совершенно
трезвым голосом заметила:

- Теперь-то я понимаю, какая Гема хитрая и умная дрянь. Пока валялась в
больнице между жизнью и смертью, хватило времени, чтобы пораскинуть
мозгами. Она задумала это дело давно, еще в тот день, когда попросила отца
мне помочь. Только не думайте, будто Гема пожалела меня. Отнюдь. Она все
великолепно рассчитала, знала, что получит человека, готового ради Даутовых
на все. Более того, столь ловко построила разговор, что я сама предложила
уничтожить пробирку с дельфусом регал.

Услыхав предложение, Гема изобразила удивление:

- А что, хорошая идея, молодец, Анечка, только не надо уничтожать дельфус,
принеси его мне, я отдам папе, и посмотрим, что он сделает с мерзавкой
Червь, когда та явится подписывать акт по расходу лабораторных материалов.
Голову даю на отсечение, она попытается скрыть происшедшее, положит папе на
стол бумагу, а тот покажет дельфус. Представляю, как Евгения Ивановна
обосрется!

Анечка счастливо рассмеялась. Мало кто знал, как она ненавидела Червь!

- Значит, решено, - хлопнула Тема по рулю, - приносишь мне пробирку.

Аня в глубоком раздумье побрела домой. Легко сказать, да трудно сделать.
Страшно входить в чужую лабораторию; как объяснить там свое присутствие,
если сотрудников никого? Да еще омерзительная Евгения Ивановна сидела
совершенно одна в небольшой комнатенке и всегда ее запирала, уходя.
Положение казалось безвыходным, но Ане очень хотелось услужить Даутовым, а
когда чего-то до безумия желаешь, обязательно получишь!

Все случилось лучше некуда. Глупенькая Лика Вересова, получив двадцать
долларов, приволокла дельфус. Аня отнесла пробирку Геме... Потом Лика
уволилась, и Яхнина спокойно вздохнула. Через пару дней старик Даутов отбыл
на полгода в Египет, читать лекции в Каирском университете, жена
отправилась с ним, а Евгения Ивановна Червь присмирела и даже стала
благосклонно кивать Ане.

Жизнь текла своим чередом, а примерно через семь месяцев Гема вышла замуж
за Эдика Малевича. Аню на свадьбу не позвали, да она и не рвалась, понимая,
что настоящей дружбы между ней и Даутовой нет. Но по институту поползли
слухи, что дочь директора связала свою судьбу со вдовцом, мужем
скончавшейся лучшей подруги. Называлось и имя - Нина Арбени. Анечка,
любившая классическую музыку, встречала эту фамилию на афишах. Но в ее
голове, естественно, не было мыслей о криминале.

Потом Институт тропической медицины открыл платные курсы для врачей,
желавших получить знания об африканских и других неевропейских инфекциях.
Преподавать на них, чтобы получать неплохую зарплату, рвались многие
сотрудники, но Гема вновь посодействовала, и Анечка оказалась среди
избранных.

Теперь ее материальное положение резко взметнулось вверх. Мама-библиотекарь
к тому времени скончалась, и обеспечивать приходилось только себя, ни
детей, ни мужа у Ани не было. В гардеробе ее появилась кое-какая одежонка,
а потом Яхнина приобрела автомобиль, старенький, чуть живой, но свой. Еще
недавно ни о чем таком она и помыслить не могла, а все благодаря
покровительству Гемы. Желая оправдать доверие Даутовой, Аня старалась изо
всех сил, читая лекции на курсах, тщательно готовилась, подбирала
интересные случаи... Слушателям молоденькая, но уже опытная, прекрасно
эрудированная Анечка нравилась. Однажды после лекции, посвященной среди
прочего и дельфусу регал, к Яхниной подошел врач и спросил:

- А в подмосковных реках он водится?

Анечка подробно растолковала ситуацию с паразитом и в свою очередь
поинтересовалась:

- Почему у вас возник такой вопрос?

- Да вот, - вздохнул мужчина, - была у меня больная, до сих пор жаль
бедняжку, молодая, талантливая, подцепила непонятную заразу, лечили от
онкологии, толку никакого. А вот теперь думается, что у нее был именно этот
дельфус. Вот вы рассказывали, а у меня перед глазами Нина стояла.

- Кто? - не поняла Аня.

- Ну больная моя, Нина Арбени, кстати, талантливейшая музыкантша, может,
встречали фамилию на афишах?

Знакомое имя резануло слух: Нина Арбени, жена Эдуарда Малевича, нынешнего
супруга Гемы. В душу Ани закралось сомнение, пока еще не оформившееся,
непонятное...

- Хотите, я посмотрю историю болезни? - предложила она врачу.

- Спасибо, - обрадовался тот, - завтра возьму из архива и вечером принесу
на занятия.

Но на следующий день врач смущенно развел руками.

- Представляете, исчезла, испарилась... Все пропало неизвестно куда.

- Бывает, - улыбнулась Аня, пытаясь скрыть нарастающую тревогу.

Но волнение не проходило, наоборот, Яхнина просто места себе не находила,
вспоминая ситуацию с пробиркой, украденной из лаборатории Червь. Наконец
она решилась провести кое-какие поиски и добыла некоторую информацию.
Привычная, к исследовательской работе, Анечка сделала выводы, и ей стало
совсем страшно, даже жутко... И тут она совершила опрометчивый поступок,
пожалуй, единственный за свою недолгую жизнь...

Яхнина отправилась к Геме домой и рассказала все, что раскопала. Даутова,
обладавшая, очевидно, железной выдержкой, удивленно вскинула вверх тонкие,
красиво летящие к вискам брови:

- Никак не пойму, что тебе надо! Глупость какую-то болтаешь, нелепицу
дикую... Впрочем, я готова заплатить тебе пять тысяч долларов, чтобы эти
сплетни не распространялись дальше.

- Я не собиралась тебя шантажировать!

- Зачем тогда явилась с идиотским разговором? - пожала плечами Гема. -
Просто детектив придумала. Ну да, мы вместе, кстати, подчеркиваю, вместе,
хотя, насколько помнится, именно тебе в голову пришла эта идея, стащили
пробирку у Червь. Я отнесла дельфус папе. Если подозреваешь, что я отравила
Нину, можешь спросить у Антона Сергеевича, куда он дел паразита.

Гема ухмыльнулась. Старик Даутов был в загранкомандировке, впрочем, будь он
в тот момент в Москве, Аня бы ни за что не рискнула обратиться к директору.

- Просто я хотела предупредить тебя, - ответила Аня, - что если я
докопалась до истины, то и другие тоже могут. Впрочем, информация уже
умерла, во мне можешь не сомневаться.