го бабником, а теперь говорите,  что  женщины
здесь не появлялись.
      -  Так  они  и  не приходили весь год. А вчерась  одна
приехала, толстая такая, чисто носорог. В комнату протопала,
теперича ты явилась. Ох, в тихом омуте черти водятся.
     - Можно мне его комнату посмотреть?
      -  За  просмотр  денег не берут, ступай,  -  милостиво
разрешила бабка и толкнула дверь, - любопытствуй!
      Я  окинула взглядом небольшое, примерно десятиметровое
помещеньице,  обставленное  без всяких  излишеств.  Узенькая
койка,   застеленная  серым,  застиранным   одеялом,   стул,
двухстворчатый гардероб, явно сделанный в тридцатые годы,  и
ободранный письменный стол. На подоконнике теснились  книги,
и,  в  отличие  от большой комнаты, тут висела икона,  самая
обычная, бумажная. Такую за копейки можно легко приобрести в
любой церковной лавке.
     Мои руки сами собой потянулись к подоконнику и схватили
один из томиков. "Математическая теория поля".
     - "Теория поля", - прочитала вслух баба Галя, - ишь ты,
сельским хозяйством интересовался!
      Я внимательно посмотрела книги, все они были посвящены
высшей   математике.  Интересно,  почему   он   бросил   тут
необходимую для работы литературу?
      Я  шагнула  к шкафу и распахнула дверцы.  Внутри  было
пусто, только в самом углу стояли новые зимние сапоги.
      - Ты чего это распоряжаешься здесь, как у себя дома, -
обозлилась  баба Галя, - иди давай, нет тут  твоего  хахаля,
ступай, ступай...
     Я села на стул и решительно заявила:
     - Вот что, бабка, хватит придуряться, я из милиции, ну-
ка, быстро говори, куда подевался Виктор.
      -  А  чего,  я ничего, - забормотала баба  Галя,  -  и
правда,  я  не  знаю,  только  та  толстая  ушла,  он  сразу
собрался.
     - О чем они разговаривали?
     - Ну я не слышала.
     - Врете.
     - Не все разобрала.
     - Рассказывайте!
      -  Жирная такая бабенка, - начала баба Галя, - тучная,
коровища, одним словом. Притопала около полудня и  в  окошко
стучит - тук, тук.
     Бабка выглянула и поинтересовалась:
     - Тебе чего?
     - Виктор у себя?
     - Сидит, пишет.
      -  Скажите  ему,  Люда приехала.  Баба  Галя  послушно
крикнула:
     - Витя, гостья к тебе!
     Жилец вышел и уставился на толстуху. Та засюсюкала:
     - Куда же ты пропал, Витюша? Я прямо изнервничалась!
     - Иди сюда, - велел Славин и втолкнул "носорожицу".
     О чем-то они пошептались. Потом тетка с красным от слез
лицом выскочила наружу и побежала по тропинке вверх.
      -  Уж  она ревела, - сплетничала хозяйка, - прямо  тут
слышно  было,  прямо  заходилась, бедолага.  А  Витька  ушел
позже, часа через два, потом вернулся и сказал:
      -  Ну  спасибо,  Галина Ивановна, я квартиру  получил,
съезжаю от вас. Хозяйка заохала:
     - Как же, сыночек, прямо так, вмиг! Но Витя моментально
собрался и поволок два чемодана на выход.
     - Книжки забыл, сынок! - крикнула бабка.
      -  Потом заберу, - откликнулся бывший жилец, - на днях
вернусь.
      Уже  сев в электричку, я злобно подумала: "Ну  погоди,
директриса,  Людмила  Григорьевна,  завтра  тебе   мало   не
покажется".
     На террасе, очень расстроенная, сидела Ребекка.
     - Что-то случилось? - испугалась я.
      -  Понимаешь,  - вздохнула Бекки, - Нора  выпросила  у
следователя свидание с Николя, простояла длинную  очередь  в
тюрьме, а когда подала паспорт, ей сообщили, что Николай  не
хочет никого видеть.
     - Почему? - изумилась я. Ребекка пожала плечами.
     - Думаю, ему просто стыдно, если только это слово здесь
уместно.  Небось  не может матери в глаза взглянуть;  бедная
Нора так плакала, сердце разрывалось. Она очень нас любит  и
мечтала,  как  мы  будем  все  вместе  жить  круглый  год  в
Алябьеве.
     "Дом преткновения", - пронеслось в моей голове.
      -  Только  мечта  рассыпается  на  мелкие  осколки,  -
продолжала  печально  Ребекка, - Николя  в  тюрьме,  да  еще
Тамара!  Представляешь, она явилась к маме  и  заявила,  что
Света  имеет право по закону на часть дома, и если  Нора  не
хочет  продавать  особняк, то она должна  выкупить  Светкину
долю.
     Со двора послышался шум мотора. Ребекка глянула во двор
и быстро сказала:
     - Только при Вене не надо на эту тему, хорошо?
      - Эй, девки, - заорал антрепренер, - вы дома? Войдя на
террасу, он выкрикнул:
     - У вас что, ремонт? Окна нет, дверь на улице валяется.
     - Это мебель привозили, - пояснила я.
     - А-а, - протянул Веня и сунул мне в руки пару пакетов,
- давай чайку попьем.
      Мы мирно сели вокруг стола, вытащили из кульков зефир,
мармелад  и  конфеты-"Коровка". Вениамин  Михайлович  теперь
остерегается приезжать к нам с бисквитно-кремовыми тортами.
      Разговор  мирно  тек вокруг бытовых проблем,  а  минут
через  пятнадцать  мне  стало казаться,  что  Веню  и  Бекки
связывает какая-то тайна. Они бросали друг на друга  быстрые
взгляды  и старательно беседовали о мебели. Все это  мне  не
слишком понравилось, и я напрямую поинтересовалась:
     - Веня, что случилось?
       -   Пойду  посуду  помою,  -  подскочила  Ребекка   и
выскользнула в кухню.
     Но звона тарелок не послышалось. Бекки просто затаилась
у раковины.
      -  Видишь  ли, Лампа, - забормотал Веня, -  я  Ребекку
раньше  не  знал,  а теперь понимаю, что  ошибался.  Мы  тут
пообщались..,  но  ты  не  волнуйся,  я  все  устрою,   есть
задумки...
     - Да объясни, что случилось.
      -  Ну  мне  предлагали  на роль Алевтины  раньше  дочь
академика  Славина,  - вздохнул Веня,  -  очень  настойчиво.
Пришлось   согласиться,   просто   руки   вывернули,   прямо
изнасиловали.  Ну  и,  конечно,  как  только  Славин   умер,
понимаешь?
      Я  кивнула, конечно. Стоило лишь всесильному Вячеславу
Сергеевичу отправиться на тот свет, как его дети моментально
стали всем не нужны.
     - Ну я и предложил тебе роль, - бормотал Веня, - думал,
нашел  лучший  вариант. Но тут такая вещь,  в  общем,  штука
хитрая, хочется, как лучше...
     - Короче говоря, ты решил отдать роль Ребекке? - грозно
поинтересовалась я, старательно скрывая радость.
      Главное, чтобы Веня не понял, как я счастлива,  иначе,
не дай бог, передумает.
      -  Ну,  голуба, не куксись, - заныл Веня, -  следующий
сериал твой, честное благородное!
     - Я сейчас ей глаза выцарапаю!
     - Ну крошка, - забубнил Веня, - ну лапа, будь умницей.
     Я не выдержала и расхохоталась:
     - Бекки, иди сюда, хватит прятаться. Ребекка высунулась
из кухни и виновато затараторила:
      -  Ей-богу,  я не хотела, ну случайно вышло.  Веня,  я
отказываюсь!  Не хочу Лампе карьеру ломать.  Я  согласна  на
любую  роль  в  другом сериале, кривляться не стану,  но  на
Алевтину - никогда! Слышишь, Евлампия! Никогда! ;
     Веня ухватился руками за голову и заныл:
     - О господи, ну как мне все бабы опостылели! Господи, в
следующий раз буду делать фильм из жизни животного мира!
     - Почему? - изумилась я.
      -  Потому  что  мужики еще хуже, чем бабы,  -  пояснил
антрепренер.
     Ребекка продолжала оправдываться:
     - Ты не подумай. Лампа, что я сама...
      -  Ладно,  - прервала я ее, - Алевтина - твоя,  честно
говоря,  я просто счастлива, что избавилась от необходимости
кривляться перед камерой, ну не мое это занятие! Так что  не
переживай, а прими от меня большое спасибо!
       Бекки,   бурно   зарыдав,  кинулась   мне   на   шею,
!%'.ab -.".g-. повторяя:
     - Лампуша, дорогая, милая.
      -  Так  ты не хочешь сниматься? - тихо поинтересовался
антрепренер.
      -  Слушай, Веник, - обозлилась я, - сколько можно тебе
втолковывать? Ты совсем тупой? Одна беда...
      -  Какая?  -  в  один  голос поинтересовались  Веня  и
Ребекка.
     - А газеты? Интервью, фото...
     - Ерунда, - отмахнулся антрепренер, - не бери в голову,
я все улажу наилучшим образом.
     - А почему дверь сломана? - загремел со двора Гарик.
     Ребекка и Веня быстро переглянулись и зашептали:
      -  Эй,  Лампа, только при нем не надо про сериал!  Это
наше дело, хорошо?
     Я пожала плечами. Пожалуйста, только не понимаю, почему
они решили соблюдать строгую секретность.

                             ***

      Утром  в пятницу я набрала телефон кулинарного училища
и, услыхав бодрое "алло", пропищала тоненьким голоском:
      -  Я  хочу подавать документы, скажите, когда директор
будет?
      -  Людмила Григорьевна находится на работе с девяти до
восемнадцати,   -   железным   тоном   пояснила    невидимая
собеседница, - но бумаги нужно отдавать в приемную комиссию,
время работы то же.
     Страшно обрадованная, что "носорог" такой трудолюбивый,
я  стала  собираться. Сначала положила в  сумочку  небольшое
удостоверение темно-бордового цвета с золотыми  буквами  ФСБ
на  обложке. Купила его за двадцать пять рублей  в  переходе
между   "Тверской"  и  "Чеховской".  Там  стоит  симпатичный
молодой  человек  с  целой  грудой  "документов".   Еще   за
четвертак  он лихо заполняет его, ставит печать и  вклеивает
фотографию. Кстати, в этом же переходе есть и фотоавтомат...
Вообще  у  меня было две ксивы, одна - "Московский уголовный
розыск"  и  другая  - "Федеральная служба безопасности".  Но
ксиву  МУР  отобрал  Володя  Костин,  взяв  с  меня  честное
благородное слово, что я больше никогда не воспользуюсь этим
документом. Но в отношении ФСБ майор никаких указаний мне не
давал,  он просто ничего не знает об этой книжечке.  Значит,
моя  совесть  чиста.  Положив в сумочку фотографии  и  велев
детям не слишком приставать к генералу Рябову, я побежала на
станцию.
      Платформа  встретила меня тревожно гудящей  толпой.  У
касс клубился народ.
      - Безобразие, - кричал мужик в мятом сером костюме,  -
если электрички отменяете, то обязаны людям справки выдавать
для  начальства!  Что  я  теперь  на  работе  скажу,  почему
опоздал?
      -  Нечего на меня орать, - визжала кассирша, - я в чем
виновата?  Сообщили: поезда до семи вечера не  пойдут  ни  в
Москву,  ни  в  Калугу.  А справки  в  столице  получишь,  у
- g +l-(*  Киевского вокзала.
      -  Что  случилось?  - спросила я у молодой  женщины  с
девочкой.
     Та горестно вздохнула:
      -  Говорят,  пути ремонтируют, и поезда  в  Москву  не
ходят,  а на автобус до "Юго-Западной" сесть без шансов,  он
раз в час ходит, и мы с дочкой не влезли. Что делать, ума не
приложу!
     В расстроенных чувствах я поплелась назад. Вот жалость,
эх,  была  бы  машина! Минуточку, но машина  как  раз  есть.
Золотая  "копейка"  стоит под окнами, заправленная  бензином
под  самое  горлышко,  а немногословный  Роман  покопался  в
моторе, и теперь "жигуленок" летит, как журавль на юг.
      В  глубоком  раздумье  я походила  вокруг  автомобиля.
Конечно, страшно, но надо когда-нибудь начинать! Эх, была не
была.
      Путь  до Минского шоссе я преодолела довольно  быстро,
впрочем,  и  на  магистрали особых сложностей  не  возникло,
поток  транспорта был невелик, и, держа приличную  дистанцию
от   впереди  идущих  иномарок,  я,  мокрая  от  напряжения,
вкатилась на Кутузовский проспект.
     За Триумфальной аркой раскинулась Москва. Машины вокруг
роились  тучами,  закусив  нижнюю  губу,  я  пристроилась  в
крайний  правый  ряд  и поползла вдоль тротуара.  Напряжение
постепенно  спадало.  Ну  и ничего  страшного.  Главное,  не
торопиться  и  не лезть в крайний левый ряд,  где  стремглав
проносятся  мужики  на джипах и "Мерседесах".  Справа  очень
удобно   ехать.  Единственная  помеха  -  рейсовый  автобус.
Объехать  его я боялась, и, когда противно воняющий "Икарус"
делал  остановку, приходилось притормаживать вместе  с  ним.
Наконец  как раз у "Макдоналдса" автобус проехал перекресток
на  зеленый, свет мигом поменялся на красный, и  я  послушно
встала.
      Сзади  тревожно  загудели. В  зеркальце  заднего  вида
отразился  шофер "Волги". Губы его беззвучно  шевелились.  Я
приоткрыла дверь и крикнула:
     - Ну и чего гудишь? Красный ведь!
     - Дура, - заорал водитель, - ослепла совсем? Знак висит
только  направо,  здесь  на  стрелку.  Потоку  красный,  нам
зеленый, поворачивай!
     - Но мне надо прямо!
      -  Во, блин! - взвизгнул шофер, влез в "Волгу" и начал
меня объезжать.
      У  светофора я простояла минут десять, не понимая, как
поступить.  Лента машин плавно огибала "Жигули", и,  наконец
поняв,  что деваться некуда, я повернула вместе со  всеми  и
оказалась у Киевского вокзала.
      "Ничего,  ничего",  - успокаивала  я  себя,  аккуратно
паркуясь  за  небольшим  ларьком. Оставлю  машину  здесь,  в
укромном  местечке, главное, цель достигнута,  до  Москвы  я
доехала,  дальше  воспользуюсь общественным  транспортом,  а
вечером на дороге не так много машин...
      Плюхнувшись в вагоне на сиденье, я вытащила из сумочки
новую  Полякову  и, начиная увлекательное чтение,  подумала:
"Ну  зачем  мне  автомобиль? Сплошные нервы, на  метро  куда
удобней!"

                          Глава 26

      Людмила  Григорьевна опять сидела в  кабинете.  Увидев
меня, директриса раздраженно вздохнула и спросила:
     - Ну? Надумали Селезневу репетиторшей брать?
     - Не совсем.
     - Тогда что?
     - Подскажите, где все же Славин!
     - Слушайте, гражданочка, - совсем обозлилась педагог, -
я    русским    языком   вам   сообщаю,   Виктор   Сергеевич
репетиторством  не  занимается, и потом, он  болен,  тяжело,
может, вообще из нашего училища уйдет!
     - Что вы так нервничаете?
      -  Я  совершенно спокойна, не мешайте мне работать!  -
заорала толстуха. - Освободите кабинет!
      -  У  вас,  наверное, с ним неформальные отношения,  -
вздохнула я, - это некрасиво, он ваш подчиненный...
     - Что вы имеете в виду? - побагровела "носорожица".
      - Скорее всего, вы его любовница, раз за него решаете,
будет он брать учеников или нет!
      -  С  ума  сошла, - взвизгнула директриса, - я  сейчас
охрану позову!
     - Дайте адрес Славина!
     - Не знаю я его! Я рассмеялась:
      - Ну и вранье, во-первых, у него в анкете ясно указано
место проживания, во-вторых, вы на днях посетили Гнилово,  и
баба  Галя  описала  вас в деталях, а в-третьих,  у  Виктора
имеется  законная супруга, разве прилично заводить  роман  с
женатым мужиком?
      Людмила  Григорьевна пошла синеватыми  пятнами,  потом
хрипло спросила:
     - Вы Зоя Родионовна?
      - Нет, к жене Виктора я не имею никакого отношения,  я
еще большая ваша неприятность, - бодро вякнул мой язык.
      Людмила Григорьевна затравленно смотрела, как из  моей
сумочки появляется удостоверение с буквами ФСБ.
     - Боже, что он натворил?
      -  Ничего особенного, просто убил четверых человек. Вы
знали, что Виктор бывший уголовник? Директриса кивнула.
      -  И  взяли  на работу преподавателя с таким  прошлым?
Разрешили ему общаться с детьми? Удивительная беспечность!
     Людмила Григорьевна принялась оправдываться:
       -  Ко  мне  сестра  обратилась,  она  лечится  у  Зои
Родионовны,  вот  доктор  ее  и  попросила  посодействовать.
Знаете, с врачом лучше не портить отношений...
     - Почему она заговорила с вашей сестрой?
      -  Аня работает в Министерстве образования, - пояснила
директриса, - и потом, Зоя Родионовна объяснила, что  Виктор
сел  случайно, по ошибке, ну я и решила рискнуть. Понимаете,
хороший преподаватель, да еще мужчина, большая редкость...
      Людмила  Григорьевна  ни на минуту  не  пожалела,  что
/`(-o+    Славина  на  работу.  Виктор  Сергеевич   оказался
настоящей находкой - умный, начитанный, великолепно  знающий
математику,  абсолютно неконфликтный, тихий.  Его  любили  и
ученики,  и преподаватели. Знания он давал первоклассные,  и
директриса  не  могла  нарадоваться  на  свое  приобретение.
Честно  говоря,  она завидовала незнакомой  Зое  Родионовне.
Надо  же,  не побоялась выйти замуж за уголовника и вытянула
выигрышный  билет... У Людмилы Григорьевны личная  жизнь  не
сложилась, супругом она так и не обзавелась.
      Примерно  год  назад  Виктор  пришел  к  директрисе  и
сообщил, что переехал в Гнилово.
     - Уж извините, телефона там нет, - развел он руками.
     Начальница не выдержала и полюбопытствовала:
      -  Что  это  вы с Зоей Родионовной Москву  на  деревню
сменяли? Со здоровьем плохо или деньги понадобились?
      -  Мы  разошлись, - спокойно пояснил Виктор,  -  своей
площади у меня нет, делить квартиру жены я никогда не стану,
пришлось снимать. Спасибо, в Гнилове комнату нашел,  хозяйка
дешево  просит,  у  нее  в  доме ни  воды,  ни  туалета,  ни
телефона. Неудобно, конечно, но средств на хорошую  квартиру
у  меня  нет.  Впрочем,  я  вполне доволен,  главное,  чтобы
работать  не  мешали.  Я соискателем  устроился  в  Институт
элементарной   математики,  к  профессору  Глаголеву,   хочу
диссертацию писать.
     Людмила Григорьевна с жаром воскликнула:
     - Отличная идея! Главное для мужчины - профессиональный
рост.
      - Карьера меня не заботит, - вздохнул Славин, - просто
я  очень  математику люблю, хотел в этот  институт  работать
пойти,  но куда там, ставок нет, сплошное сокращение штатов,
а  в  соискатели  - пожалуйста, вот я и решил:  хоть  так  в
интересном месте зацеплюсь!
     Он глянул на директрису и быстро добавил:
      - В школе замечательно, я очень вам за все благодарен,
но, извините, слегка скучно, душа просит другого.
      -  Понимаю,  -  закивала  начальница,  -  и  полностью
одобряю.
      После  этого разговора Людмила Григорьевна  быстренько
сбегала  к  дорогому парикмахеру, постриглась  самым  модным
образом, сделала на голове розовые "перья" и стала одеваться
на  работу,  как на праздник. Руки ее теперь всегда  украшал
маникюр, и пахла директриса французскими духами.
      Но  Виктор  Сергеевич  не  замечал  ухишрений,  был  с
начальницей  предельно  корректен, вежливо  улыбался,  но  и
только.
     В начале октября Славин неожиданно не пришел на работу.
Целую неделю математик отсутствовал без всяких объяснений, и
директриса  встревожилась.  В  воскресенье  она,  не  говоря
никому ни слова, отправилась в Гнилово.
      Сначала ее неприятно поразила помойка и ветхая с  виду
избушка.  Виктор Сергеевич всегда являлся в класс  в  чистых
рубашках и безукоризненно наглаженных брюках. Никто ни  разу
не  видел  его с грязной головой или щетиной на  щеках...  И
пахло  от  Славина лосьоном после бритья, правда  недорогим,
/.+la*.#. производства. Такой человек не мог жить в подобном
месте.
     Брезгливо поморщившись, Людмила крикнула:
     - Эй, хозяева, есть тут кто живой?
      В  ответ  - тишина. Недолго думая, директриса толкнула
дверь, вошла в сени, затем в большую комнату. Никого.  Тогда
она заглянула в крохотную светелку и обнаружила там Виктора,
лежащего в полубессознательном состоянии на кровати.
       Люда   перепугалась,  увидав  его  красное   лицо   и
лихорадочно блестящие глаза. Славин был болен.
      Кое-как  директрисе удалось поймать машину.  Вдвоем  с
шофером  они  почти  донесли Виктора  до  автомобиля.  Дома,
устроив  Славина  на своей кровати, Людмила вызвала  "Скорую
помощь"  и, выслушав вердикт медиков, обрадовалась,  что  не
отложила  поездку  на следующую неделю.  Воспаление  легких.
Славину   требовались  хорошее  питание,  регулярные   уколы
антибиотиков, удобная постель и внимательный уход.
       Сообщив   коллегам,   что  она  занедужила,   Людмила
Григорьевна решила поднять на ноги Виктора. Через  день  тот
смог говорить и пробормотал:
      -  Я  так вам благодарен. Хозяйка отправилась к  родне
вроде  в  Липецкую область, в избе никого, честно говоря,  я
думал, конец пришел. Телефона нет, врача не вызвать, воды  и
то подать некому.
      Две  недели  Люда  преданно варила Виктору  бульоны  и
крутила котлеты. В конце концов она добилась своего, он стал
ее любовником.
      Потянулась "семейная" жизнь. В школе они старались  не
афишировать  свои отношения, о