- Уже сделали операцию? - обрадовалась я. - Так быстро!
   - Я не могу кастрировать это создание, - спокойно произнес  ветеринар.  -
Ничего не получится.
   - Слышь, лепила, кончай пургу  гонять,  -  обозлился  Андрей.  -  Колись,
убогий, без базара, что с Лингвой? Может, хрустов мало  отсмолили?  Так  без
проблем, однозначно, ща еще капусты нарубим. Шепчи конкретно, сколько?
   И он широким жестом вытащил из кармана роскошное портмоне.
   - Нисколько, - спокойно ответил ветеринар. - Потому что это кошка!
   - Кошка! - ахнула Лиза. - Но как же...
   - Во блин, - заржал Андрей. - Был Пингвин, а стала Пингвинка!
   - Но нам его отдали как кота! - не успокаивалась я.
   - Ну и что? - усмехнулся ветеринар. - Случается иногда такое. Что  же  не
проверили?
   - А мы не знали, чем кот отличается от кошки, - ляпнула Лиза.
   Доктор вздернул брови и покосился в мою сторону.
   - Во дает! - заржал Андрей.  -  Да  под  хвост  глянь!  Чтобы  переменить
щекотливую тему, я быстренько вмешалась:
   - Доктор, Рамику нужно принимать витамины?
   - Да, - влез сосед. - Не корчись, любые мастине куплю!
   - Вы полагаете, что это мастино-неаполитано? - спросил врач.
   - Нам так кажется, - осторожно ответила я.
   - Должен вас разочаровать, - вздохнул  эскулап.  -  На  мой  взгляд,  это
помесь, но интересная. Видите, какие лапы?
   - Здоровские грабки, - подтвердил Андрей.
   - А морда? Потом, спина широкая, опять же, положение ушей. Думается,  тут
смешаны крупный ротвейлер и весьма редкая порода - фила-бразильеро.
   - Это чегой-то такое? - почесал в затылке наш бандит.
   - У аптечного киоска висит плакат, гляньте. Мы дружно подошли к ларьку  и
нашли нужную информацию. При взгляде на фото холодный пот потек  у  меня  по
спине. Впрочем, то, что ротвейлеры большие и злобные собаки, я  знала  и  до
этого. И снимок - меня не удивил, неприятно поразило лишь сообщение о  весе,
которого достигают собачки, - девяносто килограммов. Но фила-бразильеро!.. Я
не способна  описать  это  чудовище.  Наверное,  в  озере  Лох-Несс  плавает
какая-нибудь одичавшая фила. Подпись под фотографией действовала  ободряюще:
"Самая большая собака в мире".
   - Ну, круто? - присвистнул бандит. - В Бутырке вся охрана с ротвейлерами,
чистые отморозки!
   - Надзиратели или собаки?
   - И те и другие.
   - Ты сидел?
   - Не, братаны болтали.
   Подхватив ничего не знающего о своем  генеалогическом  древе  Рамика,  мы
поехали домой.

ГЛАВА 17

   Дома я первым делом позвонила Грызлову. Но  вежливый  автоответчик  вновь
сообщил о переполненной памяти. Мужик явно уехал на выходные, может, у  него
есть дача. Хотя погода не располагала к общению с природой - свинцовые  тучи
нависли прямо над головой, и из них хлопьями валил  противный  липкий  снег.
Лиза не захотела обедать и забилась на  диван  с  пиццей,  собираясь  читать
комиксы. Я решила не делать замечания: "Лучше суп, чем  дурацкая  лепешка  с
сыром" - и последовала ее примеру. Как всегда по воскресеньям, по телевизору
не показывали днем ничего интересного, и я принялась вяло листать  "Загон  с
стенами".  Неожиданное  озарение  пришло,  когда  мои  глаза  наткнулись  на
следующий текст: "Жила семья Разиных  в  коммунальной  квартире  дома  номер
восемнадцать по четвертому Эльдорадовскому  переулку.  В  здадани  теснились
рабочие  завода  "Чугуноприбор",  ранее  оно  было   общежитием,   а   потом
превратилось в муниципальное жилье, убогое и грязное. Отец -  Колька  Разин,
пока не спился, работал в трамвайном депо слесарем, а мать  -  Танька,  мела
полы в заводоуправлении. Степан был пятым ребенком, ненужным и нелюбимым".
   Значит, так, насколько я помню, Эльдародо - это счастье. И если  в  книге
дана зашифрованная информация, то надо... Я побежала в кабинет Кондрата, там
на книжных полках стоял атлас  Москвы.  Минут  пятнадцать  у  меня  ушло  на
внимательное изучение названий, но ничего связанного со счастьем я так и  не
нашла. Вот Несчастный тупик имелся, кстати, и Скорбный проезд тоже.  Уже  ни
на что не надеясь, я подобралась к букве Э и тут же подскочила  от  радости.
Эльдорадовский переулок существовал на самом деле, причем именно  четвертый,
куда подевались  три  первых,  одному  богу  известно.  Находился  он  между
Планетной и Красноармейской улицами. С меня разом слетел сон. Вдруг  Кондрат
дал настоящий адрес? Тогда в доме восемнадцать могут еще жить люди,  которые
расскажут, кого имел в виду писатель, изображая Разина.
   Полная энтузиазма, я быстро собралась, затаптывая  ногами  слабые  ростки
разума, кричавшие: "Ерунда, это случайное совпадение. Кондрат все придумал".
   В метро я села в самый угол. Степан Разин представал со страниц  рукописи
настоящим мерзавцем, лучшей кандидатуры на роль убийцы просто не было.
   Добираться пришлось долго. Нечего было и думать о  том,  чтобы  дойти  от
метро "Динамо" пешком, пришлось  минут  двадцать  ждать  автобуса,  а  потом
трястись в переполненном железном ящике на колесах. Если в  выходной  в  нем
столько пассажиров, то в будний день, наверное, вообще не влезть.
   Переулок, застроенный невысокими пятиэтажными кирпичными домами, выглядел
провинциально. Если бы мне показали фотографию, я без колебаний сказала: "Да
это  Тамбов!"  Трудно  представить,  что  в  самом  центре   столицы   могло
сохраниться такое тихое место. Дома стояли буквой П,  подъезды  выходили  во
двор. Наверное, летом тут  красота.  Но  сейчас  на  деревянных  столиках  и
скамейках лежал снег, и не было  гуляющих  старух  и  матерей  с  колясками.
Плохая погода разогнала всех по щелям.
   Я вошла в подъезд и побрела вверх по довольно  широкой  лестнице.  Да,  в
доме явно произошли изменения. Некоторые двери были железными, и не  похоже,
что они закрывали вход в коммунальное жилье. Впрочем, и  женщина,  открывшая
на мой звонок, не походила на бедную - яркая блондинка в красивом спортивном
костюме.
   - Вам кого? - улыбнулась она.
   - Простите. Здесь когда-то проживала семья Разиных? - спросила я, ожидая,
что она сейчас воскликнет: "Нет, вы ошиблись".
   И тогда я быстро спрошу:
   - Или Казиных, я могла перепутать...
   Но улыбчивая хозяйка как ни в чем не бывало ответила:
   - Да, только очень давно.
   От невероятной удачи я разинула рот:
   - Вы их хорошо знали? Блондинка засмеялась:
   - Достаточно. В одной квартире жили.
   - Где они теперь?
   - А вам это зачем?
   Я выпалила первое, что пришло в голову:
   - Они мои родственники. Вот приехала в Москву из Владивостока диссертацию
писать, дай, думаю, найду их, а адрес у меня только этот.
   - Входите, - разрешила блондинка. Мы  прошли  на  роскошно  оборудованную
кухню, и хозяйка стала рыться в книжке.
   - Где-то были координаты, тетя Таня оставляла.
   - А почему они уехали? - решила я завести разговор.
   Хозяйка пояснила:
   - Николай умер, Татьяна нуждалась, а у моего мужа как раз бизнес  в  гору
пошел, вот мы и выкупили их две комнатки. Нет, телефона не  вижу,  а  адрес,
пожалуйста, Волынская улица, семнадцать.
   - Где же такая?
   - В принципе не так  и  далеко,  -  охотно  пояснила  бывшая  соседка.  -
Вернитесь к метро, садитесь на автобус  и  доезжайте  до  остановки  "Вторая
Хуторская", а там спросите.
   - Вроде у них и дети были, кажется, пятеро... Дама посуровела:
   - Больше ничем не могу помочь.
   - А Степана вы помните?
   Внезапно хозяйка вспыхнула огнем и рявкнула:
   - Ну чего привязались! Адрес дала, и  все,  недосуг  мне  болтать,  я  на
работу собираюсь.
   - Так сегодня воскресенье. Она обозлилась окончательно:
   - Или уходите, или я вызову милицию. Виданное ли дело, человеку отдыхнуть
не дают!
   Надо же, какая странная, то на работу торопится, то отдыхать  хочет...  И
чего так разозлилась, когда я упомянула про Степана? Впрочем, если  она  так
реагирует, значит, он существует на самом деле.
   Чавкая сапогами по грязи, я добралась  до  "Динамо",  пересела  в  другой
автобус, и он закружил по однообразным серым улочкам.  Нет,  если  живешь  в
Москве далеко от метро, то выход только один -  покупать  автомобиль,  иначе
большую часть дня проведешь в вонючем транспорте.
   Волынская  улица,  длинная  и  прямая,  упиралась  в   магазин   "Золотой
крендель". Дом .семнадцать оказался последним. Это была десятиэтажная  белая
блочная башня с черными швами. В подъезде  разбито  стекло,  почтовые  ящики
покрыты копотью, на полу окурки, обрывки газет и какие-то тряпки.
   - На каком этаже  семьдесят  вторая  квартира?  -  спросила  я  у  группы
подростков, куривших на лестнице.
   - Ехайте до седьмого, - весьма вежливо ответила размалеванная девица  лет
тринадцати, - там Славка живет, друган наш.
   Из-за двери семьдесят второй квартиры доносились звуки скандала.
   - А-а-а! - вопил разъяренный женский голос.  -  Опять  гулять  удумал!  А
уроки! Вырастила лоботряса!..
   Судя по всему, другану Славке приходилось  плохо.  Не  успела  я  поднять
руку, как дверь с треском распахнулась, и прямо на меня  вылетел  долговязый
подросток с порочным лицом малолетнего воришки. За  ним  с  тряпкой  в  руке
неслась женщина лет сорока  пяти.  Увидав  незнакомку,  она  притормозила  и
довольно грубо поинтересовалась:
   - Чего надо?
   Подросток подбежал к лифту, вскочил в него и был таков.
   - Не волнуйтесь, - попробовала я ее успокоить, -  далеко  не  уйдет,  там
внизу его компания ждет.
   - То-то и оно, что компания, - устало произнесла женщина. - Уж  извините,
что налетела на вас. Сил просто не осталось. Тяну одна двоих оболтусов,  еле
жива уже. А вам кого?
   - Двадцать шестого марта президентские выборы, - официально сообщила я, -
проверяем списки избирателей. Вы голосовать собираетесь?
   - Проходите, - вздохнула баба.
   При первом взгляде на  убранство  квартиры  стало  ясно,  что  живут  тут
бедные, если не сказать нищие, люди.  Небольшая  комната,  выполнявшая  роль
гостиной, была обставлена непрезентабельной мебелью,  сделанной  в  середине
шестидесятых. В углу на полированной тумбочке  стоял  черно-белый  телевизор
"Таурас", благополучно отметивший  двадцатипятилетний  юбилей.  На  окнах  -
самые простые желтые занавески, такие висели в консерватории в актовом зале,
на полу синтетический светло-коричневый палас,  а  из  мебели  -  ободранный
диван, прикрытый ковром,  два  кресла  и  обеденный  стол  под  вытертой  до
белесого цвета клеенкой. Обои кое-где обвисли, и лохмотья  были  старательно
подклеены. Очевидно, у хозяйки  совсем  нет  средств.  Но  чисто,  нигде  ни
пылинки, а на подоконнике буйным цветом радует глаза герань.
   - Кто прописан у вас? - поинтересовалась я, вытаскивая купленный у  метро
блокнот.
   - Лидия Разина и Вячеслав Разин, - ответила хозяйка.
   - А второй сын? Лида замялась:
   - Тут такое дело, прямо не знаю...
   - Говорите, я ко всему привыкла, - приободрила я ее.
   - Женька, старший мой,  сидит,  -  пояснила  Разина.  -  Машину  угнал  с
пацанами, подельников всех родители выкупили, а у  меня  денег  нет,  вот  и
вломили на полную катушку  -  четыре  года.  Думала,  помощник  вырос,  хоть
работать пойдет. АН нет. Тащи теперь на горбу уголовничка, на одни  передачи
в месяц триста рублей  уходит!  Надо  бы  бросить  его,  он-то  со  мной  не
советовался, когда безобразничал, да жаль, вот и мучаюсь. Да еще  Славка  от
рук отбился. Уж стращаю, стращаю его, а толку! Разинская кровь гнилая, у них
все с изъяном. Эх, не знала я, в какую семью попала, бежать  бы  тогда  надо
было...
   - А Татьяне Разиной вы кем приходитесь? - поинтересовалась я.
   - Снохой, - пояснила Лида. - Замуж в недобрый  час  за  ее  старшенького,
Володьку, вышла, дура безмозглая.
   - Можно поговорить с ней?
   - Так она умерла!
   - А Николай?
   - Э, вспомнили. Он еще когда перекинулся, выпил дрянь  какую-то,  и  все.
Тетя Таня нарадоваться не могла.
   - Нарадоваться? - изумилась я. - Пил он по-черному, - вздохнула  Лида,  -
дрался, за ножи хватался, жуть. Я, слава богу, пряталась,  а  тете  Тане  по
первое число доставалось.
   - Что же она не развелась? - глупо спросила я.
   - А дети? Четверо их по лавкам сидело, отец был нужен.
   Я только вздохнула. По-моему, лучше совсем без отца, чем с таким.
   - Сын у них был, Степан, не знаете, что с ним? Лида пожала плечами:
   - То, что был, помню, только дома он не жил.
   - А где?
   - Вроде тетка его к себе взяла, жена брата свекра. Она богатая,  а  своих
детей господь не дал. Степка последним был, сначала Володька, следом  Сашка,
потом Ритка, четвертая Галька, и только затем Степан.
   - А ваш муж не знает, где можно найти Степана? Лида печально улыбнулась:
   - Володьку убили в драке, шесть лет тому назад.
   - Простите.
   - Ничего. Слава богу, что избавилась. Я так на суде и сказала: "Сашку  не
надо сильно наказывать, он мне доброе дело сделал, от ирода избавил".
   - Так его...
   - Брат убил, - спокойно объяснила Лида. - Выпимши оба были.
   - За что?
   - Говорю же, выпимши были, на бутылку им не хватало, стали драться, ну  и
вышло случайно, не хотел никто, а получилось!
   - Значит, с Сашей тоже не переговорить, - безнадежно вздохнула я.  -  Как
найти Степана?
   - С Сашкой точно не побеседовать, - ухмыльнулась Лида, -  тоже  покойник.
Помер на зоне. Только девки и остались - Галка и Ритка, вот они небось знают
точно про тетку и брата.
   - Где же их найти? Лида призадумалась:
   - Если только у тети Тани в старой книжке посмотреть...
   Она  повернулась  к  допотопному  трехстворчатому   гардеробу,   раскрыла
скрипучую дверку и тут только поинтересовалась:
   - Вам они зачем?
   - Да в избирательных листах путаница,  -  отмахнулась  я.  -  Люди  давно
съехали, а  у  нас  до  сих  пор  указаны.  Представляете,  какое  поле  для
махинаций? Вот хожу, ищу мертвые души. Все ноги стоптала!
   - Во всей стране бардак, - философски заметила Лида,  листая  старенький,
распадающийся  на  части  блокнотик  с  изображением  монумента  "Рабочий  и
колхозница" на обложке. - Чего уж тут удивляться...
   Минут пять мы помолчали, потом она устало сказала:
   - Вот. Ритка на Ленинградском проспекте живет в доме шестьдесят четыре, а
Галки нет. Ну, да  она  с  матерью  отношений  не  поддерживала.  Тетя  Таня
говорила, вроде она за генерала замуж вышла и все связи с семьей порвала,  а
уж правда или нет, не знаю!
   Оказавшись у лифта, я посмотрела еще раз  на  листок.  Устала  я  ужасно,
хорошо бы поехать домой, принять ванну, потом лечь в кровать с шоколадкой  и
новым детективом... Но придется ехать к Рите Разиной. Ленинградский проспект
тут рядом, и вечер воскресенья самое лучшее время для  того,  чтобы  застать
всех дома.
   Опять пришлось добираться до "Динамо",  потом  садиться  в  троллейбус  и
трястись по проспекту.  Я  давно  хотела  в  туалет  и  с  удовольствием  бы
перекусила.
   Шестьдесят  четвертый  дом  походил  на  гигантский  корабль   -   серый,
монументальный и какой-то подавляющий. Внутри тоже все впечатляло -  широкая
лестница, большие двери, небось потолки четыре метра, если  не  выше.  Дверь
квартиры Риты была приоткрыта. Слегка удивившись, я вошла и крикнула:
   - Маргарита Николаевна, вы дома?
   В ответ - тишина.  Прихожая  жутко  загажена,  на  полу  обрывки  некогда
светло-коричневой ковровой дорожки, обои  свисают  клоками,  верхняя  одежда
красуется просто на огромных  гвоздях,  вбитых  в  стену,  а  под  грязными,
вонючими пальто и курткой валяются вперемешку ботинки, сапоги  и  засаленные
тапки...
   - Маргарита Николаевна! - позвала я и пошла  по  небольшому  коридорчику.
Комната  была   одна,   просторная   и   почти   пустая.   В   углу   стояла
полуразвалившаяся тахта, вместо двух ножек - стопки растрепанных книг. Белье
на ней отсутствовало, растрепанная подушка и драное ватное  одеяло  валялись
на полу, посередине высился обеденный стол без скатерти и клеенки, и на  нем
было полно самых разнообразных предметов: вспоротая банка рыбных  консервов,
несколько пустых водочных бутылок, расческа с клоками длинных черных  волос,
нечто сморщенное, оказавшееся при ближайшем рассмотрении сырой картофелиной,
и куча хлебных корок.
   Больше в комнате не было ничего, даже  занавесок,  а  с  потолка  свисала
голая электрическая лампочка.
   Кухня выглядела не лучше. Газовая плита в жутких потеках,  скорей  всего,
ее не мыли со дня покупки. Холодильник тоже в каких-то пятнах,  линолеум  по
цвету сравнялся с асфальтом, но хозяйку это не смущало.
   Она сидела на диване "Малютка", покрытом чем-то, что  я  не  решилась  бы
использовать в качестве половой тряпки.
   - Ты ко мне? - с легким удивлением произнесла Маргарита, а это была  она,
и громко икнула. Густой запах алкоголя повис в кухне.
   - К вам.
   - И чего хочешь? - благодушно поинтересовалась Рита. - Соли дать? Нету  у
меня. Сахару тоже, уж извини. Помогла бы по-соседски, но откуда деньги взять
инвалиду, ой, тошно...
   И внезапно она громко зарыдала.
   Я слегка растерялась. В своей жизни мне никогда не приходилось иметь дело
с алкоголиками. Отец, правда, выпивал по  праздникам  рюмку-другую  хорошего
коньяка. Мама иногда наливала в  чай  пару  ложек  "Рижского  бальзама"  или
ликера, но, как вы понимаете, пьяными я их никогда не видела. Нет, вру,  был
один раз случай.
   Память услужливо подсунула картину. Вот открывается входная дверь, и отец
тяжело садится на стул у входа.
   - Папочка пришел! - с радостным криком кидаюсь  я  ему  на  шею  и  сразу
понимаю, что с ним произошла беда.
   Пальто отчего-то грязное, шляпа висит на одном  ухе,  глаза  бессмысленно
бегают из стороны в сторону, на пороге с виноватым видом  молчит  его  шофер
Иосиф Петрович.
   - Папа заболел, - сообщает он мне. - Позови маму. Но  она  уже  бежит  по
коридору. Меня моментально уводят в детскую и велят  не  выходить.  Я  очень
послушная девочка, поэтому покорно сижу за  закрытой  дверью  и  внимательно
слушаю, что происходит в квартире. А  там  царит  суматоха:  льется  вода  в
ванной, доносятся непонятные  и  от  этого  жуткие  звуки,  затем  приезжает
"Скорая".
   Где-то около одиннадцати мама наконец вспоминает  про  меня  и  входит  в
детскую. Ее лицо заплакано, а всегда причесанные волосы стоят дыбом.
   - Папу увезли в больницу, у него инфаркт, - поясняет она и добавляет:
   - Ложись спать, детка. Завтра поедем к нему.
   Но назавтра смущенно улыбающийся папа  появляется  дома.  Радостная  мама
затевает праздничные пироги.  Вечером  мы  получаем  подарки.  Я  нахожу  на
кровати громадного, слегка  косорылого  розового  зайца,  а  мать  маленькую
коробочку с золотым кольцом. И только спустя много лет,  уже  после  папиной
смерти, она рассказала мне, что произошло в тот день.
   Отец был на похоронах своего товарища, тоже крупного ученого, работавшего
на военно-промышленный комплекс. Замерз, устал и проголодался.  На  поминках
его посадили возле миски с незнакомым салатом - белый овощ, наструганный  на
терке, был заправлен подсолнечным маслом. Папа попробовал и пришел в  полный
восторг - острое, необыкновенно вкусное блюдо.
   - Что это? - поинтересовался он у хозяйки.
   - Черная редька, - ответила та и удивилась:
   - Разве ваша супруга такую не делает? Лучшая закуска под водку.
   Но мама никогда не готовила ничего подобного. Отец  увлекся  и  съел  всю
миску. Впрочем, хозяйка оказалась права - выпитой водки он не ощущал и смело
опрокидывал стопку за стопкой, надеясь побыстрей согреться.
   Плохо ему стало в машине. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота,
сердце билось так, что, казалось, оно сейчас выскочит из груди... Приехавшая
"Скорая" моментально заподозрила инфаркт. Но в  больнице  опытный  кардиолог
велел промыть больному желудок и, мрачно посмотрев в таз, поинтересовался:
   - Сколько же вы редьки слопали? Килограмм? Два?  Никогда  больше  так  не
поступайте. Этот овощ изменяет сердечную деятельность, он  крайне  опасен  в
больших количествах.
   Утром сконфуженного отца отправили до