ать его, идет?
   Конечно, я очень хочу потрепаться с милой тренершей, но хорошо бы сделать
это до занятий, а еще лучше вместо них.
   - Может, сначала попьем чаю? - предложила я. Аня вскинула красивые брови.
   - Что вы! Идите в зал.
   Следующий час прошел кошмарно. Сначала я приседала с железкой на  плечах,
потом таскала на себе  какие-то  громадные  пружины,  затем  толкала  ногами
нечто, больше всего напоминавшее мешок с опилками.
   - Ничего, ничего, - подбадривала проделывающая все вместе со мной Анечка.
- Даю минимальную нагрузку, просто для младенца.
   Но, наверное, груднички более выносливые, чем я, потому что на  "бегущую"
дорожку я вползла полностью обессиленной, прерывисто  дыша.  Ноги,  тяжелые,
словно свинцовые гири, отказывались повиноваться, попа  тянула  вниз,  спину
ломило.
   - Ну, давайте, через силу, еще разок, - велела Аня и добавила:
   - Спорт формирует характер,  учит  преодолевать  себя,  воспитывает  силу
воли.
   "Мой характер уже сформировался, - думала я, вяло перебирая  неподъемными
ногами. - Преодолевать себя не  хочу,  без  силы  воли  великолепно  прожила
больше тридцати лет, а вместо спорта предпочитаю поедание вкусного  ужина  и
чтение газет на диване".
   - На сегодня хватит, - сжалилась Аня и выключила тренажер.
   Я моментально шлепнулась на четвереньки, чувствуя себя словно  упавшая  с
пятнадцатого этажа кошка. Сорокина с легкой жалостью оглядела руины клиентки
и сказала:
   - Отдышитесь чуток и идите в тренерскую. Глядя, как она легко, совершенно
не запыхавшись после часа тренировки, быстрым  шагом  движется  по  залу,  я
горестно  вздохнула  и  попробовала  сложить  в  кучу   плохо   повинующиеся
конечности. С третьего раза мне это удалось.  Постанывая  и  покряхтывая,  я
поползла в указанном направлении. Там на столике весело пускал пар  чайничек
и пахло летом - мятой и какими-то еще  незнакомыми  травами.  Глядя,  как  я
осторожно опускаюсь на стул, Анечка хмыкнула и, подавая чашку, спросила:
   - Похоже, вы не слишком увлекаетесь физической культурой.
   - Лина говорила, что тренировки приятные, легкая нагрузка, - пробормотала
я, с наслаждением глотая горячую ароматную жидкость.
   - Алечка занимается давно и регулярно, - ответила Аня. - Она очень следит
за собой, понимает, что для женщины фигура - главное.
   - А когда она начала к вам ходить?
   - А как за Кондрата Разумова замуж вышла, - спокойно сказала Аня.  -  Все
говорила, что муж любит красивых женщин, и ей нужно соответствовать.
   Чашка с великолепным чаем чуть не выпала у меня из рук.
   - За кого?
   Аня сделала глоток и пояснила:
   - Есть такой писатель, детективы сочиняет, Кондрат Разумов, небось видали
на лотках. Его произведениями все  зачитываются.  Очень  здорово  пишет,  не
оторваться. Правда, он уже в возрасте, ему за полтинник  перевалило,  а  Але
еще и тридцать не стукнуло. Но, в конце концов, не в годах счастье.
   - Вы уверены, что она жена Кондрата?
   - Конечно, - ответила Аня. - Мы с Алей немного  подружились,  она  мне  и
свидетельство о браке показывала, и фото. В прошлый  раз,  кстати.  А  потом
засобиралась и забыла, смотрите.
   И тренерша положила на столик четыре снимка.  Я  принялась  рассматривать
фотокарточки. Кондрат и Лина возле входа в Дом литераторов,  оба  улыбаются,
писатель обнял ее за плечи. Далее они же сидят в его кабинете, у компьютера,
и вновь почти в обнимку. Потом на кухне у самовара, и в  джипе,  том  самом,
что тоскует сейчас, потеряв хозяина, в гараже.
   - Я хотела отдать Але фото в субботу, - как ни в чем не бывало продолжала
Сорокина, - но она позвонила и сообщила, что загрипповала. Но я  думаю,  она
сочла неприличным идти на занятия сразу после смерти мужа.
   Я только открывала и закрывала рот, плохо понимая происходящее, а  Анечка
методично рассказывала:
   - Конечно, ужас, разом всего лишиться. А как они  хорошо  жили.  Вот  она
недавно в новенькой шубке пришла и говорит: "Муж подарил. Хотел норку, да  я
отговорила, не люблю выпендриваться, а нутрия очень демократична".
   Я молча перебирала карточки, на оборотной стороне  стоял  штамп:  "Работа
Николая Королева, агентство "Триза".
   В метро я вошла  слегка  обалдевшая.  Интересное  дело,  почему  Ангелина
прикидывалась  женой  Кондрата?   Что   за   свидетельство   о   браке   она
демонстрировала? И потом, фотографии, они явно сделаны у  писателя  дома,  я
прекрасно узнала интерьеры нашей квартиры, да и двор отлично получился.
   Часы показывали половину  девятого  вечера.  Я  нашла  телефон-автомат  и
позвонила Лизе.
   - Извини, душенька, задержалась. Хочешь куплю вкусненького?
   - Не надо, - радостно сообщила она. - Мы уже едим курицу-гриль.
   - Где ты ее достала?
   - Андрей Петрович принес. Он еще  и  пирожные,  И  бутылку  вина  достал,
только я сказала, что не пью...  Похолодев  от  неприятных  предчувствий,  я
велела:
   - А ну позови сюда этого Казанову.
   - Алле вам, - сказал Андрей. - Слушаю.
   - Так вот, слушай внимательно, - железным  тоном  произнесла  я.  -  Лизе
только тринадцать, она несовершеннолетняя и ни о чем таком не знает.
   - Вы че? - удивился он.
   - Сам знаешь, че, - огрызнулась я. - Имей в виду, через пятнадцать  минут
я приду домой, забирай свои подарки и уходи.
   - Так я, в натуре, блин, совсем и не к девке, -  пояснил  Андрей.  -  Она
малолетка, мне без надобности, опять, у  себя  в  доме  срать  и  птичка  не
станет, без понтов, мамаш.
   - Зачем тогда явился?
   - Так к мастине, я собак люблю до жути.
   - А курица?
   - Так мастине принес, а девчонка крылышко срубала.
   - Пирожные и вино тоже щенку?
   - Ха, - заржал браток, - тесто вам из уважения  прихватил,  а  в  бутылке
вовсе и не вино, а энергетический  напиток,  "Ред  бул"  называется,  в  нем
градуса, как в кефире. Да вы че, Лампада Андреевна, я с пониманием, очень уж
собак люблю, опять же скучно вечером, я по-соседски.
   Слегка успокоившись, я повеселела и сказала:
   - Ладно, ждите, сейчас буду.
   Лиза и Андрей мирно сидели на кухне. В центре стола красовалась вазочка с
восхитительными, но  ужасно  дорогими  итальянскими  пирожными,  в  основном
корзиночками, наполненными взбитыми сливками и клубникой;  не  так  давно  я
облизывалась возле этих кондитерских изделий. Но цена! Одно пирожное  стоило
сорок пять рублей. Насчитав на блюде двадцать штук, я вздохнула и укорила:
   - Сколько денег на ерунду потратил!
   - Он еще курицу-гриль принес, - наябедничала Лиза. - Я два крыла съела, а
остальное они схарчили.
   Я  проследила  за  ее  пальцем  и  увидела  Рамика  и  Пингву   почти   в
бессознательном состоянии у пустых мисочек.
   - Им нельзя столько мяса, заболеют!
   - Разве это мясо? - ухмыльнулся Андрей. - Тьфу,  птичка.  Вот  мама  моя,
когда жива была,  иногда  суп  варила  вкусный,  морковка  кружочками,  лук,
курочка и вермишель звездочками. А как она померла - ни разу такого  не  ел.
Все прошу баб, ну сварите лапшу куриную, и вечно у них блевотина выходит.
   - Сколько же тебе лет? - поинтересовалась я.
   - На третий десяток перевалило,  -  вздохнул  сосед.  -  Двадцать  четыре
стукнуло, старость подгребает.
   - Мама твоя давно скончалась?
   Андрей глянул в окно, помолчал и ответил:
   - Мне двадцать два было.
   - Бедный, - пожалела его Лиза. - Наверное, у тебя папа  остался.  Знаешь,
папа лучше мамы!
   Сосед поскучнел, затем поковырял в ухе.
   - А я отца и не знаю.
   Повисло молчание, прерываемое только легким  похрапыванием  обожравшегося
Рамика.
   - Сам-то ты чем занимаешься? - не удержалась я. Андрей широко улыбнулся:
   - Сначала при Глобусе состоял, а потом  наши  в  легальный  бизнес  ушли,
надоело по улицам носиться, бесперспективно, да и  жить  охота.  Мне-то  еще
повезло. Из бойцов редко кто больше года бегает, с кем начинал - все  доской
прикрылись. Ну а у меня возраст уже пожилой, да и папа больше  не  желает  с
властями свариться. В общем, у нас на троих автосервис и  бензоколонка,  все
по-честному, путем. Разберем иногда  машинку-другую,  не  без  этого,  но  в
основном нормальный клиент идет, деньги имеем.
   Вновь повисло молчание. Затем Андрей засмеялся:
   - Ну мастина, вот жадный!
   Рамик, еле-еле передвигаясь на коротеньких лапках,  доплюхал  до  мисочки
Пингвы и начал подъедать оставшийся там кусочек куриной кожицы.
   Ночью я лежала без сна, глядя, как по  потолку  бегают  тени.  Только  не
подумайте, что я принадлежу к  категории  людей,  беспрестанно  повторяющих:
раньше сахар был слаще, масло  маслянее,  а  солнце  теплее.  И  еще  -  при
коммунистах не было голодных, а на три рубля люди  жили  неделю.  Не  правда
это,  нищих  при  Советах  было  полно,  у  нас  в  консерватории   работала
гардеробщицей тетя Катя, получавшая пенсию сорок пять рублей,  так  ректору,
взявшему на службу старушку  из  жалости,  пришлось  оформить  "на  вешалку"
внучку  бабки.  По  законам  тех  лет  пожилая  женщина   не   имела   права
подрабатывать,  и  она  должна  была  тихо  окочуриться  с  голода,  пытаясь
прокормиться на сорок пять рублей.
   И все же вряд ли при брежневском  режиме  Андрей  оказался  бы  в  банде.
Скорей  всего,  пошел  бы  работать  на  завод.  Существовали  партийные   и
профсоюзные организации, домком, соседи, в конце концов... А сейчас! Ему еще
повезло, парень-то он неплохой... Внезапно я сообразила, что милый  мальчик,
любящий животных и старающийся подружиться  с  нами,  вероятно,  замешан  во
многих преступлениях, и решила подумать на другую тему.
   Скоро по потолку перестали  бегать  квадратики  света,  часы  в  кабинете
Кондрата монотонно пробили три раза, началось самое  страшное  время  суток.
Катюша, всю жизнь проработавшая в больнице,  уверяла  меня,  что  именно  на
промежуток с трех до пяти приходится основная смертность, в это  время  чаще
всего случаются инсульты и инфаркты. Но, как ни странно, и большинство людей
родилось на свет именно в эти часы. Я, как правило,  проваливаюсь  в  сон  и
просыпаюсь только по звонку  будильника.  Но  сегодня  сердце  колотилось  в
груди, и покой все не приходил.
   Почему  убили  Кондрата?  Кому   была   выгодна   смерть   преуспевающего
литератора? Кто решил  подставить  Лену?  Из-за  чего  лишили  жизни  Антона
Семенова и Ангелину Брит? И где искать организатора всех этих  преступлений.
Ох, чует мое  сердце,  режиссер  у  спектаклей  один.  Только  как  до  него
добраться?
   "Все-таки Андрюша неплохой  парень",  -  неожиданно  вяло  подумала  я  и
заснула.
   Разбудил меня Пингва. Залез на кровать и  стал  скакать,  сдирая  с  меня
одеяло.
   - Уйди, негодник, - пробормотала я, глянула на будильник и заорала:
   - Лиза, вставай скорей, школу проспали, уже десять! Лиза, быстрей!
   В ответ - звенящая тишина. Ругая себя на все корки, я влетела в  детскую.
Широкая кровать была  застелена  покрывалом,  на  нем  вольготно  раскинулся
Рамик. Машинально отметив, что песик еще прибавил в  росте,  я  кинулась  на
кухню. Посередине стола стояла сковородка, накрытая крышкой,  сверху  белела
записка: "Дорогая Лампуша, я ушла в школу, вернусь поздно, нас сегодня ведут
в музей. Тебя будить не стала, отдыхай. Завтрак готов".
   Я подняла крышку  и  увидела  сильно  подгоревшую  и  абсолютно  холодную
яичницу с малоаппетитным кусочком жирной ветчины. Из глаз от  умиления  чуть
не хлынули слезы. Лизок постаралась и сготовила  что  могла.  Я  не  слишком
люблю жареные яйца, да еще в компании с беконом, но эти проглотила в  полном
восторге и принялась  одеваться.  Съезжу  в  "Мир  литературы",  поспрашиваю
коллег Лины. Все-таки негодяя,  задумавшего  всю  комбинацию,  нужно  искать
возле Брит. Ведь открыла же она, смертельно напуганная,  добровольно  дверь,
значит, отлично знала пришедшего, доверяла ему. Хотя почему это я употребляю
мужской род? Вдруг все придумала женщина?

ГЛАВА 10

   "Мир  литературы"  помещался  в  большом  здании,  украшенном  множеством
табличек. Здесь мирно соседствовали "Загадки и кроссворды",  "Друг  зверей",
"Женский взгляд", "Володя" и "Светлый путь". Поднявшись на  третий  этаж,  я
пошла по длинному коридору,  стены  которого  украшали  картины  и  гравюры.
Множество  совершенно  одинаковых  белых   пластмассовых   дверей   сверкали
табличками:   "Отдел    информации",    "Сектор    критики",    "Фотоотдел".
Поколебавшись, я толкнула дверь корректорской и поинтересовалась:
   - Скажите, Ангелину Брит где найти?
   Пять миловидных женщин разом оторвались от бумаг и  уставились  на  меня.
Наконец одна курносенькая блондиночка осторожно спросила:
   - А вы ей кто?
   - Автор, статью принесла.
   Женщины одновременно вздохнули,  блондиночка  все  так  же  немногословно
сказала:
   - Ступайте в отдел информации.
   В нужной комнате перед компьютером сидела девица  в  невероятно  короткой
юбчонке. Вначале мне показалось, что она  просто-напросто  забыла  надеть  с
утра эту деталь туалета - ну  опаздывала  на  работу  и  прилетела  в  одном
свитерке.  Кстати,  одна  из  наших  преподавательниц,  милейшая   Валентина
Сергеевна, однажды ворвалась в лекционный зал с воплем:
   - Простите, проспала.
   Студенты благосклонно закивали. Что ж,  профессора  тоже  люди,  и  ничто
человеческое им не чуждо. А  Валентина  Сергеевна  хоть  и  читала  занудный
предмет "История музыки", но была  неплохой  теткой,  абсолютно  безвредной,
только очень рассеянной.
   - Извините, извините, - бормотала она, выпутываясь  из  длинной  шубы.  -
Итак, начинаем. На рубеже XVII и XVIII веков в Италии...
   - Простите, - робко кашлянула пианистка Машенька Рогова. - Простите...
   - Ну, в чем дело? - рассердилась Валентина  Сергеевна,  крайне  негативно
реагирующая на то, что ее отвлекали от лекции.
   Деликатная Машенька покраснела и пролепетала:
   - У вас это, юбка, то есть ну, в  общем...  Валентина  Сергеевна  глянула
вниз и обнаружила, что стоит перед аудиторией в прелестной  белой  блузочке,
заколотой  у  горла  настоящей  камеей  и...  в  одних  чулках.   Несчастная
взвизгнула, схватила шубу...
   Мальчики деликатно отвели глаза. Преподавательница замоталась в  каракуль
и сказала историческую фразу:
   - Боже, какое счастье, что я нацепила утром целые колготки!
   - Вам кого? - лениво поинтересовалась девчонка.
   - Ангелина Брит тут сидит?
   - Она умерла,  -  спокойно  ответила  корреспондентка,  не  отрываясь  от
монитора. - Если вы материал принесли, давайте мне.
   Пораженная полным бездушием, с  которым  журналистка  говорила  о  смерти
коллеги, я решила изобразить ужас и воскликнула:
   - Такая молодая! Отчего? Девчонка дернула плечиком:
   - Небось любовник пристрелил. Брит была страшно неразборчивая,  любого  к
себе в постель волокла, вот и допрыгалась.
   - Вы ее хорошо знали? Репортерша фыркнула:
   - Я с ней не здоровалась, потому что предпочитаю не иметь дело  с  людьми
такого сорта! Если принесли материал  -  кладите  на  стол.  Нет,  тогда  не
мешайте, у нас номер идет.
   - Статьи нет, - пробормотала я.
   - Тогда что вам надо?
   - Видите ли, Лина одолжила мне крупную сумму денег, я хотела отдать...
   Нелюбезная собеседница отложила мышку  и  первый  раз  посмотрела  в  мою
сторону:
   - Ангелина вам дала в долг?!
   - Да, а что такого?
   - Она вечно сама  рубли  сшибала,  нимфоманка!  Я  растерянно  стояла  на
пороге.
   - Уходите, не мешайте, - процедила девица, но лотом сжалилась и добавила:
   - Спросите в соседней комнате Олю Кондратьеву, вроде они дружили...
   В расположенном рядом помещении несколько человек ругались  над  огромным
листом бумаги.
   - Не лезет твоя заметка, - говорил один. - Хвост висит.
   - Отруби, - велел другой. - Сколько хвоста-то?
   -  Сто  строк,  -  буркнул  первый.  Воцарилась  тишина.  Потом   третий,
черненький, с длинными волосами, собранными в хвостик хихикнул:
   - Денис, ты что, с дуба упал? Да там во  всем  материале  не  больше  ста
двадцати строк!
   - Тогда вообще сниму и поставлю в среду.
   - Сегодня последний гонорарный день! - возмутился "хвостатый".
   - Газета не резиновая! - отрезал первый.
   - Простите, - робко вклинилась я в их беседу, - где Оля Кондратьева?
   Мужики заткнулись и повернули головы. Взгляд  у  них  был  отсутствующий,
скорей всего они отреагировали на звук, не поняв смысла вопроса.
   - Оля где? - повторила я.
   - На поминки уехала, у нас сотрудница скончалась, - последовал ответ.
   Поминки! И как я не додумалась! Ведь там явно соберутся близкие  знакомые
Лины.
   - А не знаете, где проходит прощание?
   - Нет, - в один голос ответили двое, а третий сказал:
   - У сестры Али, на улице Войскунского, дом семь, а квартиру не помню.
   Но номер квартиры мне не понадобился.  Когда  я  входила  во  двор,  мимо
проехал желтый автобус с табличкой  "Ритуал".  Возле  третьего  подъезда  он
притормозил, и из пахнущих бензином глубин начали выходить люди, в  основном
заплаканные женщины в черных платках. Одну, толстую и неопрятную,  вели  под
руки двое простоватых мужиков. Я пристроилась в хвост траурной  процессии  и
вошла в квартиру.
   Как водится, на большом столе между мисками с салатом "Оливье", тарелками
с блинами и селедкой стояли тесной толпой бутылки  водки.  Народ  выпил,  не
чокаясь, закусил, потом повторил... Я внимательно разглядывала гостей,  всем
было хорошо за сорок, даже ближе к пятидесяти. Молодая дама только одна - не
слишком красивая, носатая  девушка  с  крепкими  ногами.  Дождавшись,  когда
основная масса присутствующих отправиться курить на лестницу,  я  подошла  к
ней и спросила:
   - Вы Оля?
   - Да, - дружелюбно ответила Кондратьева.
   - Дружили с Линой?
   - Ну можно сказать и так, - осторожно произнесла она.
   - Ужас какой, - вздохнула я. - Молодая...
   - А вы ей кто? - полюбопытствовала Оля.
   - В общем, никто. Просто встречались у Кондрата Разумова.
   Она вздрогнула и нахмурилась:
   - А Кондрат здесь при чем?
   - Абсолютно ни при чем, - начала я выкручиваться. - Просто  я  двоюродная
сестра Лены Разумовой, вдовы...
   - Надеюсь, вы не собираетесь устроить скандал, -  сухо  буркнула  Оля.  -
Лучше сдержитесь, место не слишком подходящее,  и  потом,  'здесь  родители,
родственники, пожалейте их.
   - Зачем мне начинать скандал? - удивилась я. Оля отвела глаза в  сторону,
помолчала, потом процедила:
   - Пойдемте в кухню.
   В крохотной, едва ли пятиметровой комнатенке она села на табуретку  между
грязной  плитой  и  отчаянно  тарахтевшим  холодильником,   вытащила   пачку
"Мальборо" и отчеканила:
   - Вы из милиции. Говорите прямо, что надо.
   - Вовсе нет. Лена Разумова моя...
   - Ни одна из родственниц Елены Михайловны никогда бы не пришла на поминки
к Але, - вздохнула Оля. -  Ну  если  только  с  желанием  устроить  красивый
скандал.
   - Ладно, - сдалась я, - ваша взяла. Только я работаю не в  милиции,  а  в
адвокатуре. А почему Лена конфликтовала с Ангелиной?
   Оля грустно улыбнулась:
   - Аля была чудовищем.
   - В каком смысле?
   - В прямом. Настоящий монстр. У нее и друзей нет никого, только я,  да  и
то... - девушка махнула рукой.
   - Она была способна на подлость?
   - Она за деньги могла все, -  пояснила  Оля.  -  Она  вообще  была  такая
беспринципная. Всегда думала, где бы урвать,  и  вечно  со  всеми  ругалась,
завидовала, интриговала, сплетничала. Наши тетки в редакции  ее  терпеть  не
могли.
   - Почему?
   Кондратьева посмотрела на тлеющую сигарету и тяжело вздохнула:
   - Сейчас объясню.
   Ангелина работала в  "Мире  литературы"  четыре  года.  Ее  коньком  были
интервью с писателями.  Не  секрет,  что  многие  поэты  и  прозаики  бывают
противными, желчными людьми,  отвечающими  назойливым  репортерам:  "Звоните
через неделю, занят!"  За  некоторыми  приходилось  по  году  бегать,  чтобы
выдавить из них пару ничего не значащих фраз. Чем популярнее литератор,  тем
он закидонистей.  И  на  редакционных  летучках  многие  из  корреспондентов
разводили руками