а с вилами, вторую такую неохота  заводить.
А вы, собственно говоря, кем Ленке приходитесь?
   - Никем,  -  спокойно  ответила  я  и  вытащила  удостоверение,  выданное
Федорой.
   - "Без права ношения оружия", - прочитал Игорь и неожиданно заржал, -  из
пальца, значит, стреляешь, Никита ты наша!
   Пропустив мимо ушей издевательства, я спокойно ответила:
   - Ну тут вы сильно ошибаетесь. Из  пистолета  или  автомата  любой  дурак
выстрелит и в большинстве случаев попадет, если  цель  большая.  Я  же  могу
убрать человека голыми руками, просто не считаю нужным афишировать эти  свои
знания.
   В глазах Игоря плескалось откровенное веселье и недоверие.
   - Ваша Лена, - сообщила я, - вляпалась в  удивительные  неприятности,  ее
жизни скорей всего грозит опасность, смертельная.
   Последнюю фразу я сказала для острастки, чтобы слегка  припугнуть  Игоря,
но тот неожиданно расхохотался:
   - Смертельная опасность,  ой,  не  могу.  Небось  клизму  с  горчичниками
перепутала! Да Ленка ни в жизни даже на  желтый  свет  дорогу  не  перейдет,
боязливая очень...
   Он продолжал веселиться, я быстро соображала, как заставить его подумать,
к кому из подруг могла пойти Лена, и тут  зазвонил  телефон.  Смеясь,  Игорь
взял трубку.
   - Слушаю, да, Гарбузов Игорь Арнольдович, да, знаю, да, да... что?!
   С его лица сползла улыбка, руки  затряслись,  Щеки  побледнели,  а  глаза
разом словно провалились внутрь черепа. Кое-как он уложил трубку на рычаг  и
уставился в окно.
   - Что случилось?
   - Ленку нашли на стройке, тут недалеко совсем, возле шоссе. Наверное,  ко
мне шла, решила угол срезать. Сколько раз просил не ходить там! И вот...
   - Ее убили, - прошептала я.
   - Слава богу, нет, -  так  же  шепотом  ответил  Игорь,  -  вроде  деньги
отобрали и по голове ударили, не понял я ничего...
   Он начал метаться по квартире, хватая вещи и приговаривая:
   - Ну где же ключи от машины, где? Я посмотрела на его совершенно безумное
лицо и велела:
   - Пошли, отвезу, только скажите, куда.
   - В больнице она, тут недалеко, - бормотал Игорь.
   В  машине  он  слегка  успокоился  и  закурил.  Увидав,  что  мужик  стал
вменяемым, я поинтересовалась:
   - Отчего врачи позвонили вам? Телефон где взяли?
   - У Ленки  в  паспорте  мои  визитки  лежат,  штук  двадцать,  -  пояснил
Гарбузов.
   - Зачем столько?
   - В страховой компании я работаю, агентом, -  пояснил  Игорь,  -  клиенты
нужны. Ленка мои визитки на работе раздавала врачам, больным... кому  машину
страховать, кому дачу, кому квартиру...
   - Теперь понимаете, что  я  не  шутила,  когда  говорила  о  ждущих  Лену
неприятностях. Ну-ка припомните, что она про работу рассказывала?
   - Ничего, - пожал плечами Игорь, - медсестрой работает, уколы там всякие.
Ну жаловалась иногда, что больные  капризные  попадаются,  клиника  платная,
сами понимаете... Собственно говоря, это все.
   Я молча подрулила к больнице.  В  отделении,  куда  поместили  Лену,  нас
приняла довольно полная дама в хирургической пижаме, точь-в-точь такой,  как
у Кати.
   - Состояние крайней тяжести,  -  по-военному  кратко  отчеканила  она,  -
черепно-мозговая травма, несколько ран  на  теле,  к  счастью,  не  опасных,
похоже, ее сильно били,  а  потом  попытались  задушить.  Очевидно,  девушка
потеряла сознание, вот негодяй, решив, что перед ним труп, и бросил жертву.
   - Почему вы думаете, что на нее напал грабитель? - тихо спросила я.
   Врач помолчала, потом нехотя ответила:
   - Он вырвал у нее из ушей серьги, именно вырвал, мочки ушей разорваны,  а
на безымянном пальце правой руки  скорей  всего  имелось  плохо  снимавшееся
колечко...
   - Точно, - пробормотал Игорь, - я  ей  подарил  на  Новый  год  перстенек
золотой с бирюзой, турецкая работа, но симпатичный, да с размером не угадал.
Лена его надеть-то  надела,  а  снять  только  с  мылом  сумела.  А  как  вы
догадались про кольцо?
   Доктор тяжело вздохнула:
   -  Палец  ей  этот  отрубили,  с  такими  травмами  мы  сталкивались  при
ограблениях.
   Игорь посерел и схватился за сердце. Врач принялась  капать  в  стаканчик
светло-коричневую жидкость.
   - Она может говорить? - поинтересовалась я. -  Вдруг  расскажет,  кто  ее
так...
   - Нет, конечно, - сердито буркнула реаниматор,  -  ваша  родственница  на
аппаратном дыхании.
   И, видя, что я не слишком понимаю, в чем дело, добавила:
   - Без сознания лежит, в горло введена трубка, ясно?
   - Долго она пробудет в таком состоянии?
   Поправив зеленый  колпачок,  кокетливо  сидящий  на  аккуратно  уложенных
волосах, врач пожала плечами:
   - Прогноз дать невозможно. Неделю, месяц, сорок дней...  Черепно-мозговые
травмы - штука коварная, прибавьте  к  ней  сильное  переохлаждение,  потерю
крови. Не будь она такой здоровой... Сейчас не могу с уверенностью  сказать,
выживет она или нет. Медицина, конечно, со  времен  Гиппократа  далеко  ушла
вперед, но наши возможности не безграничны.
   Я молча смотрела в окно, за которым плясали, кружась,  хрупкие  снежинки.
Все понятно... Вернее, ничего не понятно, потому что нити оборваны, а  концы
ушли в воду.
   В расстроенных чувствах я села в машину, завела мотор, включила  радио  и
поехала домой. В голове было совершенно пусто, никаких конструктивных  идей.
Я тупо слушала диджея.
   - Наступил час вашей заявы, - бодро вещал парень, -  наш  телефон  просто
разрывается от звонков, спой, что ты хочешь услышать? Говори, ты в эфире...
   - Здравствуйте, - затараторил девичий голос, - меня зовут Нина  Рагозина,
хочу передать привет Вике, Оле и  Кате,  учащимся  9-го  класса  "В",  пусть
прозвучит песня, щас спою: "И вот теперь, сиди и слушай, он не хотел ей зла,
он не желал запасть ей в душу, и тем лишить ее сна..."
   Я поехала по шоссе, хорошо  все-таки,  что  теперь  радио  и  телевидение
работают ночью. Раньше тем, кто мучается бессонницей, приходилось плохо.
   - Спой, что ты хочешь услышать, - донеслось из приемника.
   - Здравствуйте, - прозвучал интеллигентный  дамский  голос,  -  разрешите
представиться.  Трубина  Евгения.  Мне  хотелось  бы  услышать   бессмертное
произведение Иоганна Себастьяна Баха... сейчас попробую напеть: та-та...
   В эфире на секунду повисло  молчание.  Я  расхохоталась,  представляя,  с
какими перекошенными лицами сейчас носятся по студии сотрудники.
   Они-то привыкли к бесхитростным просьбам  плохо  разбирающихся  в  музыке
людей. Гонят фактически одни и те же популярные песенки, держат их под рукой
и не испытывают  никаких  трудностей  при  выполнении  заказа.  А  тут  бац,
какая-то слишком умная Женя Трубина захотела  Баха.  Интересно,  как  диджеи
выкрутится?
   - Иоганн Себастьян Бах писал великую музыку, - бодро затараторил  парень,
- он родился в 1685-м, а умер в 1750-м, прожил недолго, но успел создать...
   Ага, ему приволокли музыкальную энциклопедию, однако они  оперативны,  но
плохо считают, Бах прожил 65 лет, больше Моцарта,  вполне  приличный  земной
срок.
   - ...И мы рады поставить его бессмертное творение, -  заливался  соловьем
диджеи, - после небольшой рекламной паузы. "Обувь XXI века в магазинах..."
   Я опять рассмеялась,  да  работники  телевидения  и  радиовещания  должны
воздвигнуть памятник рекламодателям, чем бы они  заполняли  паузы  в  эфире,
возникающие из-за накладок?
   - Отлично, - радостно заверещал ведущий, - надеюсь,  Евгения  Трубина  не
ушла от приемника. Слушайте, Женечка, для вас звучит Бах.
   От неожиданности я чуть не  влетела  в  бетонное  ограждение,  тянувшееся
посредине шоссе. Женя,  Бах!  Надо  же  быть  такой  кретинкой!  Молоденькая
медсестричка, угощавшая "идиотку" бутербродами и чаем!  Ведь  я  звонила  по
телефону и попросила Елену, а мне ответили: мою дочь зовут Евгенией.
   И ведь я  просто  повесила  трубку  и  набрала  другие  цифры.  В  списке
сотрудников, .висящем на стенде, две фамилии имели перед собой инициал  "Е".
Морозова и Николаева. Значит, Морозова - это та самая Женечка.
   Поднажав на газ, я  полетела  домой,  отлично.  Женя  не  показалась  мне
злобной,  более  того,  она  выглядела  слегка  глуповатой,  может,  в  силу
молодости. Женечке едва ли исполнилось двадцать.
   На следующий день, дождавшись полудня, я набрала номер и попросила:
   - Будьте любезны Женю.
   - Слушаю, - ответил веселый голосок.
   - Женечка, - затараторила я, - так вам благодарна, просто нет слов.
   - Кто это?
   - Евлампия Романова.
   - Простите, не поняла...
   - Женечка, к вам в корпус забрела  немая  женщина  с  больным  рассудком,
помните? Вы еще угощали ее чаем, так вот, я ее сестра, родная.
   - Ой, - воскликнула медсестра, - а  она  убежала.  Окно  распахнула  и  с
концами, одеяло унесла.
   - Женечка, - радостно сообщила я, - моя несчастная сестра вернулась  сама
в интернат, она не такая уж и дура, правда, с заскоками. Страшно, невероятно
вам благодарна.
   - Знаю, мы звонили в интернат, там сказали, что все назад пришли.  Только
за что вы меня благодарите?
   - Пригрели, накормили, обласкали несчастную...
   - Я тут ни при чем, доктор велела.
   - С Маргаритой  Михайловной  я  уже  поговорила.  Женечка,  можно  к  вам
подъехать домой?
   - Зачем?
   -  Хочу  маленький  презент  передать  за  ваше  доброе  сердце,   ничего
особенного, всего лишь французские духи.
   Услыхав про  элитную  парфюмерию,  девушка  с  трудом  сдержала  радость,
которая так и рвалась наружу.
   - Спасибо.
   - Можно прямо сейчас подвезу?
   - Пишите адрес, я весь день собиралась дома сидеть.
   Сунув бумажку с координатами Жени в кошелек,  я  понеслась  в  спальню  к
Юлечке. Знаю, знаю, у  той  на  полочках  стоят  целых  три  нераспечатанных
флакона. Выбрав самый крошечный, я побежала к  выходу.  Конечно,  когда  Юля
вернется из Египта, она меня убьет, но надо же узнать правду о  смерти  Нади
Киселевой. До сих пор я, к сожалению, находилась в полной растерянности,  но
вот теперь в конце длинного, темного тоннеля зажегся зеленый свет.
   Как я раньше  не  додумалась  до  такой  простой  вещи!  Доноры!  Вот  их
родственники запросто могли убить Богдана, довести до  самоубийства  Надю  и
столкнуть с балкона Егора Правдина. Конечно, доказательств того, что  Богдан
и Надя тоже участвовали в "почечном" бизнесе, у меня нет. Но я хорошо  знаю,
каким въедливым, занудным человеком был Богдан, как  он  дотошно  следил  за
всем,  что  происходило  в  клинике,  не   упускал   никакой,   даже   самой
незначительной детальки.
   Один  раз,  на  дне  рождения  Нади,  Богдан,  слегка   выпив,   принялся
рассказывать, какую форму он придумал для своих сотрудников.
   - Брючные костюмы разных цветов, - самозабвенно вещал он.  -  Для  врачей
серо-бежевые, кармашек справа, на нем золотой орнамент  и  серый  бейджик  с
именем, для медсестер голубые, карманчик слева, без  шитья  и,  естественно,
тоже табличка с инициалами и фамилией,  а  для  обслуживающего  персонала  -
розовые,  без  карманов  и  вместо  шапочек-колпачков  у  них   беретки,   с
пуговкой...
   И вы думаете, что от такого человека, который продумал даже  пуговицу  на
берете, могло что-то ускользнуть? Нет, Богдан все знал, и Надя, естественно,
тоже. И потом, уж очень богато они жили, шикарный ремонт, новая мебель,  две
роскошные иномарки... Ох, чует мое сердце, рыльце у милейшего Богдана было в
пуху. Хотя он не походил на  человека,  способного  заниматься  криминальным
бизнесом.
   Я  подрулила  к  пятиэтажке,  сложенной  из   желтых   блоков,   включила
сигнализацию и вошла в  чистый  подъезд.  Богдан  не  походил  на  человека,
способного заниматься криминальным бизнесом? Это не аргумент. Он еще казался
верным, любящим мужем, а на рамом деле был двоеженцем, живущим  одновременно
с Надей и Марфой Шевцовой. И если Киселева не захотела  менять  фамилию,  то
Марфа  преспокойно  сделала  это.  Интересно,  как   он   умудрился   дважды
зарегистрировать  брак?  Да  элементарно!  Наврал  в  милиции,  что  потерял
паспорт, и получил новый! Небось  сунул  паспортистке  зеленую  бумажку,  та
"забыла" поставить нужный штамп.
   Несмотря на день, в подъезде было темновато, меня этот факт обрадовал. Не
надо, чтобы Женя сразу увидела мое лицо, поэтому,  прежде  чем  позвонить  в
звонок, я поглубже натянула шапочку и сунула подбородок в шарф.
   Дверь  распахнулась,  Женечка,  выглядевшая  в  домашней  одежде   совсем
девочкой, спросила:
   - Вы ко мне? Вы  Евлампия?  Я,  демонстративно  держа  в  руке  беленькую
коробочку, ответила:
   - Точно, можно зайти?
   - Конечно, конечно, - засуетилась она. В прихожей у нее горела экономная,
двадцатипятиваттная лампочка. Я стала стягивать одежду.
   - Кто там? - раздался мужской голос. - Массажист пришел?
   - Нет, папа, не волнуйся, отдыхай, это ко мне, - ответила Женечка.
   - Иди сюда! - настаивал мужик.
   - Вы извините, - вздохнула Женя,  -  папа  болен,  парализованный  лежит,
проходите пока на кухню, сейчас вернусь.
   Она  скрылась  за  дверью,  я  стащила  с  головы  шапочку  и  юркнула  в
пятиметровую, тесную кухню, до отказа забитую шкафчиками.
   Минут через пять появилась Женя, взяла коробку с чаем и устало сказала:
   - Извините, папа капризничает. Впрочем, его можно понять, кому понравится
целый день лежать в кровати.
   Потом она вгляделась в мое лицо и недоуменно пробормотала:
   - Простите, вы со своей немой сестрой близнецы? Поразительное сходство!
   - Нет, - твердо ответила я, - никакой родственницы у меня нет и в помине,
это вы меня столь радушно и  заботливо  поили  чаем.  Зря  только  в  палате
электричеством пугали, честно говоря, я не поверила вашим словам, потому как
увидела, что все штепсели вынуты из розеток.
   Женя отступила к стене и выронила на  пол  железную  коробочку,  крышечка
отскочила в сторону, заварка разлетелась по полу.
   - Что же ты так неаккуратно, - укорила я,  -  столько  дорогого  продукта
рассыпала! Теперь выбросить придется!
   - Вы из милиции, - прошептала Женя, - так я  и  знала,  чувствовала,  что
этим закончится. Но я ни при чем, копейки получала, вот остальным перепадало
от души. Господи, теперь арестуете небось!
   И она заплакала, прижимая к груди чайную ложку.

ГЛАВА 22

   Мне понадобилась почти четверть  часа,  чтобы  успокоить  ее.  Сначала  я
попробовала остановить поток слез,  потом,  показав  рабочее  удостоверение,
сказала:
   - Ну, ну, успокойся, видишь, я не имею к милиции ни малейшего отношения.
   Но Женечка, всхлипывая, прочитала:
   - Начальник оперативно-следственного отдела, - и зашлась в истерике.
   Кое-как, отыскав в старом, облупленном холодильнике валокордин, я  сумела
утихомирить Женю.
   - Да успокойся, мы частная контора.
   - Ага, - шмыгала носом Женя, - ясно.
   - Ты поняла, что вляпалась в крупные неприятности?
   - Да, - кивнула девушка, - прямо сразу, но ведь деньги нужны...
   И она, без  конца  вытирая  нос  кухонным  полотенцем,  принялась  быстро
рассказывать все.
   У  Женечки  нет  мамы,  зато   есть   папа,   заменивший   девушке   всех
родственников. Хороший,  просто  замечательный  отец,  не  захотевший  после
смерти  жены  приводить  в  дом  мачеху.  Папочка  работал  шофером,   возил
начальство, имел неплохую зарплату, а по выходным  "бомбил"  на  собственной
машине. Так что Женя не знала ни в чем отказа,  имела  одежду,  косметику...
Отец ее был человеком  современных  взглядов,  губную  помаду  у  дочери  не
отнимал и за модные ногти цвета июньской зелени не ругал. Пока Женечка  была
маленькой, она просто любила папочку, а когда выросла,  то  поняла,  как  он
любит ее.
   После девятого класса Женя пошла в медучилище,  но  в  дальнейшем  видела
себя врачом, непременно хирургом. Вот она, в шапочке и маске, устало опустив
руки,  выходит  в  коридор,  где  маются  родственники  смертельно  больного
человека.
   - Будет жить, - говорит Женя и снимает маску.
   Толпящиеся  в  коридоре  люди  восхищенно  вскрикивают.  Такая   молодая,
невероятно красивая и жутко талантливая!
   После медучилища в институт ее взяли сразу, жизнь  казалась  безоблачной.
Но потом папу, у которого давление давно зашкаливало за двести, хватил удар,
и Женечка осталась с парализованным инвалидом на руках. Мысль о  том,  чтобы
сдать отца в специализированный интернат, Женя отмела  сразу.  Она  как  раз
недавно была в подобном заведении на практике и видела, как там относятся  к
беспомощным калекам. А папу Женя очень любит и не хочет, чтобы  он  страдал.
Пришлось переводиться на  вечерний  и  спешно  искать  работу.  Бедная  Женя
носилась колбасой, разрываясь между больницей, институтом и  теми  больными,
которые звали ее делать уколы на дом. Еще хорошо, что папа согласился лежать
в памперсах, понимая, как дочери тяжело отстирывать постельное белье.
   Денег не  хватало  ужасно.  Зарплата  медсестры  невелика,  Жене  платили
девятьсот рублей, еще тридцать можно было получить, сделав  частным  образом
внутримышечный укол. Впрочем, Женя больше  радовалась,  когда  звали  делать
внутривенные, те стоили пятьдесят.  Одним  словом,  когда  все  складывалось
благополучно и имелись "левые" пациенты, на круг получалось около двух тысяч
плюс папина пенсия.  Сами  понимаете,  на  такую  сумму  не  разбежишься,  а
содержание дома хронического больного стоит дорого. К тому же  папочка,  как
большинство несчастных лежачих, стал требовательным,  нервным,  мог  плакать
или злиться без всякой причины.
   К вечеру Женя уставала так, что ноги казались налитыми свинцом. Какие там
дискотеки, вечеринки и веселые студенческие  приключения,  в  голове  билась
только одна мысль: где взять денег, денег и еще раз денег!
   Как-то раз Женя брела домой после занятий. В последнее время наука  плохо
лезла в голову, и  преподаватели  начали  делать  ей  замечания.  Настроение
поэтому было препротивным, а в кошельке тосковала последняя сотня. Вот  Женя
и пыталась решить тяжелую проблему, как распорядиться данной суммой,  то  ли
купить продуктов, то ли новые колготки.  А  еще  хотелось  губную  помаду  и
тушь... Женечка застыла в подземном переходе у ларька и пробежала глазами по
полкам - ценники пугали.
   - Женя, - раздался над ухом знакомый властный голос.
   Девушка вздрогнула. Около нее стояла невесть  откуда  взявшаяся  Вероника
Ивановна, преподавательница  анатомии.  Та  самая,  которая  только  что  на
семинарском занятии сделала Жене замечание.
   - Парфюмерией любуешься, - хмыкнула профессорша, - духи решила купить?
   Женечка глянула на флакон, на котором болтался ценник "2500", и буркнула:
   - Нет.
   - Правильно, - одобрила Вероника Ивановна,  -  ступай  домой,  голубушка,
нечего о ерунде думать, лучше учись как следует, что-то ты  последнее  время
совсем от рук отбилась. На семинарах спишь,  вся  зеленая,  небось  кавалера
заимела. Вечная история. Любовь разведут,  а  занятия  побоку.  Ладно  бы  в
библиотечном училась, пропустила лекцию, и черт с ним, но  ведь  собираешься
доктором стать, принимать ответственность за чужую жизнь и балбесничаешь. Не
стыдно?
   От  несправедливости  упреков  у  Женечки   брызнули   слезы   из   глаз.
Испугавшаяся столь бурной реакции на свои слова, Вероника Ивановна  оттащила
девушку к стене и велела:
   - Быстро говори, что случилось!
   Женя, до сих пор никому ни  разу  не  пожаловавшаяся  на  трудную  жизнь,
внезапно разразилась истерическими  рыданиями,  а  потом  выложила  сердитой
профессорше все про  папу-инвалида,  частных  пациентов,  отсутствие  денег,
порванные колготки и безумно дорогую помаду.
   Вероника Ивановна выслушала студентку и спросила:
   - Живешь далеко отсюда?
   - Рядом, в двух шагах.
   - Пошли, - велела профессорша.
   - Куда?
   - К тебе.
   Очевидно, Вероника Ивановна решила проверить, правду ли говорит девушка.
   На следующий день раздался телефонный звонок.
   - Езжай к Маргарите Михайловне, - велела профессорша, - это моя  подруга,
у нее большие связи в мире медицины, она обещала тебе помочь, пиши адре