не оказалось ни одного  свободного  места.  Побродив  с
подносом в руках, я наконец устроилась у окошка и принялась жевать. Напротив
поедал такое же блюдо мужик лет  пятидесяти,  большой,  толстый,  совершенно
чудовищного вида. Я смотрела в окно, хватая машинально руками кусочки  филе.
Да, хороший свидетель получился из Жени. Ничего не  запомнил,  кроме  синего
пальто,  сапог  и  гипса.  Как  теперь  искать  тетку?  Объявление   давать?
Минуточку! В полном ступоре я,  доев  филе,  оттолкнула  в  сторону  поднос.
Бомжиха Валя рассказывала о даме, которая, испугавшись ее, швырнула гипс.  И
она называла цвет одежды той женщины - синий.
   Я придвинула к себе поднос, но он поехал в сторону, я сердито дернула его
к себе и вновь схватила курицу. Даю голову на отсечение, это одна  и  та  же
баба! Поднос снова ожил и начал убегать. Я вцепилась в него, схватила стакан
с колой, глотнула и чуть не выплюнула. Пиво!
   В полном недоумении я  уставилась  на  желтую  жидкость  с  белой  шапкой
сверху. Интересное дело, на раздаче перепутали? Я же просила колу.
   - Терпеть не могу пиво, - вслух возмутилась я, - что за безобразие!
   - Зато куриные "пальчики" пришлись вам по вкусу, - произнес веселый бас.
   Я оторвала глаза от стакана, посмотрела  на  своего  соседа-толстяка,  на
стол и чуть не скончалась. Задумавшись, я тянула к себе поднос мужика. Более
того, сначала съев содержимое своей тарелки,  я  с  аппетитом  уничтожила  и
порцию соседа, а теперь принялась за его пиво.
   - Бога ради, простите, - залепетала я, - не знаю, как это получилось.
   - Я пытался отбить свой обед, - веселился толстяк, - но  вы  так  яростно
дергали его к себе!
   - Сейчас куплю вам новую порцию, - подскочила я.
   - Ни в коем случае, - отрезал мужчина, - мне приятно угостить такую милую
даму.
   Сгорая от стыда, я выскочила на улицу и опрометью  кинулась  к  метро.  В
желудке каменной тяжестью лежали две порции курятины. Ну как можно настолько
выпасть из действительности, чтобы слопать чужой обед?
   Внезапно над ухом раздался скрежет и вопль:
   -  С  ума  сошла?  Я  повернула  голову  влево.  В  двух  шагах  от  меня
притормозила иномарка, из нее высунулась страшно злая девица.
   - Смотреть надо, когда дорогу переходишь, да еще на  светофор  не  мешает
взглянуть, тебе красный, лахудра!
   Я  вздрогнула.  Что  со  мной  происходит?  Безусловно,  я  бываю  иногда
рассеянной, но не до такой же степени! Нет,  лучше  поехать  домой,  к  Вале
отправлюсь завтра, на свежую голову.
   Дома царило радостное оживление.
   - Лампа, - кинулся ко мне Кирюшка, - прикинь, как повезло! Как повезло!
   - Раз в жизни такое случается! - ликовала Ли-завета.
   - Да в чем дело?
   Перебивая друг друга, дети принялись вываливать  потрясающую  новость.  К
Катюше на операционный стол попал молодой  мужчина,  владелец  туристической
фирмы. До того, как обратиться к Кате,  он  долго  и  безуспешно  бродил  по
разным врачам, которые старательно лечили его от всякю болячек. Несмотря  на
груды дорогих лекарств парню не делалось  легче.  Мучения  его  закончимлись
только после хирургического вмешательства виртуозно проведенного  Катериной.
И вот теперь, в знак благодарности владелец фирмы  решил  по-царски  одарить
доктора, сумевшего найти причину его немощи.  Он  устроил  Катюше  с  детьми
десятидневный тур в Египет.
   - Класс! - орал Кирюшка. - Хургада, море, пирамиды...
   - Коралловые острова, - металась по кухне Лиза, -  все  едут:  я,  Кирка,
Сережка, Юлька. Ой! Она осеклась.
   - Что случилось?
   - Лампуша, - расстроенно сказала девочка, - тебя не пригласили!
   - Не расстраивайся, милая, - улыбнулась я, - во-первых, я не люблю лежать
на песке у моря, лучше всего чувствую себя на даче в Алабьеве. А  во-вторых,
должен же кто-то приглядеть за животными.
   - И то верно, - обрадовалась Лизавета, - о, какой класс, вместо  школы  в
Египет.
   - Почему вместо школы? - изумилась я.
   - Лампа, - заорали дети хором, - ты самую главную радость не  поняла,  мы
едем послезавтра! Мама берет отпуск. Ура!!!
   И  они  понеслись  стаскивать  с  антресолей  чемодан,  роняя  по  дороге
табуретки и наступая на  вертящихся  под  ногами  животных.  Я  хотела  было
сказать что-то типа: "нехорошо прогуливать школу", но потом  махнула  рукой.
Наплевать на уроки, Египет - это здорово.
   На следующий день я поехала вновь в Журавлево,  на  этот  раз  дорога  не
показалась мне бесконечной, хотя заняла те же два с половиной часа.
   Я походила  около  ларьков,  выискивая  Валю,  но  нигде  не  было  видно
худенькую фигурку, замотанную в замызганное пальто с воротником из кошачьего
меха.
   - Тут обычно Валентина побирается, - спросила я наконец у  продавщицы  из
хлебного тонара, - не видали ее?
   - Не-а, - ответила баба, - и вчерась не подходила.  Она  у  меня  обломки
забирает. И, видя мое недоумение, пояснила:
   - Ну, печенье поломанное, вафли...  Не  купит  никто,  некондиция,  нужно
выбрасывать, а я Вальке всучаю, та с радостью хватает.
   Пришлось садиться на маршрутку и двигаться  на  кладбище.  Сегодня  ветер
разогнал мрачные тучи, на небе весело сияло солнышко, и  погост  не  казался
страшным. Я подошла к высокому кресту и крикнула:
   - Валя!
   - Э-э-э, - донеслось из-под земли.
   - Как к тебе войти?
   Крест  зашевелился  и  повалился  набок,   открылось   довольно   широкое
отверстие, я, кряхтя, сползла вниз.
   - Здравствуй.
   - Привет, - мрачно буркнула Валентина.
   - Чего дома сидишь? Погода хорошая, народу у метро полно,  самое  хлебное
время.
   - Сама знаю, - протянула Валя,  -  да  и  пить  охота,  у  меня  вода  со
вчерашнего дня кончилась.
   - Так в чем дело? Валя тяжело вздохнула:
   - Плохо мне.
   - Заболела? Бомжиха вытянула вперед правую руку.
   - Во, смотри. Я бросила взгляд  на  ее  ладонь  и  вскрикнула  от  ужаса.
Большой палец распух  и  почернел,  а  всю  кисть  руки  покрывали  страшные
темно-синие пятна.
   - Боже, похоже на гангрену! Как такое получилось?
   - А в тот день, когда ты тут в обморок завалилась, - пояснила Валя,  -  я
бутылку пива открывала, да неудачно вышло, пробка под ноготь залетела. Потом
вона чего вышло, болит зараза, дергает всю, ломает.
   - Идти можешь?
   - Ну, ежели надо, только куда?
   - К врачу. Валя засмеялась:
   - Хороший ты человек, Лампа, только кто меня возьмет? Бомжам положено  на
улице дохнуть.
   - Давай, вылезай, есть знакомый доктор. Уже сидя в такси,  которое  везло
нас в больницу к Кате, я спросила:
   - Та женщина, что бросила в тебя  гипс,  ну  эта,  в  синем  пальто,  как
выглядела?
   - Обычно, - пробормотала Валя, - самая такая нормальная тетка.
   - Лицо ее видела?
   - Как твое. День стоял, не ночь.
   - Опиши.
   - Что? Морду? Я кивнула.
   - Ну, - напряглась Валя, - волосы до плеч, глаза, нос, рот, шея...
   - Глаза какие?
   - Ну, самые обычные.
   Я задала ей еще с десяток вопросов и получила на  них  маловразумительные
ответы. Если выделить суть, то вкратце она звучит так: Валя не может описать
тетку, потому что в ее внешности  не  было  ничего  оригинального,  но  если
увидит бабу еще раз,  то  обязательно  узнает.  Я  пыталась  и  так  и  этак
взбодрить Валентинину память, но она твердила, словно попугай:
   - Пальто синее, шляпка, сапожки, гипс швырнула.
   Потом, правда, сказала:
   - Перчаточку еще потеряла, когда  улепетывала,  голубенькую,  я  ее  себе
взяла.
   Но это  было  все.  С  чувством  глубокого  разочарования  я  вызвала  из
отделения Катю и приказала бомжихе:
   - Покажи руку доктору. , Валя, набычившись, протянула ладонь.
   - Правильно сделали, что приехали, - решительно заявила Катя,  -  еще  бы
день, и могли лишиться кисти, но пока ситуация под контролем. Пошли.
   - Куда? - настороженно поинтересовалась Валя.
   - Лечиться.
   - Грязная я.
   - Ничего, помоетесь сейчас. Лампа, посиди тут, одежду вынесут.
   Спустя полчаса появилась кругленькая, похожая на мячик старушка и  сунула
мне большой пакет.
   - Держите, Екатерина Андреевна велела передать. Ох и добрая  она  у  нас,
виданное ли дело такую грязь в больницу притащить, напустит заразу.  Вы  эти
вещички выбросьте.
   Но я поехала домой и сунула пакет за бачок с нестиранным  бельем.  Завтра
постираю все в стиральной машине, может, Вале нужны эти вещи.
   Дома  никого  не  было,  в  квартире  стояла  редкая,  звенящая   тишина,
нарушаемая только мерным посапыванием животных.  Надо  же,  столько  времени
потратила на расследование и все зря. А еще Володя  утверждал,  что  находка
телеграммы сильно поможет следствию. Кстати, как он  там?  Я  схватилась  за
телефон, на удивление легко дозвонилась до клиники  и  узнала,  что  больной
Костин выписан сегодня утром. Все ясно, помчался на  работу.  Может,  отдать
ему телеграмму? И ему она поможет?
   Надо же, вообще никаких зацепок. Есть только тоненькая ниточка.  Надо  бы
узнать у Егора Правдина, сколько денег выручили Надя и Богдан за  клинику  и
кто мог знать о том, что у  них  дома  круглая  сумма?  Может,  все  дело  в
долларах? Понимая шаткость версии, я стала звонить Правдину. Трубку схватили
сразу.
   - Алло, - выкрикнул резкий  женский  голос.  Я  решила  проявить  хорошее
воспитание и вежливо сказала:
   - Здравствуйте, с вами говорит близкая знакомая  Егора  Правдина...  -  и
хотела продолжить... Но дама перебила меня:
   - Похороны завтра в полдень.
   - Чьи? - оторопела я.
   - Егора Владимировича.
   Трубка чуть не выпала из моих рук на пол.
   - Чьи?
   - Егора Владимировича, - повторила устало женщина, - на Ваганьковском,  у
него там родители похоронены, еле-еле разрешение получили.
   - Он умер?
   - Да, - спокойно ответила говорившая.
   - Когда?
   - Вчера рано утром.
   - Господи, да  что  же  случилось?  Женщина  помолчала,  потом  осторожно
сообщила:
   - Случайность глупая. Вышел после ванны на балкон,  разгоряченный,  хотел
покурить.  Ну  из  горячего  воздуха  попал  на  холодный,  вот   голова   и
закружилась.
   - Он упал?
   - С пятнадцатого этажа.
   Я бросила трубку. Закружилась голова? Хотя такое случается...  Но  что-то
во всей этой истории мне не нравится. Вышел утром из ванной...  Насколько  я
понимаю, собираясь на работу, никто не станет залеживаться в  горячей  воде,
примет по-быстрому душ и готово. Да и курить на балконе в  марте  совершенно
ни к чему. Егор был в разводе, жил один, что мешало ему спокойно насладиться
сигареткой в кресле? Нет, тут дело нечисто. Надо  поехать  на  Ваганьково  и
порасспрашивать сослуживцев Правдива, надеюсь, его придет проводить  большое
количество народа.
   Похороны Егора были организованы по высшему разряду. Клиника не  пожалела
денег. Роскошный полированный, правда, закрытый, гроб  из  красного  дерева,
море венков, цветов, много хорошо одетых людей,  приехавших  к  кладбищу  на
новехоньких иномарках. У Егора не было семьи, поэтому на  гроб  не  кидались
плачущие женщины. Нет, все было более чем пристойно, присутствующие стояли с
приличествующим моменту выражением на лице. Но это было хорошее  воспитание,
а не проявление искренней скорби.
   Прибыли музыканты, заиграл похоронный марш. Гроб  на  каталке  повезли  к
могиле. Меня это немного  удивило.  Обычно,  домовину  несут  до  последнего
приюта ближайшие друзья покойного.  В  толпе  виднелось  много  относительно
молодых мужчин, но никто не  спешил  подхватывать  гроб  на  плечо.  Звучали
траурные речи. Я  шарила  глазами  по  лицам  присутствующих.  Хоть  бы  кто
проронил слезинку. Честно говоря,  я  надеялась  увидеть  рыдающую  женщину,
любовницу Егора, ведь не жил же он  монахом?  Узнать  ее  фамилию,  завязать
разговор, глядишь, и выяснится кое-что... Но никто не собирался заходиться в
плаче около разверстой могилы.
   Наконец при помощи специальной  машинки  гроб  опустили  вниз,  и  тут-то
приключилось то, чего я так упорно ждала.
   - Господи, горе-то какое, -  взвыла  баба,  кидаясь  к  быстро  растущему
могильному холмику, - несчастье страшное! Ох, Егор Владимирович, как  же  мы
теперь.
   Вопившая сильно отличалась от остальной толпы людей, разодетых в  дорогие
пальто и шубы. На тетке была потрепанная китайская куртка, не слишком чистая
и новая. На голове жуткая клочкастая мохеровая шапочка.
   - Ну что теперь с нами будет, - выла бабища, - что? Вся надежда лопнула.
   - Мама, пошли, - потащила тетку за рукав девушка лет двадцати, - вставай,
не надо, обойдется как-нибудь.
   - Никак, - выкрикивала женщина. - Славик, дорогой!!!
   Кое-как девушке удалось поднять мать и усадить в сторонке  на  скамеечку,
стоявшую у одной из могил. Толпа поплыла к выходу. Я  подождала,  пока  люди
исчезнут на дорожках, подошла ко все еще плачущей женщине и спросила:
   - Вы на поминки поедете? Могу подвезти.
   - Нет, - ответила девушка, - нам домой надо.
   - Извините, - пробормотала я, - но ваша мама так плакала, вот я и решила,
что вы являетесь родственниками.
   - Нет, нет, мы чужие, - ответила девушка, - пошли, мама, вставай.
   - Ой, Славик, ой, горе, ой, что же теперь будет,  -  вновь  затряслась  в
истерике баба.
   - Славик? - фальшиво удивилась я, видя, как девушка  безуспешно  пытается
успокоить мать. - Но ведь умершего звали Егор Владимирович! Вы не перепутали
похороны?
   - Слава - это мой брат, - нервно сказала девушка, - он смертельно  болен,
Егор Владимирович мог его спасти, мы уже обо всем договорились, и вот,  сами
видите...
   - Славочка, Славонька, кровиночка, - взвыла тетка,  -  тысячи  отдали,  в
долг назанимали, о-о-о...
   Она стала раскачиваться, упала со  скамеечки  и  поползла  на  коленях  к
свежей могиле, мотая головой. Клочкастая шапка свалилась, показалась грязная
голова.
   - Славик, Славик, о-о-о...
   - Мама, мама, - растерянно повторила девушка, - встань,  пожалуйста,  ну,
пожалуйста, встань... Но тетка захлебывалась в рыданиях.
   - Вот что, - решительно сказала я, - где вы живете?
   - В Лианозове, - ответила девушка, - мы сюда почти два  часа  добирались,
сначала на автобусе до метро  "Динамо",  потом  на  трамвае,  затем  пешком,
устали...
   - У меня машина, поехали, довезу вас до дома.
   - Спасибо, - обрадовалась девушка, - но как маму поднять?
   - Просто - вы  берете  под  правую  руку,  я  под  левую  и  тащим  ее  к
автомобилю.

ГЛАВА 13

   Сев в "Жигули", девушка слегка расслабилась и пробормотала:
   - Ну спасибо! Мне вас прямо господь послал. Как бы я маму домой волокла!
   Я  посмотрела  в  зеркальце.  Женщина  полулежала  на  заднем  сиденье  с
закрытыми глазами. Ее  рот  был  открыт,  и  из  него  вырывалось  неровное,
прерывистое дыхание.
   - Вашей маме плохо?
   Девушка обернулась и спокойно ответила:
   - Нет, она всегда спит после того, как понервничает. Можно закурить?
   - Конечно, хочешь, возьми в бардачке мои сигареты.
   Девушка вытащила пачку ментоловых  "Моге"  и  щелкнула  зажигалкой.  Путь
предстоял неблизкий, езжу я медленно, поэтому скорей всего потрачу  час  или
полтора  на  дорогу.  Мы  познакомились,  девушку  звали   Настей,   и   она
бесхитростно рассказала о своей семье.
   Маме пятьдесят лет, а отцу чуть больше. Родители  в  разводе,  но  скорей
всего папа давным-давно умер, потому что  пил,  словно  верблюд,  пересекший
пустыню Гоби. Только не подумайте, что мужик, как вьючное  животное,  хлебал
воду. Нет, Николай прикладывался исключительно к водке. Светлана Михайловна,
мать Насти, с трудом разменяла  жилплощадь.  Ей  с  двумя  детьми  досталась
квартирка в Лианозове, а бывшему  муженьку  комната  в  коммуналке,  правда,
возле Центрального рынка. Николай  с  детьми  не  встречался,  алиментов  не
платил и гулять с сыном и дочерью по воскресеньям не рвался.  Светлана  одна
тянула Настю и Славика. Тот, кто в одиночку поднимал  двоих  детей,  поймет,
как трудно пришлось женщине,  не  имевшей  к  тому  же  никакого  приличного
образования.
   Светлана Михайловна  всю  жизнь  бегает  по  чужим  людям  домработницей,
получая за тяжелый физический труд копейки.  Женщина  надеялась,  что,  став
взрослыми, сын и дочь начнут хорошо зарабатывать. Настя оправдывала  надежды
матери. Росла хорошей, не  капризной,  малоизбалованной  девочкой.  Окончила
десятилетку и поступила в техникум, выучилась на бухгалтера, сейчас работает
в большом частном магазине и имеет неплохой оклад, позволивший семье  слегка
высунуть голову из нищеты.
   Но  основные  надежды  на  счастливую  старость  Светлана  связывала   со
Славиком. Менталитет  российской  женщины  таков,  что  она  чувствует  себя
спокойно, только имея в доме  мужика.  Поэтому  Света  всегда  любила  Славу
больше Насти. А если уж совсем честно, мальчишка был ее единственным  светом
в окошке. Частенько последние деньги тратились на  покупку  ему  одежды  или
велосипеда. В детстве у Насти был весьма  скудный  гардероб,  кукла  Катя  и
косорыленький мишка. Слава, моложе сестры на два года, имел железную дорогу,
солдатиков, пистолеты разных марок  и  калибров...  Если  в  доме  случались
яблоки, то самое большое и красивое доставалось ему.
   - Славик маленький, - объясняла свои действия мать, - ему надо уступать.
   Настя не спорила. Надо, значит, надо.
   - Вот отслужит Славонька в армии,  -  мечтала  Светлана,  -  вернется,  и
заживем"!
   Впрочем, иногда мечты  заводили  женщину  совсем  далеко.  Вот  ее  Слава
поступает  в  институт,  становится  ученым   человеком,   профессором   или
инженером...
   Надо сказать, что Слава тоже рос некапризным. Материнскую любовь принимал
с мягкой, извиняющейся улыбкой,  а  красивое  яблоко  всегда  резал  на  две
половинки и угощал Настю. Вообще дети у Светланы получились хорошие, жить бы
да радоваться, только судьба посчитала, что мало досталось  несчастной  бабе
колотушек, и отвесила ей еще один пинок.
   Когда Славику исполнилось четырнадцать  лет,  он  начал  болеть.  Диагноз
поставили сразу - пиелонефрит. Света кинулась лечить сына и пошла по дороге,
которую  истоптали  сотни   несчастных   матерей:   поликлиника,   больница,
санаторий, больница, санаторий, больница,  больница,  больница...  Потом  от
полного отчаяния она кинулась к бабке-травнице, колдуну из Малаховки.  Затем
пронеслась по гадалкам и экстрасенсам.  Все,  от  ортодоксальных  врачей  до
нетрадиционных медиков, обещали скорое выздоровление, только парню,  вопреки
всем прогнозам, делалось все хуже и  хуже.  Его,  естественно,  не  взяли  в
армию. К двадцати годам Славик был инвалид, получал копеечную пенсию, а  все
деньги в семье уходили на его лечение.
   Но вот настал день, когда приятный профессор сообщил Светлане:
   - Голубушка, спасти вашего сына может только пересадка почки.
   Врагу не пожелаешь того, что испытала несчастная мать, когда ей сказали:
   - Ни ваша почка, ни Настина не годятся.
   Славику выпал по жизни такой случай. Органы ближайших  родственников  ему
не подходили, ни мать, ни  сестра  ничего  толком  не  поняли  из  подробных
объяснений медиков, ясно им было только одно: Славику придется ждать донора.
Парня поставили на очередь. Светлана Михайловна свела  знакомство  с  такими
же, как она, несчастными родителями и поняла: Славик запросто может умереть,
не дождавшись почки. Очередь двигалась очень  медленно.  Частенько  больные,
только-только записавшись, оказывались мигом на  операционном  столе.  Врачи
объясняли обозленным родителям:
   - Орган подбирается  строго  по  параметрам.  Эта  почка  подошла  именно
данному пациенту, а не вашим детям.
   Но среди родственников упорно циркулировали другие  сведения,  называлась
сумма: пятнадцать тысяч долларов. Именно столько требовалось  отдать  врачу,
чтобы при следующей возможности подошли ваши параметры.
   Измученная  Светлана   решилась.   Дождавшись   Удобного   момента,   она
проскользнула  в  кабинет  профессора,  того  самого  ласкового,  улыбчивого
мужчины, про которого ходили слухи о взятках, и сказала:
   - Думаете, мы бедные, ничего не имеем?