предсмертную  записку,  -
зачем утаить хотела?
   - Что ты, - испугалась я, - я просто забыла отдать.
   - Где нашла?
   - У кровати.
   - Такую скомканную?
   - Нет, это я случайно измяла.
   - Ага, понятно, но все равно жутко странно.
   - Ничего странного не нахожу, - ответила я, - мужика совесть замучила.
   - Данного субъекта давно ничто не мучает, - вздохнул Костин, - а  совесть
он потерял еще тогда, когда  первый  раз  за  убийство  сел.  Но  наш  самый
справедливый и гуманный суд дал ему  не  так  много,  и  через  четыре  года
господин киллер вышел на свободу. С  тех  пор  его  жизнь  -  цепь  отсидок.
Правда, в последнее время он стал осторожен и не попадался нам на глаза. Иди
в машину.
   Я покорно спустилась вниз и залезла  в  микроавтобус.  Но  уехали  мы  не
сразу, а где-то через час. Когда все мужчины расселись  по  местам  и  рафик
выехал на проспект, один из них, продолжая прерванный разговор, произнес:
   - И теперь она стонет,  что  хочет  мопса,  никого  иного,  только  этого
катастрофического урода. Разве настоящая собака бывает тридцать  сантиметров
высотой. Вот ротвейлер или пит...
   - Ротвейлер весит под шестьдесят килограммов, - вздохнул другой, - и твоя
жена с ним гулять не сможет, и притом подумай, сколько такая собачища  жрет,
станешь только на ее миску работать! Купи ей мопса, самая дамская собака.
   - Да звонил уже по объявлениям, - отмахнулся первый, - прямо  кошмар!  За
щенка размером чуть больше чашки хотят 600 баксов!
   - Круто, - покачал головой приятель, - значит, не покупай!
   - Так надулась и рыдает!
   - Послушайте, - решила вмешаться я, - мы хотели в  начале  января  вязать
наших собачек, двух мопсих. Если хотите, весной  получите  щенка  бесплатно.
Как раз на Восьмое марта преподнесете. Ваша жена приедет и выберет  собачку,
а домой возьмет чуть позднее, щенок должен два месяца возле матери жить.
   - Вы не шутите? - спросил мужик и тут же добавил:
   - Давайте познакомимся: Самоненко Ярослав  Петрович,  для  друзей  просто
Слава.
   - Очень приятно. А я Евлампия Андреевна, для друзей...
   - Лампа, - влез Владимир, - для друзей она Лампа.
   - Очень оригинальное имя, - вежливо произнес  Слава,  -  вы  дадите  свой
телефон?
   - С удовольствием, - выпалила я и осеклась, - только тут проблема.
   - Какая? - изумился Костин.
   - Видишь ли, мы собрались переезжать на новую квартиру!
   - Стоп! - заорал майор.
   В ту же секунду рафик мгновенно встал, и пассажиры чуть было не  попадали
на пол.
   - Что случилось? - поинтересовался шофер.
   - Ты зачем встал? - изумился Костин. - Езжай себе!
   - Так ведь "стоп" скомандовали...
   - Не тебе, а ей, Лампе, давай, давай заводи.
   - Нет, - бормотал шофер, выруливая на, другую полосу, - уйду  я  от  вас,
давно в пожарную  команду  зовут,  тихое,  спокойное  место,  не  работа,  а
радость. А тут - чистый цирк: то стой, то поезжай, ну  зачем  вчера  ко  мне
мешок с расчлененкой сунули? Воняло страсть,  что,  нельзя  было  труповозку
дождаться?
   - Так на морозе часа два стоять бы пришлось,  -  ответил  Слава,  -  пока
трупная команда подъехала бы, мы бы замерзли. И ничего не воняло, никто и не
почувствовал.
   - Не просто  воняло,  а  смердело,  -  не  успокаивался  шофер,  -  вы-то
быстренько из фляжки хлебанули - и хорошо, а мне никто не дал.
   - Тебе нельзя, - примирительно заметил Слава, - ты за рулем!
   - А вам на работе можно?
   - Только для профилактики простудных заболеваний, - отбивался Самоненко.
   - Кончай базар, - велел Костин и резко спросил:
   - Почему мне не сказали о переезде?
   - Не успели.
   - Безобразие, - обозлился Костин и сердито ткнул шофера в спину:
   - Сворачивай тут, поесть пойдем.
   - А не надо пихаться, - заныл водитель, - можно словами сказать.
   - Заткнись, Вадим, - велел Слава.
   Домой я вернулась поздно вечером, устав до крайности. Володя устроил  мне
допрос по полной программе, двадцать раз задавая один и тот же вопрос, но  я
стояла насмерть, как Брестская крепость, выдавая информацию гомеопатическими
дозами. Ничего противозаконного я не совершала. Просто  сидела  в  отделении
милиции, куда меня притащили по обвинению в ограблении собственной квартиры.
Когда недоразумение выяснилось, Катерина  пошла  за  машиной,  а  мимо  меня
волокли Антона Бурлевского, который бился в истерике. Вот тогда я  и  решила
помочь парню... И быстренько выложила правду про Веру  Зайцеву,  клофелин  и
сына модного писателя Никиту.
   - Значит, захотела поработать частным детективом, - хмыкнул Володя, -  от
скуки, так сказать.
   - Абсолютно бесплатно,  -  быстро  добавила  я,  -  только  чтобы  Антона
выручить.
   - Вы с Катериной два сапога пара, обе сирых и убогих жалеете, -  вздохнул
майор, - а как ты на Монахова вышла?
   Но у меня уже был наготове ответ на каверзный вопрос:
   - Соседка рассказала.
   - Какая? Имя, фамилия?
   - Не знаю, во дворе встретились. Вот она и  сообщила,  что  хорошо  знала
Зайцеву, а та ей жаловалась на Монахова, якобы он жутко ревнивый.
   - Адрес Монахова откуда узнала?
   - Мосгорсправка дала!
   - Так, - протянул Костин и вновь поинтересовался описанием соседки.
   - Ну, невысокая кареглазая шатенка, между тридцатью и сорока.
   - Особые приметы?
   - Не заметила.
   - Так, - повторил Володя и забарабанил пальцами по столу.
   Через минуту он сказал:
   - Ну что ж, дело закрыто.
   - Антона выпустят?
   - Обязательно.
   - Так я пойду?
   - Иди, иди, - неожиданно ласково  пропел  майор,  подписывая  пропуск,  -
когда переезд-то?
   - На днях, мы тебе сообщим.
   - Намечайте на воскресенье, если не случится чего непредвиденного, помогу
с вещами.
   Мы распрощались, и я пошла вниз, полная  ликованья.  Так,  дело  сделано,
Антон на свободе, о Федоре я не проболталась, семь тысяч мои.

Глава 21

   В  квартиру  я  вползла,  уставшая  донельзя.   День   выдался   суетной,
напряженный. Больше всего хотелось вытянуться на диване и почитать купленный
по дороге детектив. Но не тут-то было. В прихожей стояли полураскрытые ящики
с надписью "Педигрипал", и пахло свежим кормом.
   Я  заглянула  внутрь  -  не  слишком  чистые  кроссовки   Кирюшки   мирно
соседствовали с  книгами,  носками  и  кассетами.  Вещи  лежали  вперемешку.
Похоже, мальчик швырял в короб все подряд, не глядя.
   - Кирюшка! - завопила я.
   - Что? - высунулся он в коридор.
   - Ну разве можно укладывать масло с гвоздями?
   Кирка подошел к ящику.
   - Нет тут никаких гвоздей, ты чего выдумываешь!
   - Это фигурально.
   - Как?
   Потеряв терпение, я рявкнула:
   - Нельзя складывать обувь с книгами!
   - Почему?
   А действительно, почему? Мое  детство  прошло  с  властной,  авторитарной
мамой. Я очень ее любила и всегда слушалась. В нашем доме существовала целая
система запретов. Например, мамуся не разрешала грызть семечки.  Объяснялось
это просто - данный продукт не приносит никакой пользы  детскому  организму,
только забивает желудок. И вообще все карательные меры объяснялись заботой о
здоровье. Телевизор нельзя смотреть после девяти вечера, будет  плохой  сон,
покупать еду на улице нельзя - можно отравиться, рыбные консервы в  томатном
соусе  -  отрава,  детективы  -  гадость,  читать  следует  Льва   Толстого,
Достоевского, на худой конец - Виктора Гюго. Уж не знаю, что бы случилось  с
мамусей, раскрой она книгу Ма-рининой  или  Дашковой.  Наверное,  сожгла  бы
заразу в камине, чтобы никогда не попалась ребенку в руки.
   Мама любила меня безмерно и  мечтала  о  том,  как  хорошо,  правильно  и
красиво стану  я  жить,  превратившись  из  маленькой  девочки  во  взрослую
женщину, обязательно красавицу, умницу... На алтарь любви мама положила все.
Сначала выучила дочурку на арфистку, потом выдала замуж... Но  получилось  у
нее с точностью до наоборот. Арфу  я  ненавидела,  мужа  терпеть  не  могла,
делать ничего не умела, а на красавицу не походила,  даже  использовав  весь
арсенал косметики... Слава богу, на пути встретилась Катя,  и  я  постепенно
стала превращаться в  нормального  человека.  Вот  только  иногда  мамочкино
воспитание все же дает себя знать.  А  правда,  почему  нельзя  запаковывать
ботинки вместе с книгами? Должно же быть хоть какое-то разумное объяснение!
   - Обувь грязная, ты попортишь хорошие издания, - нашлась я.
   - Кроссовки чистые, - стоял на своем Кирюшка, - и потом,  не  на  всю  же
жизнь я укладываю, тридцать первого переедем, и все!
   Я подумала, что ослышалась.
   - Тридцать первого декабря? В Новый год? С чего ты  взял,  будто  переезд
назначен на этот день?
   - Мама ходила в транспортную контору, - пояснил Кирка, -  и  ей  сказали,
якобы с первого января цены на услуги возрастают втрое. А  нам  ведь  еще  и
грузчики нужны! Хорошо еще,  что  нашлась  свободная  бригада,  велели  быть
готовыми к часу дня.
   Я слегка успокоилась. Если в 13.00 мы начнем  перебираться,  то  часов  в
пять закончим. Ехать недалеко, даже успеем распаковать  посуду  и  накрошить
"Оливье". Кстати, о кастрюлях...
   Быстрым шагом я влетела на кухню и ахнула. На  полу  красовался  огромный
ящик, метра полтора длиной и около двух шириной. В нем грудой  были  свалены
тарелки, чашки, сковородки, вилки и чугунные котелки...
   - Тина! - завопила я, наливаясь злобой, - Тина!
   - Да, - пробормотала она, всовывая голову в дверь, - чего надо?
   Я обратила внимание на то, что ее губы  опять  перепачканы  шоколадом,  и
каменным тоном спросила, указывая на ящик:
   - Что это?
   - Как что? - оторопела гостья. - Упаковка с посудой.
   - Это не упаковка,  а  гроб  с  посудой!  Неужели  не  понятно  -  нельзя
складывать фарфор вместе с чугуном!
   - Подумаешь, - фыркнула девица, - и так  доедет!  Близко  совсем,  сверху
подушкой придавим и порядок!
   У меня не нашлось аргументов для возражений.
   До трех утра я перекладывала чашки, тарелки, рюмки  и  бокалы,  тщательно
заворачивая каждый предмет в газету. По счастью, в комнате у Сережки  и  Юли
нашлась целая кипа старых,  пожелтевших  изданий.  Накормив  всех  ужином  и
дождавшись, пока домочадцы улягутся спать, я тихонько пролезла в супружескую
спальню, вытащила пыльную кипу... Давно чесались руки выбросить  этот  хлам,
так теперь хоть в дело пойдет.
   К утру вся хрупкая столовая утварь  была  надежно  упрятана.  С  чувством
выполненного  долга  я  прилегла  на  диван,  не  постелив  белье.   Мопсихи
моментально затеяли драку за место у моего лица, но у меня не хватило сил их
прогнать.
   Из приятного сна меня вырвал нечеловеческий  вопль.  Я  села  и  потрясла
головой. Интересно, отчего я сплю одетой на  неразобранном  диване?  Ах  да,
собирала посуду и жутко устала. Но что случилось с Сережкой?
   - Кто? - орал парень. - Кто?
   Покряхтывая,  я  побрела  на  кухню.  Там  уже  толпились   недоумевающие
домочадцы, кошки и собаки.
   - Кто? - не утихал Сережка, тыча пальцем  в  собранные  мной  коробки.  -
Кто?
   - Ты недоволен, как сложили посуду? - поинтересовалась я.
   Но парня словно заело:
   - Кто? - тупо повторял он. - Кто?
   - Интересуешься, кто сделал данное богоугодное дело? Я.
   - Лампадель, - взвыл Сережка, - сейчас убью!
   - Ну ничего себе, - разозлилась я, - полночи потратила  на  чашки!  Между
прочим, никто даже не помог! Все преспокойненько дрыхли, а я трудилась,  как
пчелка! Каждый предмет в бумагу обернула.
   - Где ты взяла газеты? - неожиданно тихо осведомился Сережка.
   - У тебя под кроватью.
   - Ты уничтожила архив, я собирал его несколько лет!
   - Архив? - вырвалось из моей груди. - Пыльные, грязные листочки?
   - Я откладывал самые интересные рекламные объявления, - чуть  не  зарыдал
парень.
   - Так зачем ты держал его под кроватью? Разве это  подходящее  место  для
архива?
   - Мне так было удобно, - ответил  Сережка.  Я  в  растерянности  молчала.
Юлечка подошла к коробке и развернула пару тарелок.
   - Не стоит убиваться, - пробормотала она, - Лампа ничего не порвала.
   - Вот-вот, - воспряла я, - я заворачивала в целые  страницы,  даже  лучше
стало, пыль с них стряхнула. Переедем на новое место, я посуду аккуратненько
разверну и отдам тебе архив в целости и сохранности!
   - А - махнул рукой Сережка и выскочил в коридор.
   - Не обращай внимания,  -  успокоила  меня  Юля,  -  он  про  этот  архив
давным-давно забыл.
   После того как вскипел чайник, мы вспомнили, что посуда упакована и  пить
не из чего. Но тут Кирюшка приволок  штук  десять  картонных  стаканчиков  с
надписью "Кока-кола".  Мы  повеселели,  проглотили  кофе  с  бутербродами  и
разлетелись по делам.
   Перспектива получить семь тысяч от Бурлевского радовала меня чрезвычайно,
тем более что гонорар, обещанный  Олегом  Яковлевичем  Писемским  за  розыск
жены, скорей всего мне не достанется. Я была почти на сто процентов уверена,
что Ксения Федина - это Татьяна Митепаш, каким-то образом  сменившая  имя  и
фамилию. Только установить  местонахождение  Татьяны,  кажется,  невозможно.
Честно говоря, я надеялась, что хоть какой-нибудь свет на эту темную историю
прольет бывшая жена Бурлевского...
   От полного отчаянья я  решила  пойти  в  дом  умершей  и  порасспрашивать
соседей. Вдруг кто-то видел Татьяну и случайно знает, где ее искать.
   Наверное, мне в голову пришла  отличная  мысль.  Бабушки,  сидящие  перед
подъездом, знают все обо всех, но только холодным декабрьским  днем  лавочка
возле  хлебного  ларька  оказалась  пуста.  Домовые  сплетницы   балдели   у
телевизоров, внимая очередному сериалу.
   Я добралась до квартиры Ломакиной и уже хотела позвонить  в  дверь  к  ее
соседям, как ухо уловило слабую музыку, доносившуюся из-за железной двери ее
квартиры, к тому же на ней не было бумажки с печатью. В  квартире  Ломакиной
кто-то ходил. Я надавила на звонок, выглянула женщина лет пятидесяти в ярком
спортивном костюме.
   - Вам кого?
   - А вы кто? - пошла я в наступление, не давая тетке опомниться.
   - Как кто? - изумилась дама. - Убираюсь, вещи покойной складываю,  завтра
ее похороним наконец. Сестра я ее, Лена.
   - Ах сестра, - пробормотала я и нырнула в прихожую.
   - Да, сестра, Лена, - растерянно повторила женщина, - а сами вы кто?
   - Из милиции,  веду  дело  Татьяны  Митепаш,  вот  хотела  поговорить  со
Светланой Родионовной.
   - Ее убили, - коротко пояснила Лена и добавила:
   - Довралась Танька, милиция интересуется! Да вы проходите.
   - Как убили, - "изумилась" я, стаскивая куртку, - вроде на теле  не  было
никаких следов...
   Сказав последнюю фразу, я быстренько захлопнула  рот.  Ну  надо  же  быть
такой, дурой! Если я собиралась побеседовать с Ломакиной, то никак не  могла
видеть труп! Но Лена не обратила внимания на мою ошибку и пояснила:
   - А и не могло быть следов. Ей вкололи огромную дозу тразикора.
   - Что? - не поняла я.
   Лена прошла на кухню, поставила чайник и спокойно пояснила:
   - Препарат из группы бета-адреноблокаторов.  Летальные  исходы  в  случае
передозировки составляют девяносто процентов.
   - Ее можно было спасти? Сестра отвернулась к окну.
   - Ну если сразу промыть желудок, дать активированный уголь в виде взвеси,
потом сернокислую магнезию. При шоке следует  вводить  полиглюкин,  мезатон,
преднизолон, если это не поможет, внутривенно капельно вводят добутрекс, еще
атропин, эфедрин подкожно...
   - Вы врач?
   - Медсестра в реанимации...
   - Почему же Светлана сразу не позвонила вам?
   Лена пожала плечами:
   - Наверное, убийца сидел рядом, хотя...
   - Что?
   - Мы не слишком дружили, так просто  поддерживали  отношения,  я  на  нее
обиделась.
   - Почему?
   -  Ну,  Света  долгое  время  прожила  с  богатым   человеком   и   ничем
родственникам не помогала, ни мне, ни брату, ни матери. Когда мама  заболела
и потребовались большие расходы, я обратилась к ней в надежде на помощь.  Но
Света завела странный разговор. Якобы у Федора  трудности,  свободных  денег
нет и взять неоткуда. Даже смешно стало.  Мы  встречались  в  "Макдоналдсе".
Домой она меня не пригласила, впрочем, в приличный ресторан тоже. Сидела  за
столиком в голубой норковой шубке, в ушах бриллианты,  на  пальцах  тоже  не
пластмасса, и плакалась о бедности. Ну, я плюнула и ушла. Василий, брат наш,
тогда жутко обозлился. У нас в семье до сих пор  по-другому  было,  помогали
своим, чем могли, да, видно, Свете богатство в голову ударило.  И  вот  ведь
странность, для своих жаль, а для чужих  кошелек  раскрывался  с  легкостью.
Девчонку она эту, Татьяну Митепаш, привечала, даже баловала.
   - Ну она не совсем чужая, дочь мужа...
   - Ага, Антона  забросила,  он  в  беспробудного  пьяницу  превратился,  а
Татьяна эта мне не нравилась. Ох и хитра! Жуть.
   - Вы встречались?
   - Один раз вместе день рождения Светланы отмечали. Сидела  Татьяна  возле
Федора, тихая, улыбчивая. Потом на рояле сыграла. Я в музыке плохо  понимаю,
но мне показалось, что хорошо, быстро и громко. Федор  тогда  уже  подпил  и
говорит: "Тебе бы, Танюшка, лень победить и концертировать начинать, господь
золотые руки дал. Так нет же, валяешься на диване".
   А она сидит и мило улыбается. Потом народ танцевать пошел, а я  на  кухню
покурить  вышла,  только  задымила,  Татьяна  влетает.  Рожа   перекошенная,
злобная, глаза горят, губы дергаются. Я испугалась: "Что случилось?"
   Девчонка в мгновение ока улыбочку изобразила и сладенько так говорит:
   - Ничего, голова от шума заболела. Вот  хотела  на  кухне  в  одиночестве
посидеть.
   Ну я намек  правильно  поняла,  окурок  бросила  и  на  выход,  у  порога
оглянулась, а Татьяна лица не удержала, опять из нее злоба вылезла.  Только,
думается, голова тут ни при чем. Ненавидела она и Федора, и Свету, и Антона.
   - Зачем же она жила с ними?
   - Деться, наверное, некуда было. Работать не хотела, а тут и стол, и дом,
и любовник.
   - Любовник?!
   - Чего же удивительного? Любовник.
   - Кто же?
   Лена усмехнулась:
   - Естественно, эстрадный певец, других у Бурлевских в доме  не  бывало  -
Саша Золотой, слыхали?
   Еще бы! Только включишь телевизор, а он уж тут как тут, прыгает по экрану
в невероятных костюмах и развевающихся плащах.
   - Федор дочурку к нему в коллектив припевкой устроил, - сплетничала Лена,
- голоса, говорят, у нее никакого не было, но не спорить же с Бурлевским.  А
Танюшка не растерялась и в койку к кумиру молодежи запрыгнула. Месяца два  у
них роман длился, а потом он ее на другую  променял!  Что  было!  Какие  она
скандалы закатывала!
   - У Светланы была знакомая по имени Аня?
   - Да, Анна Крапивина, можно сказать, лучшая  подруга,  неразлейвода.  Вот
она, кстати, мне очень нравилась. Совсем из другого мира, математик.  Умная,
скромная, интеллигентная...
   Я молча стала пить отвратительный  растворимый  кофе.  Не  переношу  этот
напиток и, как назло, везде только им и угощают!
   Когда Светлана ночью без конца ошибалась номером, она пару  раз  называла
меня "Аня", и телефон тот отличался от нашего всего на одну цифру...
   Быстренько распрощавшись с Леной, я  понеслась  домой  с  мыслью  тут  же
позвонить Ане. Скорей всего эта женщина живет рядом. Так и  вышло.  Квартира
Крапивиной оказалась в одной  из  кирпичных  пятиэтажек,  стоящих  во  дворе
нашего дома.
   В ответ на  мой  звонок  в  ее  дверь  послышалось  сначала  многоголосое
мяуканье, потом приятное контральто:
   - Тихо, ребята, сидеть, к нам гости...
   Я втиснулась в узенькую, пеналообразную прихожую и не сдержала удивления.
На полочке у большого зеркала восседали три огромные кошки - серая, черная и
рыжая. Их шеи украшали роскошные, широкие кожаные ошейники с медальонами.
   - Они сели по вашему приказанию? Аня улыбнулась:
   - Ну мои дети еще не то могут. Полина, дай лапку...
   Рыжая кошка с готовностью протянула конечность.
   - А ты,  Поль,  вымой  туалет.  Серый  кот  шмыгнул  в  ванную  и  оттуда
незамедлительно послышался шум воды.
   - Вот это да! - восхитилась я и добавила:
   - До сих пор я  только  од