заинтересованно приподнял бровь.
   - Менты в подъезде беспредел творят, - подключился Леха  Ярославский,
чуть гнусавя из-за распухшего носа.
   - Шмонают, как сявок последних. - Вспотевший Червоня смахнул  со  лба
пот, но лицо его так и осталось влажным.
   Нерусскому человеку Араму тоже было что сказать, но лишь до тех  пор,
пока в руке Руднева не возник никелированный пистолет, который  он  пока
ни на кого не направлял, а просто разглядывал, давая понять, что  оружие
интересует его куда больше оскорбленных гостей.
   - Ай-яй-яй, - пробормотал Руднев, когда в комнате воцарилась  тишина.
- Нехорошие менты, бяки!
   Разве можно правильных мальчиков  обижать?  Ну  ничего,  Папа  им  по
попкам задаст: ата-та, ата-та! Будут знать, как беспредельничать...
   - Слышь, - вскипел Червоня, - ты нас  позвал,  чтобы  дурней  из  нас
лепить? Не нравится мне этот базар гнилой, конкретно не нравится!
   Высказавшись подобным образом, он  покосился  на  соратников,  но  те
промолчали, завороженно наблюдая за тем, как Руднев передергивает затвор
пистолета. Чувствуя себя все более неуютно, Червоня переступил с ноги на
ногу и попытался смягчить свое выступление:
   - Обидно, Итальянец.
   - Что-что? - Руднев расслабленно положил вооруженную руку  на  ляжки,
но таким образом, что  дуло  пистолета  оказалось  направленным  Червоне
куда-то в область живота. И Червоня вспомнил вдруг, что однажды  получил
огнестрельное ранение в брюхо - едва выкарабкался с того  света.  А  еще
вспомнил строгий приказ не произносить прежнюю кличку главаря. - Обидно,
говорю, Александр Сергеевич,  -  поправился  Червоня.  Пот  заливал  его
глаза, как будто он плакал.
   - Сам-то ты кто? - вопрос Руднева был хлестким, как удар кнута.
   Червоня опять оглянулся на  братву  и  опять  не  получил  поддержки.
Разговор он затеял, ему и продолжать.
   - Что притих? - глумливо осведомился Руднев. - Позабыл, кто ты  есть?
Так я  напомню.  Николай  Панкратович  Бубенчиков,  верно?  Как  к  тебе
обращаться? Панкратыч? Или лучше просто - Бубенчиков?
   Зрители, которых этот диалог  пока  что  не  касался  никаким  боком,
сдержанно засмеялись. Червоню они не уважали,  а  без  своей  клички  он
вообще  выглядел  дурак-дураком.  Не  вовремя  сунулся  с   "Александром
Сергеевичем", вот и был пойман за  язык.  Итальянец,  правда,  самолично
распорядился обращаться к нему исключительно по имени-отчеству, но на то
он и Папа, чтобы отдавать приказы и их же отменять.
   Червоня обливался  потом  и  сверкал  глазами,  словно  его  обругали
последними словами. Руднев уловил опасную перемену в  его  настроении  и
переключил внимание на остальных. Нагибать людей нужно постепенно, а  то
ведь и распрямиться могут в самый неподходящий момент.
   -  Вижу,  придется  знакомиться  заново,  -  сказал   он   с   ясной,
обезоруживающей улыбкой. - Лично я - Итальянец. Теперь ты откликнись.
   Приглашающий  взмах  стволом  адресовался  Слону,  и  он   решил   не
кокетничать:
   - А то ты не знаешь, Итальянец... Слон я.
   Он тоже улыбался, потому как понимал: выйти из этой  комнаты  суждено
не каждому. Зато потом...
   Итальянец  насмешливо  наблюдал  за   ним.   Слоновьи   морды   плохо
приспособлены для сокрытия тайных планов. А слоновьи  головы  -  не  для
того, чтобы думать. Их набивают или опилками, или  чужими  мыслями  -  в
зависимости от обстоятельств.
   И Итальянец  заговорил  -  размеренно,  монотонно,  убедительно,  как
опытный гипнотизер, постепенно завладевающий вниманием аудитории. Иногда
в его голосе проскальзывали вопросительные нотки - он как бы советовался
с собравшимися. Потом Итальянец переходил на беспрекословный  тон,  рубя
воздух решительными жестами. И, главное, все фразы его были правильными,
убедительными. Он говорил о прописных бандитских  истинах,  и  недоверие
мало-помалу таяло в глазах слушателей.
   ...Разве  ваш  Папа  скурвился,  ссучился?  Он  же  о  вас,   глупых,
заботится, в "белом доме" сидя, политического  деятеля  из  себя  корча.
Ему, Папе, это одному нужно? Или всей  семье,  безнаказанно  жирующей  в
области? А? То-то и оно! Силы и власти у итальянской семьи стало  больше
или меньше? А денег?
   И когда в последний  раз  с  ментовкой  непонятки  возникали?  Или  с
центровыми? Или с залетными?..
   Слон, Леха, Арам, даже Червоня -  все  они  уже  кивали  в  такт  его
словам, и, убедившись в этом, Итальянец бросил своим псам  кусок,  щедро
сдобренный ненавистью. Боря Губерман в интеллигентных очочках. Крысеныш,
запустивший руку в общак. Нате!
   Рвите!
   - Падла он,  -  коротко  сказал  Червоня,  разглядывая  свои  кулаки,
накачанные парафином для удара убойной силы. - Хрен проссышь, сколько он
бабок под себя загребает. Одно слово - жидяра.
   - Ты, конечно, извини, Итальянец, - вмешался Арам, - но я тебе как на
духу скажу, не стану держать  камень  за  пазухой...  Губермана  ты  сам
наверх задвинул. А это непорядок. Барыга - он и есть барыга.  Хитрозадый
и мутный.
   - Согласен. - Итальянец наклонил голову,  проверяя  заодно,  снят  ли
пистолет с предохранителя. - Какие будут предложения?
   Леха изобразил, как он натягивает  кое-кого  на  кое-что,  сопроводив
пантомиму короткой репликой:
   - На кукан Губермана!
   - Под асфальт! - рявкнул Слон.
   Вот и все. Обида, недовольство, подозрительность вмиг растаяли  перед
лицом  общего  врага.  А  уж  когда  дело  дошло  до   перераспределения
губерманского бизнеса, во взглядах  гостей  не  осталось  ничего,  кроме
преисполнившего их азарта. Спиртовые каналы  и  водочные  линии  перешли
Слону, который даже хрюкнул от удовольствия. Бензиновая и угольная  темы
поручались людям  Арама.  Курировать  Кредитные  и  финансовые  операции
отныне должен был Леха.
   - А я? - спохватился Червоня, сообразивший вдруг, что лично  он  пока
радуется вместе с  остальными  неизвестно  чему.  Выражением  физиономии
смахивал он на ребенка, которому не досталось мороженого.
   Только  дети  никогда  не  потеют,  как  взрослые   мужики,   подумал
Итальянец, глядя на Червоню. Решение сходняка следовало скрепить кровью,
не важно чьей. Еще минуту назад главным кандидатом в покойники оставался
Слон. Но  теперь  Итальянец  брезгливо  втянул  ноздрями  кислый  запах,
наполнивший комнату, задумчиво уставился  Червоне  чуть  повыше  глаз  и
пробормотал:
   - Тебе, брат, похоже, ничего не  осталось.  Разве  что  кладбищенский
бизнес.
   - Я что, венками торговать стану? Гробами?
   Итальянец прищурился.
   - Зачем же гробами? Тебе одного хватит.
   Лоб у Червони отличался не высотой, а шириной и  гладкостью.  Даже  в
моменты сильнейшего умственного напряжения на нем никогда не  собиралось
больше двух продольных морщин. Между ними и прошла  пуля,  посланная  из
ствола со встроенным глушителем. Плонк! Словно пивную банку откупорили.
   Продырявленная голова ударилась о стену, к которой прислонился спиной
Червоня, и тут же качнулась вперед, как бы любопытствуя: что происходит?
   - Стучал, - холодно пояснил Итальянец опешившим зрителям. -  Проходил
у ментов под оперативным псевдонимом Пекарь. Вот и спекся...
   Обвинение было  бездоказательным,  но  Итальянец  небрежно  покачивал
стволом своего пистолета, давая  возможность  каждому  заглянуть  в  его
зияющее дуло.
   В любой момент оно могло  выплюнуть  огонь  -  еще  раз..,  другой..,
третий... Затем внимание гостей переключилось на Червоню, который, издав
страшный хрип, рухнул  лицом  вниз  посреди  комнаты.  И  можно  было  с
уверенностью утверждать, что зрительские симпатии находятся  не  на  его
стороне.
   - Вот я и вернулся, - сообщил Итальянец с приветливой улыбкой.  -  Вы
же этого хотели? Слон?..
   Леха?.. Арам?.. - Он поочередно смотрел на каждого, и каждый  отводил
глаза. Итальянец не огорчился. - Не рады, значит? - спросил он весело. -
Ну ничего, представление только начинается.
   Повелительный хлопок в ладоши, и вот уже  в  комнате  -  полным-полно
здоровенных  парняг  в  масках,  с   короткими   автоматами   в   руках.
Приближенные Итальянца затравленно озирались, готовясь к самому худшему.
Но никто в них не  стрелял,  их  даже  прикладами  ни  разу  не  задели,
обступая со всех сторон.
   Просто один из парней включил видеокамеру, а Итальянец поманил к себе
Арама, вручил ему свои пистолет и жестом указал  на  труп:  уважь,  мол,
хозяина. Арам подчинился, а потом Леха и Слон также покорно  последовали
его примеру.
   Час назад в квартиру вошли четыре крутых мужика,  вынашивающих  планы
мести зарвавшемуся главарю. Теперь их осталось только трое, и каждый  из
них помышлял не о мести, а о том, как сохранить собственную шкуру.
   Итальянец улыбался. Отснятая видеокассета должна была обойтись ему  в
дополнительные пятьдесят штук, но полученное удовольствие того стоило.

***

   Если бы  Губерман  услышал  продолжение  беседы  босса  с  ближайшими
приближенными, то бросил  бы  все  и  подался  в  бега,  плюнув  на  все
незаконченные дела. Но он послушно сидел  в  своем  кабинете,  дожидаясь
дальнейших указаний. Дурацкое, если разобраться, занятие -  рассчитывать
на завтрашний день.
   Беда ведь всегда приходит сегодня. Сейчас.
   Беззвучно открылась дверь, и  в  кабинет  вошел  Арам  в  застегнутом
наглухо френче. Губерман вздрогнул от неожиданности и, вместо того чтобы
сигануть в окно, сделал вид, что просто потянулся за какой-то бумагой на
столе.
   - Добрый вечер, - сказал Арам, приближаясь к  хозяину  кабинета.  Его
туфли, пошитые из мягчайшей кожи, ступали по полу совершенно неслышно.
   - Привет,  -  буркнул  Губерман,  изо  всех  сил  стараясь  держаться
естественно. Это ему плохо удавалось. Он чувствовал себя неуютно, как во
сне, когда ты вдруг оказываешься без штанов в людном месте.
   И указательный палец Губермана,  которым  он  решил  поправить  очки,
промазал мимо переносицы.
   - Ну, что? - спросил Арам, пряча улыбку в седой бороде.
   - Что "что"? - глупо переспросил Губерман.
   - Папа сказал, дружок у тебя имеется, с которым потолковать нужно.
   - А! Есть такой.
   - Так звони.
   Сделавшись  излишне  суетливым,  Губерман  пробежался   пальцами   по
клавиатуре телефона и, дождавшись ответа, зачастил в трубку:
   - Макс?.. Это я. Не узнал, что ли?  Значит,  хо-хо,  богатым  буду...
Все, говоришь, там будем, хо-хо?.. - Губерман взглянул на Арама, как  бы
предлагая повеселиться вместе,  но,  перехватив  его  изучающий  взгляд,
резко оборвал смех.  -  Ты  вот  что,  Макс...  К  серьезному  разговору
готов?..  Чудненько.  За  тобой  мои  ребята  сейчас  заедут,  так   что
одевайся... Что? Нет, Дело срочное. В общем, до встречи...
   Закончив разговор, Губерман заговорщицки подмигнул Араму:
   - - Клиент готов к употреблению. Адрес записать или так запомнишь?
   Арам медленно покачал головой:
   - Вместе поедем.
   Губерман скривился, будто уксусу глотнул:
   - Зачем вместе?
   - Так ведено.
   - Но я не могу! Мы же с Мамотиным друзья детства как-никак...
   Кончай эту хренотень, Боря, - попросил  Арам.  -  Сказано  -  вместе,
значит - вместе. Ты мне вот что лучше скажи: заготовка у тебя имеется?
   - Какая еще заготовка? - насторожился Губерман.
   - Ну, типа окуня, с помощью которого ты первого заказчика  раскрутил.
Мои пацаны оборжались прямо, когда про этот фокус услышали. -  В  глазах
Арама не промелькнуло ни единой смешливой искорки.
   - Да это не я придумал, - неохотно признался Губерман. - Книга  такая
есть. "Пытки и казни народов мира" называется. Вот, гляди...
   Он выложил на стол увесистый фолиант в яркой обложке. Она  изображала
какого-то библейского мученика, утыканного стрелами. Несчастный выглядел
скучным и отрешенным, словно происходящее его  совершенно  не  касалось.
Примерно так же вел себя Губерман, сдавший друга детства бандитам.
   Арам внимательно посмотрел на него и предложил:
   - Открой наугад.
   Репродукция старинной гравюры, помещенная на развороте, Губермана  не
вдохновила.
   - Обычная дыба, - прокомментировал он.
   - Не совсем обычная,  Боря,  -  возразил  Арам.  -  Гляди,  тут  двое
подвешены - кто кого перетянет.
   Один на цыпочках стоит, а второй в воздухе корячится. Потом наоборот.
Прямо как в Писании. - Арам хмыкнул. - Нижайший возвысится, а  тот,  кто
вверху, да будет опущен... Как тебе такая задумка?
   Улыбка наискось перечеркнула побледневшее лицо Губермана.
   - Годится, - сказал он сиплым голосом.
   - Тогда не будем терять время. - Арам  указал  бородой  на  дверь.  -
Вперед, Боря.
   Губерман поднялся с кресла  и  обвел  взглядом  кабинет.  Эти  стены,
мебель, компьютеры и факсы, среди которых он провел не один год,  -  все
вдруг показалось ему незнакомым, странным, почти нереальным. "Я сюда уже
никогда не вернусь", - понял он с неожиданной тоской.
   Арам цепко взял его за плечо и подтолкнул к выходу.

Глава 27

НАКАНУНЕ

   Первое, что сделал Громов по возвращении из города,  -  это  потрепал
выскочившего навстречу Рокки  по  холке.  Приятно  было  сознавать,  что
кто-то тебя помнит и ждет.
   Воодушевленный  покровительственной  лаской,  пес  сделал   неуклюжую
попытку лизнуть присевшего рядом человека  в  лицо,  но  был  остановлен
укоризненным:
   - Фу! Что еще за телячьи нежности, м-м?
   Пристыженный Рокки сделал вид, что он всего лишь намеревался протяжно
зевнуть. Актер из него был никудышный.  Усмехнувшись,  Громов  развернул
его мордой к Ваньке:
   - Запомни, это - свой.
   Втянув  знакомый  запах,   Рокки   чихнул,   а   Ванька   уважительно
поинтересовался:
   - Это тот самый кобель, который Вареньку мою спас?
   - Ага, - подтвердил Громов. -  Вам  сейчас  службу  предстоит  вместе
нести. На пару.
   - Службу?
   - Джип постережете во время моего отсутствия.
   У меня тут кое-какое дельце есть.
   Поскучневший  Ванька  присел  на  корточки  и  запыхтел   сигареткой,
отпугивая настырных комаров.
   Рокки тоже не проявил энтузизма, когда ему было сказано:
   - Охраняй. Я скоро вернусь.
   Обнаружив, что человек встал и  сделал  несколько  шагов  прочь,  пес
двинулся за ним. Ему казалось, что в вечерних сумерках он вполне  сойдет
за черную  тень,  присутствие  которой  не  будет  замечено.  Но  Громов
оказался не так наивен. Обернувшись, он язвительно осведомился:
   - Ты не умеешь охранять? Может  быть,  тогда  тебе  известна  команда
сидеть ?
   Вздохнув, Рокки опустил зад на землю.
   - А лежать?
   И тут нельзя было ничего возразить. Знал Рокки такую команду.
   - Вот и лежи, - напутствовал пса Громов, возобновив путь  к  запертым
воротам, за которыми возвышалась темная крыша сторожки.
   Лишние противники были ему ни к чему.  Завтра  их  и  так  достаточно
наберется.  И   вообще   присутствие   итальянских   быков   в   поселке
представлялось Громову полным недоразумением.
   Перемахнув  через  забор,  он  направился  к  крыльцу,   на   котором
расположились охранники. Один, глядя на неспешно приближающуюся  фигуру,
недоуменно  хлопал  глазами,  а  второй  вел  переговоры  по  мобильному
телефону, повернувшись к Громову спиной.
   - Не, ну если Папа велел, то  без  базару,  -  бубнил  он  в  трубку,
казавшуюся неестественно маленькой в его руке. -  Подежурим  до  завтра,
заметано. Тока тут непонятки. Слон. Мусора  весь  день  вокруг  шныряют.
Пусть пробьют там, чего и как... Может, принять нас  собираются,  а?  Мы
стволы на всякий случай в город оттарабанили, а без  них  нынче  никуда,
сам понимаешь... Ага... Угу... Ну все, давай. Мы на связи, ждем.
   Его голос звучал в вечерней тишине неуместно.
   Умиротворенный  лягушачий  хор,  сверчки,  сонное  воркование   диких
голубей на чердаке, и вдруг  -  базары,  непонятки...  Вся  эта  блатная
музыка здорово поднадоела Громову за последнее время.
   - Вам не на связи ждать нужно, - заявил он, остановившись  за  спиной
охранника, складывающего телефонную трубку. - На привязи.
   - А?
   Парень обернулся. Его напарник  распрямился  на  крыльце  и  спросил,
скорее ошеломленно, чем негодующе:
   - Ты че, мужик, бесогонишь?
   - Тебя самого - на привязь! - нашелся наконец второй. Похоже, не имея
под рукой оружия, он чувствовал себя не слишком уверенно.
   - А я не в зверинце обитаю, - возразил Громов." - Со слонами  всякими
не общаюсь.
   - Ты хоть знаешь, чье имя треплешь? - зловеще осведомился охранник  с
телефонной  трубкой.  Он  был  высок,  широкоплеч,  но   переходить   от
разговоров к рукопашной почему-то  не  спешил.  -  Знаешь,  что  за  это
бывает? Слон - авторитет.
   - Я сам себе авторитет. - Громов сузил глаза.
   - Ух ты, какой крутой выискался! - съязвил второй парень, мало-помалу
заходя ему в тыл.
   - Может, стрелку Слону забьешь?
   - А что, - согласился Громов, -  и  забью,  отчего  же  не  забить...
Дай-ка телефон. - Он требовательно протянул руку.
   Озадаченный охранник машинально  протянул  ему  трубку.  В  следующее
мгновение ее элегантный корпус раскололся, как яичная скорлупа.  Во  лбу
охранника,  куда  впечаталась  трубка,  остался  торчать   пластмассовый
осколок, а все остальное осыпалось к его ногам.
   Того, кто попытался навалиться сзади, пригнувшийся  Громов  пропустил
через себя. Избыточная масса пошла парню во вред, а не на  пользу.  Было
отчетливо слышно, как екнула его селезенка, когда он обрушился на  землю
всеми своими килограммами.
   Все, что успел сделать за отпущенные ему секунды второй охранник, так
это извлечь из надбровья осколок трубки. Дело,  конечно,  нужное,  но  в
схватке - второстепенное. Эта простая истина была вколочена в его  башку
двумя точными ударами, после чего Громову осталось  лишь  посторониться,
чтобы не быть задетым падающей тушей.
   -  Похлопай  дружка  по  щекам,  -  распорядился  он,   обращаясь   к
сохранившему сознание парню, сидевшему посреди  площадки.  -  Я  намерен
кое-что вам сказать и хочу, чтобы вы оба хорошенько запомнили мои слова.
   - А чего это ты тут  раскомандовался?  -  по-детски  спросил  парень.
Левую руку (вывихнутую или сломанную) он прижимал к груди.
   Обозначив на губах полуулыбку, Громов задал встречный вопрос:
   - Ты предпочитаешь, чтобы приводили в чувство тебя самого?
   Пока оба возились на площадке, невнятно бухтя и шурша гравием, Громов
успел закурить и сделать пару  обстоятельных  затяжек.  Удостоверившись,
что  охранники  готовы  воспринимать  его  речь,  он   пронзил   темноту
сигаретным огоньком и произнес:
   - Если в самое ближайшее время вы  не  удалитесь  отсюда  собственным
ходом, то  вас  ждут  носилки,  гипс  и  всякие  неприятные  медицинские
процедуры.
   Я не шучу.
   - Так мы без тачки! - пожаловался тот парень, у  которого  одна  рука
сделалась раза в два толще другой.
   Громов подумал, что бандитская машина с припрятанным  в  ней  оружием
стоит сейчас где-нибудь на платной стоянке, дожидаясь своего часа, и ему
вдруг захотелось попросту пришибить обоих не мудрствуя лукаво. Борясь  с
искушением, он процедил:
   - Вы можете научиться ходить пешком прямо здесь.  А  можете  заняться
этим в реанимационном отделении. Конечно, не раньше, чем вас  отсоединят
от всяких капельниц и питательных трубочек.
   - Послушай, мужик, - попытался урезонить его второй парень, - чего ты
на нас вызверился? Мы ж с тобой вроде как не пересекались. - Его  дикция
была затруднена поврежденной челюстью. Казалось, он угрожающе  выдвигает
ее вперед, и это совершенно не соответствовало  затравленному  выражению
его глаз.
   - Грядки не надо было вытаптывать, - сказал ему Громов.
   - Какие грядки, э? - неуверенно возмутился тот, который  баюкал  свою
руку.
   - Клубничные.
   Громов отлично знал, что охранники не побегут жаловаться  начальству.
Их засмеют. Какой"  то  дачник  взял  и  настучал  по  голове  обоим  за
вытоптанные  грядки.  Признайся  парни  в  этом,   братва   их   уважать
перестанет. Это в лучшем случае. Нет, они лучше отсидятся где-нибудь,  а
потом расскажут своим байки.
   Про ментовские облавы, про терки с разборками и на