ерпеть не могу.
   - Как скажете. - Кац примирительно развел в стороны открытые ладони.
   Молодой человек хмыкнул и подтвердил:
   - Вот именно. Как скажу, так и будет. - Он выразительно посмотрел  на
окуня, а потом на собеседника, как бы примеряя их друг к Другу - рыбу  и
человека.
   - Мы договоримся, - быстро сказал Кац, проследивший за его  взглядом.
- Всегда можно обо всем договориться. Решить вопрос к удовольствию обеих
сторон. Я правильно говорю?
   Утвердительного ответа он так и не дождался.
   А это пугало. Не удавалось Кацу воззвать к совести собеседника, к его
очевидной интеллигентности.
   Даже туманные намеки на  родственную  кровь  не  срабатывали.  Позади
молодого человека стояли совсем уж несговорчивые ребята,  тогда  как  за
спиной Каца не было никого - ни  моссадовцев,  ни  даже  телохранителей,
оставленных в целях экономии в  далекой  Хайфе.  Приходилось  полагаться
лишь на свою изворотливость и дипломатическую смекалку. Кац  заискивающе
улыбнулся:
   - Такие подвалы я раньше видел только в кино про  гангстеров.  Думал,
все это выдумки. Голливудские страсти-мордасти...
   Молодой человек скучно посмотрел  на  него  сквозь  дымчатые  очки  и
сказал:
   - Это не кино. Это жизнь. Настоящая жизнь,  настоящая  смерть.  Окунь
вот сдохнуть успел, пока мы беседовали. Но вы же не станете  настаивать,
чтобы он был непременно живым?
   Кац желчно напомнил:
   - Я вообще ни на чем не  настаиваю  в  отличие  от  вас.  Мои  доводы
разумны, а ваши предложения абсурдны, Я отлично знаю рынок недвижимости.
К примеру, у нас отдельный двухэтажный дом...
   - У нас все иначе, - сухо перебил его собеседник. - Вы не  так  давно
эмигрировали, должны помнить.  Все  эти  утюги,  кипятильники,  паяльные
лампы...   Специфика   такая,   понимаете?   Особенности   национального
бизнеса... Вам предлагается обзавестись особняком на родной  земле.  Или
вы  его  купите,  или  ляжете  в  эту  землю  сами.  И  не  надо  больше
торговаться. Я очень дорожу своим временем. - Молодой  человек  обласкал
взглядом циферблат своих золотых часов "Картье".
   Кац почувствовал, что на глаза  его  снова  наворачиваются  слезы,  и
тоном обманутого ребенка напомнил:
   - Я приехал покупать металлопрокат, а не особняк!
   - Ничего страшного. Одно другому не помеха.
   Наша фирма занимается самым разнообразным бизнесом.
   Да, горько подумал Кац, клиентам, у которых по рыбе в заднице,  можно
навязать любой товар по  самой  фантастической  цене.  Ржавую  арматуру,
какие-то  фантастические  особняки,  прокисший  йогурт,   использованные
одноразовые шприцы и штопаные гондоны. Все раскупят и привередничать  не
станут.
   Странно, что при таком подходе к делу Россия до сих пор не выбилась в
мировые лидеры по экспорту...
   А  начиналось  все  так  славно  -  факсограмма  с  приглашением   на
подписание  сказочно  выгодного  контракта,  торжественная   встреча   в
аэропорту,  белоснежный  лимузин,  шикарный  фуршет,   красивые   тосты,
гостиничный люкс с бесплатными девочками.
   В  итоге  -  мрачные  застенки  и   вежливые   угрозы   соплеменника,
заманившего Каца в коварную ловушку.
   Вот тебе и АОЗТ "Самсон"! Был такой библейский  герой,  хотя  рэкетом
он, кажется, не занимался. Далила обкорнала ему кудри, он растерял  свою
силу и погиб.
   А парни, собравшиеся в подвале вокруг несчастного Каца, были все, как
на подбор, наголо стриженные.
   И не Библией они руководствовались, а роскошно изданным фолиантом, на
обложке которого изогнулся в виде свастики колесованный человек.
   Перехватив взгляд Каца,  интеллигентный  собеседник  многозначительно
погладил лаковую обложку книги.
   - Интересуетесь? Описание фокуса  с  рыбой  я  нашел  здесь.  Хотите,
зачитаю подробно, что и как?
   Кац с ненавистью посмотрел на лупоглазого пресноводного  обитателя  и
буркнул:
   - Не хочу. Лучше уберите.., это.
   - Неприятное зрелище, верно? - посочувствовал молодой человек.  -  Но
придется вам потерпеть присутствие окуня. Если переговоры затянутся,  он
должен оказаться, гм, в надлежащем месте. Я уйду, а  беседа  продолжится
завтра. Напрасная боль,  напрасные  хлопоты.  Так  что  решайте.  А  про
Флориду и Синди Кроуфорд больше не надо. Лучше сразу снимайте штаны.
   Вздрогнув, Кац опасливо вцепился в брючный ремень и попросил:
   - Не трогайте меня!
   - Значит, договорились?
   - Договорились, - просипел Кац, думая, что больше никогда в жизни  не
прикоснется к рыбным блюдам.
   -  Отлично!  -  откровенно  обрадовался  молодой   человек,   азартно
поблескивая стеклышками очков. - Сейчас вас  покормят  и  уложат  спать.
Утречком займемся перечислением денег за особняк. Связь с Израилем у нас
хорошо налажена, как  вы  могли  убедиться.  -  Он  тонко  улыбнулся.  -
Подпишем простенькое соглашение. От господина Каца предоплата.
   От АОЗТ "Самсон" - дом, построенный по нашему проекту.
   -  А  взглянуть  можно?  -   спросил   Кац   с   нотками   неожиданно
пробудившегося делового интереса.
   - Почему же нельзя? Но контракт я еще не набросал. Привезу завтра.
   - Я хочу посмотреть не ваш.., контракт.  -  Кац  с  трудом  пропустил
слово "вонючий". - Я желаю увидеть этот... -  На  язык  запросилось  еще
более хлесткое определение, которое опять пришлось проглотить. -  ..этот
особняк.
   Собеседник пожал плечами.
   - Его вы тоже увидите. Но позже. Дело в том, что он пока не построен.
Ваши два с половиной миллиона - это всего  лишь  предоплата.  Теперь  мы
займемся проектированием, составим смету. Через годик сдадим вам  объект
под ключ.
   - Предоплата? За год вперед? -  воскликнул  Кац,  торгашеская  натура
которого не могла не возмутиться. - Я не желаю покупать кота в мешке!
   -  А  рыбу  в  жопу  желаешь?  -  мрачно  поинтересовался   один   из
представителей молодой гвардии  фирмы  "Самсон".  Был  он  одет  во  все
черное, как кинематографический злодей, но этот наряд в подвале выглядел
как раз очень даже уместным. Парню явно не терпелось реализовать задумку
шефа. Его зрачки сузились до размера двух карандашных точек.
   Стараясь не смотреть на него, Кац заерзал на своем колченогом стуле и
сделал еще одну попытку сократить явные убытки:
   - Я заплачу авансом половину. Остальное - потом.
   - Знаете, - молодой человек опять поправил очки и скорбно вздохнул, -
у меня вот-вот возникнет желание продать вам сразу два особняка.
   - Мы так не договаривались, - резонно возразил Кац.
   - А если вы хотите, чтобы я соблюдал уговор, то и вы  держите  слово.
Сами же сказали, что мы договорились. Вас кто-нибудь тянул за язык?
   - Нет. - Кац постарался вложить  в  свой  короткий  ответ  как  можно
больше сарказма. - За язык меня пока что действительно не тянули.
   - Вот видите!  -  Молодой  человек  укоризненно  покачал  головою.  -
Следовательно, имеет место обоюдное согласие. Учитывая вашу вредность  и
несговорчивость, предупреждаю наперед:  не  вздумайте  потом  оспаривать
сделку, скажем, через Интерпол.
   У  вас  в  Курганске,  насколько   нам   известно,   осталась   масса
родственников. Не подводите их. Они вам потом во сне станут являться.
   - А вам? - Кац на всякий случай съежился, но храбро закончил фразу:
   - Вам никто не является?
   Он ожидал  какой  угодно  реакции,  но  только  не  смеха!  Сдержанно
похохатывал собеседник, громко ржали парни за его спиной. Только  теперь
Кац  по-настоящему  понял,  с  какой  страшной,  неумолимой   силой   он
столкнулся. Это темное воинство забавляло одно только предположение, что
на свете существуют угрызения совести.
   Отсмеявшись, молодой человек иронично склонил голову набок  и  весело
признался:
   - Для меня вы и эта дохлая рыба равноценны.
   Просто два способа достижения одной цели. При этом окунь мертв, а  вы
живы... Хотите, я прикажу его засолить для вас? На долгую память. Будете
смотреть и вспоминать нашу встречу... Нет? Вы не любите рыбу?
   - Терпеть не могу!  -  крикнул  Кац,  взор  которого  туманили  слезы
бессильной обиды и унижения.
   Он сказал чистую правду. Рыбу, особенно окуней,  он  возненавидел  на
всю оставшуюся жизнь. Если бы не этот роковой визит в город детства, Кац
никогда бы не осознал, какие же это мерзкие твари - окуни.

Глава 2

ИДИ И СМОТРИ

   Никогда в Курганске не бывало такой адской жары в конце  августа.  До
наступления осени оставалось несколько  календарных  листков,  но  лето,
похоже, только вошло во вкус.
   С каждым днем в городе снижалось потребление водки  на  мужскую  душу
населения, а сами эти души проявляли резкий спад  всякой  активности.  В
том числе и половой. Удивительное дело, но женщины не протестовали. Секс
теряет  всякую  привлекательность,  когда  воду  из  кранов   приходится
выдавливать по капле, а  пот  при  энергичных  телодвижениях,  напротив,
льется ручьями.
   Для потного, разморенного и вялого большинства курганцев, не  имеющих
возможности выбраться на Лазурный берег или  побережье  Черного  и  даже
Азовского моря, единственной отрадой оставались искусственные водоемы. В
народе их нарекли ставками.
   Они - краса и гордость Курганска. Они - его слава.
   Давно угасли в Курганске плакатные  улыбки  оптимистичных  строителей
развитого социализма. Лишь ставки сияют в своей  первозданной  красе  на
общем  неприглядном  городском  фоне.  Маленькие  зеркала,   старательно
отражающие безразличные к человеческим проблемам небеса.
   Имеется в Курганске  несколько  центральных  ставков,  прямо  посреди
жилых бетонных домен и плавящегося на солнце  асфальта.  Отклеившись  от
слипшегося в общественном транспорте людского месива, можно окунуться  в
воду в непосредственной близости от примет цивилизации. С  точки  зрения
уринотерапии это даже  полезно,  но  все  же  традиционная  медицина  не
рекомендует плескаться в этих водоемах, наполненных чем-то вроде теплого
бациллоемкого бульона. Уж лучше махнуть подальше от городского  пекла  -
на окраину.
   Можно  приземлиться  на  берегу   безымянного   загородного   ставка,
окаймленного плакучими ивами и суховатыми камышовыми зарослями. В  самой
широкой его части имеется даже небольшой романтический островок,  вокруг
которого с ранней весны до  поздней  осени  неустанно  бродят  голозадые
раколовы. И хотя они делают это усердно - днем и ночью, раки в ставке не
переводятся. Они тоже ученые - в руки пацанов даются редко и неохотно.
   Рыбье племя многочисленнее и разнообразнее рачьего. Поверхность  воды
на зорьке испещрена  кругами  от  поклевок.  А  иногда  тяжело  и  шумно
всплывает неведомый пресноводный левиафан, потрясая воображение  здешних
рыболовов. Только и остается им,  что  языками  цокать.  Этих  генералов
рыбьего царства, русалоподобных чудищ с бессмысленными глазами ставок не
выдавал никому.
   Причудливо изогнутый буквой S, ставок распростерся на три  километра,
то хвастаясь  широтой  своей  натуры,  то  обнаруживая  некую  узость  и
ограниченность. Но глубина его местами достигала семи метров.
   Прибившиеся   к   берегам   окурки,   пластиковые   пробки,   дырявые
презервативы  и  раскисшие  тампоны  могли  заинтересовать   разве   что
безмозглых лягушек, мальков  да  водомерок,  резвящихся  на  мелководье.
Прибрежная мелюзга делала вид, что за пределами  ее  маленького  уютного
мирка нет никаких темных глубин.  Ведь  стоит  по  легкомыслию  сунуться
туда, сгинешь навеки.
   Уж  лучше  не  забивать  себе  головы  такими  неприятными   мыслями.
Существует множество других, жизненно важных проблем. Просто  голова  от
вечных вопросов пухнет. На сколько лет Филя младше Аллы?
   Что не даст человечеству окончательно засохнуть,  спрайт  или  фанта?
Помогают  ли  крылышки  прокладок  воспарить  над  житейской  суетой?  И
компенсирует ли свежее дироловое  дыхание  неистребимый  запах  несвежих
носков?
   Все это - жизнь. А смерть лучше оставить мертвым.
   Оскорбленные всеобщим забвением, молчат они о своих жутких открытиях,
сделанных за последней чертой.  Словно  воды  в  рот  набрали.  Те,  кто
приобрел печальный опыт в вышеописанном ставке, - в  буквальном  смысле.
Иных вынесло на поверхность, прибило к берегу - страшных, раздутых.
   Некоторых ставок так и не отпустил.
   У зеленого островка, обрывистые берега которого круто уходят в  воду,
притаился маленький детский скелет, окутанный развевающимися  лохмотьями
плоти. Бесплатная кормушка для раков. Символ взаимной любви  двуногих  и
членистоногих.
   То, что было  когда-то  светловолосым  двенадцатилетним  мальчуганом,
искало не рачьей взаимности, а богатого улова. Это  маленькое  существо,
завидовавшее  подвигам  старших  пацанов,  приплыло  сюда  в   одиночку.
Глубоко-глубоко, там, где во мраке ощущались ледяные  родниковые  струи,
детская рука отыскала соблазнительно широкую нору и юркнула в нее. Почти
сразу пальцы нащупали узнаваемый наконечник  сведенных  воедино  клешней
попятившегося назад рака - матерого и здоровенного.
   Рука мальчика азартно тянулась за добычей. Рак, как водится, отступал
все дальше и дальше. А когда пятерня решительно протиснулась в сплетение
подводных корней,  увлекая  туда  руку  по  самое  плечо,  у  маленького
охотника не осталось  ни  воздуха  в  легких,  ни  силенок  освободиться
самостоятельно. Он протестующе закричал, оповещая мир о своей беде.
   Но мир не заметил бурления пузырей на поверхности, а если и  заметил,
то не перевернулся.  Не  на  части  же  ему  разрываться  из-за  каждого
утонувшего мальчугана, который, закупорив  громадного  рака  в  коварном
гроте, превратился в назидательный памятник человеческой жадности.
   Другой  подобный  монумент  был  водружен  под  водой  на   небольшом
пьедестале из шлакоблока, намертво увязшем в  черном  иле.  Волосы  той,
кого звали Зинкой, были мягки, шелковисты, пушисты. Тем, кто задевал  их
босыми ногами, казалось, что это просто водоросли. И никто не знал,  что
внутри девушки торчит нераскупоренная бутылка шампанского, которое никто
никогда не выпьет за праздничным столом в честь двадцать третьего дня ее
рождения.
   Девушку утопили в нескольких метрах от стихийно возникшего пляжа,  на
противоположном от дачного поселка берегу. С тех  пор,  как  здесь  была
установлена импровизированная вышка - ржавая горка, украденная с детской
площадки, - каждому хотелось бултыхнуться с нее в воду. Подростки ныряли
часами, до полного изнеможения и тошноты. Некоторые из них,  врезаясь  в
толщу воды, едва не целовали подпорченное  рыбами  лицо  утопленницы.  У
нее, правда, не было губ, чтобы ответить на нечаянный поцелуй, зато зубы
прекрасно сохранились. А разбухшие руки  выжидательно  распростерлись  в
глубине, готовые обнять визитера, прижать к груди и не отпустить наверх,
где звучит веселый смех и  светит  солнце.  Однажды  у  утопленницы  это
должно  получиться.  Как  только  внутри  ее  поселится   кто-то   более
могущественный, чем вздорные червячки-паучки...
   Остальные  тайны  ставка  были  не  такими  впечатляющими.  Кое-какое
оружие, от которого кое-кому потребовалось избавиться. Ножовка,  неумело
расчленившая чье-то постылое тело. Украденный в сельпо сейф,  в  котором
не оказалось  ничего,  кроме  скучной  документации.  Пара  велосипедов.
Коляска благополучно выросшего младенца. Ведра. Крючки. Грузила.
   Основное сосредоточие металлолома образовалось у высокой  насыпи,  по
которой тянулась грунтовая дорога  в  дачный  поселок.  Это  было  самое
глубокое место  ставка,  потому  что  когда-то  здесь  зиял  заброшенный
котлован. Смельчаки, заплывавшие в эти мертвые  холодные  воды,  немного
пугались, натыкаясь на неожиданное препятствие,  но  вскоре  убеждались,
что под ними всего лишь гладкая цистерна бездарно утопленного бензовоза.
Протрезвев, водитель заявил в милицию об  угоне,  и  "ЗИЛ",  наполненный
горючим, до сих пор числился в розыске.
   Ставок правду знал, но молчал. И с надеждой прислушивался  к  каждому
всплеску, будоражащему его поверхность. Почему-то он  был  убежден,  что
это необычайно знойное лето будет весьма богатым на улов.

***

   Чудная история приключилась на берегу ставка с Ванькой  Богословским,
когда он выпил, не закусил и впал  на  солнцепеке  в  прострацию  с  уже
ненужной удочкой в руках.
   На рассвете в воскресенье он притопал из своей  деревушки  к  ставку,
переправился на схороненной в камышах плоскодонке на островок  и  уселся
на своей любимой проплешине на крутом бережку. Он полагал, что место это
заколдованное, поскольку без улова не уходил отсюда еще ни разу.
   Прошлым летом сгинул без вести его единственный  белобрысый  сынишка,
отправившийся за раками. Ванька потом весь  ставок  раз  десять  обошел,
голос сорвал, тоскливым криком глотку надсаживая,  а  остров  вообще  на
карачках исползал. Не нашелся мальчонка, как в воду канул.  Утоп,  давно
догадывался Ванька, хотя людям никогда не признавался в  этом.  Он  и  к
рыбалке пристрастился, чтобы реже смотреть им в глаза.
   Тяжело было ему жить с таким страшным знанием, почти невмоготу. И без
жены, которая зачахла в одночасье, тяжело. Дочь  Варенька  уже  взрослая
совсем стала - в университете училась. Лето  она,  правда,  старалась  с
отцом проводить, но осень, зиму и весну  надо  было  в  одиночку  как-то
перетоптаться.
   Лишь на островке, пригорюнившись с удочкой, Ванька понемногу оттаивал
сердцем. Ощущалось тут смутно присутствие маленькой родной души, незримо
обитавшей где-то совсем рядом. Камыш зашуршит, а Ваньке чудится  детский
шепот.  Стрекоза  на  шею  присядет  -  как  вроде   кто-то   пальчиками
прикоснулся.
   Ставок забрал сынишку, в этом Ванька почти не  сомневался.  А  взамен
открыл местечко, где клев с утра до  вечера,  словно  рыбу  кто-то  сюда
специально  приваживает.  Много  раз  Ванька  порывался   понырять   под
обрывчиком, да духу не хватало. Вот и сидел на бережке со своей удочкой,
неподвижный, словно могильный камень.
   Появился улов - не переводилась с  той  поры  и  водочка,  к  которой
Ванька пристрастился не меньше, чем к рыбалке. В полдень он, как обычно,
вынес полное ведерко  на  шоссе,  чтобы  продать  за  сколько  придется.
Городские парни, притормозившие рядом, богатый улов ссыпали на  обочину,
а выбрали одного только большущего красноперого окуня. Зато дали за него
целую литровую бутылку иностранной водки, чистой как слеза. Как  тут  не
выпить? Дивясь странным покупателям, Ванька прихватил снасти и  вернулся
на островок - вроде как рыбалить, хотя уже знал,  что  напьется,  крепко
напьется. Хлебнет из горлышка горькую и  забормочет,  уткнувшись  пустым
взглядом в воду: эх, сынок, сынок... Опять хлебнет и  опять  забормочет.
Вот и вся пьянка.
   А дальше все пошло не  так,  как  всегда.  Не  развалился  Ванька  на
травке, не захрапел. Просто, просидев несколько  часов  кряду  на  самом
солнцепеке,  сделался  вдруг  вялым  и   каким-то   помертвевшим,   хотя
окружающее воспринималось как раз непривычно ярко и живо. Солнце  голову
напекло? Он с трудом поднял чугунную голову к небу, прищурился и, прежде
чем в глазах померкло от невыносимо яркого  света,  успел  отметить  про
себя схожесть солнечного диска с сияющим ликом, склонившимся над ним.
   Потом под сомкнутыми веками в багряной тьме поплыли оранжевые  круги,
замельтешили зеленые козявки. И незнакомый голос вдруг забубнил  на  ухо
что-то про  сборище  сатанинское,  про  десятидневную  скорбь  и  всякие
напасти. Не было сил даже  помотать  головой,  отгоняя  это  наваждение.
Приходилось слушать, как будто радио в голове включили.
   - Побеждающему дам белый камень и  на  камне  написанное  новое  имя,
которого никто не знает, кроме того, кто получает. И власть дам ему  над
язычниками.
   И будет пасти их палкою железной...
   Тембр и заунывные интонации этого голоса чем-то  напоминали  звучание
похоронного оркестра с его надрывно фальшивящими трубами. Таким  грозным
и скорбным был голос, что Ванька, боясь  свихнуться  от  тоски,  все  же
сумел разомкнуть отяжелевшие веки.
   Никого перед ним, к