Джозеф Димона.
    Последний - на Арлингтонском кладбище.

Перевод В. А. Вебера, Д. В. Вознякевича

OCR Красно


В жизни всегда есть неравенство. Одни были убиты на войне, другие ранены, а
третье отсиживались дома... Жизнь несправедлива.

Дж. Ф. Кенеди. Пресс-конференция 1962 г.

Глава I
АЛЛЕН ЛОУЭЛЛ

1

В понедельник 15 октября 1973 года в три часа пятнадцать минут Стефани
Сполдинг, сама того не подозревая, глядела в маленький глаз смерти. В дуло
автоматической винтовки "Ли-Энфилд" с оптическим прицелом четырехкратного
приближения.

Молодого человека, который залег в кустах и целился, широко, по-солдатски
раскинув ноги, звали Аллен Лоуэлл. Он смотрел, как Стефани усаживалась в
свой "линкольн-континентл" перед собственным кирпичным особняком возле
Паунд-Риджа, как проскользнул на свое место шофер, потом хлопнула дверца,
заработал мотор, и машина тронулась к дороге, проходившей под тем местом,
где лежал Аллен.

Аллен думал о том, что не убил ни одной женщины за пределами Вьетнама. И
сомневался, сможет ли это сделать.

Лимузин плавно приближался. Аллен навел прицел на заднее сиденье и увидел
лицо, неожиданно большое. Машинально поймал в перекрестье лоб, не замечая
хрупкой красоты лица, глубоко посаженных глаз, изящно вздернутого носа,
густых черных волос, спадавших на плечи. Стефани с веселыми искрами в
глазах что-то говорила шоферу, потом, услышав его ответ, рассмеялась.

Погибла бы, подумал Аллен, сама не зная за что, именно такой смерти она и
заслуживает. Положив палец на спуск, он представил, как ее пробитая пулей
голова валится на грудь и смех обрывается вместе с жизнью.

Секунду спустя лимузин благополучно проехал. Аллен поднялся, снял ствол
"Энфилда", спрятал вместе с ложей в рюкзак и вышел на дорогу ждать попутной
машины. Его подобрал какой-то мотоциклист, и он с грохотом понесся на
заднем сиденье в Паунд-Ридж. Сошел Аллен у вокзала и первым же поездом
уехал в Нью-Йорк. На Большом Центральном вокзале он подошел к справочному
бюро, где точно в назначенное время встретился с молодым человеком в
коричневом свитере и джинсах. И отдал рюкзак ему.

2

Из письма Аллену Лоуэллу со штемпелем
"Торонто, 18. Х-1973"

"...все готово, но не удалось раздобыть белое вещество. Если б и смогли,
его было бы трудно переправить через границу. Надеюсь, ваш план окажется
удачным.

Майк Горджо".

3

Вокруг холма, на котором стояла съемочная группа, расстилалась песчаная
пустыня. Но это был не штат Невада, а железорудный комбинат на севере штата
Нью-Йорк, и пустыня была делом человеческих рук. При обогащении руды тысячи
тонн измельченной породы выбрасывались через торчавшую вдалеке трубу и
оседали в дикой лощине,

Труба эта была роковой. Казалось, что со временем она занесет, подобно
другим, и эту лощину, засыплет холмы, примется за остальные долины, ущелья
и наконец превратит всю землю в бесконечную свалку отходов.

- Гляньте-ка, что устроили там, - сказал представитель фирмы "Рейнолдс
кемикл". - Только ничего не вышло.

Аллен Лоуэлл, редактор фильма, обернулся. В пятистах футах позади он увидел
огромную гору этого самого песка с вызывающе торчащими кустиками на
вершине. Но кустики были безжизненны.

Представитель фирмы объяснил ему, в чем дело.

- Все эти загрязнения вызвали большой шум, и владельцы комбината решили
продемонстрировать, что песчаная гора с кустами великолепно вписывается в
этот распрекрасный пейзаж.

- Но ведь кусты не растут?

Представитель фирмы рассмеялся.

- Здесь не растет ничего. Эта дрянь губит все живое, как рак.

Киногруппа ждала на солнцепеке, пока Гарри Эндрюс привезет взрывчатку. Тем
временем представитель фирмы спустился с холма и протянул провод от
подрывной машины футов на восемьдесят.

- Видно меня? - крикнул он оператору.

Оператор приник к видоискателю кинокамеры "Аррифлекс" я увидел держащего
провод человека в синей каске, выгоревших джинсах и пыльных ковбойских
сапогах. Оторвавшись, он крикнул:

- Отлично! Лишь бы солнце не затянуло. По заднему склону холма со скрежетом
взобрался грузовой Фордовский пикап. Из него вылез, утирая зеленым платком
о блестевший от пота лоб, рослый, плечистый Эндрюс. Открыв заднюю дверцу,
он достал несколько прозрачных, длиною в фут пластиковых патронов с белым
веществом под названием "кемит", новейшей промышленной взрывчаткой.
Небрежно бросил один Аллену, тот легко поймал его на грудь. "Хладнокровный
парень", - подумал Эндрюс.

Аллен посмотрел вниз, в лощину, где стоял представитель фирмы, и подбросил
взрывной патрон в воздух как можно выше.

- Да ты что! - ужаснулся оператор.

Внизу, лениво кружа, представитель фирмы взглянул на солнце и краем глаза
заметил летящий к нему небольшой цилиндрический предмет. Патрон грузно упал
ему в руки, и представитель еле устоял на ногах. С минуту он переводил
дыхание, потом пошел к холму.

- Веселые у тебя шутки, - сказал он Аллену.

- "Кемит" безопасен. Это мы и собираемся продемонстрировать, разве не так?

- Все равно, надо думать, что делаешь. - Представитель фирмы злился все
больше.

Аллен молчал.

- Поехал бы в город да угнал первый попавшийся самолет, - не унимался
представитель.

Гарри Эндрюс попытался успокоить его.

- Это я начал, Джим. Я первый кинул ему эту штуку.

- Идиот! - злобно ругнулся представитель и вернулся назад, к месту
испытания. Он с самого начала возражал против этого дурацкого фильма,
однако начальство решило, что документальный фильм, демонстрирующий
безопасность "кемита", будет хорошей рекламой. Может, и так. Но кто верит
фильмам?

И насколько безопасен "кемит"? В отличие от "уотер джел" и других табельных
взрывчаток он не очень устойчив, это определенно. Каждую секунду этот
маленький патрон мог превратиться в опасную игрушку, способную взорваться
прямо в руках.

Рискуй теперь жизнью на свалке какого-то железорудного комбината за
четыреста миль от дома, демонстрируя какой-то идиотской киногруппе, как
обращаться со взрывчаткой. Сегодня урок первый: будут взорваны четыре типа
"кемита" и один заряд динамита. Завтра урок второй: в "кемит" будут
стрелять, поджигать его, рубить топором, показывая, что он не взорвется
случайно. Ни при каких обстоятельствах!

Час спустя Аллен внимательно смотрел, как представитель фирмы присел с
зарядом "кемита" у воткнутого в песок зеленого флажка. Слева под красным
флажком был заложен динамит. Еще дальше под флажками разных цветов были
заложены три типа "кемита", предназначенные для разных промышленных целей.

Аллен запоминал каждое движение. Представитель фирмы взял перочинный нож,
сделал на стенке патрона трехдюймовую прорезь и глубоко воткнул детонатор в
желатинированную взрывчатку. Запалом служил быстрогорящий пентритовый шнур.
Представитель обмотал его вокруг патрона, отпустил дюймов на восемь и вновь
обмотал, тем самым ослабив нажим на детонатор, чтобы его не выдавило. Потом
представитель протянул шнур к главному проводу, идущему от подрывной машины
на холме, и соединил их.

Через несколько минут, целый и невредимый, он поднялся на холм и склонился
к подрывной машине, серому ящику с двумя красными кнопками и безотказным
выключателем. Солнце светило ему прямо в лицо. Подняв взгляд на Грега
Миллера, режиссера, он сказал:

- Я зарыл взрывчатку поглубже, чтобы песок взлетел вверх. Но вам нужно
будет держать его в кадре. Ветер отнесет песок вправо.

- Ясно, - сказал Миллер. - Начали.

Представитель приступил к освященному временем ритуалу. Встав, он поднял ко
рту сложенные рупором руки и прокричал: "Запал подожжен!"

Потом повернулся в другую сторону и прокричал то же самое. Крики
раскатывались по окрестностям, предназначаясь случайным прохожим и
водителям транспорта. Аллен подумал: неужели это опасно? Взрывчатка в
лощине, глубоко под песком. На войне он навидался взрывов.

Но тут представитель фирмы щелкнул выключателем, нажал обе кнопки, и
плоская поверхность песка, спокойно, безмятежно сверкавшая под солнцем,
внезапно вздыбилась мощным столбом земли, огня и дыма. Громовой грохот
достиг ушей Аллена и на миг оглушил его.

Черт возьми, в этом маленьком, безобидном с виду патроне громадная сила.
"Кемит" - это вещь. Представитель фирмы не сводил глаз с оператора.

- Засняли?

- В лучшем виде, - ответил оператор.

Наступило молчание. Аллен решил, что самое время извиниться перед
представителем.

- Прошу прощения, - сказал он. - То же самое могло случиться с вами.

- Ты прав, черт возьми! - Представитель устало поднялся. - Вот что я скажу
тебе, парень, - негромко произнес он. - Сперва мы узнађм, что абсолютно
надежные взрывчатые вещества убивают. Потом - что они убивают нас.

Взорвав остальные заряды у других флажков, они поехали на одной из машин к
желтому деревянному двухэтажному отелю в центре Ларго Фоллз.

Когда все спустились на обед в маленькую, оклеенную обоями в цветочек
столовую, владелец сказал, что молодой редактор расплатился и уехал. Миллер
рассердился.

- Он не имел права самовольно уезжать. Мы ему платим.

- Ничего, - сказал представитель фирмы. - Смотришь, дольше проживем.
Странный он парень.

- Мы дважды брали этого Джеффа Болтона внештатником, и оба раза были
неприятности. Но он талантлив. И... - Режиссер умолк.

Представитель вопросительно посмотрел на него.

- И дешево обходится, - сказал Миллер, пожав плечами. - Не может найти
постоянного места, поэтому работает почти задаром.

Аллен Лоуэлл приехал во взятом напрокат автомобиле в Сиракузы, ближайший
город с аэропортом, и вылетел оттуда в Нью-Йорк. Улыбался он нечасто, но,
вспомнив испуганное лицо того типа, когда он бросил ему взрывчатку,
невольно улыбнулся. Внезапная идея, однако она оправдала себя. Гарри Эндрюс
смотрел на летящий патрон как завороженный.

В Нью-Йорке он поселился в гостинице "Холлидей Инн" на Девятой-авеню под
фамилией Болтон и немедля открыл набор инструментов для осуществления
своего плана - сверла, отмычки, буравы. Их оказалось больше, чем
требовалось. Ребята в Торонто были предусмотрительны.

Вернее, им так казалось. Потому что они не могли, не хотели знать и никогда
не узнают, во что были втянуты.

4

Из дневника Аллена Лоуэлла...
Запись от 22/X - 1973 года

"Сегодня вечером годы учебы начали окупаться. Я взял из набора две простые
отмычки и отправился в "Уолдорф" к Карсону. Поблизости не было никого. Я
вставил одну отмычку в замочную скважину, приподнял ее, ниже просунул
вторую, повернул, и замок щелкнул. Дело нехитрое. Дверь отворилась, я вошел
в номер и занялся его паспортом.

Как полагалось по плану, оставил на его кровати полудолларовую монету с
профилем Кеннеди.

Около полуночи прошелся по Девятой-авеню и увидел, за что воевал.
Отверженные, наркоманы, грабители, размалеванные шлюхи, сводники - лицо
цивилизации 1973 года.

Временами, когда во мне кипит злоба, я хочу убить первым Уильямса, исколоть
его, искромсать. Но для него это было бы слишком великодушно. Пусть
страдает дольше всех, он этого заслуживает.

Два часа спустя. Я еще на ногах. Уснуть не удастся. Слишком возбужден!

Перечел написанное и понял, что звучит это по-садистски. Я не садист. Я
солдат, умеющий думать".

5

В зале Верховного суда краснолицый, безупречно одетый адвокат-южанин
выступал по делу о гражданских правах. Люди в черных костюмах сидели по
девять в ряд и бесстрастно следили за ходом процесса.

Позади них высились ионические колонны, красные бархатные портьеры и
простые часы под потолком, показывающие судьям время. Джордж Уильямс,
заместитель помощника министра юстиции, вошел в комнату за скамьями для
зрителей и стал смотреть в зал.

Судьи сидели на высоком помосте за столом красного дерева. Под помостом
стоял простой длинный стол стенографистки, по обе его стороны - небольшие
столики, в настоящее время занятые адвокатами штата Северная Каролина и
федерального правительства. В одном углу расположились секретарь суда и
один из судебных исполнителей.

Когда адвокат-южанин стал гневным тоном излагать свою точку зрения,
атмосфера в зале накалилась, но тут стрелки показали час. Председатель
Верховного суда взял молоточек и резко постучал.

- Мне очень жаль прерывать вас, адвокат, но уже время перерыва. В два
тридцать суд продолжит заседание.

Уильямс торопливо спустился по проходу, показал судебному исполнителю
удостоверение и перехватил Джона Ньюхауза, одного из правительственных
адвокатов. Джон улыбнулся ему.

- Только что пришел?

Уильямс кивнул.

- Слышал бы ты, как южанин набрасывался на меня! По его мнению, мы вообще
не должны заниматься гражданскими правами.

Они пошли в кафетерий. Ньюхауз спросил Уильямса, что привело его сюда.

- Собирался пригласить вас на обед. Тебя и Сьюзен.

- По какому случаю?

- Хочу уходить с работы.

Ньюхауз отмалчивался, пока они не взяли сандвичи и не сели к столу. Потом
сказал:

- Послушай, мы уже обсуждали этот вопрос. Администрации меняются. Демократы
когда-нибудь вернутся к власти. А тем временем можно делать кое-что
полезное.

- В отделе внутренней безопасности? Ньюхауз улыбнулся.

- Твоя беда объясняется просто. Ты блестящий работник! И республиканцы
ставят тебя туда, где ты можешь принести пользу им. Почему бы и нет? Это их
министерство.

Уильямс отхлебнул кофе и негромко сказал:

- Мне больше нравилось в отделе гражданских прав. Я ничего не имею против
компромиссов. Из них состоит жизнь. Но там я делал кое-что.

Его спокойный тон не обманул Ньюхауза: Уильямс, даже приходя в ярость, не
проявлял ее внешне.

- Значит, ждешь меня к обеду, - сказал Ньюхауз. - Чтобы я укрепил тебя в
решении уйти с работы.

- Почему бы и нет?

Ньюхауз откусил кусочек орехового пирога.

- Мне будет очень одиноко без тебя, Джордж, - сказал он. - Мы с тобой
единственные вольнодумцы-либералы на все министерство.

6

Сара Уильямс открыла на звонок дверь в переднюю.

- Звонила Сьюзен, - сказала она Ньюхаузу, когда мужчины вошли в гостиную. -
Предупредила, что немного задержится. Она записывает сенатора Бакли, а он
опоздал на целый час.

Сьюзен Грей, очередное увлечение Ньюхауза, была известна в Вашингтоне своим
остроумием по телевизионным шоу, в которых с энтузиазмом набрасывалась на
самодовольных типов.

- Бедняга Бакли, - сказал Ньюхауз. - Она нарежет из него филе.

- А разве можно нарезать филе из окорока? - спросила Сара, выходя с
мужчинами в патио.

Разговоры в тот вечер не клеились. Ньюхауз постоянно возвращался к теме,
обсуждавшейся за ленчем. Он был убежден, что Уильямсу следует остаться в
министерстве юстиции.

- В конце концов, Джордж, - сказал он, - мы там последние со времен
Кеннеди. Но у нас есть доступ во все правительственные сферы, и Нам более,
чем когда-либо, нужно сдерживать людей Никсона.

Приехала Сьюзен, привлекательная молодая рыжеватая женщина с прямым носом,
короткой прической, в розовом, слишком коротком платье и со слишком уж
острым языком. Подали обед, и вечер, как обычно, прошел в разговорах о
политике. И лишь в час ночи, провожая Сьюзен и Ньюхауза, Джордж Уильямс
увидел конверт, лежавший на столике в вестибюле.

Уединясь в кабинете и налив себе бренди, он вскрыл письмо. Оно было
отпечатано на машинке, без подписи. В нем говорилось:

"22 ноября 1973 года - десятая годовщина со дня гибели нашего президента.
По причинам, которые вы полностью поймете, мы ознаменуем эту годовщину
убийством следующих лиц:

Джордж Уильямс

Джеймс Карсон

Томас Медуик

Эверетт Меллон

Стефани Сполдинг

Роберт Уорнки".

Черт побери! Мысли Уильямса заметались. Письмо все еще лежало перед ним,
когда вошла жена. Она сразу же заметила, что он расстроен.

- Что случилось, Джордж?

Он хотел было протянуть ей письмо, потом передумал, вложил его в конверт и
сунул в карман.

- Так, небольшое служебное дело. Правда, неприятное.

- Придумай что-нибудь другое, Джордж. Мы не получаем на дом служебной
корреспонденции.

- На сей раз получили.

Она пристально поглядела ему в лицо.

- Ну, раз ты в таком настроении, я лягу спать, не дожидаясь скандала.

- Это секретное дело, Сара. Я просто не имею права посвящать тебя в него.

- Понимаю. Только не принимай все так близко к сердцу. Это не вопрос жизни
и смерти.

Расстроенная Сара пошла в спальню по коридору, застланному зеленым ковром.
Она знала Джорджа и по его взгляду все поняла. Надвигался очередной кризис,
очередной период, когда муж не будет ее замечать.

Она вышла за него восемь лет назад, когда он порвал с этой несносной
Стефани Сполдинг, приятно удивленная, что такой привлекательный мужчина,
как Джордж Уильямс, берет замуж отнюдь не красавицу, на два года старше
себя. До Стефани ей было далеко, она это понимала. Но все же, казалось, он
любил ее. На свой манер.

Манер этот, насколько она могла понять, заключался в том, что Джордж не
изменял ей, но и не посвящал в свои дела. Своей работе в министерстве
юстиции он был предан не только умом, но и душой. А что в этом странного? У
Сары было много знакомых среди людей Никсона, съехавшихся в Вашингтон в
1968 году. От них она то и дело слышала, как замечательно трудится в
министерстве ее муж, как тщательно бывают подготовлены его дела, как
скрупулезны его расследования, как успешны его выступления в суде.

За прошедшие восемь лет Сара много раз видела, как муж брался за новое дело
и, можно сказать, исчезал с ее глаз. Даже если он и находился лома, разум
его. вечно беспокойный, анализирующий, уносился за много миль, в другие
сферы. Зачастую Джордж оставался в городе и не появлялся дома или
отправлялся в разъезды. Возвращаясь, он почти ничего не рассказывал.

Сара не была дурой, но она не была и юристом. Как могла она в эти периоды
сотрудничать с ним? Чем могла помочь ему? Ничем - он замыкался в себе. Она
хотела семейного уюта, скромных вечеринок с близкими друзьями, а вместо
этого переживала один кризис за другим.

Иногда, в редких случаях, как этот, она жалела, что не оставила Джорджа
тосковать по этой стерве Стефани. Та не потерпела бы отказа от личной жизни
ради работы. Надо отдать ей должное - она вырвала бы его из кабинета,
разрушила это умственное уединение и сделала бы все, что потребовалось.

Сара сняла платье и чулки. Господи, как ей хотелось, чтобы муж находился
рядом! Но она знала, что сегодня этому не бывать.

Через несколько минут она стояла под душем, вода низвергалась на ее тело,
вполне достойное гордости, - полногрудое, узкобедрое, тут ей нечего было
стыдиться даже в сравнении со Стефани.

Да черт бы побрал эту Стефани! Почему она вечно думает о ней? И почему
сегодня особенно волнуется за Джорджа? Ну, очередное дело. Ну, будет Джордж
потерян для нее на какое-то время. Что тут особенного?

И вспомнила его взгляд. На этот раз в нем была не просто сосредоточенность,
а что-то другое. Что?

Это не вопрос жизни и смерти. Час спустя Джордж все еще сидел в кресле, как
прикованный, и слова эти не выходили у него из головы.

Было двадцать второе октября. Если письмо написано типом вроде Освальда,
остается жить тридцать дней. А в министерстве юстиции каждый знал, что
подобных типов развелось теперь много. Много.

Но эти фамилии - и связь с гибелью Кеннеди. Вот что сводило его с ума.
Почему они? Никто из них не занимал в администрации Кеннеди больших постов;
о двоих, Джеймсе Карсоне и Эверетте Меллоне, Уильямс слышал впервые. И
самым непонятным было, почему в этом перечне оказался он, Джордж Уильямс.

В те дни он был таким же "незначительным", как и все остальные. Он даже не
встречался с президентом.

Уильямс вышел в патио. Не обдумав всего, он не мог бы уснуть. В вышине
сквозь тучи проплывала луна, заливая лужайку мягким, спокойным светом.
Уильямс присел на край шезлонга, поглядел на мерцающую в плавательном
бассейне воду и вспомнил, как Роберт Кеннеди приезжал сюда единственный
раз, год спустя после того, как он, Уильямс, начал работать в министерстве
юстиции. Было это вскоре после той знаменитой вечеринки у Бобби, когда
полови