Все детективы разглядывают материальные предметы. Ищут улики, следы...
   -  Упираются  в  тупик  и  находят  красную  селедку,  -  закончил  я  ее
перечисление.
   - Селедка не бывает красной, - удивилась Кари. Надо же,  пятьдесят  шесть
сортов селедки в Норвегии, и среди них нет ни одной красной.
   - Красная селедка - это то, чего не существует, - сказал Арне,  но  потом
еще долго объяснял ей по-норвежски.
   Кари засмеялась, но продолжала задавать вопросы.
   - Как вы раскрываете преступление?
   - М-м-м... Предполагаю, что бы я сделал, если был  бы  жуликом,  и  потом
смотрю, а что сделал он. Иногда совпадает.
   - Никто так точно не раскрывает преступления, как Дэйвид, - заметил Арне.
   - Поверьте мне, еще как раскрывают, - возразил я.
   -  А  что,  по-вашему,  сделал  преступник  в  этот  раз?  -   продолжала
расспрашивать Кари.
   Я взглянул в ее ясные серые глаза. Невозможно ответить на ее  вопрос,  не
заморозив нынешний вечер.
   - Преступник не один, - равнодушно проговорил я.  -  Эмма  Шерман  видела
двоих.
   Мы немного поговорили об Эмме. Арне встречал  ее  дедушку  во  время  его
короткого пребывания в Норвегии и слышал, что тот не  увидел  налетчиков  на
фотографиях, показанных ему в полиции.
   - Никто так и не знает, что они искали? - задумчиво спросила Кари.
   - Они знали.
   Арне вдруг вытаращил глаза и совсем перестал моргать.
   - Так они знали, что ищут? - удивился он.
   - Конечно, знали, - уверенно подтвердила Кари. - Иначе нет  смысла  в  их
налете.
   - Смысл несколько в другом. Только кто-то один знает, что именно пропало.
Или что пропавшее теперь могут найти.
   Кари долго переваривала мое замечание и наконец спросила:
   - Как, по-вашему, почему они не стали обыскивать дом  сразу,  как  только
убили Шермана, а целый месяц ждали?
   Арне опять быстро-быстро заморгал, но  резко  остановился,  ожидая  моего
ответа.
   - Я думаю, потому, что Боба Шермана нашли, но при нем не оказалось  того,
что считалось пропавшим. - Я помолчал. - Допустим, мистер Икс  убил  Боба  и
утопил его в  пруду  по  причине  пока  неизвестной.  Предположим,  что  это
случилось после того, как Боб вручил ему пакет, привезенный из Англии. Далее
предположим, что, прежде чем вручить, Боб открыл пакет и вынул из него часть
содержимого, но  мистер  Икс  в  тот  момент,  когда  убивал  Боба,  еще  не
догадывался об этом. Когда же  он  это  обнаружил,  то  появилось  несколько
возможностей: пропажа находится в карманах или  саквояже  Боба  и  безопасно
лежит на дне пруда, или же он передал ее кому-то другому, или оставил у себя
дома в Англии. Короче говоря, до того, как Боба вытащили  из  пруда,  мистер
Икс не знал наверняка, где находится пропажа, но склонялся к мысли, что  она
вместе с Бобом покоится в пруду. Правильно? Потом Боба нашли, а пропажа  так
и осталась  пропавшей.  Тогда  поисковая  группа  посылается  проверить,  не
оставил ли Шерман вынутое из пакета у себя в доме в Англии. А  Эмме  так  не
повезло, что она выбрала именно этот момент для того, чтобы  приехать  домой
за чистыми платьями.
   Кари слушала с открытым ртом.
   - 0-о-у. А казалось, такой простенький вопрос.
   - Я же говорил тебе, дай ему один факт,  и  он  вытащит  за  ниточку  все
остальные, - сказал Арне.
   - Это всего лишь предположение, - улыбнулся я. - На самом деле я не знаю,
почему месяц ждали, прежде чем совершили налет. Понимаете?
   - По-моему, правильное предположение. Оно звучит вполне правдоподобно.
   - Так же правдоподобно, как то, что земля плоская.
   - Что?
   - Правдоподобно до тех пор, пока вы не знаете другого объяснения.
   Для обеда мы перешли из бара в ресторан.  Там  играл  оркестр,  танцевали
пары, и, когда мы пили кофе, появился певец. Для Арне это было  слишком,  он
резко встал, сказал, что  ему  нужно  глотнуть  свежего  воздуха,  и  просто
рванулся к дверям.
   Мы проводили взглядом его быстро исчезнувшую спину.
   - Он всегда был такой? - спросил я.
   - С тех пор как я его знаю. Хотя с годами, видимо, стало хуже. Раньше  он
не боялся подслушивающей аппаратуры.
   - Наверно, не знал ее существовании.
   - А-а, правда.
   - С чего это началось? Его мания преследования.
   - Ох.., с войны. Так я думаю. С детства. Меня еще не было  на  свете,  но
Арне в войну был ребенком. Его дедушку расстреляли  как  заложника,  а  отец
участвовал  в  Сопротивлении.  Арне  вспоминает,  что  ребенком  он  жил   в
постоянном страхе, даже не понимая, чего боится. Иногда отец посылал  его  с
сообщениями как курьера и  велел  проверять,  не  следят  ли  за  ним.  Арне
рассказывает, что с тех пор его не оставляет ужас,  вдруг  он  обернется,  а
сзади огромный мужчина преследует его.
   - Бедный Арне, - вздохнул я.
   - Он лечится у психиатра, - продолжала Кари.  -  Потому  что  знает..,  о
своей мании, но пока ничего не помогает. - Она задумчиво смотрела  на  пары,
медленно кружившиеся на полированном паркете. - Арне не выносит танцев.
   Несколько секунд спустя я спросил:
   - Не хотели бы вы потанцевать?
   - Наверно, Арне не будет возражать.
   Она танцевала с природным чувством ритма. И, конечно, Кари понимала,  что
мне приятно прижимать ее к себе, я это  видел  по  глазам.  Тут  мне  пришла
мысль: интересно, изменяет ли она Арне и хочет ли изменить? Все-таки разница
в возрасте. Здесь уж ничего не поделать.
   Кари улыбалась и, танцуя, все  теснее  прижималась  ко  мне.  И  с  этого
момента танец превратился в сексуальный акт: мы были одеты, выполняли в такт
музыке нужные па, кругом танцевали другие пары, и все  же,  несомненно,  это
был сексуальный акт. Теоретически  я  знал,  что  женщина  может  достигнуть
сексуальной кульминации без прямого соития, фактически это может  случиться,
даже когда она  мысленно  представляет  эротические  сцены.  Но  мне  прежде
никогда не доводилось быть свидетелем такой кульминации.
   Теперь это случилось с Кари, потому что она так  хотела  Потому  что  она
прижималась и терлась об меня при каждом движении танца.  Потому  что  я  не
ожидал этого. Потому что я не отталкивал ее.
   Дыхание у нее становилось медленнее и глубже, глаза затянула пелена,  рот
открылся  в  полуулыбке,  голова  чуть  откинулась  назад.  Чем  сильнее  ее
охватывала страсть, тем более отчужденной  и  далекой  она  казалась.  Затем
совершенно неожиданно горячая волна пробежала по ее телу, глаза  еще  больше
помутнели, и почти двадцать секунд я с тревогой чувствовал, как ее сотрясает
идущая из самого нутра дрожь.
   Потом она несколько раз глубоко вздохнула, будто легкие у нее  съежились,
рот открылся, улыбка стала шире, и Кари отклеилась от меня. Теперь  глаза  у
нее сверкали, как звезды, она ласково глядела на меня и смеялась.
   - Спасибо, Дэйвид.
   Ей больше не хотелось танцевать, она  высвободилась  из  моих  рук  и  со
светским видом направилась к столу, будто ничего не случилось. О, благодарю,
подумал я, а в каком состоянии ты бросила меня? С неудовлетворенным желанием
и даже без возможности получить  то,  что  получила  она,  потому  что  меня
никогда не привлекало такое сомнительное удовольствие.
   - Еще кофе? - спросил я, потому что  надо  же  что-то  говорить  в  таких
обстоятельствах, не мог же  я  сказать  ей:  ?Будь  ты  проклята,  маленькая
эгоистичная свинья?.
   - Спасибо, - согласилась она.
   Официант принес кофе. Сегодня побеждала цивилизация.
   Вернулся Арне с разрумянившимся от ветра лицом и более счастливым  видом.
Кари ласково положила свою руку на его, словно показывая, что она понимает и
прощает маленькие слабости мужа. Мысленно я иронически усмехнулся, вспомнив,
как гадал, не изменяет ли она мужу? Изменяет  и  не  изменяет  -  изощренный
рецепт, как изменять и оставаться верной.
   Вскоре они ушли, уговорив меня до отъезда провести вечер с ними.
   - Увижу вас в воскресенье на скачках, - сказал Арне. - Если не раньше.
   Проводив  их,  я  забрал  у  портье  в  холле  свой  чемодан  и  пошел  в
регистратуру. У них было  пять  пустых  номеров,  я  выбрал  наугад  ключ  и
оказался  в  двух  просторных  комнатах  с  балконом,  выходившим  к  зданию
парламента. Распахнув двойные, плотно закрытые двери, я  впустил  к  комнату
арктический ветер, который  ненадолго  одолел  жар  центрального  отопления.
Потом закрыл балкон и лег  в  холодную  постель.  Я  долго  лежал  без  сна,
размышляя о многом, но ни разу не вспомнив Кари.
   На следующее утро к завтраку пришел Эрик. Насмешливо улыбаясь, он  набрал
в буфете с полтонны разной маринованной рыбы и смел  ее  так,  будто  завтра
начинался голод.
   - Куда? - спросил он, добавив к рыбе  две  булки,  четыре  куска  сыра  и
несколько чашек кофе.
   - На ипподром.
   - Но сегодня нет скачек.
   - Знаю.
   - Хорошо. Если хотите, поедем.
   Один в хорошем настроении  расположился  посередине,  упираясь  спиной  в
заднее сиденье, а лапы и огромную голову опустив  на  ручной  тормоз.  Когда
Эрик чуть толкнул дога локтем, тот приподнял подбородок и  позволил  хозяину
передвинуть ручку тормоза. Вот образец взаимопонимания, мысленно  усмехнулся
я.
   Путешествие походило на игру в прятки со смертью, однако мы  благополучно
прибыли на ипподром. Главные ворота оказались открытыми, на площадке  стояли
большие грузовики с кузовами, затянутыми  брезентом,  так  что  мы  свободно
проехали и остановились возле весовой. Эрик и Один вышли размять ноги,  а  я
направился выполнять свою короткую и наверняка неудачную миссию.
   В здании весовой мужчина и две женщины делали уборку, и никто из  них  не
говорил по-английски. Я вышел и нашел Эрика - самый легкий способ поговорить
с уборщиками.
   Он задал вопрос, выслушал и сообщил плохую новость:
   - Они говорят, что седло  Боба  Шермана  долго  висело  в  раздевалке  на
вешалке возле двери.
   Я оглядел раздевалку, никаких следов седла на вешалке не осталось.
   - Они говорят, что седло висело, когда тело было найдено в пруду. Но  кто
взял его, они не знают.
   - Тогда все, - вздохнул я.
   Мы вышли и бесцельно побрели вдоль  трибун.  Утро  было  холодное,  ветер
пронизывающий, деревья  замерзшие.  Зима  стояла  на  пороге,  а  снег  чуть
задержался в пути.
   Внизу на песчаной скаковой дорожке лошади Гуннара Холта перешли на легкий
галоп, и мы смотрели, как они промчались  мимо  линии  финиша,  минуя  пруд,
вокруг смотровой башни. Впереди летел Падди О'Флагерти в своей  великолепной
вязаной шапке с помпоном, вот он натянул поводья,  его  скакун  и  остальные
перешли на шаг. Перед  завтрашними  скачками  это  была  всего  лишь  легкая
пробежка, чтобы выпустить пар,  и  теперь  лошади  медленно  направлялись  к
конюшне.
   - Следующая остановка у Гуннара Холта, - сказал я.
   Мы въехали в ворота, когда лошади уже вернулись, их прогуливали по двору,
прежде чем завести в стойла, и над чепраками поднимался пар, как из кипящего
чайника. Сам Гуннар Холт соскочил с  Уайтфайера,  фаворита,  принадлежавшего
Сэндвику, ласково потрепал его по холке и теперь ждал меня, чтобы продолжить
надоевшую игру.
   - Доброе утро. - Я сделал первый ход.
   - Доброе.
   - Можем мы поговорить?
   Весь его вид выражал, что говорить  не  о  чем,  он  отвел  Уайтфайера  в
стойло, вернулся, мотнул головой в сторону своего бунгало и открыл дверь. На
этот раз Эрик предпочел остаться в машине, и  Гуннар  Холт,  заметив  Одина,
кажется, был доволен его решением.
   - Кофе?
   Тот же самый оранжевый кофейник стоял на плите, тот же  самый  кофе.  Ну,
теперь можно и спросить, решил я.
   - Я ищу седло Боба Шермана.
   - Седло? Разве он не оставил его в раздевалке? Я слышал, что оно там.
   - Может быть, вы знаете, кто забрал его. Я бы хотел  найти  седло...  Оно
принадлежит его вдове.
   - И седло стоит денег, - добавил он, кивнув. - Но я понятия не имею,  кто
забрал его.
   Я косвенно задавал этот  вопрос  еще  несколько  раз  и  в  конце  концов
убедился, что он и вправду не знает.
   - Тогда спрошу Падди, - сказал я. Но и Падди не знал.
   - Оно было там, когда бедного парня  выловили  из  воды.  Клянусь,  седло
висело в день Больших национальных скачек. Но в следующий  раз,  в  четверг,
его уже не было.
   - Вы уверены?
   - Так же уверен, как в том, что я стою перед вами.
   - Почему? - вяло спросил я. - Почему вы так уверены?
   - Ну, понимаете. - Глаза у него сверкнули. - Это самое, оно...
   - Падди, давайте начистоту.
   - Ух...
   - Вы взяли седло?
   - Нет, - твердо возразил он. - Я не брал. - Сама мысль вроде  бы  обидела
его.
   - Что произошло?
   - Ладно, вот послушайте, ведь Боб был мне настоящим  другом.  Боб  был...
Понимаете, я уверен в глубине души, что  Боб  сам  бы  хотел,  чтобы  я  это
сделал... - Падди замолчал.
   - Сделал что?
   - Понимаете, это не кража и ничего такое.
   - Падди, что вы сделали?
   - Ну, понимаете, мой шлем и его шлем висели рядом с его седлом.  Ну,  мой
шлем поцарапанный, с трещиной, а его новенький и целехонький.  Вот  так  это
было. И я поменял их местами. Его забрал, а свой повесил.
   - И сделали это в день Больших национальных скачек?
   - Точно. А в следующий раз,  в  четверг,  когда  уже  Боба  нашли,  седло
исчезло. И мой шлем вместе с ним.
   - Так что шлем Боба здесь?
   - Ага. У меня в чемодане под койкой.
   - Вы не одолжите мне его на несколько дней?
   - Одолжу? - Падди явно удивился. - Я думал, вы хотите забрать его, потому
что шлем по праву принадлежит его миссис.
   - По-моему, она будет рада, если шлем останется у вас.
   - Да, это хороший шлем. Правда хороший.  Он  ушел  и  вскоре  вернулся  и
передал мне шлем. Обыкновенный, соответствующий правилам  жокейский  шлем  с
завязками под подбородком. Я поблагодарил Падди и  пообещал  вскоре  вернуть
его, попрощался с Гуннаром Холтом  и  отправился  в  опасное  путешествие  к
центру Осло.
   Подскакивая на крутых поворотах,  когда  Эрик  срезал  углы,  я  прощупал
подкладку и даже заглянул под  нее.  Ни  фотографий,  ни  бумаг.  Ничего.  Я
отложил шлем в сторону.
   - Нехорошо? - сочувственно проговорил Эрик, чуть отодвинув  морду  бдина,
чтобы посмотреть на меня.
   - Надо перевернуть все камни.
   - И какой следующий камень?
   - Ларе Бальтзерсен.
   По пути к его банку мы проезжали мимо главного входа в  ?Гранд-отель?.  Я
вышел и оставил шлем Боба Шермана у портье в холле, который уже  хранил  мой
снова упакованный утром чемодан. Я дал портье три десятикроновых банкноты, и
он, уставясь на щедрые чаевые, пообещал не спускать глаз с моих вещей.  Ларе
уже почти и не ждал меня.
   - Я думал, что у вас поменялись планы, - заметил он, вводя  меня  в  свой
кабинет.
   - Пришлось сделать круг, - извиняющимся тоном объяснил я.
   - Ну раз уж вы здесь... - Он достал из незаметного бара бутылку  красного
вина и два маленьких бокала и налил нам обоим.
   Его кабинет так же, как у Сэндвика и Торпа, был  выдержан  в  современном
скандинавском стиле. Конечно, подумал я, коммерция должна  идти  в  ногу  со
временем,  но  никакой  информации  о  личности  хозяина   эта   стандартная
обстановка не давала.
   Вместо карт и диаграмм на стенах висели фотографии домов, фабрик, портов,
учреждений. Когда я спросил, Ларе объяснил, что  его  банк  главным  образом
занимается финансированием промышленных проектов.
   - Это коммерческий банк,  -  сказал  он.  -  Мы  руководим  планированием
строительства почти так  же,  как  в  Англии  строительная  ассоциация.  Но,
конечно, мы даем не такие большие ссуды, и кредиты у нас дешевле.
   - Инвесторы не жалуются?
   - Они  получают  со  своих  вкладов  столько  же,  сколько  и  английские
инвесторы. Дело в том, что норвежское общество не платит больших налогов.
   Затем Бальтзерсен рассказал, что в Норвегии много мелких частных  банков,
которые тоже занимаются финансированием строительства, но его крупнейший.
   - Вокруг Осло мучительно не  хватает  земли  для  строительства.  Молодым
парам очень трудно найти и купить дом, - говорил Ларе. -  В  глубине  страны
много пустых заброшенных ферм. Старые владельцы  умерли  или  уже  не  могут
работать в поле,  а  молодых  не  привлекает  такая  тяжелая  жизнь,  и  они
переезжают в город.
   - Как и везде, - сказал я.
   - Мне больше нравятся деревянные дома, - заметил Ларе. - Они дышат.
   - А как насчет пожара?
   - Угроза пожара всегда остается, - согласился он. - Бывало,  что  сгорали
целые города. Но сейчас у нас пожарная служба такая быстрая и опытная,  что,
если человек захочет поджечь дом, чтобы  получить  страховку,  ему  придется
облить его бензином с крыши до фундамента. Иначе  пожарники  потушат  огонь,
едва появится первая струйка дыма.
   Мы допили вино. Ларе закурил, и я спросил о годах  работы  в  Лондоне,  о
мотогонках, но тема не заинтересовала его.
   - С прошлым покончено, - вздохнул он. - Банк и скачки - это  все,  чем  я
теперь занят.
   Потом он спросил, знаю ли я уже, кто убил Боба Шермана? И  такая  вера  в
мою способность все знать прозвучала в его словах, что мне стало не по себе.
   - Нет еще, - разочаровал я его. - Какой лимит в моих расходах?
   Из его ответа я понял, что, если мне удастся найти убийцу, лимита нет, но
если я потерплю поражение, то лимит уже исчерпан.
   - У вас уже есть подозреваемые?
   - Подозрений недостаточно.
   - Понимаю, вам нужны доказательства.
   - М-м-м... Мне придется действовать как браконьеру.
   - Что вы имеете в виду?
   - Поставить капкан, но успеть  выдернуть  свои  ноги  из  капкана  других
браконьеров.
   Я встал и начал прощаться.  Он  тоже  встал  и  сказал,  что  я  напрасно
потратил время, потому что он не сообщил мне ничего полезного.
   - Как знать, - успокоил я Ларса Бальтзерсена.
 
*** 
 
   Эрик и я пошли на ленч в кафе недалеко от штаб-квартиры его брата, потому
что мне хотелось встретиться с ним, а по телефону Кнут Лунд сказал, что  его
дежурство кончается в два и мы можем поговорить до того, как он уйдет домой.
   За ленчем Эрик объяснял, подкрепляя свои  слова  афоризмами  и  строчками
стихов, что все революционеры в конце жизни потому впадают в пессимизм,  что
начисто лишены чувства юмора.
   - Если бы вожди умели веселиться, - уверял он, -  рабочие  уже  давно  бы
правили миром.
   - Шуткам надо бы учить в школе, - заметил я. Эрик подозрительно  взглянул
на меня.
   - Это шпилька?
   - Я понял так, что революционеры не умеют шутить, и в этом беда.
   - Ах, боже мой, вы правы. - Он расхохотался. - Не умеют. А что заставляет
вас тратить жизнь на роль детектива?
   - Любопытство.
   - Быть убитым, как кошка.
   - Ай-яй-яй.
   - Простите. - Он усмехнулся. - Во всяком случае, пока вы еще живы. А  где
вы учились? Есть специальная школа для детективов?
   - Не думаю. Я учился в университете. Потом поработал в промышленности. Не
понравилось. Читал лекции. Не понравилось. Нравились мне лошади, и  я  нашел
место на скачках.
   - Суровое место, как говорят. А когда я вел колонку слухов, я много  чего
наслушался. А что вы читали и в каком университете?
   - Психологию в Кембридже.
   - 0-ох, - воскликнул он. -  Абсолютное  о-ох!  Мы  направились  к  Кнуту,
оставив Одина на посту в машине. Когда мы вошли, он зевал, тер  покрасневшие
глаза и выглядел очень усталым после изнурительного дежурства.
   - Простите, - сказал он, - я сутки не спал, -  и  потряс  головой,  чтобы
прогнать сон. - Но это неважно. Чем могу помочь вам?
   - Сегодня не в деталях.  Только  общее  направление.  Скажите,  насколько
широки  ваши  возможности?  К  примеру,  позволяют  ли  вам  границы   ваших
полномочий схватить кролика, которого я выгоню из  норы?  -  Я  обернулся  к
Эрику:
   - Объясните Кнуту. Если я поставлю капкан, может ли он помочь мне поймать
добычу? И если полномочия позволяют, хочет ли он лично участвовать  в  таком
щекотливом деле?
   Братья посоветовались на своем языке. Кнут, подтянутый, сдержанный, очень
усталый,  и  Эрик,  с  раскованными   жестами,   в   небрежной   одежде,   с
всклокоченным