на ферму,  проверить,  что  и
как.
   Фургон из  Франции,  ездивший  за  двумя  двухлетками  Майкла  Уотермида;
тихонько стоял на своем привычном месте, а его пассажиры дремали  в  стойле.
Водителя нигде не было видно.  Однако  за  "дворниками"  на  лобовом  стекле
обнаружилась записка. Я развернул ее и прочел "Может, кто-нибудь отвезет  их
к Уотермиду? Еле стою на ногах, слишком долго ехал, и вообще, похоже, у меня
грипп. Извини, Фредди". Подписано "Льюис"  и  чуть  ниже  -  "вторник,  2.30
утра".
   Черт бы побрал этот грипп, выругался я в душе. А  лучше  черт  бы  побрал
всех невидимых врагов.
   Я открыл дверь конторы и прошел в свой  офис  за  дубликатами  ключей  от
фургона Льюиса, рассудив, что проще отвезти жеребцов Уотермиду  самому,  чем
дожидаться, пока  подойдут  водители.  Поэтому  я  открыл  фургон,  погрузил
терпеливых и спокойных двухлеток и отвез их  к  месту  назначения,  проделав
путь чуть больше мили.
   Майкл уже был во дворе и многозначительно  поглядывал  на  часы,  которые
показывали скорее около семи, а не назначенные шесть тридцать.
   Когда я выбрался из кабины, он немного смягчился, но не до конца. Он  был
в нехарактерном для него плохом настроении.
   - Фредди! Где Льюис? - спросил он.
   - Заболел гриппом, - с раздражением ответил я.
   - Черт возьми! - Майкл сделал кой-какие подсчеты в уме. -  А  как  насчет
Донкастера? Грипп - это надолго.
   - Я дам тебе другого хорошего водителя, - пообещал я.
   - Это не одно и то же. Льюис помогает седлать и все такое.  Некоторые  из
этих лентяев приезжают на бега и дрыхнут в кабине до самого отъезда.  Бретт,
к примеру. Не выношу его.
   Бормоча что-то  утешительное,  я  спустил  сходни  и  отвязал  ближайшего
жеребца, чтобы свести его вниз.
   - Я полагал, что эти чертовы французы пошлют с ними конюха,  -  проворчал
Майкл жалобным голосом.
   Будь на его  месте  кто-нибудь  другой,  такое  недовольство  обязательно
приняло бы форму яростного гнева. Джерико Рич бы просто рвал и метал.
   - Вчера по телефону Льюис сказал, что французский конюх отправился  домой
из Кале, - пояснил я. - Очевидно, боялся, что его прихватит морская  болезнь
во время переправы, Льюис уверил меня, что он  справится  сам,  так  что  мы
решили не тратить время на поиски помощника. Куда  отвести  этого  парнишку?
Двухлетний жеребец игриво  перебирал  ногами.  Тут  подбежал  старший  конюх
Майкла, принял от меня поводья и повел его на новое место жительства.
   Благополучно выгрузив второй предмет импорта, я заметил,  что  настроение
Майкла улучшилось, он снова стал самим собой и предложил  мне  выпить  чашку
кофе перед отъездом. Мы вместе прошли в дом, в светлую, теплую,  приветливую
кухню, куда обычно и приходили частые посетители, чтобы без лишних церемоний
угоститься соком и тостами за длинным столом из сосновых досок.
   Там была и Моди, в джинсах и теплой рубашке, светлые  волосы  всклокочены
после сна, никакой косметики. Она едва заметила мой приветственный поцелуй и
тут же спросила про Льюиса.
   - Грипп, - дал исчерпывающий ответ Майкл.
   - Но он ведь помогает детям с кроликами!  Чертовски  некстати.  Придется,
видимо, самой.
   - Что делать самой? - неосторожно спросил я.
   - Вычистить там все.
   - Поберегись, - поддразнил меня Майкл, - а то она тебя заставит подтирать
за этими проклятыми кроликами. Моди,  пусть  дети  этим  займутся.  Они  уже
вполне взрослые.
   - Они же в школьной одежде, - запротестовала она. И  в  самом  деле  двое
младших  детей,  мальчик  и  девочка,  аккуратно  одетые  в  серые  костюмы,
ворвались в кухню, где, поздоровавшись с отцом, с аппетитом  набросились  на
завтрак. За ними вошла, к моему глубочайшему изумлению, моя дочь Синдерс.
   На ней был такой же серый костюм. Как я понял из их разговора, она ходила
в ту же школу и на этот раз ночевала у Уотермидов. Хьюго, как  я  догадался,
не рассчитывал, что я явлюсь к завтраку.
   Она безразлично бросила мне: "Привет!", как будто впервые встретила  меня
два дня назад во время обеда в качестве знакомого ее родителей. Ее  внимание
тут же переключилось на детей, с которыми она принялась беззаботно хихикать.
   Я старался не смотреть на нее, но все время  чувствовал  ее  присутствие.
Она сидела  напротив  меня,  аккуратная,  темноволосая,  в  меру  оживленная
девочка, которую любят и у которой надежные тылы. Не моя. И никогда не будет
моей. Я ел тост и от души жалел, что все так вышло.
   - Если у  Льюиса  грипп,  -  спросила  дочка  Моди,  -  то  кто  займется
кроликами?
   - Почему не Эд? - сказала Моди, имея в виду старшего сына.
   - Мама! Не станет он, ты же знаешь. Как брат он никуда не годится.  Льюис
обожает кроликов. Он их гладит по шкурке. Они прыгают через его руки.  Никто
не умеет с ними так хорошо обращаться, как Льюис. Жаль, что он не мой брат.
   Майкл подмигнул Моди, и было совершенно ясно, что ни тот, ни другая не  в
восторге от перспективы выдвижения Льюиса в сыновья.
   - Кто такой Льюис? - спросила Синдерс.
   - Один из шоферов Фредди, - пояснили ей дети и рассказали о фургонах и  о
том, что они принадлежат мне.
   - О! - сказала она без особого интереса. Майкл  пообещал,  что  почистить
клетки попросит одного из конюхов, и Моди стала торопить  детей  заканчивать
завтрак, надевать пальто и забираться в машину, чтобы она могла  отвезти  их
за несколько миль в школу и  при  этом  успеть  до  восьми  тридцати,  когда
начинаются уроки.
   После их отъезда кухня показалась мне слишком тихой  и  пустой.  Я  допил
кофе, встал и поблагодарил Майкла.
   - Всегда  пожалуйста,  -  ответил  он  приветливо.  Случайно  мой  взгляд
остановился на вездесущей круглой металлической  коробке  для  пожертвований
Джона Тигвуда, стоящей на подоконнике.
   - Кстати, - вспомнил я. - Мой фургон должен сегодня  забрать  престарелых
скакунов из Йоркшира. Джон  Тигвуд  сказал,  что  двух  ты  берешь  себе  на
конюшню. Что мне с ними делать? Как ты хочешь, чтобы я всех привез  сюда?  В
смысле которых ты берешь к себе?
   Я не удивился, когда он посмотрел на меня без всякого воодушевления.
   - Лорна опять  меня  уговорила.  Но  проследи,  чтобы  они  не  были  при
последнем издыхании. В прошлый раз, когда он привез мне пару, я  посоветовал
отвезти их на живодерню, чтобы они больше  не  мучились.  Пытаться  продлить
жизнь этим несчастным развалинам - сентиментальная чепуха, да и только,  но,
разумеется, я не могу сказать этого при детях. Они  не  поймут,  что  иногда
нужно умереть.
   Он вышел во двор, собираясь отправиться посмотреть, как проходит утренняя
тренировка лошадей, и неожиданно предложил мне поехать вместе с ним, так как
Иркаб Алхава будет проверяться сегодня на скорость.
   Я, не задумываясь, согласился, донельзя обрадованный  и  польщенный,  так
как мог оценить щедрость такого подарка. В  своем  вездеходном  "Шогане"  он
привез нас к наблюдательному пункту в конце  его  всепогодной  тренировочной
дорожки. Оттуда мы ясно могли видеть трех лошадей, которые мчались  галопом,
стремя в стремя, по подъему в нашу сторону. Вот они поравнялись с нами,  дав
возможность рассмотреть их поближе, и затем остановились в  сотне  ярдов  от
нас.
   Я сам провел бессчетное количество  утренних  часов,  носясь  галопом  на
лошадях во время тренировок. Я и сейчас  делал  это  с  удовольствием,  если
подворачивался случай. Но что касается лошадей Уотермида, на такой случай  я
не мог надеяться, так как жокеи, специализирующиеся или специализировавшиеся
на стипл-чейзе, обычно слишком тяжелы для молодых рысаков,  тренируемых  для
гладких скачек.
   - Как дела у Иркаба? - спросил я как бы между прочим.
   - Просто замечательно.
   В голосе Майкла звучало спокойное удовлетворение. Было еще только  начало
года, и все волнения, связанные  с  тренировкой  фаворита  для  дерби,  были
впереди. Вот в июне он потеряет и сон, и покой.
   Мы проследили еще за несколькими трио лошадей, промчавшихся  мимо  нас  в
заранее установленной последовательности. Потом Майкл сказал:
   - Иркаб в следующей тройке, с ближней к тебе стороны. Увидишь белое пятно
у него на морде.
   - Чудесно.
   Появились еще три лошади, легкие, быстрые  тени  на  коричневой  дорожке.
Иркаб Алхава, двухлетний жеребец с  таким  неудобоваримым  арабским  именем,
сначала  довольно  медленно  развивался  и  не  проявлял  никаких  особенных
спортивных качеств вплоть до бегов в октябре  прошлого  года.  Тогда  осенью
Льюис отвез его в Ньюмаркет просто как одного из рысаков Уотермида. Назад же
он привез сенсацию  сезона,  вслед  за  чем  Пиксхилл  наводнили  репортеры,
подобные большой стае скворцов.
   Задатки, проявленные на соревнованиях в Миддл-парке, нашли  подтверждение
две недели спустя, когда Иркаб блестяще  победил,  выиграв  приз  Дьюхерста,
самое высшее достижение сезона для двухлеток. Он обошел всех лучших  рысаков
Ньюмаркета и в результате во  время  небогатой  событиями  зимы  стал  почти
легендой, причем его странная  кличка  только  прибавила  ему  загадочности.
Пресса переводила ее на английский как  "Летящий  по  ветру",  что  пришлось
публике очень по душе, хотя сам я слышал, что перевод этот не совсем  точен.
Неважно, Иркаб Алхава сделал большое дело для Майкла, Пиксхилла, Льюиса,  да
и Фредди Крофта.
   Гнедая сенсация с продолговатым белым пятнам на морде,  по  которому  его
легко было узнать издалека, без всяких  усилий  мчался  по  дорожке  в  нашу
сторону. Бег его отличался тем удачным сочетанием мускулов  и  массы,  каким
природа одаривает не многих счастливчиков из числа лошадей и людей, и  тогда
в них изящество движений равнозначно скорости.
   Как всегда при виде великолепных лошадей, я испытывал  странную  зависть:
мне не просто хотелось оказаться в седле, мне хотелось стать ими, лететь  по
ветру. Разумеется, все это было чепухой, но после долгих лет общения с этими
замечательными  животными  они  стали  как  бы  продолжением  меня,   всегда
присутствовали в моем подсознании.
   Далеко не все радовались появлению такого жеребца  в  конюшне  Уотермида.
Человек, он и  есть  человек,  и  немало  нашлось  бы  людей,  связанных  со
скачками, которые порадовались бы, если бы с Иркабом  что-нибудь  случилось.
Майкл относился к таким людям философски.
   - Зависть и  жадность  были  и  будут.  Только  посмотри,  как  некоторые
политики провоцируют эти чувства! Если люди злятся и делают подлости, это их
проблемы, не мои. - Человек культурный, к тому же с мягким характером, Майкл
не понимал, насколько сильной может быть ненависть, не имеющая оснований.
   Иркаб мощным, сильным галопом промчался мимо. Майкл  было  повернулся  ко
мне с улыбкой, но  увидел,  что  комментарии  излишни.  Когда  видишь  такую
лошадь, какие уж тут комментарии.
   Мы вернулись к конюшням. Я поблагодарил Майкла. Он кивнул, и я понял, что
каким-то странным образом, благодаря этому великолепному  галопу,  мы  стали
ближе, почти что друзьями, а не просто хорошими деловыми партнерами.
   Я отогнал шестиместный фургон Льюиса  назад,  на  ферму.  Деловая  суета,
царящая там, быстро вернула меня на землю.
   Азиз вышел на работу. Его живость и сверкающая улыбка уже  успели  слегка
затуманить отнюдь не столь сияющие глаза Харва.  Он  с  видимым  облегчением
приветствовал мое появление  и  объяснил,  что  пытается  втолковать  Азизу,
недовольному его первым заданием, что работа есть работа и еще раз работа.
   - В нашем деле всякое бывает, - сказал  я  Азизу.  -  Сегодня  ты  везешь
семерку  стариков,  дышащих  на  ладан.  Зато  завтра,  возможно,   повезешь
победителя дерби. Для нас главное - доставить груз живым и невредимым.
   - О'кей.
   - И помни, пожалуйста,  что,  пока  ты  едешь  по  шоссе  с  определенной
скоростью, все лошади либо дремлют, либо спят, но, когда ты замедляешь ход и
поворачиваешь, они просыпаются и сначала не могут сообразить, где находятся,
поэтому топчутся, стараясь удержаться на ногах. Все лошади так себя ведут, а
эти к тому же еще и очень старые и вообще с трудом держатся  на  ногах,  так
что нужно быть особо осторожным, иначе ты привезешь их валяющимися на  полу,
если вообще живыми, и  в  результате  нам  не  заплатят,  да  мы  еще  легко
отделаемся.
   Азиз слушал эту скучную проповедь сначала  с  недоверчивой  ухмылкой,  но
потом с полным вниманием. Не мешало бы  ему  еще  время  от  времени  кивать
головой.
   - Ты ведь водил фургоны с лошадьми, верно? - спросил я.
   - Да, - быстро ответил он. - Конечно. Но недалеко, вокруг  Ньюмаркета.  И
на скачки в Ярмут. Но не по шоссе.
   Харв нахмурился, но в подробности вдаваться не стал. Так  что  я  остался
при  своих  больших  сомнениях.  Верно,  в  Восточной  Англии  мало  длинных
шоссейных дорог, но с трудом верилось, что конюшня в Ньюмаркете не  посылала
своих лошадей на более дальние расстояния.
   Я было собрался задать Азизу несколько  наводящих  вопросов,  но  в  этот
момент  в  наших  воротах  возникла  Лорна,  сестра  Моди,  в   своем   алом
"Рэйндж-ровере", аристократе машин класса "сафари", пригодных как к суровому
африканскому бездорожью, так и к ровным дорогам Пиксхилла.
   Озабоченная и деловитая, Лорна выскочила  из  машины  и  подошла  к  нам,
торопливо поцеловав меня в щеку.  Голубоглазая  тридцатилетняя  блондинка  с
длинными ногами, разведенная и богатая, прелестная Лорна  сурово  посмотрела
на меня и обозвала свиньей за то,  что  я  потребовал  деньги  за  перевозку
"пенсионеров".
   - Гм, - произнес я, - а Джон Тигвуд  берет  деньги  с  владельцев  старых
лошадей?
   - Это совсем другое дело.
   - Ничего подобного, просто он хотел получить  и  там,  и  здесь,  вернее,
пытался.
   - Центру престарелых нужны деньги. Я улыбнулся ничего не значащей улыбкой
и познакомил Лорну с Азизом, сегодняшним водителем.  Лорна  широко  раскрыла
глаза. Азиз, пожимая ей руку,  одарил  ее  сверкающей  белозубой  улыбкой  и
сиянием темных глаз. Лорна начисто позабыла про мою жадность и  доверительно
поведала Азизу, что им доверена  прекрасная  миссия  милосердия  и  что  они
должны почитать за честь, что им поручили спасение старых друзей.
   - Полностью с вами согласен, - сказал Азиз. Он слегка  усмехнулся  в  мою
сторону, как бы предлагая обвинить его в двуличии. Бродяга он,  и  все  тут,
подумал я, но такие бродяги хорошо действуют  на  настроение,  до  известных
пределов, разумеется.
   Как раз этот момент и выбрал Джон Тигвуд, чтобы  осчастливить  нас  своим
появлением, без которого лично  я  вполне  бы  обошелся.  Маленький  пузатый
недоносок, как называл его Харв, возник из бежевого пикапа, на котором вдоль
и поперек аршинными белыми буквами было  написано:  "Центр  для  престарелых
лошадей", и с важным видом направился к нам.  На  нем  были  серые  плисовые
штаны, рубашка, расстегнутая у ворота, и свитер грубой вязки. В руке он  нес
куртку.
   - Доброе утро, Фредди.
   Голос звучал сурово, но  было  совершенно  очевидно,  что  под  напускной
важностью не скрывается ничего  существенного.  По  сути  дела,  Тигвуд  был
ничтожеством, играющим им самим придуманную роль. Такое встречается  не  так
уж редко, и не всегда следует таких людей осуждать. Что еще он мог поделать?
Красться по жизни, бить себя кулаком в грудь?
   Я уже давно привык к центру для престарелых как переменной части  местной
жизни. В то утро, во вторник, я задумался, сам ли Тигвуд создал этот  центр,
на что он живет, не на собранные ли пожертвования, и если так, то не следует
ли Пиксхиллу воспротивиться? Здесь постоянно  можно  было  встретить  старых
лошадей, дремлющих на солнышке. Дело в  общем-то  стоящее,  если  помнить  о
милосердии.
   - Привет, Лорна, - сказал Тигвуд.
   - Джон, дорогой мой. - Лорна клюнула его в щеку где-то  поверх  жиденькой
бороденки, огибавшей острый подбородок.
   Даже бороденка у него, подумал я, стараясь сдержать раздражение, ни то ни
се. Как и его тонкая шея с острым кадыком. Но ведь это не его вина.
   - Чем могу служить, Джон? - спросил я, поприветствовав его.
   - Подумал, мне стоит поехать с Лорной, - возвестил он. - Семь  лошадей..,
две пары рук лучше, чем одна. Это твой водитель?
   Лорна бросила быстрый взгляд на Азиза, внезапно усомнившись, что  ей  так
уж нужен Джон, но маленький пузатый недоносок уже все решил,  явился  одетым
для путешествия, и спорить с ним было бесполезно.
   - Как мило, - сказала Лорна без всякого воодушевления.
   - Путь неблизкий, - как бы между прочим заметил я, - пора бы и двигаться.
   - Да, да, конечно, - сказал Тигвуд, суетливо принимая на себя руководство
операцией. - Поехали, водитель.
   - Его зовут Азиз, - подсказал я ненавязчиво.
   - Да? Тогда поехали, Азиз.
   Я посмотрел, как эти  два  абсолютно  несовместимых  человека  залезли  в
кабину вместе с защитницей старых и обездоленных. Азиз  мрачно  взглянул  из
кабины в мою сторону, и я понял, что если у него и  были  какие  надежды  на
приличный день, то они улетучились. Я понимал его, как никто. Ни за  что  не
захотел бы поменяться с ним местами.
   Пока Азиз умело разворачивался и  выезжал  со  двора,  я  припомнил,  что
именно под этим девятиместным фургоном находится тот магнит,  что  обнаружил
Джоггер. Я надеялся, что те гвозди в куске дерева, изолирующего  магнит,  до
сих пор держатся, и не предупредил о магните  Азиза.  Не  сказал,  чтобы  он
присматривал за посторонними, пытающимися залезть  под  фургон.  Мне  трудно
было себе представить, что кто-то пойдет на все эти ухищрения  на  дистанции
между Йоркширом и Пиксхиллом, так  как  все  что  угодно  значительно  проще
доставить машиной.
   Вслед за Азизом через пять минут уехал Харв, чтобы  успеть  забрать  двух
рысаков на бега в Челтенгем. Еще  один  фургон  уже  ушел  туда  же,  а  два
отправились в аэропорт  Бристоля,  чтобы  забрать  там  ирландских  лошадей,
прилетевших на скачки  на  Золотой  кубок.  Три  других  фургона  перевозили
племенных кобыл. Неплохо, особенно если учесть обстоятельства.
   Я вернулся в контору, где Роза и Изабель в отчаянии  разглядывали  пустые
экраны компьютеров и без конца спрашивали меня, что им делать.
   - Пишите письма старым: способом, на машинке, - предложил я.
   - Вероятно, придется, - с отвращением заметила Изабель.
   - Мастер обещал завтра прийти, - успокоил я ее.
   - Чем скорей, тем лучше.
   Тигвудова коробка для сбора пожертвований стояла у Изабель  на  столе.  Я
поднял ее и  потряс.  Результат  был  неутешительным,  судя  по  звуку,  там
болталось не более трех-четырех монет.
   - Мистер Тигвуд вынимал оттуда  деньги  на  прошлой  неделе,  -  сообщила
Изабель. - Не больно-то много там и было. Он  сказал,  что  мы  должны  быть
щедрее.
   - Может, и должны.
   Я отправился на моей "рабочей лошадке"  в  Ньюбери  и  отдал  пленку,  на
которую снимал Джоггера, в срочную проявку, а также забрал  заказанный  мною
словарь рифм. Честно сказать, я такого словаря раньше и в руках  не  держал,
поэтому пока я сидел в машине на  стоянке,  дожидаясь,  когда  будет  готова
пленка, то ради интереса полистал его. Прежде всего я обнаружил,  что  рифмы
там расположены не в обычном алфавитном порядке, а начинаясь с гласных.
   "Анна, - прочел я. - Ванна, манна, саванна..."
   "Еда - беда, вода, года, города..."
   "Ор - двор, мор, сор, хор..."
   Там были сотни, тысячи рифм, и все совершенно бесполезны.  Я  понял,  что
мне следует иметь криптограммы Джоггера перед глазами, а не  просто  держать
их в памяти. Вдруг, если они будут у  меня  перед  глазами,  меня  и  осенит
светлая  идея  при  чтении  чего-нибудь  вроде  "урюк  -  жук,  сук,   паук,
сундук...".
   И еще надо помнить, подумал я  в  отчаянии,  что  в  джоггеровском  кокни
"сейчас" вполне могло звучать как "щас", а "маленько" как "маненько"  и  что
он мог проглатывать окончания.
   Захлопнув словарь, я забрал печальные фотографии,  рассказывающие  о  его
смерти, и поехал домой, чтобы немного прибраться и приготовить  комнату  для
сестры, что означало заст