ница  пространства  исключает  все
остальные. Другими словами, если эта вещь там, она не может находиться еще и
здесь. Точно  так  же и во  времени:  если событие  произошло раньше, оно не
может произойти потом.
     - Нельзя подождать до завтра? - спросил Бакмэн. - Вы  сказали,  что для
установления токсина потребуется двадцать  четыре часа. Двадцать четыре часа
меня устраивают.
     - Но  вы  же  попросили  ускорить  анализ,  -  удивился  Вестербург.  -
Потребовали,  чтобы  вскрытие  началось  немедленно.  В  два  десять сегодня
пополудни, когда меня впервые вызвали по этому делу.
     - В  самом  деле?  - пробормотал  Бакмэн. Ну да, подумал  он.  Конечно.
Прежде чем маршалы  успеют придумать свою версию. -  Ладно, только ничего не
рисуйте, - попросил он. - Объясните на словах. У меня глаза болят.
     - Исключительность пространства, как мы уже знаем, - всего лишь функция
мозга в момент восприятия.
     Она  разбивает  поступающую  информацию  на   дискретные  единицы.   Их
миллионы. Миллиарды,  если  точнее.  Однако  само  по  себе  пространство не
ограничено. На самом деле само по себе оно вообще не существует.
     - То есть? Оторвавшись от рисунка, Вестербург сказал:
     - Наркотик типа  КР-3 подавляет способность  мозга выделять и  отличать
друг от друга дискретные единицы  пространства. В момент восприятия  понятия
"там" и "здесь" перестают существовать.  Мозг не может определить, находится
ли предмет на своем месте или его уже нет. Когда это происходит, мозг теряет
способность выделять альтернативные  пространственные  векторы. Он  начинает
одинаково  воспринимать  весь спектр  пространственных вариаций. Мозг  не  в
силах определить, существуют  ли данные предметы  на самом  деле  или это их
латентные внепространственные вероятности. В результате  перед испортившейся
системой  восприятия  открываются  несколько  параллельных  пространственных
коридоров. Для сознания начинается построение новой вселенной.
     - Понятно, - кивнул Бакмэн.  На самом деле он ничего не  понял. Да и не
хотел понимать. Скорей бы домой. Забыть все.
     - Это очень важно, - искренне произнес Вестербург. -  КР-3 -  настоящий
прорыв.  Попавший   под   его  воздействие  субъект  вынужден   воспринимать
нереальные вселенные, хочет он  того  или нет.  Как я уже  говорил, миллионы
возможностей  становятся теоретически  реальными.  И  тут  в  игру  вступает
случай.  Воспринимающая   система   человека   выбирает  из   представленных
возможностей  одну. Она обязана сделать выбор, иначе  параллельные вселенные
належатся друг на друга и  пропадет само понятие пространства. Вы следите за
моими рассуждениями?
     Сидящий неподалеку за своим столом Герберт Мэйм сказал:
     -  Он имеет  в виду,  что мозг хватается за ближайшую  пространственную
вселенную.
     - Именно,  - кивнул Вестербург. -  Вы читали секретный доклад по  КР-3,
мистер Мэйм?
     - Прочитал  час  назад,  - откликнулся Мэйм. -  Большая  часть  от меня
ускользнула,  слишком уж  все  сложно,  но  я  понял,  что эффект  препарата
временный.  Рано или поздно сознание  восстанавливает  контакт  с изначально
выбранной пространственно-временной системой.
     -  Правильно, -  снова кивнул  Вестербург.  - Но  в  промежутке,  когда
препарат действует, подопытный существует.., или думает, что существует...
     - Между этими двумя понятиями нет никакой раа-ницы, - вставил Герб. - В
этом особенность наркотика. Он снимает все отличия.
     - Технически, - согласился Вестербург - С  точки же зрения подопытного,
все  немного  не так Новая, актуализированная реальность  окружает его, и он
начинает  вести себя так, словно попал в другой мир. Мир  с другой  системой
координат.., причем количество изменений зависит от  того,  насколько далеко
отстояли друг от друга  в пространстве-времени мир, в котором он жил раньше,
и мир, где он вынужденно оказался.
     - Я пошел домой, - заявил Бакмэн. - С меня хватит. Спасибо, Вестербург.
- Он машинально протянул руку главному судмедэксперту. - Подготовьте рапорт,
- сказал генерал Герберту Мэйму, - я просмотрю утром.
     Он направился  к  двери, перебросив через  руку серый  плащ.  Он всегда
носил его подобным образом.
     - Теперь вы понимаете, что произошло с Таверне-ром? - спросил Герб.
     - Нет, - сказал Бакмэн, остановившись.
     -  Он  попал во вселенную, в  которой  его раньше  не  было.  И  мы его
просмотрели, потому что являемся объектами  его  системы восприятия.  Потом,
когда действие наркотика закончилось, он вернулся. По сути дела, его вернула
сюда ее смерть, а  не то, что он  принял и чего  не принял. Соответственно и
центральная база данных тут же выбросила нам его досье.
     - Спокойной ночи, - сказал Бакмэн.
     Генерал прошел через огромный пустой зал  с  металлическими столами, на
которых не было ни единой бумаги - под конец дня все прибрались, в том числе
и Мак-Налти. Миновав зал, он ступил в ведущий на крышу лифт.

     ***

     Ночной воздух,  прохладный и чистый, вызвал прилив невыносимой головной
боли. Генерал зажмурился и заскрипел зубами. Надо было  взять  у Вестербурга
какое-нибудь  обезболивающее,  подумал  он. В  аптеке академии их полно, а у
Вестербурга есть ключи.
     Он  снова вошел в лифт и  спустился на четырнадцатый этаж. Вестербург и
Герб Мэйм все еще были в офисе.
     Увидев Бакмэна, Герб произнес:
     - Я  хочу объяснить  кое-что  из того, что сказал. Я говорил,  что мы -
суть объекты его системы восприятия.
     - Это не так, - возразил Бакмэн.
     - Это не так и вместе с тем это так. Тавернер ведь не единственный, кто
принимал КР-3. Была еще и Элис. Тавернер, как и все  мы, стал субъектом в ее
си-стеме восприятия. Перейдя  в  иное  измерение, она и его туда перетащила.
Вместе с тем он, как и мы, продолжал оставаться в нашей вселенной. Мы как бы
заняли два  пространственных коридора  одновременно;  один реальный,  другой
нет.  Один  из  них  -  это  наше  настоящее,  другой  коридор  -  латентная
вероятность,  одна  из  многих,  временно зарезервированная препаратом КР-3.
Временно. Всего на два дня.
     Это  достаточный  срок,  чтобы  причинить  огромный  ущерб вовлеченному
сознанию. Мозг вашей  сестры,  мистер Бакмэн, был  разрушен не  токсическими
веществами, а невероятной перегрузкой. Причиной смерти стала несовместимая с
жизнью  травма кортикальной ткани, ускорение естественного  неврологического
старения... Другими словами, за эти два дня  ее мозг получил такую нагрузку,
что она умерла от старости.
     -  У  вас  есть  что-нибудь  от  головной  боли? -  обратился  Бакмэн к
Вестербургу.
     - Аптека закрыта, - ответил Вестербург.
     - Но у вас есть ключ.
     - Я не имею права им пользоваться в отсутствие аптекаря.
     - Сделайте исключение! - резко сказал Бакмэн. - Один раз.
     Вестербург поднялся и принялся перебирать ключи.
     - Если бы аптекарь был на месте, - заметил Бакмэн, - ключ бы вам вообще
не понадобился.
     - Вся  планета, - покачал головой Греб, - управляется бюрократами. - Он
посмотрел  на  Бакмэна.   -  Похоже,  с  вас  хватит.  Примите  лекарство  и
отправляйтесь домой.
     - Я не болен. Просто мне нехорошо.
     - Не перегружайте себя. Вы же собрались уходить, а потом вернулись.
     - Я как животное, - вздохнул Бакмэн. - Как лабораторная крыса.
     Зазвонил телефон на огромном дубовом столе.
     - Думаете, кто-то из маршалов?  - спросил  Бакмэн.  -  Сегодня я  не  в
состоянии с ними общаться.
     Герб поднял трубку. Затем, прикрыв рукой микрофон, прошептал:
     - Это Тавернер. Джейсон Тавернер.
     - Я поговорю с ним. - Бакмэн взял трубку из рук Мэйма и произнес:
     -  Привет,  Тавернер.  Поздний  час.   Металлическим  голосом  Тавернер
ответил:
     - Я хочу сдаться полиции. Жду вас в квартире  Хизер Гарт. Мы вместе вас
ждем.
     - Он хочет сдаться, - прошептал Бакмэн Мэйму.
     - Пусть приезжает сюда, - прошептал в ответ Мэйм.
     -  Приезжайте  сюда, - сказал  Бакмэн  в  трубку. - А с чего бы это  вы
решили  сдаться  властям?  -  спросил вдруг он. -  Мы же вас в  конце концов
прикончим. Ты что, не понимаешь, сволочь  несчастная? Почему ты не пытаешься
убежать?
     - Куда? - простонал Тавернер.
     -  В  какой-нибудь  кампус.  В   Колумбию.  У  них  достаточно  прочное
положение. Есть вода и пища.
     - Я больше не хочу, чтобы за мной охотились, - сказал Тавернер.
     - Жизнь  - это когда за тобой охотятся, - назидательно произнес Бакмэн.
-  Ладно,  Тавернер, -  вздохнул  он  - Приезжайте сюда. И бабу эту  с собой
берите. Возьмем с нее объяснение.
     Чертов дурак, подумал он. Сдаться, видите ли, решил!
     - Перед тем как приехать,  можешь отрезать  себе яйца!  -  рявкнул он в
трубку. - - Я хочу во всем признаться, - прозвучал слабый голос Джейсона.
     - Как только сюда приедешь, я собственноручно тебя расстреляю, - сказал
Бакмэн.  - Заявлю,  что  ты  сопротивлялся  задержанию.  Или  еще что-нибудь
придумаю. Что угодно У  нас  тут  большой выбор. - Он повесил трубку. - Едет
сюда, чтобы его шлепнули, - сказал генерал Мэйму - Вы  сами  завели на  него
дело, - пожал плечами Мэйм. - Если хотите, можете оставить его в покое Пусть
выпускает пластинки и ведет свое дурацкое шоу.
     -  Нет, - покачал головой Бакмэн. Вестербург принес две розовые капсулы
и бумажный стаканчик с водой.
     - Ваше лекарство, -  сказал судмедэксперт, ставя стакан перед генералом
- Смесь Дарвона.
     - Благодарю. -  Бакмэн проглотил капсулы, выпил воду, скомкал стаканчик
и бросил его в уничтожитель. Наступила тишина.
     - Идите домой, - сказал Герб. - А еще лучше, в мотель, хороший мотель в
центре города. Выспитесь, не вставайте рано, я разберусь с маршалами,  когда
они позвонят.
     - Мне надо встретить Тавернера.
     -  Не надо. Я сам заведу  на него  дело.  Или дежурный сержант. Как  на
любого преступника.
     -  Герб,  - остановил  помощника  Бакмэн,  - я  действительно  хочу его
пристрелить.
     Подойдя к столу, генерал  открыл нижний ящик,  вытащил из него шкатулку
из  кедрового  дерева и поставил  на стол.  Из шкатулки извлек  однозарядный
пистолет "ерринджер"  двадцать второго  калибра. Зарядил пистолет патроном с
полым  наконечником  и  взвел  курок, удерживая пистолет стволом вверх,  как
требовали правила безопасности. Привычка.
     - Разрешите взглянуть? - произнес Герб. Бакмэн протянул ему оружие.
     - Сделано Кольтом. Кольт закупил все матрицы и шаблоны. Я забыл когда.
     - Отличное оружие. - Герб взвесил пистолет в руке. - Просто отличное. -
Он  вернул  пистолет генералу.  - Но пуля двадцать  второго калибра  слишком
мала. Нужно  попасть ему  точно  между бровями.  Для  этого он должен стоять
строго напротив вас. - Мэйм положил руку на плечо генерала. - Возьмите лучше
служебный тридцать восьмой или сорок пятый. Договорились?
     - Вы знаете, чей это пистолет? - спросил Бакмэн - Элис. Она хранила его
здесь, так  как боялась, что может застрелить меня во время ссоры или ночью,
когда  она.,  в  депрессии.  Но  это не дамский пистолет.  Дерринджер  делал
дамские пистолеты, но это не дамский.
     - Вы купили его для Элис?
     -  Нет,  - вздохнул  Бакмэн. - Она сама нашла  его в ломбарде в Уаттсе.
Отдала за  него  двадцать  пять долларов. Хорошая  цена,  учитывая состояние
оружия.  -  Генерал  поднял  голову   и  посмотрел   Гербу  в  глаза.  -  Мы
действительно  должны его прикончить. Если мы не навесим на  него это  дело,
маршалы меня распнут. А я не хочу терять работу.
     - Я обо всем позабочусь, - сказал Герб.
     - Ладно, - кивнул  Бакмэн.  -  Я пошел домой. - Он  уложил пистолет  на
красную  бархатную  подушечку  в  шкатулке,  запер ее,  потом снова  открыл,
вытащил пистолет и разрядил его. Герб Мэйм и Фил Вестербург молча следили за
действиями  начальника. - В этой модели ствол переламывается  вбок, - сказал
Бакмэн. - Не привившееся конструктивное решение.
     - Отправляйтесь домой на служебной машине, - посоветовал Герб. -  После
всего, что случилось, вам не следует вести вертушку.
     - Я могу вести, -  сказал Бакмэн.  - Я в любом  состоянии могу вести, -
повторил он. - Чего я не могу, так это убить стоящего напротив меня человека
пулей двадцать второго калибра. Кто-то должен сделать это за меня.
     - Спокойной ночи, - спокойно произнес Герб.
     - Спокойной  ночи.  - Бакмэн вышел из  кабинета и зашагал  к  лифту  по
пустым коридорам полицейской  академии. "Дарвон" уже начал действовать, боль
уменьшилась, и  Бакмэн испытывал благодарность и  облегчение. Теперь я смогу
подышать ночным воздухом, подумал он. И не страдать.
     Дверь лифта скользнула  в  сторону. На пороге стояли Джейсон Тавернер и
красивая  женщина.  Оба были бледны и  испуганы.  Высокие, красивые, нервные
люди. Сразу видно, шестые. Шестые, которые потерпели поражение.
     - Вы арестованы, - произнес Бакмэн. - Я зачитаю ваши права. Все, что вы
скажете, может быть использовано против вас. Вы имеете право на защиту, если
вы не можете  позволить себе адвоката, он будет вам предоставлен. У вас есть
право  на  суд присяжных, если вы  от него  отказ ы-ваетесь,  судью назначит
полицейская академия Лос-Анджелеса. Вы поняли, что я вам сказал?
     - Я пришел,  чтобы снять с  себя всякие  подозрения, - произнес Джейсон
Тавернер.
     - Мои сотрудники вас выслушают. Пройдите по коридору в голубой кабинет,
вы там  уже  были. Видите, возле двери стоит человек в однобортном костюме и
желтом галстуке? Он вас ждет.
     -  Я хочу,  чтобы с  меня  сняли подозрения, -  повторил  Джейсон.  - Я
признаю, что я был  в доме, когда умерла  Элис, но к  ее  смерти я  не  имею
никакого отношения. Я поднялся на второй этаж и увидел ее в  ванной комнате.
Она хотела дать  мне торазин - чтобы снять действие  мескалина,  который она
дала мне раньше.
     -  Он увидел ее как скелет,  -  вставила женщина,  судя по всему, Хизер
Гарт. - Под действием  мескалина. Может ли это послужить ему оправданием? Он
был не в  состоянии контролировать свои поступки, он находился под действием
мощного галлюциногенного препарата. Разве этого недостаточно, чтобы человека
оправдали? А я  вообще не имею к ее смерти ни малейшего отношения. Я даже не
знала, что она умерла, пока не прочитала в газете.
     - В некоторых штатах этого достаточно, - сказал Бакмэн.
     - Но не здесь, - понимающе вздохнула женщина.
     - Я заведу на них дело и допрошу, - сказал  подошедший Герберт  Мэйм. -
Идите домой и отдыхайте, мистер Бакмэн. Как мы договорились.
     - Благодарю вас, - произнес генерал.  - Где мой  плащ? Боже,  как здесь
холодно.  На  ночь  отопление  выключают,  -  виноватым  тоном  добавил  он,
обращаясь к Хизер и Джейсону. - Извините.
     - Спокойной ночи, - сказал ему Герб.
     Бакмэн  вошел   в   лифт  и  нажал  кнопку  закрытия   дверей.   Может,
действительно  взять  полицейскую  машину?  -  подумал Бакмэн.  Какой-нибудь
курсант-первогодок  с удовольствием  отвезет меня  домой. Или, как предложил
Герб,  в  хороший мотель в центре  города. А можно  поехать в одну из  новых
звуконепроницаемых  гостиниц  в  районе  аэропорта.  Но тогда  моя  вертушка
останется здесь и завтра надо будет снова вызывать такси.
     Холодный воздух  и  темнота на  крыше заставили  его  поморщиться. Даже
Дарвон  не помогает, подумал  он. Не до  конца, во всяком случае. Голова все
еще болит.
     Он открыл дверь вертушки, забрался в салон и захлопнул дверь. Здесь еще
холоднее. О боже. Бакмэн  завел двигатель и  включил обогрев кабины. Ледяной
воздух  из  вмонтированных  в  пол  вентиляторов  ударил  по  ногам. Бакмэна
затрясло.  Дома  мне  будет  лучше,  подумал он.  Наручные  часы  показывали
половину третьего утра. Неудивительно, что так холодно.
     Почему я  выбрал  Тавернера? -  задумался генерал. Из  шести миллиардов
человек, населяющих эту планету, выбрать одного конкретного мужчину, который
никому не, причинил  зла и вообще ничего  не сделал,  разве что  подвернулся
властям. Так вот в  чем  дело,  понял  он. Джей-сон  Тавернер позволил  себе
попасться на глаза. Не зря у нас говорят, если тебя один раз заметили, потом
уже никогда не забудут.
     Но я же могу выбрать кого-нибудь другого, как заметил Герб.
     Нет,  тут же  возразил сам себе  генерал. Снова и снова нет. Жребий был
брошен с самого начала. Еще до  того, как  кто-либо из  нас приложил к этому
руку. Тавернер, ты был обречен со старта. С первого своего шага.
     Мы играем роли,  думал Бакмэн.  Занимаем  должности. Кто  большую,  кто
маленькую. Кто  заурядную, кто странную. Кто выдающуюся  и причудливую.  Кто
заметную,  кто менее  заметную.  А кто  и  вообще  невидимую.  Роль Джейсона
Тавернера  была  грандиозна -  в  финале.  И  в финале надо  было  принимать
решение. Если  бы он  остановился на том, с  чего начал: ничтожный человечек
без документов, прозябающий в грязном вонючем клоповнике.., если бы он там и
остался,  тогда  его  можно  было  бы  и отпустить...  Или, в худшем случае,
законопатить в трудовой лагерь. Но Тавернер выбрал другое.
     Какая-то  иррациональная  внутренняя воля  порождала  в  нем стремление
выделиться,  стать  заметным, известным.  Хорошо,  Джейсон  Тавернер,  думал
Бакмэн, ты снова известен, знаменит, как прежде, даже еще больше. Твоя новая
известность послужит высшим целям.., о которых ты ничего не знаешь и которые
ты  примешь на  веру.  И даже у края  могилы твой рот  будет все еще открыт,
произнося один и тот же вопрос:  "Что я  сделал?" Так  тебя и  похоронят,  с
открытым ртом.
     И  я  никогда  не  смогу  тебе этого объяснить. Разве  что сказать:  не
попадайся  на глаза  властям. Не  буди  нашего интереса.  Не  заставляй  нас
узнавать о тебе больше.
     Когда-нибудь  твоя история, детали и подробности твоего  падения станут
достоянием публики.  Это случится  не скоро, когда никому до этого больше не
будет дела. Когда не будет исправительных лагерей  и студенческих кам-пусов,
окруженных   полицейскими  со   скорострельными  пулеметами.  Полицейские  в
противогазах  - это делает их похожими  на отвратительных земляных  тварей с
хоботами и огромными глазами, опасных, низших животных. Когда-нибудь, может,
даже проведут  посмертное расследование и выяснят, что ты никому не причинил
вреда, ничего не сделал.., просто тебя заметили.
     Настоящая, окончательная истина заключена в том, что, несмотря на  твою
славу  и бешеный успех у публики, тебя  можно пустить в расход. А  меня нет.
Вот и вся разница Поэтому ты уйдешь, а я останусь.
     Вертушка взмыла  в небо, к скоплению звезд.  Генерал принялся  тихонько
напевать про себя, представляя, как совсем скоро он погрузится в  мир своего
дома, музыки, размышлений и любви, книг, резных шкатулок и редких марок. Эти
мысли на мгновение оттеснили холодный ветер, порывами налетающий на машину -
крошечную светлую точку, почти невидимую в ночи.
     Существует красота,  которая никогда не будет  утрачена,  произнес  про
себя генерал. Я сохраню ее; я один из тех, кто  знает ей цену. Я в ней живу.
И это в конечном счете самое главное.
     Он беззвучно  пел про себя. И наконец почувствовал  тепло - стандартный
полицейский нагреватель заработал.
     По щеке генерала  скатилась  капля. О боже, в ужасе подумал он. Я снова
плачу. Он вытер влагу с глаз. "По ком я плачу? - спросил он себя. - По Элис?
По Тавер-неру? По Хизер Гарт? Или по ним по всем?"
     Нет, подумал он. Просто я  очень устал и перенервничал. Это  ничего  не
значит.  Почему вообще плачут мужчины? Они ведь плачут не  так, как женщины.
Не  из-за чувств. Мужчина  плачет о потере.  О  ком-нибудь  живом. Он  может
плакать о больном животном, которое не выживет. Или смерть ребенка - мужчина
может из-за нее плакать. Но не потому, что жизнь печальна.
     Мужчина, думал Бакмэн, плачет не о будущем  и не о прошлом. Он плачет о
настоящем. А что есть настоящее? В здании полицейской  академии  допрашивают
Джейсо-на Тавернера,  и  он дает показания. Как