- Все они у тебя посчитаны, ты стараешься селить их компактно и пресекать
любые самовольные действия, так?
   - А ты чего хотел?! Как мы еще можем тут выжить, если не принимать  мер?!
Если каждый будет шляться
   Сам по себе?!
   - Ладно, остынь, - попросил Гош. - Хватит. Ты не против, если я  тихонько
покатаюсь сегодня по городу и присмотрюсь, что  к  чему?  Обещаю  -  никаких
эксцессов. Я буду тих и скромен. Борис неприязненно скривился.
   - Вдруг у меня толковые идеи появятся? - предположил Гош.
   - Черт с тобой, - процедил Борис. - Если что пеняй на себя. И  к  вечеру,
будь добр, найди где залечь.
   Ночью у нас...
   - Комендантский час, - подсказал Гош. - Я уже понял.
   -  А  утром  приезжай  ко  мне,  -  проигнорировал  замечание  Борис.   -
Разберемся.
   - Ладно. Ну, пока. - Гош повернулся к машине и поманил  за  собой  Беллу.
Собака нехотя оставила Бориса и затрусила к "Хаммеру".
   - Слушай! - позвал Борис. - Так кто это был все-таки?
   - Кто? - не понял Гош.
   - Который "бывал мал, бывал велик"?
   - А-а... Суворов, - бросил через плечо Гош, открывая Белле дверцу.
   - И ты не помнишь, кто был в прошлой жизни? - усомнился Борис.
   - Не-а! - усмехнулся Гош. - А вот еще вопрос... Да не дергайся ты! Есть в
мозгу  такой  орган,  называется  гиппокамп.  Если   по-простому,   то   это
коммутатор. Посредник между оперативной памятью и долговременной. Он решает,
что именно ты из оперативной памяти запишешь на винчестер.  И  наоборот,  от
него зависит, что ты можешь вытащить из запомненного. Также  считается,  что
гиппокамп принимает решения,исходя из эмоциональной  значимости  информации.
То есть фамилию чемпиона мира по боксу ты скорее всего запомнишь. А чемпиона
мира по плевкам в длину - вряд ли.  Конечно,  если  он  не  в  тебя  плевал.
Гиппокамп отправит в долговременную память  информацию  обо  всех  привычках
твоей женщины. О том, как выглядел человек, ударивший тебя по морде.  И  так
далее. Теперь вопрос. Какую задачу  ставили  заказчики  перед  разработчиком
вируса, частично  блокирующего  функцию  гиппокампа?  Почему  у  большинства
пораженных срезало именно ту информацию, которая наиболее близка  к  сердцу?
Хотя при этом мы помним, как едят, ходят, умываются и так далее?
   - Не все помнят, что надо умываться... - пробормотал Борис.
   - Ты подумай над этим, ученый, - посоветовал Гош.  -  Сдается  мне,  была
война. Конечно, совсем непохоже, чтобы нас в ней победили.  Но  кого  теперь
завоевывать нам?
   С этими словами Гош сел в машину и уехал. Борис проводил его  напряженным
взглядом и неодобрительно покачал головой.

***

   Полдня Гош колесил по городу, наблюдая за его новой жизнью,  вспоминая  и
удивляясь, снова  вспоминая  и  удивляясь  вновь.  Иногда  он  натыкался  на
фуражирские команды (несколько парней с оружием,  пара  грузовиков,  десяток
грузчиков), занимающиеся организованным разграблением магазинов  и  складов.
Несколько раз мимо на бешеной скорости проносились стаей дорогие  спортивные
машины. А однажды дорогу перебежала  странная  оборванная  компания  с  туго
набитыми  мешками.  Следом  за  ней  катил,  лениво  постреливая  в  воздух,
облепленный камуфлированными автоматчиками БТР. Похоже, в  хозяйстве  Бориса
не все  обстояло  так  уж  гладко.  Кое-кому  здесь  на  лампочку  Ильича  и
водоснабжение было  явно  наплевать.  "Прижмет  вас  Боря,  -  подумал  Гош,
наблюдая, как один из оборванных мародеров запнулся,  упал,  растерял  вещи,
бросился собирать их, ползая на коленях, а на него с БТРа прыгнули несколько
человек и принялись деловито пинать ногами. -  Ох,  прижмет...  Боря  у  нас
начинающий Пиночет, вы уж попомните мое слово. Будет вам лампочка и  сливной
туалет, будет вам за это  и  диктатура.  Эх,  куда  же  бедному  крестьянину
податься?!"
   Гош выехал на Можайское  шоссе,  намереваясь  рассмотреть  поближе  следы
артобстрела, о котором рассказал Борис. В паре  километров  за  Триумфальной
аркой его внимание привлек странный знак. Это был огромный щит,  с  которого
оборвали рекламу и написали на белом поле красным вкривь и вкось: "Свободная
зона". Корявая стрелка показывала направо. Под щитом стоял джип  и  загорали
трое с автоматами.
   - Привет! А это что значит? - спросил Гош, притормаживая.
   - А-а, новенький... Туда нельзя.
   - Почему? - деланно удивился Гош, кладя руку на карабин.
   - Там уроды живут, - объяснили ему. - Ненормальные.
   - Анархисты, - вспомнил один из охранников. - Законов не  признают,  чуть
что - стреляют. Мы тут специально, чтобы никто к ним не  совался.  Они  тебя
шлепнут и все барахло себе заберут.
   Гош  покосился  в  направлении,  указанном  стрелкой.  Дорога  уходила  к
Москве-реке. Из-за мощных зарослей едва виднелись кирпичные  дома.  Кажется,
здесь раньше  был  правительственный  санаторий  или  что-то  в  этом  роде.
"Ненормальные? Анархисты? Почему же за ними не гоняются  на  БТРах,  как  за
теми оборванцами? Слушай, Гош, а не съездить ли?"
   - А я, пожалуй, все-таки загляну туда, - сказал он.
   - А мы тебя не пустим, - сообщили ему вполне миролюбиво.
   - Мальчики и девочки, - произнес Гош надменно. - У меня личное разрешение
Бориса. Если сомневаетесь, вызовите его. Но учтите, я ждать не буду.
   Между охранниками завязалась короткая дискуссия вполголоса. Гош  подтянул
на колени свой карабин и приготовился ругаться матом и бряцать оружием.
   - Да проезжай, - сказали ему. - Но мы тебя предупредили.
   - Молодцы, - похвалил охранников Гош и двинул  машину  под  стрелку.  Над
головой тут же сомкнулись зеленые кроны, стало прохладно, уютно и неожиданно
легко на душе. Почему-то от ненормальных анархистов  Гош  ничего  дурного  в
свой адрес не ждал.
   Впереди показалась еще одна бывшая реклама. На щите все тем  же  почерком
было написано: "Свободная зона. Друг, пожалуйста, не держи оружие в  руках".
Гош помотал головой. Ему показалось, что примерно такую же  надпись  он  уже
видел однажды.
   ...небольшой табун  лошадей  уходил  за  горизонт,  и  тонкая  девчоночья
фигурка,  оседлавшая  крепкого  жеребца,  казалась  на  его  широкой   спине
игрушечной...
   - Черт возьми! - почти  крикнул  Гош.  Белла,  как  всегда,  обеспокоенно
ткнулась носом ему в шею.
   У развилки примостился магазинчик.  Перед  ним  стояло  несколько  машин,
сразу видно -  не  брошенных,  а  имеющих  хозяев.  На  ступеньках  восседал
громадный длинноволосый  бородач  с  внешностью  байкера  и  соответствующим
пивным брюхом.  А  рядом  устроился  -  Гош  вытаращил  глаза  -  мальчишка.
Подросток лет четырнадцати.
   Гош остановил машину, вышел и направился к двери магазина.
   - Здорово, брат! - пробасил бородач. - Как это тебя пропустили?
   - Уговорил, - небрежно бросил Гош. Он  рассматривал  подростка.  "Обычный
мальчишка. Живой. И сумасшедший. Может, поэтому живой? Или наоборот?"
   - Что-то я не слышал, как ты их уговаривал, - заметил бородач.
   - Я словами, - объяснил Гош.
   - Силен! Откуда ты, брат?
   - Зюйд-зюйд-вест, сэр. А что это тут у вас?
   - Как что - магазин. Да ты зайди.
   - Зайди, - неожиданно резким лающим голоском поддакнул мальчишка. - Он  и
тебе продаст немного жизни!
   Гош нерешительно поднялся по ступенькам. Подросток встал и шагнул к  нему
вплотную. Чувство дистанции у мальчика отсутствовало напрочь.
   - А завтра ты будешь? - спросил мальчишка, крепко хватая Гоша за рукав  и
пытаясь заглянуть ему в
   Глаза.
   - Петя! - Бородач протянул руку, зацепил парнишку  за  ремень  и  потянул
назад. Гош мягко разжал горячие влажные пальцы, впившиеся  в  локоть.  Петя,
сопя, пытался вырваться и все шарил безумным взглядом по лицу Гоша.
   - Жутко привязчивый, - вздохнул бородач. - Да ты  заходи,  не  стой.  Там
интересно.
   - Там продают жизнь! - выпалил Петя, безуспешно пытаясь вырваться.  -  Не
ходи туда! Не ходи туда-а!!! Не на-а-до!!!
   Гош почувствовал, что с него хватит, и шагнул к Двери,  вытирая  на  ходу
руку о джинсы. Пропустил моЛодую женщину с большой хозяйственной  сумкой.  И
оказался в магазине.
   Это действительно был мини-маркет, небольшой магазин  самообслуживания  с
длинными стеллажами, на которых стояли разнообразные товары. Но в отличие от
всех магазинов,  которые  Гошу  попадались  на  пути,  этот  -  работал.  За
единственной кассой сидел какой-то парень, и к  нему  выстроилась  небольшая
очередь.
   - Однако... - пробормотал Гош. У него на глазах  старенький  механический
кассовый аппарат выбил чек,  и  из  рук  в  руки  перешли  деньги.  Продавец
отсчитал сдачу.
   Полная иллюзия того, что жизнь продолжается. Безумный  мальчишка,  как  и
многие психи, на самом-то деле зрил в корень.  Здесь  вполне  могли  продать
немного жизни. Вот какие-то  девчонки  сосредоточенно  копаются  в  ящике  с
колготками. А вон и грузчик катит на тележке упаковки с минеральной водой...
   Гош выскочил из магазина как ошпаренный.
   - Вот так и живем, - философски сказал бородач.  -  Кто  во  что  горазд.
Каждый сходит с ума по-своему. Шиза косит наши  ряды.  Маразм  крепчает.  Но
если про это не знать, можно долго быть молодым.
   Гош огляделся в поисках мальчика Пети и облегченно вздохнул, увидев,  что
тот выглядывает из-за кустов неподалеку и, кажется, выходить не спешит.
   - Вот так сидишь, пьешь свой утренний кофе, читаешь газету  и  вдруг  как
подумаешь - а не повеситься ли мне? - сообщил бородач.
   - А где твой "Харли-Дэвидсон"? - угрюмо  спросил  его  Гош,  просто  так,
чтобы перебить этот словесный понос.
   - Борькины прихвостни  раздавили,  -  с  готовностью  ответил  тот.  -  В
лепешку. Танком.
   Гош счел за лучшее промолчать и зашагал к машине.
   - Тебе направо! - крикнули ему в спину. - Там все наши. Если дома никого,
значит, у реки валяются. Гош уселся за руль и крепко потер ладонями глаза.
   - Долго я так не выдержу, - сказал он Белле. -  Ты  меня  останови,  если
что. Ладно?
   "Дом", где жили "наши", оказался симпатичным зданием гостиничного типа  с
парковкой, забитой ухоженными  машинами.  По  ступеням,  небрежно  помахивая
цветастым полотенцем, спускалась высокая светловолосая девушка  в  шортах  и
короткой майке.
   Гош узнал ее сразу,  но  как-то  странно,  по  частям.  Ноги...  Грудь...
Волосы... Лицо. Есть! Ему вдруг стало очень неуютно,  и  все  поплыло  перед
глазами. Он съежился на  сиденье,  пытаясь  стать  маленьким  и  незаметным.
Зачем? Этого Гош не понимал, но дурное предчувствие оказалось сильнее его.
   - Гошка! - крикнула Ольга, роняя полотенце. У нее даже имя было такое же.
И вообще, она чертовски напоминала его жену. Только волосы не  бронзовые,  а
цвета платины. И лицо попроще. И совсем другое отношение к жизни.  А  так  -
один в один. Красивый и в свое время очень близкий человек.
   Гош вышел (скорее выпал) из машины и попытался хоть что-то сказать. Но на
него уже с криком набросились, крепко обняли, впились  в  губы,  повисли  на
шее.
   - Любимый! - выпалила Ольга, на миг отрываясь от  мужчины  и  слегка  его
встряхивая, дабы удостовериться, что это не галлюцинация. - Мой! Наконец-то!
Господи! Любимый! Как я тебя искала... Как ждала... Гошка! Это ты?!
   - Здравствуй, - пробормотал Гош.
   Когда они в последний раз встречались, Ольга уже третий год была замужем,
а ее дочери исполнилось полтора.
   - Единственный мой! - простонала она, сжимая Гоша в объятиях.
   "Мама! - взмолился Гош про себя. - За что?! Ее-то за что так?!"
   Ольга радостно плакала у него на груди.
   - Как ты? - спросил он через силу,  чувствуя,  что  и  сам  может  сейчас
разреветься от тоски и безысходности.
   - Все... Теперь все хорошо. Ты вернулся. Ты нашелся. Как ты  меня  нашел?
Гошка... Милый...
   "Она не помнит, - поставил диагноз Гош, обнимая плачущую Ольгу. - Ни  как
и почему мы расстались, ни  Ваську  своего,  ни  девочку...  Как  ее  звали?
Неважно. Остался в памяти только я. И что же нам теперь делать?"
   Ближе к вечеру Гош вышел на улицу, сел на ступеньки,  закурил  и  положил
руку на крепкое мохнатое плечо доверчиво прижавшейся к нему Беллы. От  реки,
беззаботно переговариваясь, шли к дому "анархисты" - веселый  и  приветливый
народ, силой вырвавший у Бориса этот  клок  московской  земли  и  устроивший
здесь нечто среднее между первобытным коммунизмом и пиром во время чумы.  На
Гоша и его собаку поглядывали с интересом,  даже  небрежно  здоровались,  но
близкий контакт наладить никто не пытался. Захочет человек - приживется,  не
захочет - уйдет. Такие здесь были порядки.
   Гош смотрел на людей, улыбался им  и  думал,  насколько  же  их  нынешняя
расслабленность  зиждется  на  предчувствии   скорого   конца.   Уже   через
месяц-другой наступят холода, и вместо праздника начнется тупое выживание. И
рано или поздно "Свободную зону" раздавит княжество Бориса.  Либо  поглотит,
либо вышвырнет из города. Но это будет завтра. А пока  что  молодые  люди  с
инфантильным упорством обреченных хотят просто жить.
   Гош оглянулся на окна, за одним из которых спала  Ольга.  Бедная  девушка
так перенервничала, что у нее начался сильнейший постстрессовый  "отходняк".
Гош уложил ее и сидел рядом, держа за руку, пока она не  уснула.  Нервным  и
тревожным сном, но все-таки  уснула.  Конечно,  она  ничего  не  помнила.  И
конечно, Гош не нашел в себе достаточно мужества рассказать ей хоть  что-то.
Но и мужества лечь в постель с остро нуждающейся в ласке женщиной, с которой
провел когда-то много ночей, он тоже в себе не чувствовал. Он любил другую.
   Означала ли эта негаданная встреча, что у  него  появился  хоть  какой-то
шанс найти ту, без которой жизнь потеряла смысл? Вряд ли. А скорее  всего  -
нет;Чудес не бывает дважды. А Гош всего лишь за сутки  повстречал  на  своем
пути уже трех хороших людей (Беллу за собаку  можно  было  не  считать,  она
стала для него кем-то родным и близким). Лимит удачи  исчерпывался.  Впереди
скорее всего ждали неприятности.
   В  доме  звенели  посудой  и  смеялись.  На   площадку   въехала   мокрая
автоцистерна, дала гудок, из дверей посыпался народ с ведрами и  канистрами.
"А может, выкарабкаемся как-нибудь?" -  подумал  Гош,  наблюдая  за  веселой
суетой у крана, из которого хлестала вода.
   Он знал теперь очень много о том, что произошло  в  Москве  за  последние
месяцы, когда люди начали "просыпаться" и сбиваться  потихоньку  в  стаи  по
интересам. Здесь у каждого была своя история, как  правило,  очень  горькая.
Тот же Борис - уникальный случай "пробуждения" с  полным  объемом  памяти  и
хорошо сохранившейся личностью при этом - сумел найти семью:  жену  и  сына.
Мертвыми. Бородатый толстяк, опекавший мальчика Петю, был  раньше  учителем.
Очнувшись незнамо где, он вспомнил координаты  летнего  загородного  лагеря,
где должен был по идее находиться, бросился туда и увидел,  что  в  корпусах
лежат мирно на кроватях скелеты  его  подопечных.  Ольга  вернулась  в  дом,
который помнила с детства, и нашла останки своих родителей.
   Сколько времени прошло с момента, когда мир поразила загадочная пандемия,
никто не знал. Назывались разные цифры, от года до трех лет, но  считать  их
достоверными  не  имело  смысла.  Чем  люди   занимались   в   этот   период
беспамятства, они тоже понятия не имели.
   А многие и просто не хотели знать.
   Гош докурил сигарету и тяжело вздохнул. Его так и подмывало спуститься по
ступенькам, усесться за руль и бежать, бежать, бежать... Но куда?  И  зачем?
Ему предстояло очень многое вспомнить,  а  для  этого  нужно  было  остаться
здесь, в Москве. И терпеть, и ждать, и  ежедневно  подстегивать  непослушную
память. В надежде, что появится хоть малейшая зацепка.
   - Оля... - прошептал Гош. - Оля, единственная моя... Где же ты?
   Собака легла и положила морду ему на колени. Закрыла глаза. Задремала.
   - Оля... - прошептал Гош. Он  тихо  заплакал,  пряча  в  ладонях  горящее
лицо...а где-то на окраине сознания уходило в поле стадо, и хрупкая девчонка
колотила пятками по бокам гнедого жеребца, а кто-то сидел на  заборе,  держа
под мышкой автомат и дуя пиво из бутылки, и играла музыка, и  еще  кто-то  с
очень  знакомым  лицом,  гарцуя  неподалеку  на   коне,   радостно   заорал:
"Регуляторы, в седло-о!!!" - и ускакал вслед за девчонкой, визжа и улюлюкая.
Гош обернулся, рядом стояла громоздкая боевая  машина  с  непомерно  толстым
стволом, и пожилой мужчина прислонился спиной к броне.
   - Кто такие Регуляторы? - спросил негромко мужчина.  -  Мальчишки  теперь
себя по-другому и не называют... Что за заразную историю ты им подбросил?..
   Здесь, в Москве, на теплых каменных ступенях, Гош не знал,  что  ответить
этому явившемуся из ниоткуда призраку. Но там, в той жизни,  он  что-то  ему
сказал:
   И сказал, улыбаясь.

Часть II

ГОДОМ РАНЬШЕ. В ПОИСКАХ СЕБЯ

   Объездчики вернулись на рассвете. Кряхтя и ругаясь, они волоком  затащили
добычу в прихожую и кое-как поставили на ноги.
   - Ну, Сан Сеич,  получите-распишитесь,  -  сказал  Цыган.  -  Вот  и  он,
неуловимый Джо. Собственной, так сказать, персоной. С вас десять  баксов  за
моральный ущерб.
   Пленник обвел помещение мутным взглядом,  закатил  глаза,  выпал  из  рук
объездчиков и с деревянным стуком рухнул на пол лицом вниз.
   - Только за моральный? - спросил пожилой мужчина, садясь  на  корточки  и
заглядывая потерпевшему за правое ухо. Там густо запеклась кровь.
   - Ну, дырок-то он нам в машинах наделал порядочно, - важно заявил  Белый.
- "Тойоте" вообще, гад, все стекла раскокал до единого.
   - И мое колесо, - подал голос Большой.
   - И твое любимое колесо, - согласился  Белый.  Костя  и  Цыган  зашмыгали
носами, но решили пока не смеяться.
   - В лохмоты, - горестно вздохнул Большой. - А где я новое возьму?
   - Если бы не это колесо у тебя на капоте, ты бы  сам  был  в  лохмоты,  -
сказал Белый. - Перестань ныть, я тебя умоляю.
   - Некрасиво без колеса, - объяснил Большой.
   - Достану я тебе новое! - утешил его Цыган. - Десять баксов.
   - Главное, все живы, - сказал пожилой мужчина. - Чем вы его так?
   - Это Костя. Прикладом. Мы его зажали в канаве и не давали  подняться,  а
Костя сбоку подполз.
   - Опасный трюк, мальчики.
   - Вы же просили живьем. Вот он вам, целый и  невредимый.  Я,  правда,  не
понимаю зачем.
   - Я сказал "по возможности - живьем". Цыган, принеси аптечку, пожалуйста.
   - Момент, Сан Сеич.
   - Это было дело принципа, - сказал Костя. Он устало присел на край  стола
и положил автомат на колени. - Застрелить человека  может  любой  недоносок.
Особенно такого опасного человека. Его просто грех не шлепнуть, когда  он  к
тебе спиной повернется... А мы его по всем правилам.  Блокировали,  прижали,
стукнули. Знаете, Сан Сеич, есть у меня все-таки подозрение, что я в прошлой
жизни воевал.
   - И что ты об этом думаешь? - спросил пожилой, внимательно глядя на Костю
снизу вверх.
   - Ну... Я думаю, что мне это не нравится. Теперь, во  всяком  случае.  Не
мужское это дело - война. Там убить могут.
   - Хор-рошая философия, - неодобрительно протянул Белый и полез  в  карман
за сигаретами.
   - Какая есть, - ответил Костя без малейшего вызова в голосе.
   Цыган принес аптечку.
   - Может, на стол его? - спросил он. - Неудобно же вам.
   - Давайте на стол. Костя, лампу, пожалуйста, сделай поярче.
   - Поедем сегодня за керосином, да, мужики?
   - Только поспать вам надо, мальчики. Кто у нас Дежурит с утра?
   - Я, - сказал Большой, нависая над бездыханным телом и примериваясь,  как
бы его половчее ухватить. Росту в Большом было два с лишним метра, весил  он
килограммов сто двадцать. Никто в комнате даже не подумал  ему  помочь.  Это
считалось в порядке вещей - если  нужно  передвинуть  что-то  тяжелое,  зови
Большого. А то еще обидится, что не позвали.
   - Руки бы ему развязать, - задумчиво сказал пожилой, глядя, как  Большой,
словно пушинку, отрывает тело от пола и кладет его на стол.
   - Черта с два! - с неожиданной злобой рыкнул Костя. - Я бы ему еще и ноги
к рукам