ыми  мордами  и  друг  на
друга не смотрит. А мы-то проснулись кто в начале лета, а  кто  и  весной...
Некоторые помнят, что у них дети были... Ты, главное, ищи. Ты плачь  и  ищи.
Мы все ищем. Каждый как может, так и ищет. Иначе нельзя. Иначе ведь никакого
выхода,да?
   Белла ткнулась мокрым носом в дрожащую щеку Гоша и вздохнула.
   - А у нее вот мужика убили, наверное,  прямо  на  глазах,  -  предположил
Родионов.
   - Она собака, - помотал головой Гош. - Она умеет забывать.
   - Мы тоже.
   - Не так быстро. И потом, я не хочу забывать, понимаешь? Я  фамилию  свою
забыл, я не помню, где был мой дом, чем  я  занимался,  тоже  не  помню.  Но
любовь... Я не забуду. Ты не забудешь. Нам  же  тогда  жить  будет  незачем,
Рэдди. Окончательно незачем.
   - Вот поэтому и нужно искать, - сказал Родионов твердо.  -  Знаешь,  Гош,
мне действительно пора. То есть я уже на подходе доложил, что все нормально,
когда тебя увидел, но тем более мне нужно обратно.
   Гош потер ладонью глаза.
   - Еще раз спасибо, что приехал.  Но  ты  мне  не  сказал.  Что  значит  -
"считай, всегда" и "с сегодняшнего дня"?
   - Ты первый,  кого  мы  пропустили.  Единственный  проснувшийся,  который
пришел с нашей стороны. И, по-моему, двадцать пятый, кто вообще пришел.  Или
двадцать шестой.
   - Ясно, - вздохнул Гош. - Эта антенна у тебя, это рация?
   - Да. Тебе дадут. В Кремле дадут. Поезжай в Кремль прямо сейчас, там  все
тебе расскажут, что захочешь, и все дадут.  У  нас  каждый  человек  на  вес
золота, ты же понимаешь. Даже такие, как я.
   - Какие? - усмехнулся Гош.
   - А такие, что в ноль, - не очень  ясно,  но  вполне  понятно  высказался
Родионов. - Зомби.
   Гош закусил губу, чтобы сдержать улыбку. Уж на кого Родионов не  походил,
так это на зомби. Эмоции из него перли во все стороны.
   - Ты небось заставу  строил?  -  поинтересовался  Гош,  надеясь  если  не
польстить однокласснику, то хотя бы переменить тему.
   - Не-а. Понятия не имею, кто ее строил. Она была уже. И  техника  стояла.
Откуда взялась... Тоже загадка, Гош. Все подъезды к городу закупорены.  Даже
наверху, на Кольцевой, все проемы в  отбойнике  завалены.  Как  будто  здесь
кто-то оборону держал. И не пехоту ждал, а танки. Короче, армию.
   - Ты, я надеюсь, армию не ждешь? - осторожно спросил Гош.
   - Почему? Вдруг припрется.
   - Военные мертвы, Рэдди. Все. Поверь хотя бы на слово. Я видел. Я проехал
несколько городов и везде первым делом совался  в  войсковые  части.  Кругом
истлевшие трупы в погонах. И знаешь, Рэдди... Очень истлевшие.  Чересчур.  А
оружейные комнаты вскрыты, причем грубо.  И  разграблены.  Как  ты  думаешь,
сколько мы проболтались без понятия о  себе?  И  чем  мы  занимались  в  это
время?
   - Я не пытался считать, - вздохнул Родионов. -  Но  с  такой  информацией
тебе, честное слово, обязательно нужно в Кремль. Тебя ждут давно.
   - Не понял? - удивился Гош.
   - Не знаю, чем занимался я, пока спал. Но чем занимался ты, я в курсе.
   - Совсем не понял... - упавшим голосом повторил Гош.
   - Ты несколько раз появлялся у нашего поста.
   Стрелял по нас из этой своей штуковины, требовал, чтоб пропустили, и крыл
матом всех московских и Бориса в отдельности. Мы уже совсем  было  собрались
тебя пристрелить, но  Борис  запретил.  Сказал,  что  нужно  ждать,  что  ты
обязательно проснешься, и тогда уж выяснится, откуда ты его знаешь и за  что
вообще так не любишь москвичей.
   Гош ошарашенно молчал. Ему хотелось извиниться - но за  что?  Никогда  он
сюда не приезжал, ничего не просил, и никакого Бориса ведать не ведал.
   - А этот... Борис, - пробормотал он наконец. -Борис меня помнит?
   - Не знаю. Похоже, нет. Так что тебе прямая  дорога  в  Кремль.  Там  наш
комитет, а Борис его председатель. Вот и встретитесь...
   Гош помотал головой, стряхивая оцепенение.
   - Хорошо. Я буду в Кремле завтра, - сказал он. - Слушай,  а  если  крысы,
или собаки те же, или еще что-нибудь?
   - Ну?
   - Ну, я стрельну, а вы опять на уши встанете.
   - Мы не услышим. Ты отъедешь еще на  пару  километров,  и  мы  просто  не
услышим. Да, кстати! Точнее, между прочим - так, кажется, надо говорить?
   - Смотря о чем.
   - О бензине. Водопой с одиннадцати до шести у Христа Спасителя.  Помнишь,
там была такая ведомственная колонка напротив? Когда еще  вместо  храма  был
бассейн? Это если хочешь, чтобы тебе культурно налили. А если  готов  руками
вычерпывать, тогда возьми карту... - Родионов сунул руку в бардачок.
   - Не нужно. Сам найду.
   - Помнишь, гад? - оскалился Родионов. - Все помнишь, да? Ух, зараза!
   - Полчаса назад я не знал своей фамилии, - напомнил Гош.
   - Да зачем тебе фамилия, друг ты мой ситный? Да я бы  сейчас  не  то  что
фамилию, имя бы променял на то, чтобы помнить какую-то там рекламу столетней
давности!
   - А откуда бензин? - перебил его Гош.
   - То есть - откуда? От верблюда. Из колонок.
   - А в колонках откуда?
   - В прошлой жизни налили.
   - А комбинат?
   - Какой?
   - Нефтепре... пере... Ну, ты понял.
   - Я понял, но я понятия не имею. А зачем нам комбинат? В городе  от  силы
триста машин. Мы даже "бэтээры", и те с колонок соляркой заправляем.  У  нас
бензина - хоть ты в нем утопись.
   - Бензин не вечный, Рэдди, - объяснил Гош.
   - Выдыхается?! - прошептал Родионов с неподдельным ужасом в голосе.
   - Хуже. Разлагается. Срок хранения, по-моему, года два. А дальше начинает
падать октановое число.
   Родионов повернул ключ зажигания, и двигатель басовито затарахтел.
   - Детонирует, - заметил Гош. - Легонько, но детонирует.
   - От тебя одно расстройство, мужик, - сказал Родионов, нажал  на  газ  и,
развернув машину почти на месте, умчался к заставе.
   Гош встал, посмотрел на Беллу  и  невольно  приоткрыл  рот.  Снизу  вверх
собака испытующе разглядывала свое новое приобретение.
   - Хоть тебе-то я еще не испортил настроение? спросил Гош. - Ну, и на  том
спасибо. И что у них здесь творится? Храм вместо  бассейна...  Зачем?  Когда
успели?
   ...Собака прыгнула  на  заднее  сиденье  уверенно  и  без  раздумий.  Гош
восхищенно цыкнул зубом. С каждой  минутой  черно-белая  красотка  с  рыжими
подпалинами нравилась ему все больше и больше.
   "Хаммер" объехал стеклянный павильон метро, небрежно  повалил  ограждение
газона, потом еще одно и  оказался  среди  торговых  палаток,  выстроившихся
вдоль узкой  асфальтовой  дорожки.  Справа  в  низине  Гош  увидел  знакомый
универмаг и задумчиво сморщился. Он не жил в этих краях,  но  что-то  его  с
ними связывало. Бывал он здесь не раз, это точно. И отоваривался  в  местных
"точках" неоднократно.
   Нужная ему палатка стояла  именно  на  том  месте,  где  и  должна  была.
Стрелять попусту Гош не хотел и просто вышиб запертую дверь углом бампера.
   - Сиди пока, - небрежно бросил он собаке, выбираясь наружу.
   Внутри палатки оказалось по колено сухого корма  вперемешку  с  крысиными
экскрементами. Все коробки и пластиковые мешки были  распороты  и  изжеваны.
Самих крыс не было видно - то ли они предпочитали ночной образ жизни, то  ли
их спугнул шум на перекрестке.
   Консервные банки оказались  целы.  Гош  перетащил  в  багажник  несколько
ящиков из подсобки (Белла принюхалась, и глаза ее вспыхнули голодным огнем),
взял  набор  гребней,  большую  пластмассовую  миску,   несколько   баллонов
собачьего шампуня и антиблошиных средств. Выбрал ошейник и поводок сообразно
внушительным размерам и физической мощи Беллы. Некоторое время  рассматривал
карабин на поводке и решил, что  он  слишком  прочный.  Нашел  другой,  тоже
мощный, но помягче, который  собака  в  случае  чего  смогла  бы  разогнуть.
Задумался над тем, для чего это нужно.  Внутренне  пожал  плечами  и  махнул
рукой. Самой верной тактикой сейчас было  не  перечить  тому,  что  говорило
подсознание, а, наоборот, подсматривать за собой и у себя же учиться. Заново
учиться жить.
   - Сначала мыться, - сказал он  Белле,  тоскливо  разглядывавшей  ящики  с
собачьими консервами. - А то заснешь еще от удовольствия, буди тебя потом...
   Следующей остановкой  был  универмаг.  Здесь  тоже  не  оказалось  следов
человеческого  присутствия,  только  следы  крысиных   зубов.   Крысы   явно
переживали трудный период - у них кардинально переменились условия обитания.
Вымерший город вовсе не рай для зверя, вся жизнь которого завязана на отходы
жизнедеятельности людей. Исчезли привычные места прикорма,  негде  согреться
зимой. Недаром птиц на улице не видно.
   Гош с наслаждением выкинул из машины ящик тульской водки  и  водрузил  на
его место упаковку "Смирновской". Разжился  вкусными  консервами,  тщательно
обследуя каждую банку на предмет  вздутия.  С  тоской  прошелся  по  отделу,
торгующему электротехникой. Покопался в коробке с батарейками,  зарядил  ими
первый попавшийся магнитофон и включил его.  Застоявшийся  музыкальный  ящик
радостно взвыл. Гош присмотрелся к сроку годности на упаковке  от  батареек.
"Май девяносто девятого. Интересно,  какой  нынче  год  на  дворе.  Месяц-то
август, если часы не врут. А вот летосчисление тю-тю. Мне, наверное, уже  за
тридцать".
   Предаваясь этим невеселым мыслям, Гош взял  с  полки  утюг,  раскокал  им
стекло аптечного киоска и набрал  охапку  дорогих  таблеток  от  всего,  чем
собирался в ближайшее время болеть. В крайнем случае лекарствами можно  было
и отравиться. Панадола набралось как раз  столько,  чтобы  угробить  печень.
Сутки - и готов. Откуда Гош знал об этом, он понятия не имел. Временами  его
пугало то, насколько хорошо он разбирается в импортных товарах, коих  вокруг
имелось выше крыши. Гораздо труднее было найти что-нибудь родное, советское,
да и на  том  стояла  надпись  "Сделано  в  России".  А  на  улицах  повсюду
красовались  иностранные  рекламные   щиты.   Похоже,   за   последние   лет
десять-пятнадцать родина Октября совершила грандиозный скачок  в  загадочном
направлении. То ли интегрировалась в мировое сообщество, то ли  подмяла  его
под себя. Но в любом случае, как бы ни называлась эта страна, больше  ее  не
существовало.
   Магнитофон сладким женским голосом звал по-английски  на  помощь  доктора
Дика. Гош прислушался  к  тексту  и  чуть  не  расхохотался  во  все  горло.
Замечательная песня. Завести бы ее на какой-нибудь  комсо-мольско-молодежной
дискотеке году этак в  восемьдесят  пятом...  И  никому,  совсем  никому  не
объяснить, что "дик" на американском сленге  -  член.  "Черт  побери,  какая
досада - совершенно не помнить времени, когда прилавки ломились от барахла и
звучали такие лихие песенки... Но я ведь жил тогда! Нет,  я  обязан,  просто
обязан вернуть себе память. Только вот как?.."
   Громкость  звука  вдруг  ощутимо  упала.  Батарейки  испускали  дух.  Гош
печально кивнул своим мыслям. Разумеется, девяносто девятым на  дворе  и  не
пахло. Скорее всего давно пора было отметить приход  нового  тысячелетия.  А
заодно и свой тридцатник. Может, год назад, а может, и два.  "Все  равно  не
застрелюсь. Не дождетесь".
   В машину Гош вернулся с щемящей болью в сердце. Он миновал еще один  этап
на  пути  к  родительскому  дому.  Можно  было,  конечно,  оттянуть   момент
возвращения в юность, например, завернуть в "Охотник" и  позаимствовать  там
нарезной карабин - при условии, что никто раньше не подсуетился.  Но  скорее
всего  где-нибудь  впереди  Гоша  ждал  настоящий  "Калашников",  а  не  его
оскопленный гражданский вариант. Да и воевать сейчас было явно не  с  кем  и
незачем. Воевать?
   ...внутренности тягача наполнил оглушительный звенящий  рокот  -  это  по
броне ударили пули...
   Гош крепко зажмурился и до хруста в пальцах вцепился в руль. Он  старался
поймать воспоминание за хвост, но оно уже проскочило мимо.  Несколько  минут
Гош пытался сообразить, что за ассоциации навели  его  на  эту  картинку  из
прошлой  жизни  -  полумрак,  какие-то  механизмы,  все  вокруг  жесткое   и
металлическое,  и  этот  оглушительный  звон,  будто  колотят  молотком   по
кастрюле, надетой тебе на голову... Гош даже вышел из машины  и  сел  в  нее
снова, пробуя  воспроизвести  ситуацию.  Белла  озадаченно  следила  за  его
священнодействием - иначе  и  назвать  было  нельзя  то,  что  сейчас  делал
человек.
   Но воспоминание так и не вернулось. Гош сунул в зубы сигарету и вздохнул.
Неподалеку отсюда его, возможно, поджидал целый ворох информации о  прошлом.
Но одно дело читать документы и рассматривать фотографии, а совсем другое  -
когда к тебе возвращается твоя память, собственная, настоящая...
   Кроме того, в привидевшейся Гошу картинке было  нечто  такое,  что  имело
скорее всего самое непосредственное отношение  к  периоду  "сна",  когда  он
неизвестно чем занимался и неизвестно где разгуливал. Этот  запах  пороховой
гари внутри машины и звонкий грохот пуль по обшивке...  Гош  был  совершенно
уверен, что в прошлой жизни ни в каких боевых эпизодах не участвовал. Просто
знал это, и все тут. А вот что он делал "во сне"?
   - Ладно, - снова вздохнул Гош, поворачиваясь к  собаке.  -  Поехали  тебя
приводить в порядок. Да?
   Собака покосилась на ящики с консервами и плотоядно облизнулась.
   Гош провел "Хаммер" напролом сквозь жилые кварталы,  распихивая  бампером
малолитражки  и  переворачивая  мусорные  баки.  Настроение  у  него   после
давешнего приступа хорошей  памяти  установилось  хуже  некуда.  Но  сейчас,
миновав широкий проспект, машина должна была углубиться  в  лес.  Гош  очень
хотел почувствовать себя лучше.  А  в  лесу,  стоит  лишь  привлечь  немного
воображения, можно будет запросто представить себе, что ничего особенного  и
не произошло.
   Если, конечно, не обращать внимания на вопиющее безлюдье вокруг.
   И если...
   Гош нажал на тормоз. Машина выбралась из дворов, впереди  был  тот  самый
проспект, за ним раньше
   Начинался лес.
   Леса не было. На верных два  километра  вперед  простиралось  грандиозное
пепелище, слегка поросшее молодой травкой.
   - Черт возьми! - пробормотал  Гош.  -  Это  кто  же  здесь  так  погулял?
Годзилла  со  Змеем  Горынычем?..  Бр-р-р...  Эй,  животное,  ты  что-нибудь
понимаешь?
   Животное сунулось носом ему в ухо, как будто на самом деле хотело  что-то
объяснить. Гош протянул руку и благодарно потрепал собаку по холке.
   - Угробили мой город, - сообщил он Белле. - Стоило ненадолго отлучиться -
и вот, на тебе.  Ладно,  зверь,  поедем  все-таки.  Очень  хочется  умыться.
Надеюсь, пруды не испарились, как ты думаешь, а?
   Машина тронулась с места.
   - Знаешь, подруга, а ведь я  об  этом  мечтал  когда-то,  -  сообщил  Гош
собаке, небрежно подправляя двумя  пальцами  легкий  руль.  -  Когда  совсем
молодой был. Чтобы куда-нибудь всех к  едрене  матери  унесло.  Просыпаешься
однажды, а никого вокруг  нет!  Всех  уродов  как  языком  слизало.  Тишина,
пустота,  чистый,  стерильный,  яркий,  залитый  солнцем  мир.   И   вот   -
пожалуйста... Огреб на свою голову. Белла нервно зевнула.
   - А потом я Ольку встретил, -  продолжал  рассказывать  Гош.  -  И  вдруг
оказалось, что жизнь и без того сияет яркими красками. А все, что меня в ней
раздражало - люди в основном, - не  имеет  значения.  И  что  я  просто  был
маленький, глупый и чертовски одинокий. Вот... И стало  хорошо.  А  потом  -
ха-ха - сбылась мечта."Хаммер" выехал на центральную аллею бывшего лесопарка
и резво покатил по асфальту, перемалывая колесами головешки.
   - И вот мы с тобой здесь, - резюмировал  Гош.  -  Спрашивается,  все  эти
несчастья для чего стряслись - чтобы я в конце концов завел собаку?!
   Он свернул направо и таранным ударом прошиб то, что раньше  было  густыми
зарослями боярышника,  а  теперь  превратилось  в  сюрреалистическое  черное
месиво. Белла на заднем сиденье едва пошатнулась. Она явно в  прошлой  жизни
много ездила на машинах.
   - А вот с другой стороны, - не унимался Гош. - Допустим, что у меня и так
была собака. Тогда  зачем  это  все  вообще?  Чтобы  я  потерял  жену,  имя,
профессию и обручальное кольцо?! Сомневаюсь.  Чтобы  я  принимал  участие  в
боевых действиях? Слушай, Белла, ведь  в  меня  стреляли!  Точнее,  я  сидел
внутри здоровой железной штуковины, а стреляли по ней, но это несущественно.
Так зачем все это было? Какой в этом высший смысл? А?  Молчишь?  Вот  то-то.
Ладно, выходи, приехали.
   "Хаммер" стоял на берегу небольшого пруда. Гош  выпрыгнул  из  машины  на
песок и выпустил Беллу. За бортом  оказалось  жарко  -  Гош  снял  куртку  и
небрежно швырнул ее на капот. Подошел к воде, присел и опустил в пруд руку.
   - Нормально, - сказал он, выпрямляясь и стягивая через  голову  футболку.
Справа из-за пояса высунулась  черная  рукоятка.  -  Градусов  девятнадцать.
Подойдет нам с тобой, подруга, а?
   Белла зашла в воду по брюхо и принялась ее лакать.
   - Для середины августа совсем не плохо, - решил Гош, бросая футболку  под
ноги. Достал из-за пояса небольшой и очень красивый пистолет и уронил его  в
траву, туда, где она была повыше. Не спеша выбрался из сапог и джинсов. Снял
трусы, скомкал их в кулаке и чуть  было  не  швырнул  в  воду  отмокать,  но
вспомнил, что у Беллы может быть хороший навык апортировки,  а  белье  нужно
беречь.
   Собака зашла в воду чуть глубже и теперь, стоя  в  ней  по  плечи,  шумно
отряхивалась, вздымая тучи брызг. Гош усмехнулся - эта манера  купания  была
ему хорошо знакома. Так же... "И что так же? Кто-то  еще  так  же  стоял  на
мелководье и отряхивался, поднимая радугу? И что это был за пес? Мой пес?  А
где он теперь? Тьфу!"
   Вода оказалась действительно не слишком холодной.  Гош  обработал  собаку
шампунем, от чего та превратилась в уморительную четвероногую снежную  бабу,
и погнал на глубину, чтобы смыть белые хлопья. Плавала Белла  очень  хорошо,
мощно, но довольно-таки неохотно. Сама процедура мытья была ей явно в  кайф,
а вот изображать ньюфаундленда Белла  не  собиралась.  Гош  очень  тщательно
промыл ее шерсть и осмотрел те места, откуда дворняги  нарвали  клочьев.  Не
нашел серьезных дырок, только пару ерундовых царапин, обрадовался  и  погнал
собаку на берег. Вывалил в миску  порцию  консервов.  Белла  от  возбуждения
пустила слюну, вся подалась вперед,  но  без  команды  есть  не  стала.  Гош
усмехнулся, подставил под миску ящик, чтобы собаке было  удобнее,  и  махнул
рукой - давай. Псина бросилась к миске, как будто на ее дне лежал  ответ  на
вопрос жизни или смерти. Некоторое время Гош  с  удовольствием  наблюдал  за
собачьей трапезой, а потом отметил, что скоро  уже  вечер  и  пора  заняться
собой.
   Стирка и мытье не заняли много  времени.  А  вот  бриться  Гош  долго  не
решался, критически разглядывая себя в  зеркалах  "Хаммера".  Из-под  машины
доносилось  утробное  рыганье  и  дробное  пуканье  -  так  организм   Беллы
реагировал во сне на собственную жадность.
   - И все-таки! - провозгласил Гош, добыл  из  рюкзака  бритвенный  прибор,
зачерпнул воды в кружку, пристроился к зеркалу и, страдальчески кривя  лицо,
принялся мазать его мыльной пеной.
   - Никогда я это дело не любил, - сообщил он. Собака в ответ всхрапнула.
   Вечером того же дня Гош лежал на диване в комнате, где ночевал без малого
двадцать лет, и смотрел в потолок. На письменном столе оплывала свеча.
   Здесь он жил с родителями, а потом они жили уже без него. Здесь оказалось
вдоволь фотографий и бумаг, но ни одна из них не отвечала на  самый  главный
вопрос.
   Его действительно звали Георгий Дымов. Как  и  все  нормальные  дети,  он
окончил среднюю школу. Судя по завалявшимся на шкафу конспектам, поступил  в
какой-то гуманитарный вуз. И похоже, очень рано ушел из  этого  дома.  Может
быть, иногда возвращался и наверняка вскоре  снова  уходил.  В  столе  лежал
альбомчик,  где  несколько  страниц  занимали  фотографии  смутно   знакомых
девушек. А на секретере в спальне родителей стояло фото, на котором  был  он
сам и еще одна девушка, знакомая отнюдь не смутно. Его жена.
   Гош чуть не взвыл от боли, когда увидел