атая, иногда покрыта
корочкой постороннего вещества, которую называют "рубашкой". В
средневековых лапидариях, специальных трактатах, посвященных целебным и
магическим свойствам драгоценных камней, утверждается, что алмазы растут
семьями, один маленький, другой большой, кристаллы мужские и женские. Они
питаются небесной росой и рождают детенышей. Для них, как для человеческих
детей, появление на свет в "рубашке" - счастливый знак.

Ранней осенью 1829 года на Урале, в Горноблагодатском округе, в деревне
Калининской бабушка Аполлинария Попова вышла утром поглядеть, как дела у
белой курицы-несушки. Курицу звали Мотя. Она была старая, жирная и
необычайно яйценосная. Заглянув в лукошко, выложенное мягкой соломкой,
Аполлинария Ивановна, к ужасу своему, не обнаружила теплых крупных яичек
цвета топленого молока, которые обычно к завтраку приносила Мотя в
количестве не меньше трех штук. В чистой соломке покоилось
одно-единственное яйцо, по размеру меньше голубиного, грязное, серое, а
главное, какое-то квадратное.

- Ой, батюшки, да что ж это за пакость такая? Неужто сглазили куру? -
воскликнула Аполлинария Ивановна, перекрестилась и быстро забормотала: -
"Да воскреснет Бог, и да расточатся врази Его..."

Кряхтя, охая и бормоча молитву на изгнание нечистого, Аполлинария Ивановна
отправилась в сени. Лукошко она несла осторожно, на вытянутых руках, и
боялась смотреть на квадратного недоноска, боялась дышать исходящим от него
колдовским смрадом, хотя на самом деле пахло из лукошка просто куриным
пометом.

Старший внук Аполлинарии Ивановны, четырнадцатилетний Павлик, собирался на
работу, мыть золото.

- Ты погляди, Павлуша, напасть какая, - бабушка дала ему лукошко,- куру-то
нашу сглазили, я знаю кто, Раиска-бобылка, ведьма проклятая. Помнишь,
третьего дня Мотенька пропала? Раиска ее к себе заманила на двор, у ней
есть черный петух, бабы говорят, петух этот особенный, заговоренный. Ему
сто пятьдесят лет, он никогда цыпленочком не был, откуда взялся,
неизвестно. Если какую курицу покроет, она сразу нестись перестает. Ой,
беда, Павлуша, жалко куру-то, теперь только в суп ее разве, да и то не
знаю, не будет ли вреда от такого супу?

- Ладно тебе, бабушка, - Павлик осторожно взял маленькое грязное яичко в
руки, поскреб ногтем твердую грань, - куры наши бегают не к Раиске на двор,
а к прииску, вокруг кашеваров пасутся, там и пшено, и хлебные крошки.
Раиска-бобылка тут ни при чем. И петух у нее самый обычный, просто черный,
как уголь, и драчливый, как бес. А на прииск к кашеварам бегают
подкормиться не только с нашего двора куры, но и со всех соседних. - Павлик
говорил рассудительно, как взрослый, а сам все скреб странное яичко,
рассматривал его на свет.

- Ну да, как же, на прииск, - продолжала ворчать бабушка, - там пшено
старое, прогорклое, чего им, курам-то, бегать? Вон я ее, голубушку,
отборным зерном кормлю, никуда ей не надо бегать со двора. А ты, Павлуша,
простокваши покушай с хлебцем, да брось на это чудо-юдо глядеть, выкинь его
скорей, от греха подальше, а лучше в болотце утопи.

Но Павлушу вдруг как ветром выдуло из избы. он сбежал с крылечка, крепко
сжимая в кулаке грязное чудо-юдо. Лицо его раскраснелось, глаза заблестели.
Остановившись на бегу, он развернулся, подбежал к Аполлинарии Ивановне и
быстро зашептал ей на ухо:

- Бабуля. ты соседкам про это яичко не болтай. Никому ни слова. Поняла? - И
тут же убежал, так и не покушав простокваши с хлебом.

Летом Павлик Попов работал на Крестовоздвиженских золотых приисках,
принадлежавших Бисерскому заводу графини Порье. 3 июля он нашел странный
кристалл, крупный, бесцветный, прозрачный. Через два дня на прииск явился
сам граф Порье вместе с минералогом Шмидтом, и вскоре в Петербург министру
финансов графу Канкрину была отправлена срочная депеша. Граф Порье писал:

"3 июля приехал я на россыпь вместе с господином Шмидтом, и в тот же день,
между множеством кристаллов железного колчедана и галек кварца, открыл я
первый алмаз. Алмаз этот был найден накануне 14-летним мальчиком из деревни
Калининской Павлом Поповым".

Разумеется, сам Павлик об этом письме понятия не имел, не знал, что имя его
войдет во все учебники и научные труды по минералогии. Но отлично понимал,
что такое эти прозрачные кристаллы и сколько они стоят.

Ранней осенью 1829 года несушка Мотя склевала на прииске крупный, чистый
алмаз, а потом выкакала его в лукошко.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

За окном падал крупный снег. Было светло от снегопада и так тихо, что
слышно, как в пяти километрах от дома гремит " по ледяным рельсам одинокая
электричка.

Подмосковный дом Дмитрия Владимировича Мальцева был большим и теплым, с
центральным отоплением, с тремя ванными комнатами и двумя маленькими
душевыми. В гостиной, в столовой и в спальне Дмитрия Владимировича имелись
еще и камины, настоящие, с ажурными экранами, с полным набором всяких
щипцов, кочерег, щеток, совков и совочков для углей.

Дмитрий Владимирович всегда растапливал камины сам, выкладывал сухие
поленья красивой пирамидкой, и все пытался научить Варю этому нехитрому
делу. Но у нее еще ни разу не получилось, она напихивала целую кучу бумаги,
однако слабый синеватый огонек дрожал и гас, оставляя тонкие извилистые
стебельки дыма, которые напоминали Варе худеньких тающих привидений из
детского фильма "Каспер".

Снег пошел с вечера, а к ночи превратился в метель. Варя сначала глядела в
окно на крупные, подсвеченные фонарем снежинки. Потом на розовые сполохи
тлеющих углей в камине. Наконец уставилась в потолок и стала считать
слонов.

Перед ее мысленным взором медленно продвигалось тяжелое темно-серое стадо.
Слоны топали по потолку. Они маршировали в ногу, как солдаты на параде.
Ритм был упорно-однообразным. Главное, не увлекаться счетом, не забывать о
сладких стонах и двигаться, двигаться. Главное, не думать о том, что внизу
вода, сто пятьдесят литров воды, от которой отделяет только прорезиненная
ткань матраца и тонкая шелковая простыня.

Ритм нарастал. Водяной огромный матрац колыхался, как груда желе. Слоны
неслись по потолку. У Вари устали ноги. Она была мокрой от пота, чужой
кисловатый липкий пот впитывался в ее поры. Она утешала себя простыми
мечтами о том счастливом моменте, когда встанет наконец под душ, вы давит
на губку ароматный зеленый гель и будет долго, тщательно мыться. До этого
пока далеко. Терпеть еще минута двадцать, не меньше. Это целая вечность..!

Дробный слоновий топот постепенно сливался в долгий сплошной звук,
напоминающий громовой раскат. Ей казалось, стадо несется уже не по потолку,
а по ее распластанному телу. Она чувствовала себя совершенно плоской, ее
втаптывали в упругую подвижную мякоть матраца. Потный пыхтящий на ней
мужчина весил не меньше ста килограммов. Он всегда был сверху. Он терпеть
не мог иных позиций, кроме этой, самой примитивной. Все прочее считал
извращением.

Сил у него было много, а фантазия отсутствовала напрочь. Первые две недели
с его тонких сухих губ не срывалось ни звука, ни поцелуя. Сорок минут
гробовой тишины и мерного, тяжелого ритма телодвижений. Но потом он
расслабился, разыгрался. Он стал иногда целовать Варю, посасывал, покусывал
ее ухо, стонал и вскрикивал странно высоким голосом. Вот тогда и появилась
у нее надежда. Она поверила, что все будет хорошо.

Этот человек, один из самых богатых и влиятельных в России, этот упругий
молчаливый толстяк с желтоватыми, блестящими, как мокрый суглинок, глазами,
с короткой бычьей шеей, широкими волосатыми запястьями и тонкими, как у
женщины, холеными пальцами, женится на ней.

Дмитрий Владимирович Мальцев официально числился заместителем министра
финансов, однако его влияние и его полномочия распространялись далеко за
пределы этой сравнительно скромной государственной должности. Кроме
ежедневных сорока минут потной гимнастики с Варей на водяном матрасе, во
все остальное время суток у него был глубокий начальственный бас. Каждое
утро он пробегал пять километров по лесу босиком, в одних трусах, в любую
погоду, потом плавал в ледяном бассейне. В свои пятьдесят шесть лет он был
здоров, как боров, как племенной бык, как дикий африканский слон.

Температура воды в бассейне поддерживалась постоянная, зимой и летом плюс
семь градусов. Если подойти к краю, можно было заметить льдинки, тончайшие,
прозрачные, как контактные линзы. Иногда ночью, когда тишина была особенно
глубокой, Варе казалось, что она слышит, как они позванивают, сталкиваясь
на черной глади воды с отражениями бледных зимних звезд.

"Вода - это красиво и совсем не страшно, - убеждала себя Варя, глядя в
черную глубину бассейна, - ты должна привыкнуть к воде. Тебе везло, три
года он не ездил с тобой на морские курорты. Врачи сказали ему, что солнце
для него вредно, что-то такое с кожей, опасно загорать. Однако теперь
разрешили. Этим летом он намерен отправиться в Ниццу. Тебе придется войти в
море. Ты должна быть готова к этому, иначе потянется цепь вопросов и
подозрений, он не успокоится, пока не выяснит истинную причину твоего
страха. Он узнает о тебе все, и твои великие планы растают, как эти хрупкие
льдинки".

Она проводила с собой эту психотерапию не только стоя у бассейна, но и лежа
на водяном матрасе. Ей хотелось кричать от ужаса, когда она чувствовала под
собой тяжелую, тугую, смертельно опасную массу воды.

"Ты не должна бояться. Ты ведь хочешь, чтобы он женился на тебе?"

- Да... - простонала Варя, почти не разжимая стиснутого рта.

Ноги заныли нестерпимо. Правое ухо было мокрым, он измусолил мочку, вымазал
слюной шею. К шее прилипли влажные пряди. Считать слонов стало невозможно,
стадо слилось в одну сплошную свинцовую массу. Черная тяжелая толща воды
почти сомкнулась над ней, не давая дышать. Варя закричала, глухо,
сдавленно. Она позволила себе этот крик потому, что он был вполне уместен,
он был кстати, и энергичный трудолюбивый толстяк благодарно поцеловал ее в
губы, погладил по волосам.

Дмитрий Владимирович Мальцев был полностью удовлетворен. Он почувствовал
себя настоящим мужчиной. А Варя была счастлива, что все кончилось и можно
идти в душ.

Она оставила Мальцева лежать с закрытыми глазами и блаженным выражением на
потном лице. Она видела, как он, не открывая глаз, протянул руку и включил
радиотелефон, с которым никогда не расставался, отключал только на сорок
минут любви, не более.

Варя накинула халат и выскользнула из спальни. Не успев прикрыть за собой
дверь, она услышала слабое треньканье радиотелефона и хриплый, недовольный
голос:

- Да... Нет, я тебя отлично слышу, но мне не нравится твой голос... Я
понимаю... Честно говоря, мне сразу эта твоя идея с голландским
корреспондентом показалась дурацкой. Извини, но актер из тебя никудышный.
Слушай, Павлу ша, откуда в тебе этот юношеский авантюризм?.. Что ты сказал?
От страха? Ну, знаешь, братец дорогой, трусости я в тебе никогда не
замечал. Ладно, это не телефонный разговор. А вообще, все к лучшему. Он
профессионал, пусть и работает своими методами. Что ты молчишь? У тебя
появились сомнения? Хорошо, объясни... Ладно, Паша, брось, не
преувеличивай, мало ли у кого какие сексуальные проблемы? Это не мешает ему
оставаться профессионалом... Ну, знаешь, так нельзя, ты его нашел, ты
уверял меня, будто он классный специалист, а теперь кричишь, что мы
связались с идиотом... Вот это правильно, отдохни, погуляй, пройдись по
антикварным лавкам, как раз у отеля "Куин Элизабет" есть пара-тройка
приличных антикваров. Кстати, как тебе Монреаль? Ты ведь в Канаде раньше не
бывал... Да, действительно, есть что-то общее с Нью-Йорком, но Америка
все-таки колоритней. А с этим твоим дипломатом все нормально. Из того, что
он считает себя роковым мужчиной, вовсе не следует, что он полный идиот.
Пожалуйста, прекрати паниковать. Все, будь здоров.

Разговор длился не больше трех минут. Мальцев говорил довольно громко,
все-таки его собеседник, его любимый младший брат Паша, находился на другом
полушарии Варя, стараясь не дышать, застыла у двери, дослушала до конца и
только потом отправилась в душ.

* * *

У большинства оперативников дотошность старшего следователя Бородина
вызывала острое раздражение. Работать по делу, которое ведет Бородин,
считалось чем-то вроде дисциплинарного взыскания. Про Илью Никитича
говорили, что он любого, самого терпеливого оперативника за Можай загонит и
доведет до белого каления.

Проглядев материалы дела об убийстве журналиста Бутейко, капитан Иван
Косицкий загрустил. Судя по тому, какие мероприятия планировал проводить по
этому делу следователь, работа предстоит нудная, а главное, совершенно
бессмысленная. Действительно, зачем возиться, если все очевидно? Окажись на
месте Бородина другой следователь, он бы только радовался такому классному
делу. Все прямо как на подбор: вот тебе и труп, и убийца с оружием и
мотивом преступления. Посиди пару дней, позанимайся писаниной. оформи все,
как положено, и не дергай ни себя, ни других.

И кому только в голову пришло вручить этот подарок зануде Бородину? Если бы
не Илья Никитич, дело через неделю было бы в лучшем виде передано в суд, и
Анисимов А.Я. отправился бы отбывать свою заслуженную "пятнашку".

И все-таки капитан Косицкий понимал, что кривит душой. Несмотря на простоту
и очевидность дела, следователь Бородин скорее все-таки прав, чем не прав.
Слишком много белых пятен. Не опрошены свидетели, не проведены экспертизы.
Сначала надо выяснить, точно ли заслужил Анисимов А.Я., ранее не судимый и
вполне нормальный парень, эту свою "пятнашку", Ведь, кроме самого
Анисимова, наказаны будут и его двадцатилетняя жена, которой придется во
всех анкетах писать, что муж ее осужден по убойной статье, и крошечный сын,
которому придется расти без отца. Есть еще у этого Анисимова мама с папой,
вполне нормальные люди. В общем, капитан Косицкий решил, что с него не
убудет, если он погуляет по большому тихому двору, поговорит с жильцами
первого этажа.

Правда ведь интересно, почему никто не услышал ночью выстрела, хотя
пистолет был без глушителя? Каким образом подозреваемый умудрился беззвучно
упасть с лестницы, не получить ни единого ушиба и заснуть здоровым крепким
сном запойного пьяницы? Ведь что получается: пока он поджидал свою жертву в
подъезде, он отлично соображал, потом хладнокровно пальнул в упор, в висок
своему бывшему однокласснику, прошел несколько шагов к лестнице и тут же
вырубился? Был трезв, потом стал пьян, хотя напился вроде бы не в подъезде,
не за упокой души убиенного приятеля.

Иван не спеша обошел кирпичный дом, в котором еще недавно жил журналист
Артем Бутейко. Обычная девятиэтажка, три подъезда, тонкие стены, низкие
потолки. Домофоны установлены в каждом подъезде, но ни один не работает.
Перед домом просторный двор с детской площадкой, с двумя рядами
гаражей-"ракушек".

Во дворе было пусто, только молодая мама с коляской сидела на спинке
поломанной лавочки, съежившись, как продрогший воробей, да на спортивной
площадке парнишка лет шестнадцати выгуливал толстого вялого боксера.

Скудное зимнее солнце спряталось, и сразу как будто похолодало. Женщина
спрыгнула со своего насеста и покатила коляску к подъезду, к тому самому,
где произошло убийство. Иван решительно последовал за ней.

- Добрый день, - он представился и показал удостоверение, - вы в этом
подъезде живете?

- Да, а что? Вы насчет убийства? - Лицо ее моментально оживилось.

Постоянные обитатели московских дворов, бабушки, мамы с маленькими детьми,
бездельники-подростки и бомжи, в последнее время все реже соглашались
выступать в роли свидетелей. Еще недавно многие с удовольствием выкладывали
оперативникам все, только успевай вопросы задавать. А сейчас что-то
изменилось. Наверное, произошло то, чего так упорно добивались средства
массовой информации.

Окончательно подорвана вера в милицию, и большинство людей живет в полной
уверенности, что преступников давно никто не ловит, все воруют и берут
взятки, и вообще бандит симпатичней милиционера. А возможно, просто настало
время, когда бесплатно никто не раскроет рта. Скоро для того, чтобы узнать
дорогу у прохожего, придется платить. А свидетеля, который согласится хоть
что-то рассказать, надо будет награждать не только деньгами, но и медалью
за гражданское мужество.

Однако на этот раз капитану повезло. Мамаша с коляской была готова отвечать
на вопросы.

- Так точно, я насчет убийства, - радостно закивал Иван. - Скажите,
пожалуйста, вы ночью слышали выстрел?

Женщина пожала плечами, задумалась на секунду и медленно произнесла:

- Вы знаете, я как раз живу на первом этаже, дверь напротив лифта. У нас в
квартире отлично слышно, что происходит на лестничной площадке. Этого парня
застрелили около двух часов ночи?

- В час сорок пять.

- Ну да, я в это время была в ванной, и вода у меня не лилась. Я слышала
какую-то возню на площадке, постоянно хлопала входная дверь, она у нас
железная, тяжеленная, звук по всему подъезду разносится, даже если
придерживать.

- Дверь хлопнула несколько раз? - насторожился капитан. - А точнее
вспомнить не можете?

- Ну, я, конечно, не считала, - пожала плечами женщина, - но точно больше
двух. Понимаете, было такое ощущение, что кто-то ходит туда-сюда, и всю
ночь стоял грохот, как весной. Потом все затихло минут на тридцать. Я спать
не ложилась, сидела на кухне, чай пила. Ну, а потом уж начался шум,
обнаружили труп, приехала милиция.

- Подождите, вы сказали, стоял грохот, как весной. Что вы имели в виду?
Грозу, что ли?

- Петарды, - объяснила женщина, - весной в нашем дворе каждую ночь
запускают петарды. Как первые теплые ночи наступают, выходят подростки,
стоят во дворе до утра и развлекаются. Ну, еще в Новый год, конечно, тоже
палят. Так вот, этой ночью, ни с того ни с сего, настоящую канонаду
устроили, как раз между часом и двумя. Я подумала, может, у кого-то день
рождения или свадьба. И еще, как раз без чего-то два я открыла форточку и
увидела, как человек пробежал мимо окна. Окно кухни рядом с подъездом, я
обратила внимание на него потому, что, во-первых, он бежал, во-вторых, у
него были широченные плечи. Такой, знаете, "качек" с бычьим затылком. Гора
мускулов. Он промчался от подъезд к повороту в переулок. Лица я, конечно,
не разглядела, я ведь смотрела из света в темноту, но силуэт запомнила.

- Вы сказали, это было без чего-то два. Точнее не помните?

- К сожалению, нет. Я на часы не взглянула.

Капитан поблагодарил женщину, уселся на спинку лавочки, достал сигареты.

"Петарды - это очень интересно. В ту самую ночь, в то самое время, когда
прозвучал выстрел, во дворе запускали петарды. А из подъезда выбежал
плечистый тяжеловес. И дверь хлопала то и дело. Хорошо бы еще с кем-нибудь
побеседовать на эту тему, если, конечно, найдутся желающие".

Он оглядел двор. По-прежнему было пусто, только парнишка продолжал
тренировать своего толстяка боксера на спортивной площадке. Не худо бы с
ним тоже пообщаться. Собачники часто выгуливают своих питомцев ночами.

"Может, мне второй раз повезет? Может, и этот парень тоже что-то видел, -
подумал капитан, пытаясь прикурить на ветру, - хотя, между прочим, повезет
не мне, а Анисимову. Для меня-то как раз все эти неожиданные подробности -
лишняя головная боль".

Хлопнула дверь подъезда. Вышла белокурая высокая девушка в ярко-голубой
куртке. Капитан заметил, как хозяин боксера замер, а потом побежал
навстречу девушке.

- Лена, подожди!

У парнишки ломался голос, крик получился смешной, петушиный.

- Ну, что тебе? Я же сказала, оставь меня в покое.

Они остановились у лавочки, на которой сидел капитан. Боксер тяжело
подпрыгивал, пытаясь лизнуть девушку Лену в лицо.

- Лен, ты куда? В магазин? - тревожно спросил мальчик.

- Никуда. Отстань.

- Ты что, обиделась?

- Сказала, отвали. Тоже мне, Отелло хренов. Видеть тебя не могу, - девочка
говорила сердито, отрывисто, однако продолжала стоять, не уходила. Капитан
подумал, что шансы у парнишки все-таки есть.

- Лен, я правда не сле