- я забыла. Она
сказала, что обязательно позвонит. И напрасно ты так дергаешься.

- Что она тебе еще сказала?

- Погоди, дай вспомнить. Она была какая-то взвинченная, напуганная.
Сказала, ей срочно надо с тобой поговорить. Я спросила, что случилась, она
ответила, ничего страшного, просто хочет посоветоваться.

Телефонный звонок раздался через десять минут.

- Илья Никитич, - послышался в трубке приятный, глубокий женский голос, -
добрый вечер. Это Варя Богданова. Помните меня?

- Здравствуй, Варя. Конечно, помню.

- Илья Никитич, вы простите, что я вас беспокою, просто мне больше не с кем
посоветоваться. Понимаете, у меня есть друг... ну, или жених... в общем, мы
живем вместе уже три года. Я рассказывала Лидии Николаевне, когда мы
встретились в институте. Его зовут Мальцев Дмитрий Владимирович. Он
заместитель министра финансов. Но, в общем, это не важно. Вчера ночью в
него стреляли, но, к счастью, не убили. Там оказался человек, он гулял с
собакой и практически спас Дмитрия Владимировича, к тому же его собака
догнала убийцу. Вы меня слушаете?

Он молчал, не перебивал. Он чувствовал, как она сильно волнуется.

- Да, Варюша, я тебя внимательно слушаю.

- Понимаете, Илья Никитич, я боюсь ошибиться, но мне показалось, все это
было подстроено заранее. Возможно, я глупости говорю... Просто мне страшно.
Дмитрий Владимирович очень состоятельный человек, он занимает серьезный
государственный пост. Он, конечно, был благодарен парню, который его спас,
и собирается взять его на работу, в охрану. Но мне этот собачник очень не
понравился.

- Погоди. А почему ты решила, что все было подстроено заранее? - перебил ее
Илья Никитич.

- Ну, просто я не верю в такие совпадения. Знаете, как в старом анекдоте
про рояль, который стоял в кустах? Я же говорю, возможно, я ошибаюсь, но я
бы хотела попросить вас проверить этого парня. У него на правой руке два
перстня с крупными прозрачными камнями, а под перстнями наколки, тоже
перстни. Если честно, я испугалась потому, что мне показалось, он похож на
капитана Соколова.

- Напомни, пожалуйста, кто такой капитан Соколов, - попросил Илья Никитич
равнодушным голосом.

- Ну, тот, который вытащил меня, когда, я тонула. Его ведь потом посадили.
Дмитрий Владимирович ничего не знает о Тенаяне, обо всем, что со мной
произошло. И если вдруг окажется, что это действительно Соколов... - она
всхлипнула, тяжело, горестно вздохнула, - если Дмитрий Владимирович узнает,
наверное, он бросит меня... Не простит, хотя я ни в чем не виновата. Станет
мной брезговать, если узнает, и сразу бросит...

Она уже не сдерживалась, плакала горько, навзрыд, и почти не могла
говорить.

- Варюша, успокойся. И не темни. Скажи мне честно, откуда ты знаешь, что
покушение было инсценировкой?

- Ну не знаю я... Просто мне так кажется.

- Дмитрию Владимировичу тоже так кажется?

- Нет... То есть мы с ним это не обсуждали. Но если он хочет взять его на
работу, в охрану, наверное, думает, что все правда. Я очень вас прошу. Вы
просто проверьте, Соколов это или нет... Хотя он все равно завтра к
двенадцати приезжает к нам, к Дмитрию Владимировичу домой. Мы живем за
городом, в шестидесяти километрах от Москвы, по Ленинградскому шоссе, там
такой маленький поселок "Солнечный". Всего три виллы, очень большие
участки. У нас второй участок... Простите, Илья Никитич, я, наверное, зря
вас побеспокоила. Все равно уже ничего сделать нельзя... Завтра к
двенадцати он приедет... Простите...

- Погоди, Варя, не плачь, не клади трубку, - произнес Илья Никитич. Но уже
звучали частые гудки.

* * *

В одиннадцать пятнадцать черный скромный "жигуль" свернул с Ленинградского
шоссе на проселочную дорогу в пяти километрах от поселка "Солнечный".
Поперек дороги, в самом ее начале, стоял огромный грязный грузовик с
бревнами.

- Черт, - выругался Вася Соколов, останавливая машину.

Он выехал пораньше. Опаздывать было нельзя ни в коем случае. Такие люди,
как Мальцев, особенно щепетильны в том, что касается точности.

Для начала Вася погудел грузовику, хотя понимал, что это бессмысленно.
Водительская кабина была пуста. Он огляделся, пытаясь сообразить, можно
попасть в поселок как-нибудь в объезд. Позади уже гудели две машины,
"Волга" и военный "газик". Вася понял, что попал в капкан. Чтобы свернуть с
дороги, надо было проехать либо назад, либо вперед. Оставалось только выйти
и договориться с водителем "Волги".

Он еще раз погудел на всякий случай, отстегнул ремень безопасности, вылез,
не спеша направился к "Волге".

В салоне, кроме водителя, сидело трое. Все молодые мужчины с короткими
стрижками. Все в кожаных куртках. Это немного не понравилось Васе.

- Мужики, вы бы подали немного назад, - сказал он, наклонившись к
приоткрытому переднему окну, - там есть поворот, можно в объезд, а то хрен
его знает, мудилу, сколько он здесь простоит.

Из "газика" тем временем выпрыгнули трое, такие же молодые, широкоплечие.

- Сейчас попробуем, - кивнул водитель "Волги", - но только там, через
поселок, выезд сразу на Ленинградку.

Трое из "газика", направлялись к "Волге". Вася стал медленно отступать к
заснеженному лесу. Вдоль дороги с обеих сторон шли глубокие канавы. Вася
сделал несколько шагов и вдруг заметил, что в "Волге", за задним стеклом,
лежит милицейская фуражка. Трое из "газика" брали его в кольцо. Из "Волги"
выскочили двое. Не успев ничего сообразить, Вася выхватил свой "ТТ" и стал
стрелять.

Одного он успел ранить в руку.

Ему кричали все, что положено кричать в таких случаях, но он перескочил
через канаву, словно на крыльях, и, утопая в глубоком снегу, рванул через
лес. Боль прожгла голень, он понял, что ранен, обернулся, пальнул еще раз.

- Стоять! Брось оружие.

Он ответил двумя выстрелами, ранил еще одного оперативника. И тогда в него
стали стрелять на поражение. Первая пуля угодила в голову, вторая в
позвоночник, но и первой было достаточно.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Варя вышла из здания Университета искусств в семь часов вечера. Сыпал
мягкий крупный снег, красиво подсвеченный огнями Китай-города. Вместо того
чтобы сесть в свой "рено", она отправилась пешком в сторону
Политехнического музея. Она шла не спеша, чуть помахивая маленькой замшевой
сумочкой. Неподалеку от памятника героям Плевны свернула в проходной двор.

Там, в глубине, стоял черный, длинный, как крокодил, "линкольн" с
затемненными стеклами, с погашенными огнями. Варя подошла к машине. Задняя
дверца открылась, она нырнула в теплый, пахнущий хорошим одеколоном салон.

- Привет, лапушка, - послышался из мягкой глубины низкий мужской голос.

- Привет, - ответила Варя довольно мрачно.

- Какая-то ты сегодня грустная, Варюша, - из темноты протянулась рука,
нежно погладила Варю по щеке, - чего тебе? Кофейку? Соку?

- Соку. Клюквенного, как всегда. В салоне зажегся свет. Рядом с Варей, на
заднем сиденье-диване, раскинувшись, сидел маленький худой человек,
совершенно лысый, с лицом, похожим на череп. Крошечные глаза тонули в
глубоких глазницах, прятались под тяжелыми и совершенно голыми надбровными
дугами.

- Слушай, Пныря, я тебя знаю больше трех лет, но все не могу понять, у тебя
глаза какого цвета? - спросила Варя, отхлебнув густого клюквенного сока.

- Вроде, карие, - ответил он и улыбнулся, - ты мне зубы-то не заговаривай,Х
лапушка. Ты зачем Васю сдала?

- Ты обещал, что он вообще не выйдет из тюрьмы и я его никогда больше не
увижу.

- О моих обещаниях мы после поговорим. Сначала ответь на вопрос.

- Я его не сдавала, - Варя тряхнула волосами и отвернулась, - во-первых, он
сам подставился. Во-вторых, он бы меня обязательно засветил.

- Как же это он подставился?

- Сам знаешь, - она вытащила из сумочки сигареты, закурила. - Ему не надо
было убивать журналиста. Мог бы и перетерпеть. Но он решил удовлетворить
свое оскорбленное самолюбие, не подумал, поддался эмоциям. Кстати, именно
поэтому я и боялась, что он меня засветит у Мальцева. А это, Пныря, не в
твоих интересах.

- И все-таки ты плохо поступила, что сдала Васю.

- Я тут вообще ни при чем. Дело по убийству журналиста попало к умному
следователю. Я только намекнула, и если бы следователь не знал, о ком речь,
то ничего бы и не было с твоим Васей.

- С моим? - укоризненно покачал головой Пныря. - Это ты, лапушка,
преувеличиваешь. Он скорее твой, чем мой. Во всяком случае, тебе это в
минус. Поняла, меня?

- Ну, один минус - не страшно. Зато плюсов сколько! Я тебе Красавченко
вычислила? Вычислила.

- Не надо, солнышко, не преувеличивай. Это, как говорится, семечки. Ты
только дала координаты, а вычисляли его мы. Да и неизвестно, насколько он
был вредный, Красавченко этот. Ну, чего он мог добиться?

- Не знаю, - Варя помотала головой, - если для тебя сто тысяч - семечки,
тогда не знаю.

- Ладно, молодец. А с Васей ты все же не права. Он так старался, придумал
сам инсценировку, заодно убрал лопуха-свидетеля, который запросто мог его
заложить по делу с журналистом. И все прошло гладенько, как по маслу.
Считай, уже внедрился.

- Ага, и ты ему дал Петюню в помощники. Спасибо тебе. Жаль, я не видела
всего спектакля с самого начала. Представляю, как здорово Петюня сыграл
заказчика. Я многое потеряла.

- Эй, Варька. Не заводись! - ласково проворчал Пныря. - Мала еще меня
учить.

- Я не хочу, чтобы твой Вася вертелся у меня под ногами. Просто не хочу, и
все, - произнесла Варя, резким движением гася сигарету.

- Ну-ка, девочка, притормози, - Пныря чуть повысил голос, - это мое дело
кого внедрять. Я не могу так разбрасываться людьми из-за твоих капризов.
Вася работал на меня много лет, и неплохо справлялся.

- Ладно, Пныря. Давай уж по-честному. Я тебе брошь с бриллиантом, а ты мне
- Васю. Без всяких минусов.

- Да, с брошью ты умница, - кивнул Пныря, - что правда, то правда. Главное,
вовремя. Оперы туда пришли буквально через три часа после нас. Слушай, что
же ты Мальцеву своему не подсказала, с самого начала?

- А сначала я сама ничего не понимала.

- Ну уж? Не прибедняйся. Ты со мной связалась в среду, как только узнала
про Красавченко. Неужели не могла своему Мальцеву хотя бы намекнуть?

- Ты думаешь, он стал бы меня слушать? - усмехнулась Варя. - Был момент,
когда я чуть не вмешалась. Как узнала, что они собираются в Канаде
устраивать наркодопрос Беляевой, решила, что оба совсем свихнулись.
Конечно, от камней они дуреют, что старший, что младший, перестают
соображать, только глазами сверкают и готовы делать любые глупости, лишь бы
достать, раздобыть. И все-таки я до последнего момента надеялась. Ну, ведь
не надо много мозгов, чтобы понять: если кто-то и копал землю по-настоящему
глубоко, то уж точно не дачники. Во всяком случае, не они первые. Дачи там
стали строить только после войны. А до этого был совхоз, крестьянские
дворы. Крестьяне дома строили, картошку сажали, использовали каждый клочок
земли. Надо было искать тех, кто жил в Батурине сразу после революции.

- Погоди, но они ведь выяснили, что после революции на том участке стоял
дом каких-то крестьян Кузнецовых. Ты говорила, они действуют правильно.

- Ну да, они были правы, пока не сошли с ума. У них все шло отлично, -
кивнула Варя, - им удалось проследить историю совхозного семейства до
конца. Семейство после войны переехало в Москву. Они узнали три московских
адреса, быстро и очень удачно провернули огромную работу по сбору
информации. Им везло, их как будто на волнах несло к победе. Это не я
сказала. Это Пашенька-профессор любит так красиво выражаться. - Варя
усмехнулась. - Последний отпрыск Кузнецовых сильно пил, совершенно
опустился и числится без вести пропавшим с 1985 года. Вот они и решили,
будто это тупик.

Им хотелось что-то делать, не терять надежду. Столько информации: портрет,
дневник Сони Батуриной, где точно обозначено место - и тупик! Разве можно в
это поверить, остановиться? А в такой ситуации люди, как правило, совсем
теряют голову. Тогда умник Паша нашел Красавченко, чтобы проверить всех
последующих владельцев участка. Честно говоря, я была почти уверена, что
действительно - тупик. Брошь найти невозможно. Но потом, когда узнала, что
копию броши делал отец Бутейко, поняла: никакого тупика нет. Наоборот, все
просто.

- Как же просто? - буркнул Пныря. - Я, например, не понимаю.

- До сих пор? Странно. Я ведь тебе еще вчера объясняла. Ты мне, разумеется,
не поверил, но за брошкой все-таки послал команду, - Варя засмеялась и
долго не могла остановиться. Даже слезы брызнули.

- Эй, кончай! - сердито рявкнул Пныря.

- Ладно, прости. Не буду. Я ведь не над тобой, над ними. Они сами между
собой несколько раз говорили о том, как жаль, что отличный мастер Вячеслав
Бутейко больше не делает копий. Что-то с ним случилось летом 85-го.
Уволился из ювелирного магазина, перестал принимать заказы, порвал старые
связи, живет замкнуто, почти в нищете, и боится даже разговаривать о своем
прежнем ремесле. Неужели нельзя было догадаться, что если в том же, 85-м,
пропал без вести алкоголик Кузнецов, единственный возможный владелец броши,
то должна быть какая-то связь!

- Но ведь это могло быть простым совпадением, - сквозь зубы пробормотал
Пныря.

- Конечно, - кивнула Варя, - я не спорю.

- И все-таки, ты могла хоть как-то намекнуть, ведь, если бы этот придурок
Красавченко начал действовать, твой Мальцев мог бы в итоге все потерять.

- Но он не начал, - улыбнулась Варя, - ты, Пныря, умный и сильный. Ты его
вовремя обезвредил.

- Ладно, не язви, - поморщился Пныря, - я тебя серьезно спрашиваю, почему
не вмещалась?

- Во-первых, не хотела светиться. Я же дурочка, разговоров умных не
понимаю, пропускаю мимо ушей, поэтому при мне можно обо всем говорить, не
стесняясь. Ну а во-вторых, я поняла, что они задумали, слишком поздно,
когда Красавченко уже подъехал к Беляевой, и профессор Пашенька поднял
панику, стал терзать брата звонками из Монреаля.

Пныря поерзал на диване, вытащил из кармана пиджака большой кожаный футляр,
раскрыл и протянул Варе.

- Вот она, брошка с "Павлом". Посмотри, какая красота.

Варя равнодушно взглянула на мерцающий цветок с платиновыми дрожащими
лепестками, на "Павла", который таинственно светился в полумраке салона, и
отвернулась.

- По-моему, от копии ничем не отличается. У папы Бутейко получилось даже
лучше, чем у ювелира Ле Вийона. Я, когда увидела ее в коллекции Мальцева,
долго не могла понять, что же они с ума сходят, если вот она, брошь с
"Павлом". Только потом узнала, что у них все-таки копия.

- Нет, ты в руки возьми, посмотри внимательней. Вещь уникальная, безумных
денег стоит.

- Продашь? Или себе оставишь?

- Пусть пока полежит. Зачем продавать? Да ты не бойся, можешь даже
примерить. Вот, зеркало есть.

- Ага, я примерю, а потом меня машина собьет или кирпич на голову свалится,
- Варя опять засмеялась, но на этот раз успокоилась быстро, допила свой сок
и закурила еще одну сигарету. - Представляю, что бы сейчас было с моим
Мальцевым, с профессором Пашулей. Наверное, совсем бы с ума сошли. Вон и у
тебя, Пныря, глазки засверкали. Теперь я вижу, они у тебя действительно
карие.

* * *

Поздним вечером, в уютной гостиной Дмитрия Владимировича Мальцева весело
пылал камин, свет был погашен, горели свечи. На круглом журнальном столике
стояла бутылка французского коньяка, две маленькие рюмочки из богемского
хрусталя. Павел Владимирович сидел на кушетке, поджав ноги, листал
очередной каталог "Драгоценные камни и ювелирные украшения".

Дмитрий Владимирович расхаживал по гостиной со стаканом минералки в руке.
Варя в кресле у камина читала учебник философии раннего возрождения.

Дмитрий Владимирович, проходя мимо, поцеловал ее в пробор и тихо спросил:

- Когда у тебя следующий экзамен, солнышко?

- Завтра, - ответила она, не поднимая головы от учебника.

- Митя, может, все-таки пригубишь коньячку? - подал голос Павел
Владимирович. - Не каждый день в тебя стреляют, и не каждый день твою жизнь
спасает особо опасный преступник.

- А что, этот спецназовец с овчаркой оказался преступником? - Варя вскинула
испуганные глаза. - Откуда вы знаете? Он что, приезжал сегодня?

- Его арестовали на дороге, в пяти километрах от поселка, - ответил Павел
Владимирович, - но он оказал сопротивление, ранил двоих оперативников. Его
застрелили прямо там, в лесу.

- Ой, мамочки, - Варя прижала ладонь к губам, - ужас какой! А откуда
узнали, что он преступник?

- Ты бы шла спать, детка, - сказал Дмитрий Владимирович, - первый час ночи.

- Да, сейчас, - кивнула Варя, - только выйду, подышу немного перед сном.

Она соскользнула с кресла и, как была, в тапочках, в шелковом домашнем
платье, вышла в сад. На свежих сугробах лежали, как лоскуты желтого
бархата, отсветы горящих окон. Неподвижная гладь бассейна слабо дымилась от
лунного света. Варя подошла к самому краю, присела на корточки, долго,
пристально глядела на воду, словно пыталась проникнуть взглядом в самую
глубь бездны, в черный бездонный квадрат посреди белого, покрытого чистым
снегом сада. Наконец медленно поднялась, вытянулась в струнку, скинула
платье, тапочки, осталась в одних трусиках и, крепко зажмурившись, с
коротким звонким криком прыгнула в бассейн. Брызги вспыхнули в фонарном
свете. Варя быстро, легко поплыла.

В доме хлопнула дверь, выскочил Дмитрий Владимирович, кинулся к бассейну.

- Варюша! Ты с ума сошла! Я сейчас, держись! Эй, быстро сюда полотенце,
одеяло.

Когда он добежал до бассейна, она уже вылезла, тут же подоспел охранник с
махровой простыней. Варя дрожала, но счастливо улыбалась.

- С ума сошла! - повторял Мальцев, кутая ее в простыню, поднимая на руки и
целуя мокрое, холодное лицо. - Ты же плавать не умеешь!

- Оказывается, умею, - Варя весело засмеялась, обвила его шею ледяными
русалочьими руками, - Митенька, миленький, ты женишься на мне когда-нибудь
или нет?

- О, Господи, конечно, женюсь, счастье мое.

* * *

Экзамен по философии Варя сдала на "отлично", причем на этот раз была
уверена, что такую оценку ей поставили вовсе не из-за благотворительной
деятельности Дмитрия Владимировича. Она действительно неплохо
подготовилась, к тому же билет достался не самый сложный.

Она легко сбежала по лестнице, протянула номерок в гардеробе и, ожидая,
пока старик-гардеробщик отыщет ее шубку, крутила на пальце ключи от машины.
Колечко соскользнуло, ключи отлетели и со звоном упали на кафельный пол.
Варя наклонилась, чтобы поднять, но чья-то рука уже протягивала ей ключи.

- Спасибо, - она небрежно скользнула взглядом по лицу полноватого пожилого
мужчины, подумала, что это какой-то новый преподаватель, и повернулась,
чтобы взять у гардеробщика свою шубку.

- Здравствуй, Варенька, - произнес тихий, удивительно знакомый голос.

Варя застыла на миг, обнимая невесомую норковую шубку, вгляделась в круглое
мягкое лицо, обрамленное небольшими седыми бачками по моде семидесятых.

- Илья Никитич? Добрый день...

- Странно, что сразу не узнала. Замечательно выглядишь, похорошела,
повзрослела. Ты только что сдала экзамен. Надеюсь, на "отлично"? - Он взял
у нее из рук шубу. Она долго не могла попасть в рукава, наконец справилась,
выправила волосы, тряхнула головой, подняв вокруг себя волну глубокого,
горьковатого аромата духов.

- Конечно, на "отлично", а как же иначе? Очень рада вас видеть, Илья
Никитич.

- Я тоже, Варенька. Ты бросила трубку, но мы с тобой не закончили разговор.

ЭПИЛОГ

В Калифорнии, в белой трехэтажной вилле на берегу океана высокий сухощавый
старик, один из самых богатых и известных адвокатов Голливуда Майкл Бэтурин
отхлебнул минеральной воды из высокого бокала, поудобней устроился в кресле
и нажал кнопку на пульте. Огромный экран замерцал серо-жемчужным дрожащим
светом, зазвучала бодрая музыкальная заставка, оскалил пасть и зарычал
черно-белый лев. На экране под грозную барабанную дробь вспыхнули буквы:
"Красная петля".

Потом под томительную лирическую мелодию поплыли титры. "В главной роли
Софи Порье".