а разорвет ему горло.

- Фрида, ко мне! - услышал он сквозь обморочный звон в ушах.

Он не сразу сообразил, что собака оставила его, не сразу решился открыть
глаза, боль в руке пронзила его так, что он заорал во всю глотку.

- Тихо, тихо, не вопи, лежи смирно, сейчас пройдет, - прозвучал у самого
уха знакомый голос, - руку давай, да не эту, левую. Правой не шевели.
Быстро, малыш, быстро! Надо уходить.

- Клим, больно, не могу, - стонал Вова, пытаясь изо всех сил сдержать крик,
- дико больно, слушай, она не бешеная?

Оттого, что Клим оказался рядом, стало значительно спокойней, но боль в
прокушенной руке усиливалась, терпеть было невозможно.

- Клим, сделай что-нибудь!

Он уже делал. Он снял с Вовы толстую куртку, задрал рукав свитера. Вова не
почувствовал укола, так сильно болела прокушенная рука. Клим колол не в
вену, а в мышцу. Было темно. Соображал Вова так плохо, что не подумал,
почему Клим оказался здесь, во дворе, откуда взялась собака и почему она
слушается Клима, откуда вдруг у Клима в руках появился шприц, и главное,
какое там, в одноразовом шприце-ампуле, лекарство?

Все это длилось не больше минуты.

- Сейчас станет легче. - Клим натянул назад задранный рукав, тихонько
свистнул собаке, которая сидела и ждала в сторонке, подтолкнул Вову. - Все,
малыш, вперед. Уходим.

У Вовы сильно кружилась голова. Боль в руке немного утихла, однако ноги
стали ватными, и обдало жаром. Вова взмок, свитер пропитался потом, и тут
же сильно зазнобило. Так сильно, что застучали зубы от холода. Но, как ни
было ему худо, он все-таки заметил, что Клим подталкивает его совсем не в
ту сторону, не к переулку, а назад, к большой квадратной арке.

- Куда? Ты что? - прохрипел он, пытаясь остановиться.

Но тут же руки его попали в тиски. Он тихо взвыл от боли.

После выстрелов на площадку перед клубом обрушилась тишина, такая тяжелая,
что Варе показалось, будто она вдавливает ее в колючий мокрый снег. Тишина
длилась всего несколько секунд, а возможно, ее вовсе не было, просто Варя
оглохла от страха. Но постепенно стали наплывать живые звуки. В арке,
ведущей во двор, послышался гулкий дробный топот, хруст мокрой наледи.
Взвыла на разные голоса сигнализация у нескольких машин на стоянке, наконец
в отдалении зазвучали сирены. К месту происшествия приближались милиция и
"скорая".

Варя решилась приподняться. Это было трудно сделать. Одна туфля утонула в
глубокой луже, другая застряла острым каблуком в щели между панелями.
Тонкая корочка льда хрустнула под ногами, сквозь колготки снег обжег
ступни.

- С тобой все в порядке? - Мальцев уже был рядом, он поддержал ее за
локоть, развернул к себе лицом. - Где больно? Ну, говори скорей, где
больно?

Он был без дубленки, пиджак расстегнут, галстук съехал вбок. Она обняла
его, вжалась лицом в мокрую рубашку и заплакала.

- Митя, Митенька, не попали в тебя? Ты живой, Митенька?

- Ты босая на снегу. Простудишься, - произнес он хрипло, отрывисто и поднял
Варю на руки. Такое было впервые. Не только с ним, с господином Мальцевым,
но вообще, за все двадцать лет жизни, ее никто не брал на руки: Разве что
мама в раннем детстве да капитан Вася Соколов, когда выносил из воды.


- Если бы с тобой что-то случилось, я бы умерла, - призналась она
совершенно искренне.

Он ничего не ответил, быстро пошел к джипу. Он нес ее с такой легкостью,
словно она была маленьким ребенком.

Телохранители, шофер, клубная охрана суетились, кто-то громко, отрывисто
отдавал распоряжения, милицейская бригада осматривала место происшествия, а
из глубины арки появилась сначала овчарка с высунутым языком, потом два
мужских силуэта. Они вышли из темноты, и стало видно, что один человек
держит другого за локоть, тащит, волочит по снегу. У того были заломлены за
спину руки, он согнулся почти пополам.

"Неужели удалось догнать киллера?" - удивилась про себя Варя.

Мальцев усадил ее на заднее сиденье джипа, подоспевший шофер красивым
жестом скинул свою теплую кожаную куртку, накрыл ей ноги, включил печку и
захлопнул дверцу.

Варя успокоилась, немного согрелась. Дрожь прошла. Она перебралась на
переднее сиденье, повернула зеркальце так, чтобы разглядеть себя в
полумраке. Надо было хоть как-то привести лицо в порядок. В карманах
дубленки не было ничего, кроме фантика от жвачки. А сумочка, в которой
имелось все необходимое - носовой платок, пудреница, расческа, осталась
валяться где-то там, в сугробе, рядом с потерянными туфлями. Вылезать
босиком из машины было неохота, но сумочку жаль. Она приоткрыла дверь,
чтобы позвать кого-нибудь. Но шофер и телохранители стояли далеко. Вместе с
Мальцевым они беседовали с милиционерами, наверное, свидетельские показания
давали. Варе не хотелось орать на всю площадь. Мальцев не любил, если его
отвлекали от важных дел. А давать показания, когда на тебя только что было
совершено покушение, это, безусловно, дело важное.

Рядом с ними, прямо на заснеженных плитах, лежал человек. Варя разглядела
черную куртку, раскинутые ноги. Он лежал, как труп. Но конечно, был жив.
Просто так положено - валить на землю задержанного преступника. Именно он
стрелял, его пару минут назад вывел из арки с заломленными назад руками
хозяин овчарки.

- Черт, что же делать? - пробормотала Варя и открыла дверцу пошире.

Во влажном воздухе запахло табачным дымом, ей сразу захотелось курить. Но
ее сигареты остались в сумке, а в машине случайной пачки оказаться не
могло. Мальцев категорически запрещал курить в салоне. Оглядевшись, она
заметила, что совсем близко у джипа стоит крепкий невысокий мужчина, курит
и сплевывает в снег. Рядом сидела овчарка с высунутым языком. Из пасти ее
валил пар, бока ходили ходуном от тяжелого частого дыхания.

- Простите, можно сигарету? Он оглянулся, подошел к открытой дверце,
доставая на ходу пачку из кармана.

- Это вы поймали бандита? - Варя прикурила от его сигареты и тут же
отвернулась. Ей было неприятно, что кто-то, пусть даже совершенно
незнакомый человек, пусть даже в темноте, смотрит на нее, когда ее лицо в
разводах грязи.

- Не я. Фрида, - отрывисто произнес незнакомец, - она догнала его в два
прыжка, я еле оттащил. , - А руки вы ему чем связали?

- Поводком.

- Он из окна стрелял?

- Нет. Он вылез на козырек.

- Зачем, интересно? Так ведь его проще заметить.

- Ему было трудно целиться из-за метели.

- Значит, он не профессионал? - Понятия не имею.

Сквозь ветровое стекло Варя взглянула на подъезд клуба. Каменный широкий
козырек проходил прямо над подъездом, вдоль всего фасада, на уровне второго
этажа.

- Странно... Сначала ему надо было попасть в какую-нибудь из квартир на
втором этаже.

- Окно лестничной площадки, - отрывисто уточнил незнакомец,

Каждое десятое окно, расположенное вдоль козырька, сияло холодным
голубоватым светом. Ряды таких же голубоватых окон шли вверх, от второго до
последнего четырнадцатого этажа. Фасад был как бы расчерчен по вертикали,
поделен на равные части рядами одинаковых голых окон. Варя знала, что в
доме шесть жилых подъездов. То есть окна лестничных площадок освещены все
до одного, очень ярко. Если бы убийца стрелял из окна, его силуэт был бы
отчетливо виден с площади. Лучшего места, чем этот козырек, просто не
придумать. Стоянка ярко освещена, над козырьком образуется как бы теневой
шатер.

Одно из шести лестничных окон над - козырьком было открыто. Варя только
сейчас заметила, как покачивает створку сильный ветер.

- Интересно... - она забыла о том, как ужасно выглядит, и повернулась лицом
к своему собеседнику, - а вы, когда гнались за ним, не боялись, что он
выстрелит?

- Нет.

- Он что, пистолет бросил?

- Не знаю.

Варя заметила на его правой руке два перстня. В ярком фонарном свете
сверкнули бесцветные камни, слишком крупные, чтобы быть настоящими
бриллиантами. На запястье болталась толстая золотая цепь. Лица его она
разглядеть не могла, ближайший фонарь светил ему в затылок. Плечи
широченные, накачанные, голова обрита наголо, короткая крепкая шея. То ли
спортсмен-тяжеловес, то ли спецназовец, а может, чей-то охранник. Возможно,
"браток", а скорее все сразу.

Она сдвинулась к самому краю сиденья, ей очень хотелось разглядеть его
лицо.

- Вы здесь кого-то охраняли?

- Я гулял с собакой.

- Живете в этом доме?

- Нет. В соседнем.

- То есть вы оказались здесь совершенно случайно?

- Да.

- И вы все видели?

- Почти.

- А вот когда были выстрелы, кто-то повалил кого-то на землю. Не знаете,
кто кого? - спросила она, пытаясь заглянуть ему в глаза.

Он отвернулся, ничего не ответил, бросил окурок в снег, спюнул и быстро
отошел. Овчарка Фрида встала, не спеша отряхнулась, брызги с собачьей
шерсти полетели Варе в лицо.

- Подождите! - крикнула она вслед незнакомцу. - Можно вас попросить? Он
резко остановился.

- Там где-то в сугробе сумочка моя валяется, пусть кто-нибудь принесет. И
еще туфли.

Он молча кивнул и быстро зашагал туда, где стояли охранники и милиционеры.
Овчарка шла рядом, вжавшись, в его ногу. Варя увидела, как навстречу
человеку с собакой широким шагом направляется Мальцев. В одной руке он
держал ее сумку, в другой туфли. Поравнявшись с незнакомцем, он
остановился. Они говорили довольно долго. О чем, Варя не слышала.

"Этот браток повалил Мальцева на землю за секунду до выстрела, - вдруг
догадалась Варя, глядя сквозь поредевший снег, как поднимают и заталкивают
в милицейскую машину задержанного. - Он спас Мальцева. А его Фрида спасла
меня. Если бы я не упала, могла бы запросто получить пулю. Одну из трех
пуль. Киллер не профессионал, мазила. Конечно, целил он в Мальцева, но мог
бы и промахнуться. Спасибо овчарке Фриде. Но как же он умудрился еще и
догнать киллера? Тоже Фриду надо благодарить. Хорошая собачка. Умная".

Милицейская машина уехала, увезла задержанного. Мальцев все беседовал с
незнакомцем.

"Мало ли в Москве немецких овчарок? - думала Варя. - Мало ли накачанных
молодых мужиков, у которых хриплый басок, отрывистая речь, кретинская
манера расплющивать фильтр сигареты зубами и сплевывать через слово?"

Она еще раз внимательно взглянула на себя в зеркало. Хорошо, что лицо такое
грязное, в разводах туши. Пожалуй, не стоит стирать грязь, пока браток не
уберется отсюда восвояси со своей умницей Фридой.

- Значит, вы просто заметили его на козырьке над подъездом? - спросил
Дмитрий Владимирович, вглядываясь в маленькие светлые глаза своего
спасителя.

- Инстинкт сработал. За секунду до выстрела я почувствовал, в кого он
целит.

- Откуда у вас этот инстинкт?

- Афган. Чечня.

- Вы военный?

- Я был офицером спецназа.

- Чем сейчас занимаетесь?

- Вот, собаку выгуливал, - в темноте сверкнули яркие белоснежные зубы.
Улыбка была моментальной, как фотовспышка, и тут же лицо опять окаменело.
Мальцев чувствовал, как напряжен его собеседник. На вопрос он отвечать не
хотел.

"Конечно, такому крепкому парню неприятно признаваться, что у него проблемы
с работой", - догадался Мальцев, искренне сочувствуя бывшему спецназовцу.

- Ну хорошо, а как вам удалось вычислить, куда именно он будет убегать?

- Увидел открытое окно, понял, что подъезд ближайший к арке, то есть в
середине двора. Значит, ему удобней пересечь двор и только потом свернуть в
один из переулков. Но догнал его не я, а Фрида.

- Вы специально обучали собаку этим навыкам?

- Так точно.

- И часто ей приходилось догонять преступников?

- Всякое бывало.

- Собака отличная у вас, - Мальцев протянул руку и потрепал жесткий мокрый
загривок, - сколько лет вашей Фриде?

- Три с половиной.

- Хороший возраст. Собачья молодость.

- Так точно.

- Ну ладно. Еще раз спасибо вам. Вот моя визитка. Завтра в десять жду
вашего звонка.

Варя перебралась на заднее сиденье, подложила под голову свернутую кожанку
шофера, поджала ноги, накрылась своей дубленкой. Только теперь она
почувствовала, как сильно устала. Глаза слипались.

Первыми сели в машину шофер и охранник. Судя по их мрачному молчанию, Варя
поняла, что обоим грозит увольнение. И это справедливо. Если бы не
случайный собаковладелец, все могло бы кончиться плохо.

Мальцев уселся на заднее сиденье, рядом с Варей.

- Кто он, этот парень с собакой? - спросила она, сладко зевнув.

- Бывший спецназовец.

- Да? А я думала, он милиционер.

- Ты поспи, солнышко, - Мальцев погладил ее по коленке, - ехать долго,
поспи пока.

Ехать было действительно долго. Особняк Дмитрия Владимировича находился за
городом, в тихом заповедном месте неподалеку от знаменитого Завидова.

- Собака у него хорошая, - пробормотала Варя уже с закрытыми глазами,
сквозь сон, - наверное, старая. Только старые собаки бывают такими умными.

- Нет. Ей всего три с половиной года. Овчарки живут десять - двенадцать, то
есть возраст у нее самый лучший. Собачья зрелая молодость.

Варя засыпала моментально, стоило только закрыть глаза, и через минуту ей
уже что-то снилось. Сны всегда бывали цветными, яркими.

Перед ней возникла маленькая комната, двуспальный ватный матрац прямо на
полу, с несвежим скомканным бельем, черное окно без занавесок, голая
лампочка под потолком. В углу серо-коричневый толстолапый щенок жадно лакал
молоко из миски. Рядом - широкая белая спина, крепкий, остриженный
по-военному затылок. Голый по пояс мужчина присел рядом со Щенком на
корточки.

- А хочешь, я ее Варькой назову, в твою честь?

- Сдурел?

- Сука Варька. Классно звучит. Она вырастет злющая, хитрая, как ты. Правда,
есть разница. Она породистая, а ты нет. У нее щенки будут, а у тебя
никогда.

- Заткнись. У меня будут дети. Мне только семнадцать, и ты не каркай!

- Будешь грубить - побью, - он поднялся с корточек медленно, нехотя,
развернулся лицом к Варе, уставился на нее своими светлыми жесткими
глазами. Глядел, не моргая, без всякой улыбки, и это длилось бесконечно.

Сон был настолько живым, что даже запахи выплывали из небытия, щекотали
ноздри. Воняла пепельница, набитая окурками. От коричневых казенных
ботинок, которые он всегда ставил прямо у матраца, исходил тяжелый запах
гуталина. От толстолапого щенка уютно пахло молоком, чистой шерстью и
свежим сеном. На вешалке, прицепленной к открытой форточке, покачивался
серый милицейский китель с капитанскими погонами. Легкий ветерок доносил
запах одеколона "Шипр". Во сне Варя почувствовала себя счастливой.

Как и три с половиной года назад, наяву, в пустой прокуренной комнате, так
и сейчас, во сне, в шикарном салоне джипа, жаркая горько-соленая волна
накрыла Варю с головой, сердце загрохотало, как колокол при пожаре.

Сон продолжался. Отчетливо, как наяву, она увидела приближающееся к ней
жесткое крупное лицо, маленькие зеленоватые глаза, светлую щеточку
офицерских усов.

- Ну ладно, не обижайся. Когда я был маленьким, у соседей по лестничной
клетке жила овчарка, такая же, как эта, восточно-европейская. Я жутко
завидовал, больше всего на свете хотел иметь точно такую собаку. Отличный
был пес. Вот в честь той овчарки я и назову щенка Фрида...

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Задержанный на месте преступления имел при себе паспорт на имя Мухина
Владимира Николаевича, русского, 1973 года рождения, проживающего в Москве.
Вел себя этот Мухин странно. Он был вялый, как тряпка. Дал фельдшеру со
"скорой" перевязать себя, вколоть противостолбнячную сыворотку. Фельдшер
сообщил, что во время обработки раны он бормотал что-то неясное, повторял:
"Клим, сука".

- Рана неглубокая, - сказал оперативникам врач, - ничего опасного. Пусть
завтра поменяют повязку. Собака домашняя, привитая, но на всякий случай
скажите там, пусть поколят от бешенства. Вот, я здесь все написал.

Мухин мотал головой, не отвечал на вопросы, выпучил глаза и смотрел в одну
точку, жадно глотая спертый, прокуренный воздух в милицейском "газике".

Опытные оперативники решили, что парень либо косит под психа, либо обалдел
от моментального задержания и от собачьего укуса.

Когда подъехали к отделению, открыли задние дверцы, сказали "вылезай", он
не шевельнулся, пришлось выволакивать волоком. Он хрипел, висел на руках
милиционеров, продолжал таращиться своими безумными глазами.

- Ничего, сейчас очухаешься, - подбодрили его, усаживая на лавку в
"телевизоре".

Он странно привалился к стене и стал тихо, ритмично подергивать
конечностями.

- Эй, гражданин начальник, вы нам чего сюда принесли? - поинтересовались
соседи по "телевизору". - Он сейчас копыта откинет, в натуре. "Скорую"
надо.

Дежурный пригляделся к задержанному и решил все-таки вызвать "скорую".
Прибывшая через пять минут бригада констатировала коматозное состояние. С
сиреной парня увезли в ближайшую больницу. Но реанимационные мероприятия не
помогли, он скончался по дороге, не приходя в сознание.

При вскрытии обнаружили, что смерть наступила в результате передозировки
синтетического наркотика импортного производства.

Утром в отделение заявился какой-то старый нудный следак из УВД, поднял
всех на ноги, стал подробно расспрашивать о покушении у клуба "СТ",
потребовал все документы, которые еще не успели оформить, позвонил на
подстанцию, откуда приезжала "скорая", связался с дежурившей бригадой и
наконец заявил, что мужик с собакой, который предотвратил покушение и
задержал Мухина, сам его и прикончил, и вообще, является особо опасным
преступником, и покушение, скорее всего, было чем-то вроде инсценировки.

- Ну а мы-то при чем? - недоумевали районные опера. - Показания мы сняли, а
документов при нем не было. Какой нормальный человек берет с собой паспорт,
отправляясь выгуливать ночью собаку? Мужику, наоборот, спасибо надо
сказать. Вот, в протоколе записано, Исаев Максим Максимович, проживает по
такому-то адресу.

- И что? Вы проверили этот адрес? - усмехнулся Илья Никитич Бородин. - Там
действительно живет штандартен фюрер Штирлиц?

- Нет, еще не проверяли, - оперативники удивленно переглянулись и вдруг
стали смеяться. Нервное мужское ржание разнеслось по отделению, и даже
задержанные в "телевизоре" заулыбались, так заразительно хохотали усталые
милиционеры.

- Ничего смешного, - мрачно заметил Бородин.

Капитан Косицкий с опергруппой, с понятыми и с санкцией на обыск прибыл к
двери квартиры Бутейко в восемь утра. На звонок никто не ответил. Дверь
оказалась открытой. В квартире все было перевернуто, вскрыт паркет, вспорот
линолеум в кухне.

Труп Елены Петровны обнаружили в ванной. Она лежала на полу, в луже крови.
Рот ее был заклеен изолентой, на шее странгуляционная полоса. Ее задушили
шелковым поясом от халата. На теле были видны свежие кровоподтеки, ссадины,
множество резаных и колотых ран.

- Следы пыток, - констатировал эксперт.

Вячеслав Иванович был застрелен в упор, в сердце, он лежал на диване и
смотрел в потолок застывшими, широко открытыми глазами. Рот его тоже был
заклеен, но на теле никаких ран не оказалось, кроме одной, смертельной.

В квартире обнаружили два тайника, один в полу в комнате, недавно
принадлежавшей Артему, другой на антресолях, там было сделано что-то вроде
простенка. Торчали гвозди от выломанного листа фанеры, валялись какие-то
тряпки. Оба тайника были выпотрошены. Никаких ценных вещей там, разумеется,
не оказалось.

В маленькой кладовке нашли инструменты для ювелирных работ: тиски,
па-яльнички, напильнички, лупы на штативах и без штативов, словом, полный
профессиональный набор. Но ничего ценного, кроме обрывка золотой проволоки,
застрявшего под плинтусом, так и не отыскали.

Соседи сообщили, что ночью из квартиры слышали приглушенную возню,
несколько раз что-то грохнуло. Но они знали, что Вячеслав Иванович вернулся
из больницы, его часто мучает бессонница, и не придали этому шуму никакого
значения.

* * *

Вечером, за ужином, Лидия Николаевна спросила:

- Илюша, тебе дозвонилась Варя Богданова? Я дала ей твой рабочий телефон.

- Что же ты молчала, мамочка! - Илья Никитич вскочил из-за стола. -
Быстренько, дай мне ее номер.

- Прости, я не записала, - пожала плечами Лидия Николаевна,