она молодеет с каждым днем. Умелый, тщательный макияж, идеально уложенные
волосы. И одета она была вроде бы просто, по-домашнему, но даже Илья
Никитич, который плохо разбирался в дамских туалетах, обратил внимание, что
брюки и блузка куплены в дорогом магазине и красиво подчеркивают вполне еще
стройную фигуру.

"Неужели такая красота в честь возвращения мужа из больницы? - удивился
Илья Никитич. - Или ждет гостей? А может, просто так, для себя? Тогда
почему же раньше она выглядела как неопрятная старуха? Наверное, из-за
смерти сына ей было все равно, как она выглядит. Это вполне понятно. Ну что
ж, в таком случае, она очень сильный человек. Чрезвычайно быстро сумела
взять себя в руки и привести в порядок".

- Добрый день. Проходите, пожалуйста. Простите, я не одета, - зачем-то со-.
общила Елена Петровна, кокетливо поправляя прядку на лбу, - вот, я
приготовила для вас кассеты, - она кивнула на обеденный стол, где были
аккуратными стопками сложены коробки с аудио и видеокассетами.

- Спасибо, - удивленно кивнул Бородин, - если позволите, я все-таки
просмотрю, вдруг там есть копии тех, которые я забрал в прошлый раз.
Простите, я пока вам ничего не привез, но обязательно все верну, вы не
волнуйтесь.

- Ну что вы, не спешите. Я понимаю, как это важно. Скажите, у вас что,
действительно возникли сомнения по поводу виновности Анисимова? Мне
казалось, там все очевидно...

- Для суда должна быть полная очевидность, - пробормотал Илья Никитич, _ к
сожалению, я пока не могу поделиться с вами ходом следствия. Извините.

- Но я все-таки мать, - произнесла она с тяжелым пафосом, - я имею право
знать, кто убил моего сына, - стало заметно, как трудно ей сдерживать страх
и раздражение.

Она старалась изо всех сил понравиться следователю, развеять его
подозрения, она щедро дарила ему свои белозубые улыбки, но глаза при этом
бегали, то и дело косились на часы. Когда послышался гул лифта, Елена
Петровна вздрогнула и покраснела.

Илья Никитич между тем нарочно тянул время, просматривал надписи на каждой
коробке, вытаскивал каждую кассету, вертел ее в руках.

- Извините, - не выдержала хозяйка,- вы не могли бы побыстрей? Я должна
лечь, я плохо себя чувствую.

- Да, конечно. Простите.

Наконец Бородин аккуратно уложил кассеты в большую спортивную сумку,
направился к двери. Хозяйка расслабилась, вздохнула с облегчением. Дверь
отрылась, Илья Никитич шагнул за порог, но остановился:

- Ох, я, кажется, оставил очки на столе. - Он закрыл дверь, решительно
вернулся в комнату, осмотрел стол, потом наклонился, заглянул под стол,
вытащил очки из кармана пальто, нацепил их на нос, растерянно взглянул на
Елену Петровну и громко произнес; - Одного не понимаю, как же вы позволили
ребенку принести в школу такую дорогую вещь, показывать ее одноклассникам?
Да и как сам Артем не понимал, насколько это опасно? Он что, не знал, что
этой броши цены нет? Однако погодите, получается полнейшая ерунда!

Сейчас у нас девяносто девятый. Правильно? Четырнадцать лет назад Артему
исполнилось шестнадцать, и тем ужасным летом он как раз закончил девятый
класс, стало быть, брошь с алмазом "Павел" он принес в школу в десятом?
Нет, вы меня, простите, но в таком возрасте уже можно соображать. А
главное, как же вы допустили, Елена Петровна? Вы, такая умная, такая
осторожная женщина, - Илья Никитич укоризненно покачал головой, - даже
страшно представить, чем это могло кончиться?

- Копия... - пробормотала Елена Петровна, едва шевельнув побелевшими
губами, - Слава сделал копию по рисунку из каталога... Темочке было всего
двенадцать. Ему понравилась история про курицу, Слава любил рассказывать
ребенку истории о камнях...

- Чего вы боитесь? - в который раз повторил капитан Косицкий, глядя сверху
вниз на опущенную голову старика, на вязаную детскую шапку с помпоном.

Может, эту шапочку носил Артем в детстве, а теперь донашивает отец? Они
действительно не покупают новых вещей. Они живут страшно экономно, почти в
нищете, между тем сложно поверить, что у подпольного ювелира такой высокой
квалификации не осталось вообще никаких сбережений. Он многие годы
придумывал для отъезжантов способы вывозить золото и камни. Он делал копии
знаменитых ювелирных украшений для коллекционеров. В Институте минералогии
есть его работы. Он был чуть ли не единственным специалистом по
изготовлению "двойников" знаменитых драгоценных кристаллов.

- Впрочем, я вас уговаривать не собираюсь. До свидания, - капитан распахнул
перед Вячеславом Ивановичем стеклянную дверь гастронома, - возвращайтесь к
своей Леле, кормите ее поджаренным ржаным хлебушком и слушайтесь во всем, 1
как малое дитя.

- Подождите, - еле слышно произнес Бутейко, - не уходите. Я сейчас.

Капитан остался на улице. Сквозь стекло он наблюдал, как сгорбленный старик
в детской вязаной шапочке с помпоном покупает половинку ржаного батона. И
больше ничего, только хлеб.

Он вышел, огляделся затравленно.

- Вячеслав Иванович, я здесь, - тихо позвал его капитан.

- Давайте сядем, - произнес Бутейко, продолжая тревожно озираться, -
впрочем, здесь негде. И холодно. Или вот, пожалуй, зайдем в тот дворик, там
тихо, лавочки чистые, целые.

Во дворе за детской поликлиникой действительно было несколько целых и
чистых лавочек. Они уселись подальше от двух старушек, которые выгуливали
внуков. Капитан закурил. Диктофон у него был самый обычный, для того чтобы
что-то записалось, его надо было достать и хотя бы положить на лавочку
рядом с Бутейко, а еще лучше поднести близко к его губам. Дворик, хоть и
был тихим, однако кричали дети, из переулка доносился шум машин. Иван не
решился открыто записывать, боялся спугнуть, к тому же не надеялся сразу,
здесь, во дворе на лавочке, услышать внятное признание.

- Он приходит каждую ночь, - заговорил Бутейко быстрым, нервным шепотом,
так тихо, что капитану пришлось придвинуться поближе. - Но главное, я до
сих пор не могу понять, как это произошло с нами. Пожалуйста, не дымите на
меня. Я не переношу дыма. Я больной человек. И вытащите левую руку из
кармана. Я должен убедиться, что у вас нет диктофона.

- Простите, - Иван загасил сигарету, показал руки, - диктофона у меня нет.

- Спасибо... Постараюсь поверить на слово, Леля предупреждала... Впрочем, я
ведь не могу вас обыскивать, - он нервно усмехнулся, скривил рот, - ни с
кем, кроме нее, я не могу поговорить об этом. Она запрещает даже думать,
повторяет без конца, что ничего не было. А мне надо выговориться... Вы,
вероятно, не поймете ничего, ну и хорошо. Сначала я решил, у меня просто
галлюцинация. Я столько раз смотрел на брошь, я своими руками сделал копию
по картинкам из каталога. Сначала просто, для себя, хотел повторить эту
красоту. Заказ на копию я получил позже, значительно позже, и продал уже
готовую работу.

- Кому? - осторожно спросил Иван.

- Не перебивайте меня! - вскрикнул он, дернувшись, словно его ударило
током, и. даже попытался вскочить. Капитан осторожно придержал его за руку.

- Простите, больше не буду.

- Я знал все об этом камне, и вот Кузя, пьяница, совершенно никчемный
человек, разворачивает какую-то грязную тряпку, а там брошь графа Порье.
Настоящая, не подделка, уж я-то сразу, с первого взгляда могу определить.
Он разворачивает и спрашивает: "Вот за это сколько дадите? Вещь дорогая,
наследственная". Он мне объясняет, что это вещь дорогая и наследственная! Я
подумал, грешным делом, уж не отпрыск ли он графа? Но это ерунда. У Михаила
Ивановича Порье детей не было. Оказалось, все просто. Дед этого самого
Кузи, крестьянин подмосковного совхоза "Большевик", решил вырыть из земли в
своем дворе какую-то каменную дуру, остаток барской беседки. Дело было в
самом начале тридцатых. Он хотел выстроить дом, и каменная дура мешала.
Стал он рыть и нашел старинную шкатулку. А там брошка с камнем. И совхозник
Кузнецов,. которому было тогда всего лишь двадцать пять лет, решил, что эта
штука принесет ему счастье, такая она была красивая и необыкновенная, и
даже каменный фундамент не стал выкапывать. Дом построил в другом месте. А
брошь спрятал, никому не показывал, только в старости отдал сыну и завещал
внукам хранить, не продавать. После войны семья переехала в Москву, поселок
стал дачным. Последний отпрыск семьи Кузнецовых, этот самый Кузя, спился, и
ему ничего не было жаль. Брошь с "Павлом" оказалась единственной вещью,
которую он мог продать. И вот он стал ходить по ювелирным магазинам, но все
боялся, что подумают, будто украл. А когда я подошел к нему во дворе
магазина, он решился. Однако ведь передумал потом, как стал нам с Лелей
рассказывать семейную легенду, расчувствовался, сказал, что, пожалуй,
продавать не станет, мол, забирайте назад ваши деньги, отдавайте мою вещь.
И как будто нарочно, происходило все это в Серебряном бору, в укромном,
безлюдном месте. Мы ведь пригласили его на шашлыки, хотели отпраздновать
покупку. Вечер был душный, мы выпили, и когда он стал ныть, требовать брошь
назад, мы не выдержали. Я кинулся на него, повалил, Леля накинула ему на
голову пакет... Когда мы поняли, что произошло, быстро все убрали, труп
оттащили в кусты, потом только сообразили, что никто нас не видел, и ни
одна живая душа не знает. Леля сразу сказала мне: забудь. Ничего не было.
Но я не мог. Каждую ночь, все эти годы, он ко мне приходит. И вот он забрал
Артема. Леля говорит, надо жить дальше. Когда все кончится, мы уедем.

- Что кончится?

- Следствие, суд.

- И куда же вы собираетесь уезжать?

- Наверное, за границу. Мне надо думать о своем здоровье. Мне надо
лечиться, и тогда он перестанет приходить ночами. А вам я ничего не
рассказывал, - Бутейко резко поднял голову и посмотрел на капитана
совершенно другими глазами, ясными и пустыми, - если вы думаете, что все
это я повторю для протокола, то ошибаетесь. Мне казалось, станет легче, но
не стало, ни капли. Вы не священник, чтобы я вам исповедался. Вы мне этот
грех отпустить не сумеете.

- Это верно, я не священник. Однако вы позвонили мне на пейджер, вы хотели
встретиться со мной, чтобы все рассказать. Где же эта брошь?

- Какая брошь?

- Перестаньте, - поморщился Иван, - вы храните ее дома, в тайнике? Или
где-то в другом месте? Кто заказал и купил у вас копию? Кто и когда?

- Теперь в аптеку, - произнес Вячеслав Иванович, растерянно озираясь по
сторонам, как человек, который только что проснулся в незнакомом месте, -
там надо по рецепту...

- Я провожу вас.

- Спасибо.

До аптеки шли молча. Капитан опять придержал двери и остался ждать на
улице.

- Можно взглянуть на лекарства? - осторожно спросил он, когда Бутейко
вышел.

- Да, конечно.

Капитан заглянул в маленький аптечный пакетик. Галоперидол и седуксен в
таблетках, аминазин в ампулах, три упаковки с одноразовыми шприцами.

- Леля сама делает вам уколы?

- Да. Она умеет, совсем не больно.

- И давно?

- Второй год.

- А кто выписывает рецепты?

- Она, Леля. У нее есть бланки с печатями. Она ведь работала в районной
поликлинике. Она врач-невропатолог. Ушла на пенсию три года назад по
состоянию здоровья. Но на самом деле она здорова, просто не хотела работать
бесплатно.

- Понятно. А идея уехать возникла сейчас, после смерти Артема, или раньше?

Бутейко остановился так резко, что чуть не упал.

- Какая идея? Куда уехать? Я вам об этом ничего не говорил!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Разминая крепкие, накачанные телеса очередного клиента, Вова думал о том,
что скоро работа кончится и начнется настоящая жизнь. Клим на этот раз
приехал надолго и всерьез, у него большие планы.

Телеса у клиента были чистые, без наколок, но с множеством крупных выпуклых
родинок. Это усложняло работу. Заденешь такую родинку ногтем, и у клиента
может начаться заражение крови.

Клиент был приезжий, из Сургута, представился Петром Петровичем. На вид ему
было чуть за тридцать. Покряхтывая и постанывая от удовольствия, он
поделился с Вовой своей проблемой: ему надо было красиво потратить за три
дня в Москве пять тысяч баксов.

Проблема Петра Петровича только на первый взгляд казалась тривиальной.
Молодой, крепкий, вполне здоровый на вид сибиряк рассказал Вове, что он
хронический язвенник и ресторанные радости ему недоступны. Диета
строжайшая. Он не пьет, не курит, в азартные игры не играет - нервничать
ему вредно. Культурные заведения типа Большого театра и концертного зала
"Россия" навевают на него сон, а поспать можно и в гостиничном "люксе". -
Одно остается, к бабам сходить, - вздыхал Петр Петрович, переворачиваясь с
живота на спину, - но где их взять-то у вас в Москве, хороших баб?

- Ну, этого добра навалом, - отвечал Вова, простукивая ребрами усталых
ладоней круглые безволосые ляжки клиента, - во всех газетах миллион
объявлений, "Досуг, сауна-люкс", можно взять приличных телок на Тверской,
на Садовом.

- Э, нет, мне эти спидоносицы даром не нужны. И газетам я не доверяю. Хочу,
чтобы было чисто и красиво, с гарантией, чтобы не только перепихнуться, но
и поговорить о жизни.

- Есть специальные бюро, там девушки для сопровождения. Высокий класс,
фотомодели, языки знают, поговорить можно о чем хотите. В чем проблема? -
недоумевал Вова. - Были бы деньги.

- Деньги-то есть, - вздохнул Петр Петрович. - а где гарантии? Ты пойми, не
хочу я вот так, с улицы. Здравствуйте, мне нужна женщина. А вдруг в этом
твоем агентстве жулики сидят? Подсунут мне какую-нибудь кикимору, а
откажусь брать - побьют, ограбят? Или того хуже, окажется эта фотомодель
воровкой, шпионкой. У меня все ж таки фирма серьезная, документы,
контракты, переговоры. В наше время, сам знаешь, можно запросто нарваться
на криминал.

Вова устал не только физически, но и морально. Он искренне не понимал, чего
надо этому придурку, который за пять тысяч не может найти себе девок в
Москве. - У вас вроде заведение солидное, дорогое, - продолжал сибиряк, -
клиенты люди серьезные. Вот ты мне скажи, где они развлекаются? Где и с
кем? Есть ведь в Москве такие места, для избранных, ну там, квартиры
специальные, клубы, в которые не пускают кого попало. Загородная вилла,
бассейн с подогревом, и чтобы сразу обслуживали две красавицы, все не
спеша, под музыку, с напитками. Как в кино, понимаешь, нет? Ну, для меня,
конечно, только минералка, а для них спиртное, чтоб веселей работали. Вот я
в каком месте хочу побывать. Чтобы все по высшему разряду, как для членов
правительства.

- Да, есть такие места, - важно кивнул Вова, - но просто так, с улицы, не
попадешь, даже за деньги. А главное, времени у вас мало.

- Времени мало, это точно. Всего три дня. Отдохнуть хочется от души,
по-столичному, чтобы было потом что вспомнить. Имею право, за свои кровные.
Имею или нет, как считаешь?

- Конечно...

- Ну вот и скажи мне, есть среди твоих клиентов люди, которые могут мне
этот отдых организовать? С кем можно поговорить без базара, и чтоб с
гарантией?

Разговор получался какой-то вязкий, неконкретный. Не нравились Вове такие
разговоры. Ему стало казаться, что Петр Петрович на самом деле хочет вовсе
не того, о чем просит, и вроде бы проверяет Вову на вшивость, прежде чем
сообщить, что же ему надо от скромного массажиста на самом деле. Чтобы
прояснить ситуацию, Вова заговорил чуть резче:

- Среди моих клиентов много серьезных людей. Но я не понял, вы хотите, что-
бы я вам дал телефон закрытого бардака? Или человека, который может вас
туда отвезти? Так дела не делаются, я вас тоже ведь впервые вижу, вы уж
извините, но лучше бы сказали мне прямо, чего надо. Я бы понял. А то все
намекаете, крутите.

- Куда уж прямей. Пять тысяч баксов.

- Кому? - хлопнул глазами Вова.

- Нищему на паперти. Деткам-сироткам, - рявкнул Петр Петрович и тут же
добродушно рассмеялся. - Ты вот массаж делаешь, в серьезном месте
работаешь, а такой непонятливый, наивный такой. Ты что думаешь, я вот так,
прямо с улицы, стал бы к тебе обращаться? Мне этот ваш комплекс
рекомендовали знающие люди.

- А кто именно рекомендовал, можно спросить?

- Скажу кто. Но только позже. Сначала ты мне ответь, можешь мне помочь или
нет?

- В каком смысле - помочь?

- В самом прямом. Сведи меня, познакомь. Я же тебе объясняю, времени мало.

- С кем именно познакомить-то? С девками?

- Ну, ты тупой, блин! - присвистнул сибиряк. - Да на хрена мне твои девки!
У нас в Сибири своих навалом, да еще в сто раз лучше ваших, московских. -
Он так резко и неожиданно поднялся, что чуть не заехал Вове головой в зубы,
фыркнул, стянул со спинки стула махровый халат, накинул его на круглые
каменные плечи, прошелся по кабинету, что-то насвистывая, наконец
остановился, поманил пальчиком. Вова пригнулся поближе и услышал хриплый
шепот; - Мотню мне купить надо.

- Какую мотню? - спросил Вова тоже шепотом.

- Ладно, хватит. Поговорили. Подай-ка мне портмоне.

Вова взял со стола сумочку-визитку, отметил про себя, что вещица дорогая,
куплена в каком-нибудь сильно навороченном бутике, где носовой платок стоит
баксов пятьдесят. Петр Петрович не спеша расстегнул молнию, вытащил
пятьдесят долларов и положил прямо на простыню массажной кушетки.

- Это тебе, за сообразительность.

- Оплата через кассу, - пробормотал Вова, - а на чай это много. Вы это...
насчет железа так бы сразу и сказали. Сколько нужно? И какого именно вам
железа?

- Ага, умный! Дошло наконец. Поздравляю, - сибиряк Затянул пояс халата,
сделал несколько приседаний, гибко потянулся. И не подумаешь, что у
человека нутро гнилое, язва, диета.

- Короче, чего надо и сколько? - прошептал Вова, судорожно двинув кадыком.

- Немного. Всего один спецствол. Но с инструктором.

- Так чего ж вы начали с девок?

- Ну, о девках всегда поговорить приятно, особенно с хорошим человеком. Ты,
Вова, хороший человек. А если я в тебе ошибся и ты все-таки ссученный, в
бетон закатаю, - произнес сибиряк еле слышно, как бы размышляя вслух, и тут
же. вскинув на Вову серые прозрачные глаза, рассмеялся: - Шучу я. Ты понял?
Это юмор у меня такой. Хотя в каждой шутке есть доля шутки. Слушай, Вовик,
ты мне честно скажи, здесь у тебя вредных насекомых не водится?

- Что вы! - обиделся Вова. - У нас все стерильно, здание новое, санитарные
проверки каждую неделю...

- Дурак, - Петр Петрович сочувственно покачал головой, - ну, дурак. И как
только вы, москвичи, с таким куриным умом еще живы? Я тебя о чем спрашиваю?
Ну, мозгой-то шевельни.

- А, вы про "жуков"? - догадался Вова. - Нет, в этом смысле у нас вроде
чисто.

- Вроде или точно?

- Точно. Но если серьезный разговор, то всегда лучше на воздухе. После
массажа хорошо воздухом подышать, полезно.

- Можно выйти на открытый корт. Там сейчас нет никого. Зима.

- Это верно. На воздухе лучше. Но не сейчас. И вообще, ты особенно-то не
спеши, пацан, - прищурился сибиряк, - я еще разок хочу в сауну сходить,
потом в бассейне поплавать, потом у меня дела в городе. В общем, давай так.
Встретимся завтра вечером, часов в семь. Ты свободен?

- Да. А где?

- У тебя номер мобильный не изменился?

- Нет.

- Ну, тогда тебя сам найду, сказку точно, когда и где.

- А кто вам дал мой мобильный? - спросил Вова, но Петр Петрович ничего не
ответил, потянулся с хрустом, прихватил свое портмоне, с которым не
расставался ни на минуту, и ушел из массажного кабинета, чтобы продолжать
оздоровительные процедуры.

Вечером Вова позвонил Климу. Через час они встретились в глубине
Измайловского парка, в безлюдном месте. Машину Вова оставил далеко, у метро
на платной стоянке. Пришлось идти пешком, сначала по широкой расчищенной
аллее, потом по заснеженной дорожке. Следы на снегу были только птичьи и
собачьи. Вова не понимал, зачем понадобилась Климу такая конспирация,
почему нельзя просто, по-человечески, посидеть в тепле, поужинать в
каком-нибудь укромном кабаке.

К вечеру погода опять испортилась. Выл ветер, голые деревья тяжело,
медленно раскачивались, стволы трещали, тени веток причудливо и жутко
шевелились на твердом снегу, в кругах фонарного света. Небо почернело,
казал