- Хорошо. Допустим. О чем вы собираетесь беседовать?

- Ну вот, мы с вами легко нашли общий язык. Мы ведь два профессионала. У
меня достаточно богатая и интересная биография. Афганистан, Чечня. Я знаю
множество занимательных историй о работе спецслужб.

- У меня не клуб "Белый попугай". Занимательные истории рассказывают в
других передачах. К тому же о работе спецслужб сейчас написано столько, что
вряд ли кого-то можно заинтересовать и удивить.

- Я знаю то, о чем еще не писали и не говорили. Не волнуйтесь, я сумею
предложить темы, которые понравятся вашему руководству. И не надо мне
голову морочить. Я отлично знаю, что вы имеете возможность приглашать своих
людей. В передаче есть определенный процент платных героев. Если у вас за
столом сидит бизнесмен и рассказывает, чем его товар лучше всех остальных,
то это косвенная реклама, и у вас с приглашенным совершенно четкая
договоренность. Деньги, бартер - это уже детали.

- Тем не менее существует очень жесткий отбор, иначе передача потеряет лицо
и упадет рейтинг. Кто бы ни сидел за столoм, какие бы деньги ни платил,
тема разговора должна быть интересна телезрителям.

- Вот об этом можете не беспокоиться Им будет интересно то, что я расскажу.
Мы с вами станем обсуждать самые серьезные проблемы, самые горячие и
животрепещущие.

- Например? - быстро спросила Лиза.

- Вербовка агентуры в Чечне. Технология похищения людей.

- А вы имеете к этому отношение ?

- Я об этом много знаю.

- Откуда?

- Лиза, не спешите. Мы еще не в эфире.

- Все эти вопросы я услышу от своего начальства, как только предложу вашу
кандидатуру на эфир. Кроме того, мне необходимо знать вашу должность,
звание,. если оно у вас есть, краткую биографию, причем все эти сведения
должны быть реальными. Они будут проверяться. Сами понимаете, эфир, тем
более моя передача - не проходной двор.

- Нет проблем, - улыбнулся он, - однако всему свое время. Мы еще будем
иметь возможность поговорить, обсудить подробности.

- Вы можете сформулировать свою задачу?

- Я уже сформулировал. Мне нужно выйти в эфир, причем именно в вашей
передаче потому что она самая рейтинговая и ее смотрят все.

- Вы хотите придать гласности засекреченную информацию?

- Нет. Я хочу передать привет одному человеку.

- Перестаньте, Красавченко. Мы с вами не в игрушки играем. Эфир - это
серьезно, тем более мой эфир. Чтобы заявить о вас руководству, я должна
придумать какую-то солидную формулировку. Пока я слышу от вас только общие
слова. Как я объясню, почему приглашаю именно вас? О работе спецслужб и о
похищении людей я сама могу многое рассказать, как любой человек, который
читает газеты и смотрит телевизор.

- Вы можете рассказать о проблемах. Однако о методах, о технологии, вы
ничего не знаете, - проговорил он быстро, возбужденно, и она почувствовала,
что все-таки удалось задеть его за живое.

- Хорошо. Приведите хотя бы один пример. Расскажите мне то, чего я не знаю.

- Методика индивидуального и массового зомбирования, использование гипноза
и наркотиков при вербовке. Технология наркодопроса.

- Так, стоп. Пожалуйста, о последнем подробнее.

- Почему именно о последнем?

- Потому, что про зомбирование и вербовку я без вас знаю.

- Вот и отлично. Про наркодопрос мы с вами и поговорим в эфире. Все, Лиза.
До встречи в Москве. Вы даже не представляете себе, как я рад, что мы нашли
наконец общий язык. Я позвоню вам.

Он опять растворился в толпе.

В самолете рядом с ней уселся молодой человек из Фонда культуры. Он болтал
без умолку. Лиза машинально кивала.

"Наркодопрос. А ведь я помню какие-то странные вопросы. Очень смутно помню.
Что-то о дачном участке в Батурине... Ну да, мне не случайно потом
приснилось, как мы с Юрой ездили хоронить Лоту. Был очень отчетливый,
конкретный сон. Ну и что? При чем здесь наркодопрос? Зачем Красавченко
понадобилось выяснять, где я похоронила свою собаку? Или, может, его
интересовало другое? С кем я туда ездила? Бред какой-то. А может, он просто
сумасшедший?"

Когда стали разносить напитки, молодой человек возбужденно зашептал ей на
ухо:

- Я знаю, вы не пьете. Не могли бы попросить для меня пару маленьких
бутылочек виски?

- Да, конечно.

- Скажите, чтобы не отвинчивали пробки.

- Извините, мэм, у нас не принято раздавать спиртное на вынос, - громко и
надменно ответила на ее просьбу стюардесса.

Двумя днями позже в одной московской газетенке появилась заметка в
несколько строк о том, что популярная телеведущая Елизавета Беляева в
самолете немецкой авиакомпании "Люфтганза" попыталась под шумок прихватить
пару бесплатных бутылочек виски, но была поймана с поличным бдительной
немецкой стюардессой. Из этого знаменательного события был сделан довольно
глубокий вывод о том, что халява - неистребимая национальная черта нашего
русского характера, и до каких же пор мы будем позориться перед честной
заграницей?

Внизу стояла подпись: "Фердинанд Правдин". Лиза понятия не имела, что это
один из журналистских псевдонимов бойкого молодого человека, и заметки не
видела, однако ей все подробно пересказали доброжелательные коллеги.

После посещения больницы капитан Косицкий встречался со следователем,
доложил о результатах беседы с отцом убитого. Сам Иван считал эти
результаты почти нулевыми. Ничего, кроме бреда. Однако Илья Никитич Бородин
выслушал его очень внимательно и просто извел вопросами, заставляя
вспоминать каждую деталь разговора. Его интересовало все. Несчастный алкаш
по имени Кузя, который четырнадцать лет назад крутился у ювелирного
магазина, а теперь каждую ночь посещает передовика обувного производства
Бутейко В.И. с полиэтиленовым мешком на голове, Леля, которая оказалась
всего-навсего Еленой Петровной Бутейко, и даже курица, которая снесла
какого-то Павла на Урале в 1829 году. Более того, ради этой курицы он
заставил капитана Косицкого ни свет ни заря тащиться в Горный институт, на
кафедру минералогии за консультацией.

- Павел - это драгоценный камень, - напутствовал Ивана следователь, -
скорее всего, крупный алмаз. Первые российские алмазы нашли на Урале как
раз в конце двадцатых годов прошлого века. Что касается курицы, то это
может быть легендой, знаменитые драгоценные камни, как правило, обрастают
легендами, так что не бойся, минералоги не поднимут тебя на смех, если ты
их спросишь про курицу.

На смех его и правда не подняли, совсем наоборот.

- Неужели вам удалось выйти на след "Павла"? Это удивительный кристалл,
редчайшей чистоты, - пожилой профессор минералогии Федор Антонович Удальцов
был так возбужден, что не мог усидеть на месте, стал бегать из угла в угол
по маленькому, прокуренному кабинету, - он числится пропавшим без вести с
1917-го. Но практически его никто не видел с 1880-го, с тех пор, как
известный московский ювелир Ле Вийон по заказу владелицы камня графини
Ольги Карловны Порье огранил его и изготовил брошь поразительной красоты.
Вот, смотрите, - Удальцов достал увесистый том какой-то специальной
энциклопедии и раскрыл на одной из цветных вклеек, - здесь фотографии
плохие, черно-белые, они делались в 1880-м, а вот рисунки; Вид сверху, вид
сбоку, подробные характеристики кристалла. Ювелир запечатлел камень до и
после огранки, а вот - готовое изделие, брошь в форме цветка орхидеи.

- А как насчет курицы? - поинтересовался капитан.

- Этот факт тоже зафиксирован документально. Здесь, в энциклопедии, об этом
не так подробно. Но вот я вам сейчас покажу, - Федор Антонович полез на
верхнюю полку, достал тоненькую потрепанную книжицу в мягком переплете, -
это дневники минералога Шмидта. Он подробно описал историю открытия первого
русского алмазного прииска на Урале. Самый первый алмаз нашел
четырнадцатилетний крестьянский мальчик Павел Попов, работавший на
Крестовоздвиженском золотом прииске. Это произошло в 1829-м и подробно
описано не только Шмидтом, но и известным австрийским ученым Гумбольдтом,
который как раз тогда путешествовал по Сибири и Уралу. А вот историю с
курицей можно найти только у Шмидта. Дело в том, что домашняя птица с
удовольствием склевывает камни, даже крупные. Детская сказка про курочку,
которая снесла яичко не простое, а золотое, имеет вполне реальную основу.
Если это произошло неподалеку от прииска, то птичка могла снести и золотой
слиток, и алмаз. А вообще, лучший в Москве специалист по историческим
драгоценным минералам Мальцев Павел Владимирович. Он работал в нашем
институте, правда давно, потом читал лекции на геофаке в университете,
потом преподавал где-то за границей, то ли в Дании, то ли в Голландии, но,
по-моему, он вернулся. Насколько мне известно, сейчас он преподает в
каком-то частном учебном заведении в Москве.

Капитан на всякий случай записал в блокнот имя и телефон специалиста, хотя,
на его взгляд, профессор Удальцов знал достаточно, чтобы утолить
любопытство Бородина. Тем более к убийству Бутейко, которым в данный момент
они занимались, эта романтическая история с алмазом в курином лукошке имела
весьма косвенное отношение.

- Так вот, - вдохновенно продолжал Федор Антонович, - интересно, что этот
кристалл был снесен не какой-нибудь курицей, а той, что принадлежала семье
крестьян Поповых, то есть алмаз как бы появился на свет на птичьем дворе
первооткрывателя российских алмазов Павлика Попова, в награду, что ли.
Некоторое время Павлик носил камень в мешочке на груди, но в результате
несчастного случая попал в дом графов Порье, там ему оказали помощь и
забрали у него камень.

- И что дальше? - пробормотал капитан. Вопрос этот был обращен скорее к
самому себе, чем к профессору, но тот принял его на свой счет и продолжил
рассказывать про алмаз.

- Дальше графиня Порье назвала кристалл в честь мальчика, "Павлом", и
присоединила его к своей знаменитой коллекции драгоценных минералов. Он был
лучшим, самым крупным, а главное, самым чистым, без единого изъяна,
фантастической прозрачности. Показатели очень высокие, почти невозможные.

- А сколько он может стоить? - поинтересовался Иван.

- Цена для таких кристаллов - понятие весьма условное, приблизительное. А
если учесть уникальную историю, художественную ценность работы, имя Ле Вий-
она... Невозможно определить денежный эквивалент. Думаю, на международном
аукционе изначальная цена броши с "Павлом" была бы не менее пятисот тысяч
долларов. Впрочем, если бы торг начался с миллиона, все равно нашлись бы
желающие.

Капитан тихо присвистнул и внимательней разглядел картинку в энциклопедии.
Действительно, очень красиво. Такие ювелирные украшения он видел только в
Алмазном фонде, под бронированным стеклом, на черном бархате.

- Неужели кто-нибудь когда-нибудь это носил?

- Нет. Графиня Порье заказала брошь, когда была глубокой старухой, и
завещала ее своему правнуку, графу Михаилу Ивановичу Порье. Граф был
личностью ничем не примечательной, ни в какие справочники и энциклопедии не
вошел. Могу вам сказать одно: вероятней всего, брошь он не продавал и
никому не дарил, иначе хоть что-то стало бы известно, хоть какая-то
информация просочилась бы. Слишком заметный камень, а мир ювелиров и
коллекционеров достаточно тесен.

- Скажите, а если бы сейчас кто-то нашел брошь с "Павлом", он мог бы
продать ее?

- Смотря кто найдет и как попытается продать. Впрочем, сейчас это,
наверное, возможно. А вот в советские времена было практически исключено.
Вообще, молодой человек, должен вам сказать, что с такими вещами шутки
плохи. Их чаще воруют, чем покупают, ради них идут на многие подлости и
гадости, лгут, предают, убивают. Желание обладать такой вещью может свести
с ума. Так что если вы расследуете убийство, то брошь с "Павлом" могла бы
стать реальным мотивом. Ищите брошь, и вы непременно наткнетесь на убийцу.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Соня Батурина вела дневник, и особенно много страниц пришлось на лето 1917
года, последнее русское лето, тихое, мягкое, с шелковым бледным небом,
крупной, почему-то особенно сладкой и обильной земляникой и такими
громадными яркими звездами по ночам, каких в небе над средней полосой
России никогда не бывало.

Ирина Тихоновна еще в мае отправилась в Минеральные Воды по настоянию отца.
Тихон Тихонович решил наконец серьезно заняться здоровьем единственной
дочери. Он поверил профессору медицины, который сказал, что если не сменить
обстановку и не провести курс специального лечения, то дело будет совсем
худо, за последствия он не отвечает.

Она не хотела ехать, и все-таки решилась, не столько из-за уговоров,
сколько из-за инстинктивного страха за свою жизнь. Ей действительно
становилось все хуже.

"Мне совершенно не важно, что будет с нами дальше, - писала Соня Батурина
на рассвете 3-го июня, - я так счастлива сейчас, что спокойно умерла бы
завтра, потому что знаю, ничего лучшего у меня не будет в жизни.

Я могу прожить потом очень долго, стать старухой в пенсне, с вязаньем на
коленях, и за многие годы многое случится со мной, хорошего и плохого. Но я
знаю, что каждый миг буду вспоминать этот день, тихий, безветренный,
немного зябкий, с пасмурным рассветом, ленивым дождиком к полудню и ясными
нежными сумерками, эту странную ночь с ледяными ослепительными звездами,
которые как будто хотят на голову свалиться и сжечь своим холодным огнем.
Каждая как шаровая молния.

Папа, кажется, все понял, но пока молчит, напряженно и растерянно. Они с
Михаилом Ивановичем все также играют в шахматы, но если папа проигрывает, у
него такое лицо, как будто между ними не шахматная партия, а настоящий
поединок, дуэль, но не на пистолетах, конечно, а на шпагах. Я, когда
прохожу мимо них, даже слышу призрачный звон этой дуэли. Или просто воздух
звенит от первых комаров?"

Константин Иванович действительно понял, что у графа Порье с его дочерью
роман. Сначала он заметил, что граф перестал пить и как-то удивительно
помолодел, подтянулся. Потом обратил внимание, какие странные у Сони глаза,
и даже испугался, не стала ли она, как некоторые глупые барышни, закапывать
потихоньку валериановые капли для блеска?

- Ты учти, это вредно. Слизистая оболочка пересыхает и раздражается, может
пострадать роговица.

- Ты о чем, папочка? - удивленно спросила Соня.

- У тебя слишком ярко глаза блестят, а это, как известно, бывает, если
закапывать валерианку. - Да Бог с тобой, папочка, - засмеялась Соня, -
какая валерианка? Просто я отлично выспалась и все время на свежем воздухе.

- Что выспалась - не верю, - покачал головой Константин Иванович, -
по-моему, ты в последнее время вообще не спишь. Меня не обманешь. Слишком
бледненькая, осунулась, похудела, и под глазами тени.

Соня и правда почти не спала ночами. Дождавшись полуночи, она тихонько
вылезала в окошко, мягко прыгала в росистую траву, крадучись, почти не
дыша, пробегала сад и уже на велосипеде неслась в дубовую рощу, через
которую проходила условная граница между Батуриным и Болякиным. На краю
рощи, во флигеле, ждал ее Михаил Иванович.

Возвращалась она со вторыми петухами. Однажды бабушка застала ее в пять
часов утра, одетую, в гостиной у буфета.

Соня жадно пила лимонад, оставшийся с вечера.

Подол платья был совершенно мокрым от росы, щеки пылали, волосы
растрепались. Но Елена Михайловна была слишком стара и занята собственной
бессонницей, чтобы заметить это. Она легко поверила, будто внучка так
увлеклась рассказами Леонида Андреева, что заснула в кресле, а теперь
проснулась и захотела пить.

- Андреев тяжелый писатель, - проворчала бабушка, - лучше почитала бы
Чехова Антона Павловича. Он не так моден, но рассказы у него куда живей и
здоровей, - она сдержанно зевнула и прошаркала назад, к себе в комнату.

Константин Иванович стал обращать внимание, что слишком участились Сонины
велосипедные прогулки к речке Обещайке и слишком долго пропадала она где-то
на песчаном берегу. Там же писал свои бесконечные пейзажи граф. Он писал
каждый день, однако все не мог закончить ни одной картины. Скреб холст,
начинал сначала.

"Я чувствую, назревает серьезный разговор между папой и Мишей. Они так
ожесточенно сражаются на шахматной доске, будто от этого зависит что-то
страшно важное. Миша так и не рассказал папе, что я собиралась бежать на
фронт, записку мою сжег. И напрасно. Папа был бы ему благодарен, и
возможно... Нет, ничего не возможно. Они не договорятся. Папа хоть и знает,
какова семейная жизнь в Боляки не, однако граф Порье для него женатый
человек, и этим все сказано.

Вчера пришло письмо от Оли Суздальцевой. Ужасная история с нашей бывшей
одноклассницей, Надей Николаевой. Я хорошо ее помню. Тихая, добрая,
некрасивая девочка. Оказывается, она страстно влюбилась в известного
поэта-символиста и стреляла в него в упор на поэтическом вечере, но, к
счастью, пистолет дал осечку, ее схватили, теперь она в лечебнице для
душевно больных. А сегодня Миша показал мне стихи Бальмонта, которых я
прежде не читала, но лучше бы их никогда не читать:

О мерзость мерзостей! Распад, зловонье гноя,
Нарыв уже набух и, пухлый, ждет ножа.
Тесней, товарищи, сплотимтесь все для боя...

И так далее. Сам он мерзость, вместе со своими товарищами. Миша говорит,
что символизм ведет к хаосу, к распаду. Модно быть морфинистом и ни во что
не верить. Модно ненавидеть Россию, проклинать царскую семью, в разбойнике
видеть страдальца, загадочную угнетенную душу, а обычного городового
объявлять палачом, убийцей. Модно все видеть наоборот, считать смерть
прекрасней жизни, презирать все нормальное, здоровое, нравственное.
Господи, прости нас обоих, нам ли рассуждать о нравственности? Я живу с
чужим мужем, лгу папе и бабушке, не могу пойти к исповеди, потому что знаю,
что услышу от священника. Но я так сильно, так невозможно люблю, что все
другое для меня уже не важно. Объяснение с папой, возвращение И.Т. с
Кавказа - все это завтра, но только не сейчас.

Миша принялся за мой портрет. Получается у него скверно, он не умеет
рисовать людей, только пейзажи, сценки и карикатуры. Ну да ладно, как бы ни
написал меня, не обижусь. Зачем-то приколол мне к блузке огромную, довольно
нелепую брошь, сказал, что это очень дорогая вещь, доставшаяся ему по
наследству от прабабушки, и вот с этим холодным тяжелым цветком у горла он
пишет меня в роще, причем мертвая, сверкающая орхидея выходит у него
значительно лучше, чем я".

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Капитан Косицкий очень удивился, когда получил сообщение на пейджер, что
его звонка ждет Бутейко В.И. Далее следовал домашний номер.

Трубку сняли моментально.

- Я не могу сейчас говорить, - услышал капитан испуганный хриплый шепот, -
мне надо срочно встретиться с вами, но я не знаю как.

- Подождите, Вячеслав Иванович, вы ведь должны были еще неделю оставаться в
больнице. Почему вы дома?

- Леля забрала меня. Деньги ей вернули. Они думают, я сошел с ума, не хотят
со мной возиться. Но вы ни в коем случае не приезжайте сюда. Я не сумею
говорить при Леле. Встретиться надо потихоньку, чтобы она ничего не знала.
Все, простите... - последовали частые гудки.

Капитан тут же набрал номер еще раз. Трубку взяла Елена Петровна.

- Здравствуйте. Будьте добры, Вячеслава Ивановича.

- Кто его спрашивает?

- Капитан Косицкий.

- А по какому вопросу?

- Я занимаюсь расследованием убийства вашего сына. Мне необходимо
побеседовать с вашим мужем.

- Это вы приходили к нему в больницу?

- Да.

- Я убедительно прошу вас больше не звонить и мужа моего не беспокоить, - в
ее голосе ясно слышалась истерика.

- Елена Петровна, я знаю, что ваш муж дома. Он может подойти к телефону?

- Я сказала, не смейте больше сюда звонить.. После вашего посещения мой муж
пытался покончить с собой! - выкрикнула она и бросила трубку.

Иван, не раздумывая, принялся звонить в больницу. Ему повезло, врач
Перемышлев оказался н месте.

- Жена забирала его вчера вечером. Нам пришлось ее вызвать. Сестра
обнаружила, что он не пьет таблетки, а собирает их в баночку.

- Снотворное?

- Да. Димедрол, элениум. А незадолго до этого он спрашивал, сколько надо
выпи