вы с посредником, который принял заказ и взял
деньги, учились в одной школе и хорошо знакомы?

- Да.

- А как вы представили того, кого заказали? Чью фотографию вы передали
посреднику? Какой назвали адрес, телефон, фамилию?

По залу прошел гул. Бутейко решительно вырвал микрофон у нее из рук.

- Елизавета Павловна, у нас ведь здесь не следствие, не допрос. Это только
повод для разговора. Мы ставим проблему, серьезную и злободневную, мы
пытаемся в ней разобраться все вместе, помочь, а вы нападаете на человека,
который попал в такую чудовищную ситуацию. Продолжим. Что скажете вы? - он
отдал микрофон одному из мужчин.

- Я ничего не скажу,-мрачно буркнул тот, - у меня нет привычки перебивать.
Госпожа Беляева еще не закончила, - он передал микрофон Елизавете Павловне.

- На самом деле, я почти закончила, - она мягко улыбнулась, - еще один
вопрос. За год охоты на вас посредник так и не узнал, что вы - это вы?

- Нет. Если я раскрою тайну, меня сразу убьют. Я же сказал, что не уверен в
завтрашнем дне. Вы поймите, деньги заплачены, машина запущена, работают
профессионалы, и заказ будет выполнен рано или поздно. Вы просто не знаете
законов уголовного мира. - Парнишка сильно нервничал, говорил быстро,
возбужденно, в его голосе, в интонации, во всей его фигуре Илье Никитичу
вдруг почудилось что-то очень знакомое.

- Да, вероятно, я плохо знаю эти законы - кивнула Беляева. - Во всяком
случае, о профессиональных убийцах, которые приняли заказ, но за год охоты
так и не поняли, кого им надо убить, я слышу впервые, - она улыбнулась и
отдала микрофон Бутейко.

Зал гудел, смеялся, многие топали ногами и хлопали в ладоши. Только что
рыдавшие старушки возмущенно перешептывались, качали головами. Девочка в
последнем ряду, предлагавшая спрятать страдальца у себя дома, вложила
четыре пальца в рот и оглушительно засвистела.

- Подождите, господа, - произнес Бутейко, откашлявшись, - мы только что
выслушали мнение нашей уважаемой Елизаветы Павловны. Но это всего лишь
мнение. Продолжим дискуссию, выступил только один эксперт, сейчас обратимся
к представителю наших замечательных спонсоров. Поприветствуем нашего гостя,
заместителя коммерческого директора банка "Надежда". Прошу аплодисменты,
господа!

Но вместо аплодисментов продолжали звучать шиканья, топот и свист.
Представитель банка мрачно помотал головой и отстранил протянутый микрофон.

"В течение нескольких минут Бутейко еще пытался спасти передачу, бормотал в
микрофон какие-то беспомощные, высокопарные фразы о сострадании, но только
раззадоривал публику. Герой в маске поднялся и, сгорбившись, как побитый,
про- шмыгнул к выходу. Камера на долю секунды скользнула по нему. Маска
была плоской, прилегала к лицу неплотно, Илья Никитич попытался разглядеть
хотя бы часть лица, нажал "паузу", но увидел только скулу и край подбородка.


- Ну ладно, это можно уточнить, - пробормотал он и пустил пленку. Но больше
смотреть было нечего. На экране возникла заставка, потом дали рекламу
спонсоров.

Румяная глянцевая семейка, мама, папа, двое деток, мальчик и девочка,
взявшись за руки, прыгали по сверкающему паркету пустой комнаты. На них,
стоя в уголке, с улыбкой глядела бабушка, роль которой исполняла известная
актриса. Обращаясь к телезрителям, она произнесла своим глубоким
"мхатовским" голосом:

- Мои дети ждали квартиру много лет. Им помогла "Надежда".

- Но нужна еще и мебель? - восклицал мальчик.

- Есть "Надежда", будет и мебель! - подмигивал с экрана отец счастливого
семейства, и, подхватив бабушку в хоровод, все вместе продолжали кружиться
по комнате со звонким смехом. Затем ставилась эмблема банка, и "бабушкин"
голос сообщил проникновенно:

- Мне много лет, всякое бывало, но я знаю: главное в жизни - надежда.
"Надежда" вас не подведет.

Запись кончилась. На экране плясала черно-белая рябь. Прежде чем промотать
пленку и посмотреть, есть ли на ней еще что-нибудь, Илья Никитич взялся за
блокнот, отыскал телефон оператора. Был уже двенадцатый час, но Егор Лабух
говорил, что звонить ему можно до двух часов ночи.

- Добрый вечер, Егор Викторович. Следователь Бородин беспокоит. Простите за
поздний звонок. Я только что просмотрел запись ток-шоу, которое вел
Бутейко...

- А, то самое, - оживился оператор, - первое и последнее ток-шоу Артема.
Кстати, можно спросить, как к вам попала кассета? Я думал, записи не
осталось.

- Я нашел ее у Бутейко дома. Вы сказали, первое и последнее. Неужели для
телевизионного начальства провал оказался настолько серьезным, что Бутейко
после этого на три года отстранили от эфира?

- Специально, в административном порядке, никто не отстранял. Но у него
после этого начались сплошные неприятности, пошла черная полоса. Спонсоры
озверели. Они сказали, что не собираются оплачивать такую наглую халтуру,
сказали, что он опозорил банк, сделал их посмешищем. Начальство канала было
полностью солидарно со спонсорами, и еще ему досталось за то, что он своей
наглой халтурой поломал эфирную сетку. Из-за того, что передача кончилась
раньше на семь минут, получилась дыра, а это очень серьезно. Между прочим,
с тех пор почти все передачи подобного рода идут в записи. Сейчас
практически не осталось ток-шоу в прямом эфире. Только запись, с
предварительным монтажом. Ведь если бы не эфир, можно было бы потом что-то
сляпать из этой программы, вырезать Беляеву, вклеить кусочки из других
передач, ну там, знаете, лица публики, которые плачут или смеются,
аплодируют, в зависимости от того, что надо ведущему.

- Скажите, а Беляева знала заранее, о чем пойдет речь? Он предупредил, что
история выдуманная и герой фальшивый?

- В том-то и дело, что нет. Артем наплел, что раскопал классный эксклюзив,
для премьеры ничего лучшего найти нельзя. Но пусть это будет сюрпризом для
всех, так интересней.

- А почему в качестве эксперта он пригласил именно ее?

- Она была уже очень популярна, а для подобных передач обязательно нужны,
"свадебные генералы". Артем не был настолько известным, чтобы знаменитости
повалили валом на его первое ток-шоу. Он приглашал нескольких актеров,
эстрадных певцов, но они говорили, что не могут участвовать в программах,
которые еще не достаточно раскручены. К тому же тогда о Бутейко в этих
кругах уже ходили нехорошие слухи. Лиза согласилась потому, что у нее были
свободные два часа, ну и вообще, он так ее упрашивал, без "свадебного
генерала" передача заведомо была обречена на провал. Лиза его просто
пожалела.

- Да уж. пожалела, - эхом отозвался Илья Никитич, - а в общем, она была
права, я бы так же поступил. Бессовестно дурачить людей, играть на их
чувствах. Странно, что никому из публики не пришло в голову задать герою
хотя бы один из тех простых вопросов, которые задавала она.

- Они зрители, люди с улицы. На них действовала магия эфира. Бутейко именно
на это и рассчитывал. Понимаете, дело не в том, что он привел своего
приятеля и выдумал фальшивую историю. Это как раз нормально. Дело в том,
что историю эту, стержневую тему своей премьеры, он не потрудился
добросовестно продумать, все рассыпалось от трех простых вопросов, Кстати,
знаете, этот банк "Надежда" лопнул через год, исчез вместе с денежками
вкладчиков. Молодые люди, которых вы видели на пленке, до сих пор в
розыске.

- Подождите, вы сказали, он привел в качестве героя своего приятеля.
Случайно не помните, как его звали?

- Да что вы, больше трех лет прошло.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Дмитрий Владимирович уехал на весь день, у Вари с утра болела голова, была
небольшая температура, она осталась дома. Пока горничная гудела пылесосом,
Варя, накинув шубу, вышла в сад. В руках у нее был учебник по истории
средних веков, надо было готовиться к зимней сессии. Она присела на
скамеечку у бассейна, открыла книгу на заложенной странице, но не могла
прочитать ни строчки. Она вообще не понимала, зачем Мальцеву так хочется,
чтобы она училась в этом дурацком Университете искусств, изучала
античность, готику, ренессанс, если все это давно забыто и никому не нужно.

Впрочем, особенного усердия от нее не требовалось. Даже за гробовое
молчание на экзаменах ей ставили удовлетворительные оценки, преподаватели
готовы были сами писать за нее рефераты, ей оставалось только иногда
появляться в аудиториях. Мальцев платил за ее обучение большие деньги, к
тому же помогал руководству университета налаживать контакты со спонсорами,
что-то пробивал в мэрии, что-то в Министерстве культуры.

Варя боялась только одного: вдруг какой-нибудь принципиальный профессор, из
породы Божьих одуванчиков, вздумает нажаловаться Мальцеву, что его протеже
валяет дурака. Поэтому она иногда, на всякий случай, заглядывала в
учебники.

День был ясный, ветреный. По голубой поверхности бассейна пробегала рябь.
Варя, не отрываясь, смотрела на воду. И чем дольше она смотрела, тем
холодней становились ее руки. Холод продирал, прогрызал насквозь, как стая
невидимых голодных пираний. Надо было встать и уйти в дом, но она
оцепенела, обхватив ладонями плечи, застыла на лавочке как неживая.

"Эти жуткие воспоминания для меня как наркотик, - подумала она, - я не могу
забыть потому, что не хочу. Я не хочу забывать, как умирала и не умерла, но
главное, мне нравится без конца вспоминать, как ты спас меня, рискуя
жизнью. Наверное, за все твои сволочные тридцать два года это был
единственный человеческий поступок. Ты сам не мог объяснить, почему кинулся
в грязную ледяную воду.

Сколько раз ты подробно рассказывал мне, как в тот проклятый вечер перепил
кока-колы, которую вы бесплатно брали в коммерческой палатке вместе с
курами-гриль, хот-догами и сигаретами, и спустился к воде, чтобы там, в
укромном месте, справить малую нужду. Правда, выражался ты значительно
грубей..."

Холодным мартовским вечером 1995 года патрульная милицейская машина
остановилась на набережной потому, что капитан Соколов выпил слишком много
колы. Он выскочил из машины, сбежал вниз по лестнице, ведущей к воде.
Известно, как мало в Москве сортиров.

Через три минуты по рации поступил срочный вызов, на соседней улице
ограбили ювелирный магазин. Молоденький лейтенант вылез из машины, чтобы
поторопить Соколова, подошел к ограде и посмотрел вниз.

- Товарищ капитан! - крикнул лейтенант и увидел, что кто-то барахтается в
ледяной воде, а Соколов снимает ботинки.

Лейтенант вызвал по рации "скорую", бросился вниз по лестнице и тоже стал
раздеваться, но помощь не понадобилась. Соколов имел второй разряд по
плаванию, и, хотя вода была ледяная, замерзнуть он не успел.

Спасенная девушка была без сознания, до приезда "скорой" Соколов сам оказал
ей первую помощь, необходимую при утоплении и переохлаждении. Эти
трогательные кадры успела заснять бригада "Дорожного патруля", которая
примчалась к месту происшествия минут за десять до приезда "скорой".

При пострадавшей не оказалось никаких документов, и хотя она пришла в
сознание, на вопросы отвечать категорически отказалась. Было совершенно
очевидно, что девушка пыталась покончить с собой. А позже выяснилось, что
она была одной из жертв известного сексуального маньяка Тенаяна, суд над
которым закончился за два дня до происшествия. Пережитое насилие надломило
ее психику.

Капитан Соколов получил благодарность с занесением в личное дело и денежную
премию...

"Ты пришел ко мне в больницу, принес гроздь бананов и пачку сока. Вместе с
тобой пришел молоденький лейтенант Коля. Он смотрел на меня своими ясными
серыми глазами и повторял, что я такая симпатичная, такая классная, ну
прямо красавица. А ты загадочно усмехался. Я еще тогда возненавидела эту
твою идиотскую усмешку. Ты как будто перечеркивал, подавлял этой своей
ледяной ухмылочкой любое проявление нормальных добрых чувств, не только в
себе самом, но и в других. Ты никогда не улыбался, не умел, не хотел. Ты
странно, неприятно кривил рот. На прощанье лейтенант Коля поцеловал мне
руку, а ты снисходительно потрепал меня по щеке. Когда за вами закрылась
дверь, я вжалась в подушку этой щекой, потому что она горела".

- Варя, я закончила. Может, вы пойдете в дом? Вам лучше лечь, Дмитрий
Владимирович сказал, у вас с утра температура.

- Что? - Варя вздрогнула так сильно, что пожилая горничная смутилась.

- Извините, если напугала вас. Пойдемте, я заварю вам малину, вы совсем
больны.

- Да, спасибо, - она заставила себя подняться.

Голова у нее кружилась. Действительно, надо было лечь, закутаться в мягкий
вязаный плед, выпить горячего чаю с малиной и, в конце концов, хоть немного
почитать учебник. Скоро сессия. Стыдно совсем ничего не знать, даже если за
твое обучение платят большие деньги. И вообще, высшее образование лучше
все-таки получить не только в виде диплома.

- Варя, возьмите градусник, пожалуйста, - услышала она тихий голос
горничной.

- Зачем?

- Дмитрий Владимирович велел, чтобы вы обязательно померили температуру еще
раз. Если у вас больше тридцати семи, я вызову врача.

- Он что, звонил?

- Да. Минут двадцать назад.

- Почему же вы меня не позвали?

- Я сказала ему, что вы занимаетесь, читаете учебник, он просил вас не
беспокоить.

"Господи, какая трогательная забота, - усмехнулась про себя Варя, - видел
бы ты, как меня любят, в каком я живу доме, на какой езжу машине, в какие
хожу рестораны. Причем учти, все это совершенно бескорыстно, просто за то,
что я такая, какая есть. Ну да, я сплю с ним, и мне это совсем не нравится,
мне приходится каждую ночь разыгрывать спектакли на водяном матрасе, но все
остальное у нас отлично. Он обязательно женится на мне, возможно, я даже
сумею родить ему ребенка. Недавно меня обследовали в американской клинике и
сказали, что я вовсе не бесплодна. Ты вдалбливал мне, что любовь - сопливое
вранье, нормальный человек может любить только самого себя. Тебе нравилось
повторять, что каждый мужик в душе такой же скот, такой же маньяк, как
Рафик Тенаян, просто у Рафика отказали тормоза, и он попался. Был бы чуть
хитрее, сумел бы и без всяких психотропных средств перетрахать хоть сотню
малолетних дур вроде меня. Тебе нравилось делать мне больно, ты получал
особое удовольствие, когда я плакала, как будто мстил мне за тот
единственный добрый поступок, который совершил, спасая мне жизнь. Наверное,
теперь мы квиты. Раньше мне хотелось плакать, когда я вспоминала, как ты
сказал, что тюрьма для тебя хуже смерти, и ты вряд ли выйдешь оттуда живым.
Потом мне это стало безразлично. А теперь я боюсь только одного: что
вернешься".

- Я малину заварила, но еще полчаса настаивать надо. Может, я пока вам
чайку принесу горяченького? Вы такая бледная сегодня, Варенька, я смотрю,
все занимаетесь, ну правильно, без образования сейчас нельзя. Я вот своему
Антошке долблю, долблю: учись, не стой с парнями в подворотне, опомнишься
потом, поздно будет. Хорошо девочку иметь, ей армия не грозит, сразу после
школы не поступит в институт, может и на следующий год, и через год...

Варя сжимала под мышкой градусник, куталась в плед, успокаивалась и
согревалась под ласковую болтовню горничной. Приступ воспоминаний
потихоньку отпускал. Если бы можно было вообще все забыть, не оглядываться
назад.

Горничная поставила перед ней на журнальный столик поднос с чаем. Все чашки
в доме Мальцева были антикварными, очень дорогими, и в первое время Варя
ужасно боялась разбить какое-нибудь фарфоровое чудо прошлого века, но потом
привыкла, поняла, что чай и кофе из кузнецовского фарфора пить значительно
вкусней. Рядом с чашкой на подносе стояла кружевная фарфоровая конфетница
из того же сервиза, в ней было любимое Варино лакомство, поджаренные
несоленые миндальные орешки.

- Ох, картины-то я забыла протереть, - спохватилась горничная, - вот
интересно, откуда здесь, за городом, столько пыли? Воздух чистый, убираю
каждый день, а все равно, смотрите, какой слой на стекле, только вчера
протирала, и пожалуйста. Вот каждый раз смотрю и удивляюсь, как эта девушка
на вас похожа, будто с вас ее рисовали.

- Нет. Не с меня, - машинально произнесла Варя.

- Ну да, ну да... А то прямо копия - вы. Те же глаза, волосы. Случайно не
интересовались, может, она вам родственница какая?

- Нет. Не родственница.

- Ага, ну ладно. Вроде все, чистенько. Средство это хорошее, просто
отличное. Все-таки импортные с нашими не сравнить. Ох, а градусник-то!

Температура у Вари была нормальная, от крепкого сладкого чая прошла
головная боль. Горничная удалилась на кухню, и сразу стало удивительно
тихо. Варя соскользнула с дивана и подошла к портрету.

С большого полотна в простой деревянной раме на нее смотрела девушка лет
семнадцати. Взгляд у нее был спокойный и печальный, огромная брошь в форме
цветка довольно странно выглядела на простенькой белой блузке. Такие
украшения носят только с шикарными вечерними туалетами. Да, она была очень
похожа на Варю, эта барышня, запечатленная в год революции.

Камень, вправленный в брошь, жил как будто сам по себе. Он сиял и
переливался, он впитывал в себя свет, и оттого общий фон картины казался
сумрачным, хотя на заднем плане было ясное небо, летние легкие облачка. И
красавица была грустной, немного напряженной. Наверное, чувствовала, что
художника куда больше вдохновляет брошь, приколотая к ее блузке, под самым
горлом, чем она сама, ее синие глаза, высокая гибкая шейка.

...Картина появилась в доме год назад. Сходство так бросалось в глаза, что
в первый момент Варя даже испугалась. А потом испуг сменился радостью. Она
подумала: а вдруг именно из-за этого сходства куплен такой огромный,
шикарный и, вероятно, очень дорогой портрет? Павел Владимирович Мальцев
откопал его в крошечном краеведческом музее где-то под Москвой, конечно,
сразу заметил, как похожа задумчивая синеглазая черноволосая девушка на
Варю и решил сделать Дмитрию Владимировичу такой вот трогательный подарок.

Но уже через несколько минут она убедилась, что все не так. Картина была
куплена по совсем иной причине. Павел Владимирович никакого сходства не
заметил, он вообще на Варю внимания не обращал, при встрече говорил:

- Привет, красавица. Как поживаешь? И тут же забывал о ее существовании.
Самое обидное, что сходство не сразу заметил и Дмитрий Владимирович. Братья
сидели в кабинете, Варя смотрела телевизор в соседней комнате. Она
приглушила звук, чтобы слышать их разговор. Ей было интересно, заметят ли
они наконец, как похожа на нее барышня со старого портрета. Однако говорили
они вовсе не об этом.

- Ну, конечно, будет тебе неизвестный Врубель гнить в запасниках
краеведческого музея города Лысова! - раскатисто хохотал Павел
Владимирович. - И как тебе такое могло в голову прийти? Ты посмотри, какая
здесь дата стоит. 1917 год. А Врубель когда умер? В 1910-м. Но дело даже не
в этом. Ты приглядись внимательней, какая грубая, глупая кисть. Врубель!
Скажешь тоже.


- Однако брошь с "Павлом" выписана совершенно точно, каждая деталька
играет.

- Это фотографическая точность, на которую способен любой выпускник
Художественной академии. Наверняка писал какой-нибудь маляр-приживала,
изобразил барышню по заказу родителей, или жениха, или любовника. Врубель
тогда был страшно моден, вот и попросили сделать аля-Забела. Ну что ты на
меня уставился, господин финансист? Хочешь сказать, ты не знаешь, кто такая
Надежда Ивановна Забела?

- Понятия не имею.

- Оперная певица, жена великого художника. С нее он писал почти всех своих
загадочных красавиц.

- Так, может, кто-то написал ее уже после его смерти? Если предположить,
что брошь оказалась у нее, то можно пойти по этому следу. Если она была
оперной певицей, к тому же вдовой, то граф Порье вполне мог иметь с ней
роман и сделать такой подарок.

Павел Владимирович расхохотался так, что Варя подумала, он сейчас лопнет.
Наконец, успокоившись, он произнес;

- Надежда Ивановна Забела умерла в 1913-м.

- Ну хорошо, а кто же эта барышня?

- Для начала надо выяснить, кто автор. Но вообще, Дима, думаю, мы с тобой в
тупике. Если бы полотно принадлежало кисти хоть скол