ало все: каша, съеденная ребенком до
последней ложечки, удачное тесто для пирожков, стиральный порошок, который
в магазине на соседней улице на два рубля дешевле.

Росла девочка, она была такой же тихой и пухленькой, как мама, она училась
печь пирожки и шила куклам платьица. Мальцев делал карьеру, был постоянно
занят на службе. Жена сидела дома, полнела, старела, вечерами встречала его
сдобными пирогами и тихим щебетом. Он приходил усталый и сладко засыпал под
этот щебет, не дожевав очередной пирог.

- Она быстро деградировала, сидя дома, - говорил Дмитрий Владимирович о
своей второй жене, - неприлично растолстела и выглядела старше своих лет.
Но главное, с ней неудобно было появляться в приличных местах потому, что
она щебетала, не закрывая рта, и все о своих кулебяках, об огородных
удобрениях и о мексиканских сериалах. Я пытался как-то встряхнуть ее,
оживить, просил, чтобы она занялась собой, почитала что-нибудь, кроме
кулинарных книг, сходила в театр или, ну я не знаю, на показ мод хотя бы,
начала делать гимнастику и бегать по утрам вместе со мной. Дочка выросла, я
отправил ее учиться в Англию, и жене было совершенно некуда себя деть.

С первой своей супругой Мальцев прожил семь лет, со второй пятнадцать.
Официально они еще не развелись, но уже полгода жили врозь. Мальцев в
загородном доме, супруга в хорошей двухкомнатной квартире в Москве, которую
он приобрел для нее, когда почувствовал, что просто сходит с ума от вкусных
кулебяк и тихого щебета.

И как будто по заказу, в одно прекрасное утро, совершая свою обычную
пятикилометровую пробежку, Дмитрий Владимирович встретил на лесной дорожке
юную красавицу с ярко-синими глазами и шелковыми черными волосами.

Она подвернула ногу, не могла встать, и пожилому чиновнику пришлось помочь
ей добраться до Дома отдыха, - проводить прямо до номера. Вывих прошел
удивительно быстро, и всего лишь через три дня они опять встретились в
лесу. Она тоже бегала каждое утро. И Дмитрию Владимировичу показалось, что
вместе бегать значительно интересней.

Нравится мне твоя поза унылая,
Грустно опущенный взгляд,
Я бы любил тебя, но, моя милая,
Барышни замуж хотят, -

пел своим нежным тенором со сцены "голубой" певец Пусик.

- Это называется "классический репертуар", - с усмешкой заметила Варя, -
это Моцарт и Чайковский.

Мужской кордебалет был обнажен только до пояса. Мальчики отплясывали вокруг
толстой звезды в штанах и галстуках-бабочках на голых, еще по-детски тонких
шейках.

Ужин состоял из двух порций запеченной семги с зеленым салатом, минеральной
воды и фруктов. Дмитрий Владимирович спиртного на дух не переносил и мяса
не ел. Варя старалась перенимать его здоровые привычки. Единственное, от
чего не могла отказаться, это от курения.

Взгляд его надолго застыл в одной точке. Казалось, он ничего не видит и не
слышит, не чувствует изумительного вкуса запеченной семги.

- Все-таки у тебя потрясающие глаза, - услышала Варя его чуть охрипший,
усталый голос и поняла, что все это время он смотрел не куда-нибудь, а на
нее. - Угораздило же тебя родиться с такими глазами!

- Спасибо, - она благодарно улыбнулась. Он редко баловал ее комплементами,
иногда ей даже казалось, что он привык к ее красоте, перестал замечать.

- При таком освещении, - продолжал он задумчиво, - получается редкий
сапфировый оттенок. Ты знаешь, сколько оттенков бывает у сапфиров? Больше
ста. Но самый красивый синий цвет все-таки у алмаза. Есть уникальный
сапфирово-синий бриллиант "Хоуп", один из самых загадочных камней в мире.
Великолепный, редчайший бриллиант глубокого сапфирово-синего цвета,
замечательной чистоты и совершеннейшей огранки. У него идеальные пропорции.
В нем сочетается цвет сапфира с игрой и блеском алмаза. Вот такого цвета
сейчас твои глаза.

- Разве алмазы бывают синими?

- Алмазы, Варюша, могут быть розовые, желтые, зеленоватые. Но это не цвет,
а всего лишь оттенок, который только снижает ценность камня. Синими обычно
называют слабоокрашенные алмазы, они имеют серо-голубой отлив, как небо,
затянутое рыхлыми легкими облаками, и кажутся скорее мутными, чем синими.
Настоящий, глубокий сапфировый цвет у алмаза - это чудо, загадка.

- Ты его когда-нибудь видел?

- Да. Он находится в Смитсоновском институте в Вашингтоне.

- То есть он никому не принадлежит?

- Многие коллекционеры готовы были отдать целые состояния за этот камень.
Но он больше не продается, ни за какие деньги. Он не должен никому
принадлежать.

- Почему?

- "Хоуп" приносит беду владельцам. В середине шестнадцатого века он был
привезен из Индии в Европу вместе с чумой. Чума, конечно, пряталась не в
камне, ею были заражены крысы в корабельном трюме, однако камень плыл в
Европу на том же корабле.

- Ну, это ерунда, - улыбнулась Варя, - виноваты крысы. Или вообще никто.

- Королева Мария-Антуанетта дала его поносить своей подруге, принцессе
Ламбалле, - продолжал Мальцев, и Варе показалось, что рассказывает он не
ей, а самому себе, - вскоре принцесса была жестоко убита, а потом
обезглавили и саму Антуанетту. Во время Французской революции алмаз был
похищен, прошел через множество рук авантюристов, мятежников, дипломатов,
пока в 1830 году не вынырнул, но в сильно уменьшенном виде. Таким и
приобрел его английский банкир Хоуп, после чего сын банкира был отравлен, а
внук потерял все свое состояние. В 1901 году русский князь Корытовский
преподнес "Хоуп" парижской танцовщице мадемуазель Ледю и вскоре застрелил
ее в приступе ревности. Сам князь буквально через несколько дней был убит
террористами. Следующий владелец, султан Аб-дул-Хамид, подарил синий алмаз
своей любовнице. Ее зверски растерзали во время дворцового переворота, а
сам султан лишился власти и был изгнан. Потом алмаз достался какому-то
испанцу, и тот утонул в открытом море. Следующими владельцами стала чета
богатых американцев, и стоило камню попасть к ним, тут же погиб их
единственный ребенок. Несчастный отец лишился рассудка.

- Ты в это веришь?

- Это известные исторические факты, - улыбнулся Дмитрий Владимирович.

- Нет, ты веришь, что во всем виноват камень?

- Конечно.

- Почему ты сказал, что мои глаза такого же цвета, как этот ужасный "Хоуп"?

- Ты боишься, цвет твоих глаз принесет несчастье?

- Ну, а если боюсь? - спросила она вполне серьезно.

- За кого же больше? За себя или за меня? - Лицо его оставалось серьезным,
он смотрел на Варю слишком пристально и многозначительно, что было ему
совершенно не свойственно.

- Я боюсь за нас обоих, - выпалила она и отвернулась.

- И что из этого следует?

Она ждала, что он наконец рассмеется или хотя бы улыбнется, но он оставался
серьезным.

- Может, мне стоит носить цветные контактные линзы?

- Ни в коем случае! - послышался рядом мелодичный женский голос. - У вас
изумительный цвет глаз, редчайший сапфирово-синий цвет. Я давно обратила
внимание на ваши глаза, Варенька.

К их столику подошла блондинка в черном пиджаке, жена известного политика.
Мальцев встал и поцеловал даме руку.

- Через неделю мы с Марком празднуем серебряную свадьбу, - сообщила дама,
усаживаясь за их столик, - будем рады вас видеть. Сначала банкет в "Праге",
потом небольшой фуршет дома, для своих.

- Спасибо, Ниночка, мы непременно приедем, - кивнул Мальцев и еще раз
поцеловал даме руку.

Варя благодарно улыбнулась, но улыбка тут же застыла. Она заметила, как
смотрит Мальцев на руку дамы, на перстень с огромным сверкающим
бриллиантом. Ее всегда продирал озноб, когда у него становились такие
глаза: холодные, внимательные и совершенно сумасшедшие.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

- Госпожа Беляева, как, по вашему мнению, повлиял кризис на рождаемость в
России? - пожилая американка в широком фольклорном платье, с девичьей рыжей
челочкой, прикрывающей жесткие морщины на лбу, сверлила Елизавету Павловну
блестящими темно-карими глазами.

Лиза смотрела, не отрываясь, в стеклянную витрину сувенирного магазина. Ее
кофе давно остыл, сигарета тлела в пепельнице.

- Лиза, вы слышите меня? Недавно моя знакомая приехала из Москвы на
несколько дней, она рассказывала, что женщинам в России сегодня не хватает
денег на контрацептивы. Растет количество абортов, в том числе
криминальных. Джейн, корреспондент журнала "Ледиз чойс", аккредитована в
Москве, живет там уже пять лет. Она привезла с собой чудовищный материал о
том, как несовершеннолетние девочки избавляются от нежелательной
беременности, иногда выбрасывают новорожденных на помойку.

- Да, это ужасно, - кивнула Лиза. Но ее собеседница ожидала более бурной
реакции, она недоуменно подняла брови и поджала губы.

- Вы простите меня, Лиза, я человек прямой и откровенный. Всегда говорю
правду в глаза. У вас, русских, появилось какое-то равнодушие. Раньше этого
не было. Это вообще не свойственно русскому характеру - ледяное безразличие
к ближнему. Вы совершенно спокойно стали относиться к трагедиям, которые
происходят рядом с вами, у вас в стране.

- Не всем можно помочь, Керри. Что толку, если мы будем плакать и вздыхать
над каждой трагедией?

- Плакать и вздыхать - это нормальная человеческая реакция. Вы, русские,
стали стесняться проявления живых чувств. Вы всегда были самой
сострадательной нацией в мире, а теперь становитесь самой беспощадной и
циничной. Неужели это связано с демократическими переменами? Неужели для
русской души так вредна свобода?

- Не знаю... - Лиза правда не знала, что на это ответить. Наверное, в
чем-то американка была права, но легко судить других.

"Возможно, люди сделались жестче и циничней, но не потому ли, что сейчас в
России становится товаром даже такая бесплатная вещь, как сострадание? Оно,
оказывается, тоже имеет денежный эквивалент и, значит, теряет смысл..." -
подумала Лиза, но вслух этого не произнесла, потому что было лень
поддерживать разговор.

- Кому же знать, как не вам? - вскинула брови Керри. - Вас почти каждый
вечер слушает и смотрит вся Россия.

- Я только рассказываю новости, всего лишь констатирую факты.

- Это ко многому обязывает.

- Безусловно.

Повисло молчание, оно было неприятным для обеих. Американка первая решилась
прервать его.

- Наверняка у вас есть какие-то определенные мысли на этот счет. Я не читаю
по-русски, не могу следить за вашей прессой, смотреть русские телеканалы,
но Джейн рассказывала, что порнопрограммы идут у вас в дневное время не по
специальным, а по общенациональным каналам. Она считает, что ваши средства
массовой информации сейчас представляют собой отхожее место. Низкий
профессиональный уровень компенсируется дешевой сенсационностью, печатается
масса недостоверной, непроверенной информации, в основном негативного и
непристойного характера. Это рождает в обществе ощущение вседозволенности.
Ваши журналисты как будто сговорились в каждом материале доказывать публике
и самим себе, что человек есть скот. А скот ни за что не отвечает. Такая
позиция чревата хаосом и гибелью. Вы согласны?

- Ну, мне кажется, ваша приятельница несколько сгущает краски. Я все-таки
тоже представитель средств массовой информации...

- О вас, Лиза, я слышала только положительные отзывы. Джейн старается
смотреть все ваши программы. Вы максимально объективны и не агрессивны в
подаче новостей.

- Спасибо.

- Кстати, кроме журнального материала, Джейн отсняла еще две кассеты
хроники. Провинциальные интернаты для умственно отсталых брошенных детей,
колонии для несовершеннолетних, где отбывают срок юные детоубийцы. Материал
страшный, он еще не смонтирован. Джейн поручила мне спросить вас, не хотите
ли вы использовать фрагменты в одной из своих программ.

- Да, наверное, это было бы любопытно, - равнодушно кивнула Лиза и
посмотрела на часы.

- Любопытно? На мой взгляд, это необходимо показать в России. Я давно не
видела ничего более впечатляющего. Я буквально заливалась слезами, когда
смотрела эту страшную хронику.

- Керри, но вы же сами только что сказали, что наше телевидение дает
слишком много негативной информации.

- В этом материале главное - достоверность. Там нет попытки напугать,
сгустить краски. Я как представитель феминистского движения считаю, что вы
просто обязаны показать эти кадры вашему зрителю. Насколько мне известно,
контрацепция до сих пор остается в России исключительно женской проблемой.

Лиза молча изучала живописную группу плюшевых белых медведей и морских
котиков в витрине.

- Либо вы очень устали сегодня, либо у вас проявляются первые симптомы
нового русского паталогического равнодушия, - американка холодно
улыбнулась, - такое впечатление, что вам все безразлично. Абсолютно все.

"Чего она от меня хочет? - устало подумала Лиза. - Более выразительных
эмоциональных реакций? Интересно, почему хладнокровие .собеседника иногда
так заводит людей? Возможно, этот глупый сальный Красавченко в чем-то прав
насчет поедания чужой энергии. Американка Керри, пожилая, идеально
воспитанная леди, устала за долгий бурный день не меньше, чем я. Третий
вечер подряд она втягивает меня в дискуссии на социально-психологические
темы. Вчера у меня были силы поддерживать разговор на высоком эмоциональном
уровне. Мы обсуждали несчастное положение российских пенсионеров,
коррумпированность чиновничьего аппарата и его тесную связь с
криминалитетом. Безобразия в нашей армии. По очереди приводили
возмутительные примеры, охали, ахали, ужасались, делали глубокомысленные
выводы. Распрощались как лучшие подруги. А сейчас я не могу сосредоточиться
на социальных несправедливостях, и она недовольна мной. Она обижается..."

- Простите, Керри, темы, которые вы затрагиваете, слишком важны. А я
действительно очень устала, поэтому не хочу комкать разговор. Давайте
перенесем его на завтра.

- Но завтра день заполнен до предела. Заседание комитета закончится еще
позже. А мне надо обсудить с вами еще массу проблем. Должна признаться, моя
настойчивость не бескорыстна. Я готовлю большую аналитическую статью для
журнала "Нью-Йорке?" о положении женщины в сегодняшней России. Джейн дала
мне очень много материалов, но она американка то есть рассматривает ваши
проблемы со стороны. Мне важно поговорить с вами как с русской деловой
женщиной. Я отниму у вас еще минут пятнадцать. Не возражаете?

- Хорошо, Керри.

- Прежде всего, я хотела бы поговорить о пресловутом русском долготерпении.
Когда о нем говорят как о национальной черте характера, как об особенности
русской ментальности, мне всегда хочется добавить, что это национал-половая
черта. Ваши женщины потрясающе терпеливы, никто не позволяет так над собой
издеваться. В вашей массовой культуре абсолютным идолом становится даже не
тело, а мясо, человеческое мясо, в основном женское. Люди не просто
раздеваются публично, а препарируют себя и других, как трупы, как туши на
бойне. Ваши дамы, воспитанные на зыбкой грани ортодоксальных идей, остаются
покорными, как домашние животные, позволяют себя ощупывать и оценивать, как
овец на рынке.

- Отчасти, вы правы, - равнодушно кивнула Лиза, - но при чем здесь
ортодоксальные идеи?

- Под ортодоксальностью я понимаю и коммунистическую доктрину, и
православную, на мой взгляд, это две стороны одной медали. А что касается
долготерпения мужской части населения России, то здесь позвольте мне
усомниться...

- Господи, какой бред, - пробормотала Лиза по-русски.

- Что вы сказали? - вскинулась леди. - Простите, Лиза, я не понимаю
по-русски, - она растянула губы в любезной улыбке. Такая улыбка годится на
все случаи жизни и напоминает конфеты без сахара и обезжиренные сливки. -
Вы, кажется, не согласны со мной?

- Не согласна, - Лиза отхлебнула наконец свой кофе, быстрым движением
загасила сигарету в пепельнице, - ортодоксальность русского коммунизма ни
малейшего отношения не имеет к православию. Это совершенно противоположные
понятия. Враждебные друг другу, взаимоисключающие.

- Не скажите. В восемнадцатом году иерархи русской Православной церкви с
готовностью пришли на поклон к большевистской власти. Это исторический
факт. С одной стороны - массовые расстрелы священников, монахов, сестер
милосердия, вандализм, уничтожение церковых ценностей, с другой -
сотрудничество с палачами. Вы, русские, во всем и всегда доходили до
крайности, прежде всего в воплощении философских идей. Об этом писали ваши
гениальные христианские Аилософы начала века, Соловьев, Бердяев. "Русская
душа всегда оставалась неосвобожденной, она не признает пределов, она
требует всего или ничего". Не знаю, насколько точно я цитирую, мысль вам
должна быть ясна. Все или ничего. В этом ваша сила, но в этом же и
губительная слабость. Опять мы сталкиваемся с единством противоположностей.
Вы со мной согласны?

- С вами или с Бердяевым? - машинально уточнила Лиза и подумала, что
американка скорее хочет высказать свое мнение, чем услышать чужое. Ну и
хорошо, ну и ладно. На собственное мнение у Лизы сейчас просто не было сил.

- С нами обоими, - смешок американки был похож на радужный мыльный пузырь,
легко и плавно вылетевший из ее тонкого рта, - а вообще, Лиза, я бы хотела
узнать, насколько актуальна сейчас для образованной части общества русская
философия начала века? Там ведь так много всего сформулировано, причем
довольно точно. Неужели это драгоценное наследие потонуло в вашем
сегодняшнем плоском прагматизме?

"Если прагматизм плоский, как может в нем что-либо потонуть?" - лениво
заметила про себя Лиза.

Продолжая глядеть в витрину сувенирной лавки, она выбила очередную
сигарету, щелкнула зажигалкой. Американка ждала ответа и морщилась от дыма.
Опять повисла неприятная пауза.

- Лиза, с вами все в порядке? Вы слишком много курите. От этого вы такая
бледная и рассеянная.

- Я боюсь, дело совсем в другом, - прогрохотал рядом глубокий бас, -
госпожа Беляева влюблена. Так выглядят влюбленные женщины, уж поверьте
моему многолетнему опыту.

Мягкое кресло гостиничного бара затрещало и качнулось, словно хилая
трехногая табуретка, приняв в себя стокилограммовую тушу норвежца Ханса
Хансена. Ему было шестьдесят пять. Он курил трубку из черного дерева и
носил галстук-бабочку не только с официальным пиджаком, но и с пуловером
грубой вязки, - приветствую вас, милые дамы. Керри, вы измучили госпожу
Беляеву вашими феминистскими разговорами. Дайте русской леди хоть немного
расслабиться. Мы ведь не в конференц-зале, и сейчас уже одиннадцать вечера.

- Неужели правда одиннадцать? - спохватилась Лиза, взглянула на часы и
резко поднялась. - Простите, Керри, вы затронули весьма интересный и важный
вопрос, обидно обсуждать его в таком сонном состоянии, - она чуть
покраснела, вспомнив, что говорила то же самое несколько минут назад. Ну,
да ладно. Главное, скорее ускользнуть, нырнуть в свой номер, запереть дверь
и никого не видеть.,

- Спокойной ночи, Керри, спокойной ночи, Ханс.

Американка величественно кивнула в ответ. Норвежец подмигнул и произнес
интимным шепотом:

- Спите сладко, Лиза. Хотя влюбленных обычно мучает бессонница, - он
многозначительно хмыкнул и принялся разжигать свою трубку.

В пустом лифте она прижалась лбом к холодному зеркальному стеклу. Лифт
бесшумно взлетел. Двери разъехались, Лиза хотела выйти, но наткнулась на
Красавченко.

- Подождите. Это не ваш этаж, - сказал он с сияющей улыбкой. - Добрый
вечер, Елизавета Павловна.

Он нажал кнопку. Двери плавно закрылись. На несколько секунд они остались
вдвоем, в замкнутом пространстве, и ей стало не по себе. Она подумала, что
глупо бояться этого сального кота. Он стоял совсем близко, дышал в лицо
жвачной мятой, поедал Лизу глазами и, кажется, готов был к более активным
действиям, но лифт остановился.

Красавченко пропустил ее вперед и вышел следом. Она вдруг вспомнила, что
его номер на двенадцатом.

- Хочу немного проводить вас. Не возражаете?

- Пожалуйста, - равнодушно кивнула она.

Он взял ее под руку, чуть склонился к уху.

- Елизавета Павловна, вы очень хотите спать?

- Честно говоря, да.

- Жаль. Ну, хотя бы пятнадцать минут своего драгоценного