пять тысяч долларов, возможно,
сумеет смягчить приговор, и ваш муж получит десять лет общего режима. Вряд
ли ему удастся добиться для вас чего-то большего, слишком много прямых улик
и доказательств вины вашего мужа.

- Да! - перебила его Наталья. - Слишком много! Но Саня не брал с собой
пистолет, когда уходил из дома. Он шел на деловую встречу, у него были
какие-то переговоры, да он вообще не прикасался к нему с августа. Пистолет
валялся в ящике...

- Заряженный?

- Откуда я знаю?

- Он при вас когда-нибудь стрелял?

- Один раз, на даче, в березу. Нарисовал фломастером кружочки на картонке,
прибил к стволу, но в "яблочко" ни разу не попал. Вы поймите, для него
пистолет был просто игрушкой. А главное... самое главное, что к тому
моменту, когда он в последний раз вышел из дома, пистолета в ящике уже не
было.

Наташа сбивчиво, но очень подробно рассказала обо всем, и о вечеринке, на
которой в последний раз Саня демонстрировал свое оружие, и о Мухине, с
которым два дня назад столкнулась ее мама у них в подъезде, и даже о том,
что выкрикивал ей Саня, когда она пробилась к нему в отделение милиции.

- Между прочим, именно Мухин звонил ему утром, кажется, с ним и еще с
кем-то он должен был встретиться вечером, - вспомнила она, - ну конечно! С
Климом! Мы потому и поссорились. Когда он сказал, что идет встречаться с
Климом, я подумала, он врет.

- Почему?

- Понимаете, это какая-то мифическая фигура. Вова Мухин постоянно о нем
рассказывает всякие небылицы, и невозможно представить, что у Вовы есть
такие знакомые. Он ведь тупой, как пробка.

- Тупые люди редко рассказывают небылицы, - заметил Илья Никитич,- у них,
как правило, с фантазией плохо.

- Ну, Вова в другом смысле тупой. Просто для него самое главное, самое
интересное в жизни - деньги. И больше ничего. Он только о деньгах думает и
говорит. А Клим для него - что-то вроде живого доллара в человеческом
обличий, с ногами, руками, со стальными мускулами.

- А фамилию этого доллара с мускулами Мухин не называл?

- Кажется, Эрнест Климов, гражданин, Германии. Миллионер, супермен,
красавец мужчина, - Наташа усмехнулась, - мне всегда казалось, что Вова
просто рассказывает о том, каким бы ему самому хотелось быть. Саня все
просил его познакомить с этим Климом, хотя бы издали показать
супермена-миллионера, но Вова постоянно придумывал какие-то предлоги, и так
никто этого Клима не видел. А тут вдруг Мухин позвонил и сказал Сане, что
Клим хочет с ним встретиться, будто у Клима есть какие-то деловые
предложения. Я решила, что Саня врет. Нет никакого Клима, просто Вова
пригласил его в какое-нибудь похабное местечко, в сауну к девочкам.

- А что, у вас были основания так думать про вашего мужа? - хмыкнул Илья
Никитич.

- Нет, конечно. Просто мне очень не хотелось, чтобы он куда-то шел так
поздно вечером, особенно с этим Вовой. Вобщем, мы с Саней поссорились,
потом помирились, потом опять поссорились, когда он уходил.

- Вы говорили ему, что пистолета в ящике нет?

- Собиралась сказать, но потом забыла.

- Так. Значит, когда вы пришли в милицию, он просил вас позвонить Мухину и
проверить, на месте ли коробка с патронами. Вы сделали это?

- Нет. Я сначала хотела позвонить Мухину, но потом подумала, вдруг он
как-то замешан в этом деле, и я только все испорчу. Саня ведь ничего не
помнит.

- А патроны?

- Просто не успела. Честно говоря, после Саниных слов про отпечатки я
боялась притрагиваться к этой несчастной шкатулке.

- А когда вы заглядывали туда в последний раз, не помните?

- Не помню. Очень давно. Там дорогие украшения, а куда мне их надевать? В
магазин и в детскую поликлинику?

- Ну, так давайте посмотрим вместе.

- А вы можете снять отпечатки со шкатулки и с ящика, в котором лежал
пистолет?

- Конечно. Я сегодня же пришлю к вам трассолога. Но давайте все-таки
посмотрим, на месте ли патроны. Не волнуйтесь, я все сделаю аккуратно.

В перламутровой шкатулке патронов не оказалось. Прабабушкиного кольца там
тоже не было. Исчезли также сережки с изумрудами, золотая цепочка, золотой
браслет с зеленой эмалью. Остались только дешевые серебряные украшения.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Варя медленно вошла в полутемный ресторанный зал, равнодушно скользнула
взглядом по лицам, улыбнулась нескольким знакомым, кивнула хозяину
заведения, Стасу, Станиславу Руслановичу Тиболову.

Бывший спортсмен-пятиборец, чемпион Европы после травмы сначала заделался
бандитом, потом сел на сравнительно небольшой срок, а выйдя на свободу,
открыл ресторан, назвал его собственным именем "Стас", отлично обустроил, и
довольно скоро заведение стало одним из самых престижных мест в Москве,
элитарным закрытым клубом. Здесь были лучшие повара, лучший кордебалет,
мощная бдительная охрана.

"Если сейчас подойдет, поцелует мне руку, сам лично проводит за столик,
значит, все нормально", - загадала Варя, пристально взглянув на Стаса. Он
сидел за одним из столиков, беседовал с восходящей эстрадной звездой Катей
Красной. Варю он заметил сразу, но всего лишь приветливо кивнул, улыбнулся
и продолжил разговор с певицей.

"Ну что ж, - решила Варя, - все впереди, еще не вечер".

Три года назад, когда Мальцев впервые привел ее в клуб, хозяин почтительно
пожал руку Дмитрию Владимировичу, а по лицу Вари просто скользнул ледяными
тусклыми глазами. Потом, во второй и в третий раз, одаривал
вежливо-небрежным кивком.

Иногда случалось, что она приезжала на пару часов раньше Мальцева, Стас
улыбался издали, а если проходил мимо ее столика, спрашивал, появится ли
сегодня Дмитрий Владимирович и в котором часу.

Как-то Варя сидела в одиночестве у стойки бара и разговорилась с
танцовщицей здешнего кордебалета. Девушку звали Элла. Посреди разговора она
вдруг замолчала на полуслове, уставилась на дверь и пробормотала, шлепнув
себя по коленке:

- Ну, все, я проиграла Лариске триста баксов!

Варя увидела, как хозяин целует руку какой-то рыжей зубастой дуре в
соболином боа на голых плечах. Дура скалила свои огромные, как у кролика,
зубы, заливалась басистым грубым хохотом. Ржала, как мужик или, скорее, как
сивый мерин.

- Это издали она кажется молодой, - прошептала Элла, - на самом деле ей
почти полтинник. Нет, все-таки интересно, как ей это удалось?

- Что именно?

- Женить на себе Кирпича.

- А кто такой Кирпич?

- Ну, привет! Ты правда не знаешь? Или придуриваешься?

- Правда не знаю, - призналась Варя и, заметив презрительно-удивленный
взгляд танцовщицы, выругала себя последними словами. Если здесь называют
какое-то имя с той особенной, почтительной интонацией, с которой Элла
произнесла "Кирпич", всегда надо делать вид, будто тебе известно, кто это,
будто ты вообще лично знакома с этим Кирпичом, Валуном или Булыжником.

- Виталий Кирпичов, банк "Байкал". Нет, ну бред какой-то, он ведь моложе ее
на три года, и вообще...

- И когда же свадьба? - осторожно поинтересовалась Варя.

- Откуда я знаю?

- А откуда знаешь, что у них все решено? Может, это вообще вранье, сплетня?

- Ну конечно! - Элла выпятила нижнюю губу и сдула со лба светлую челку,
потом окинула Варю внимательным, неприятным взглядом. - То, что я тебе
скажу, известно всем. Не знать этого неприлично. Запомни, Стас так
встречает только жен или будущих жен. У них есть влияние и перспектива. А
любовницы приходят и уходят.

- Но ведь на этой, рыжей, Кирпич еще не женился, - шепотом заметила Варя.

- Не важно. Вопрос уже решен. Иначе не стал бы Стас целовать ей ручку. Вот
видишь, за столик провожает. Ну, точно, придется отдавать Лариске триста
баксов. Мы с ней поспорили. Я была уверена, что у этой мымры ни фига не
выйдет. А вот ведь, умудрилась... Жалко денег, блин.

С тех пор Варя каждый раз с легким замиранием сердца ждала, что и к ней
наконец подойдет хозяин и приложится к ее ручке. Она почему-то была
уверена, что это произойдет раньше, что Дмитрий Владимирович решится
сказать свое царское слово.

Стас поднялся, Катя Красная продолжала что-то говорить ему и улыбаться.
Было видно, что он нетерпеливо ждет конца ее монолога. Варя остановилась у
стойки бара, рассеянно поправила волосы. В зеркальной стене отражался весь
небольшой зал, был отлично виден столик у эстрады, задранное вверх
смеющееся лицо певицы, чуть склоненная мощная фигура хозяина.

"В сущности, все вы уроды", - подумала Варя и надменно передернула плечами.
Она уже поняла, что бывший бандит-пятиборец к ней подходить не собирается.
Он спешил к другому столику, за которым сидела ярко-белокурая красавица в
скромном черном пиджачке. Пятидесятилетняя матрона, жена известного
политика, мать двоих взрослых детей, дама порядочная и приятная во всех
отношениях, была заядлой тусовщицей. Она не пропускала ни одного
престижного мероприятия, ни одной премьеры, презентации, всегда сидела в
первом ряду, на самом почетном месте, сверкала своей голливудской улыбкой
везде - на телеэкране, на журнальном глянце, в полумраке самых дорогих
казино и ресторанов. Хозяину она снисходительно протянула тонкую холеную
руку. Он поцеловал ей кончики пальцев.

"Эй, скотина, подойди ко мне! Ну, пожалуйста, подойди! Я тоже скоро стану
женой большого политика. Я тоже вери импортент персон. Нет? Ну ладно, все
впереди!" - с ненавистью глядя в подбритый затылок хозяина, она подумала,
что, когда ее упругий толстячок дозреет, поведет ее под венец, и эта
лощеная сволочь подойдет наконец чтобы чмокнуть своими липкими губами ее,
Варюшины, нежные пальчики, она обязательно что-нибудь такое придумает.
Например, нарочно уронит в этот момент колечко. Ему придется ползать по
полу, пока не отыщется пропажа.

- Привет, - подмигнул ей молоденький бармен, - как дела?

- Нормально. Кофейку свари мне. - Варя повертела на пальце кольцо с крупным
рубином, взглянула на свои крошечные золотые часики, но не для того, чтобы
узнать время, а просто лишний раз полюбоваться изящной дорогой вещицей.
Часики эти она купила сегодня днем, просто от скуки заехала в ювелирный на
Тверской.

"Тысяча баксов, мамочка. Представляешь, тысяча баксов за побрякушку,
часики. А знаешь, сколько стоит мое платье? Полторы тысячи! Скромненько, но
со вкусом. А туфли? Ты думаешь, пряжки на них из простого металла? Нет,
мамуля, это золото. Скажу тебе по секрету, набойки на каблучках тоже
золотые. Не веришь? Ну ладно, как хочешь. Однако пуговицы на моей дубленке
уж точно из чистого золота. Это сейчас последний писк, мамуля. Золотые
пуговицы на дубленке. А в середине - настоящие жемчужины, не речные, не
искусственно выращенные, а самые натуральные. Из ракушки. Всего лишь три
года назад у меня не было даже теплой телогрейки. чтобы выйти зимой из
дома. А теперь пять шуб и три дубленки. Ты все не можешь поверить, что
пуговицы и набойки золотые. А разве ты когда-нибудь могла представить,
мамочка, что, выходя из дома, будешь выбирать, какую тебе надеть шубу,
норочку до пят или голубой песцовый жакет? Мне кажется, тебе больше идет
норочка. И мне очень нравится, когда у тебя в жизни только такие
проблемы..."

- Варюша, солнышко, кисочка моя, что ж ты здесь сидишь в одиночестве? -
Варя вздрогнула. Кто-то неслышно подкрался и закрыл ей глаза пухлыми
горячими ладонями. - О чем таком приятном думаешь, что самой себе
улыбаешься? - пропел у ее уха голос, слишком высокий для мужчины и слишком
низкий для женщины. - Ну что, узнала, красотулечка моя?

- Привет, Пусик. Тебя ли не узнать? - пропела в ответ Варя и смачно
матюгнулась про себя.

Пусик, популярный эстрадный певец, славился своей толщиной, голубизной и
немыслимыми эротическими шоу, в которых оголялся целиком, только шелковые
лоскуток прикрывал гениталии. Он спрыгивал со сцены, проходил по залу,
панибратски похлопывал по плечам самых известных мужчин, те почему-то
краснели и принужденно хмыкали, в ответ бесстыдник колыхал животом,
задницей и массивными, как у женщины, грудями.

Он окружал себя стройным мужским кордебалетом. Худенькие длинноволосые
мальчики ритмично двигали бедрами в такт его песням.

- Как дела, солнце мое? Все цветем, хорошеем? - Пусик ласково заправил ей
за ушко выбившуюся прядь. - Я пою сегодня. У меня, между прочим, новая
программа.

- Буду с нетерпением ждать, - улыбнулась Варя.

- А Дмитрий Владимирович к которому часу подъедет?

Варя едва сдержалась, чтобы не расхохотаться в эту круглую глупую рожу. При
одном только упоминании ее матрасника жирный Пусик весь подобрался, стал
серьезным и значительным, даже как будто похудел немного.

- Обещал к одиннадцати. А что?

- Так... ничего... Ладно, побежал. Мне скоро переодеваться. Между прочим,
сегодня никакого стриптиза. Я знаю, Дмитрий Владимирович не любит. Петь
буду во фраке, репертуар классический. Моцарт, Чайковский.

Надо отдать Пусику должное, голос у него был великолепный. Варя не
понимала, зачем он натужно хрипит и пищит, исполняя свои эротические
шлягеры, если имеет такой богатый глубокий тенор? Впрочем, она почти ничего
не понимала во всех этих людях, шумных, ярких, самовлюбленных до слепоты.

"Ты зря так быстро убежал, Пусик, - лениво, без злобы подумала Варя,
провожая взглядом широченную спину, обтянутую белоснежным сукном дорогого
пиджака, - я ведь догадываюсь, зачем тебе нужен мой всемогущий Мальцев.
Неделю назад на тебя всерьез наехала налоговая полиция. Ты стал как-то
слишком уж резво мухлевать с пиратскими компакт-дисками, кому-то
недоплатил, кого-то обидел, и тебе сейчас позарез надо подружиться с
Дмитрием Владимировичем. Но ты не учел главного. С такими, как ты, мой
Мальцев не дружит. Он жутко добропорядочный. Он даже смотреть не станет в
твою сторону. Но вот если я его попрошу тебе помочь, если с умным видом
поболтаю о милосердии, о сострадании, тогда у тебя, свинья, появится шанс.
Маленький, слабенький, но единственный твой шансик".

- Варь, кофе твой стынет, - бармен подвинул ей чашечку, щелкнул зажигалкой,
заметив, что она вертит в пальцах сигарету.

Еще месяц назад этот юный, свежий, но уже совершенно гнилой изнутри
лакейчик никак не хотел запомнить, какой она любит кофе. Не эспрессо, не
капучино, а настоящий, по-восточному, сваренный на раскаленном песке. Три
ложки кофе и две сахару на крошечную турку. Два зернышка кордамона. Ровно
два, не больше и не меньше. Но теперь мальчик наконец усвоил ее вкусы.
Делал все, как нужно, без всяких просьб и напоминаний. Рядом с чашкой
обязательно ставил вазочку с поджаренным пресным миндалем.

На маленькой сцене уже началось ночное шоу. Кордебалет отплясывал под живую
фортепьянную музыку, на этот раз вся программа была составлена в стиле
ретро. Варя так и не пересела за столик, прихлебывала кофе, грызла миндаль
и на сцену поглядывала сквозь зеркало за стойкой бара. Там вздымались
пышные многослойные юбки, девочки дружно взвизгивали, притопывали,
подпрыгивали, задирали ноги. Варя подумала, что это напоминает кафе-шантан
времен гражданской войны, именно так изображали разгульную белогвардейскую
жизнь в старых советских фильмах.

Дмитрий Владимирович появился внезапно, когда солистка на сцене отбивала
чечетку. Фортепиано замолчало, дробный ритм танца отщелкивали динамики,
спрятанные за сценой. Варя сначала почувствовала знакомый холодок за
спиной, а потом уж увидела в зеркале полное холеное лицо заместителя
министра. Рядом с ним маячили почтительные физиономии хозяина и метрдотеля.
Из глубины зала торопливо наплывала необъятная фигура певца Пусика. Он был
уже в концертном черном фраке, весь колыхался, таял в приторной улыбке.
Казалось, парчовый галстук-бабочка на его горле возбужденно помахивает
твердыми крыльями.

- Привет, солнышко. - Мальцев наклонился, сухо, быстро чмокнул Варю в щеку.

- Здравствуй. - Варя улыбнулась, легко соскользнула с высокого стула у
стойки, взяла Дмитрия Владимировича под руку.

- Ты ела?

- Нет. Тебя ждала.

- Дмитрий Владимирович, добрый вечер! - пропел Пусик так громко, что отвлек
внимание зала от чечетки. Бесцеремонно оттеснив хозяина, он протянул руку,
но Мальцев ответил на приветствие только легким кивком. Пухлая кисть певца
неловко зависла, все это видели, и толстяк залился краской, уронил свою
тюленью ласту и забормотал, быстро хлопая глазами: - Дмитрий Владимирович,
я подготовил новую программу...

- Что-нибудь сообрази нам поужинать. Времени мало, - обратился Мальцев к
хозяину так, словно огромный певец в черном фраке был пустым местом.

"Да, свинья, плохо дело, - усмехнулась про себя Варя, - ничего, тебе
полезно понервничать. Может, похудеешь".

Их проводили к столику для важных персон, который был спрятан в специальном
углублении. Пока сервировали стол, Варя исподтишка разглядывала лицо
Мальцева. Губы поджаты, глаза сухо блестят. У Дмитрия Владимировича был
тяжелый день.

Иногда Варина болтовня, ее тихое ласковое щебетание расслабляли и
успокаивали его, иногда, наоборот, раздражали. Сжатый рот и застывшие глаза
означали, что следует молчать. Такие вещи Варя училась угадывать с первого
взгляда.

Всегда, при любых обстоятельствах, ее присутствие должно приносить ему
только положительные эмоции. С ней ему должно быть лучше, чем без нее. Но
фокус не в том, чтобы всегда соответствовать его желаниям и потребностям.
Главное, чтобы он ни в коем случае не заметил ее усердия. Ему должно
казаться, будто она ведет себя абсолютно естественно, не пытается ему
угодить, а просто любит его, нежно, страстно, именно так, как ему хочется.
Однако при этом он ни на секунду не должен заподозрить, что она стремится
поскорей выйти за него замуж. Вот так: очень любит, но замуж не стремится,
потому что слишком выгодный он муж, а настоящая любовь должна быть
бескорыстна.

Варя не сомневалась, что он, при всей своей солидности, жесткости, при всем
своем цинизме, нуждается в любви, как каждый нормальный человек. Иногда он
коротко и скупо рассказывал о своих проблемах с двумя предыдущими женами.

Первая была его ровесницей, сокурсницей, приехала в Москву из Ростова. У
нее была жесткая хватка, ей удалось очень быстро избавиться от
провинциального южно-русского говора, от природной пухлости и вялости форм.
Девушка легко освоила столичный стиль, и в одежде, и в поведении. Она
хотела стать не просто москвичкой, а настоящей административной львицей,
иметь собственную пятикомнатную квартиру, дачу, собственный кабинет в
каком-нибудь министерстве, секретаря, шофера и так далее. В принципе ничего
дурного в этих желаниях нет, но если они осуществляются, человек начинает
относиться к самому себе с таким восторгом и трепетом, что для иных чувств
в его душе просто не остается места.

В первые годы жена для Дмитрия Владимировича была боевым товарищем. Они
вместе делали карьеру. Но ему не доставало жесткой провинциальной хватки.
Он был коренным москвичом, в молодости все не мог избавиться от
интеллигентской рефлексии, которая никак не способствует продвижению вверх
по служебной лестнице. Дмитрии Владимирович не поспевал за стремительным
карьерным ростом супруги. Это стало его раздражать, сначала слегка, потом
всерьез. На седьмом году совместной жизни его уже бесило все. Каждый жест
сановной супруги, каждый взгляд, начальственные хамские интонации,
плебейский апломб, жесткость суждений. Как только подрос их сын, они
развелись.

- Она слышала и видела только себя, - говорил Мальцев о своей первой жене,
- и поэтому жить с ней было невозможно.

Вторая его избранница оказалась полной противоположностью первой. Тихая
москвичка, пухленькая, инфантильная, с нежным голоском и без всяких
амбиций. Она готова была стать настоящим ангелом-хранителем семейного
очага. Любимым ее чтением были кулинарные книги и журналы по садоводству.
Мальцев таял, слушая вечерами ее милый щебет и поглощая вкуснейшие борщи,
кулебяки, яблочные шарлотки.

У них родилась девочка, и Мальцев не .мог нарадоваться на свою идеальную
семью. Проблем не было. Вообще никаких проблем. Жена ни разу не повысила
голоса. Не высказала недовольства чем-либо Наоборот, без конца повторяла,
как она счастлива. Счастливой ее дел