Григорьев
приглашал его в лучшие французские, японские  и  греческие  рестораны  и
ублажал ненасытную утробу объекта разработки артишоками,  фаршированными
грибами  и  ветчиной  в  ореховой  корочке,  королевскими  креветками  в
коньячном соусе, медальоном из  новорожденного  ягненка  на  косточке  с
соусом ?Кориандр?. Ресторанные счета Григорьев прикладывал  к  подробным
официальным отчетам.
   Намеки на более тесное и конкретное  сотрудничество  объект  понимал,
принимал к сведению, важно кивал и поглаживал свое необъятное брюхо.
   Однажды утром на теннисном корте Макмерфи сочувственно заметил:
   - Эндрю, тебе не мешало бы сбросить пару  фунтов.  У  тебя  появилась
одышка и прыжок стал тяжелей.
   - Что делать, Билли? Возраст, сидячая работа, - вздохнул Григорьев.
   - Брось, Эндрю. Возраст совершенно ни при чем. Работа  -  да,  она  у
тебя сидячая, причем сидишь  ты  в  основном  в  дорогих  ресторанах,  -
Макмерфи надул щеки и выпятил пузо. - Кстати, я  давно  хотел  спросить,
что тебя связывает с этим тупым профсоюзным обжорой?
   - Прости, не понял, - напряженно улыбнулся Григорьев.
   - Все ты отлично понял, - Билли похлопал себя ракеткой по  колену,  -
ты  уже  месяц  набиваешь  утробу  Скарлатти  французскими  и  японскими
деликатесами. Это же  дикие  деньги,  Эндрю.  Объясни,  зачем  тебе  это
нужно?
   В  голове  Григорьева  тут  же  завертелись  разнообразные,  варианты
вранья, более или менее достоверные, но одинаково бесполезные.  Макмерфи
был таким же профессионалом, как он,  и  любое  вранье  принял  бы,  как
удачную подачу теннисного мяча, с одобрительной улыбкой.
   - Нет, конечно, если бы ты, Эндрю, был агентом  КГБ,  тогда  в  твоей
дружбе со Скарлатти имелся бы определенный смысл, - продолжал рассуждать
Билл, спокойно и насмешливо глядя в глаза Андрею Евгеньевичу, - а так..,
не понимаю.
   - В нашей жизни вообще много  всего  непонятного,  -  вяло  парировал
Андрей Евгеньевич.
   Разговор этот они продолжили  вечером  в  маленьком  джазовом  клубе,
громким таинственным шепотом,  под  изумительный  свинг  черного  певца,
почти  соприкасаясь   лбами.   Макмерфи   рассказал,   что   прожорливый
?красноватый? Скарлатти тесно связан с наркомафией, замешан в нескольких
нераскрытых заказных убийствах. Он дважды  ускользал  от  правосудия.  В
последний момент свидетели обвинения  отказывались  от  своих  показаний
либо бесследно  исчезали.  Но  недавно  возникли  упорные  слухи,  будто
Скарлатти завербован КГБ, и это скорее хорошо, чем плохо.
   - У меня есть друзья в самых влиятельных структурах,  -  доверительно
сообщил Макмерфи, - они были  бы  очень  благодарны  тому,  кто  поможет
задержать Скарлатти по подозрению в  шпионаже.  Если  бы  удалось  взять
жирного мерзавца с поличным, допустим, в момент подучения денег от  КГБ,
это вряд ли понравилось бы его коллегам-бандитам. Мафия не любит,  когда
ее члены подрабатывают на стороне, и  братской  поддержки  Скарлатти  не
получит. А в одиночку ему не выкрутиться.
   - Но видишь ли. Билли, человек,  который  поможет  твоим  влиятельным
друзьям арестовать Скарлатти как шпиона, сильно обидит своих влиятельных
друзей, - возразил Григорьев, - не только мафия не любит, когда ее члены
подрабатывают на стороне. Этого никто не любит и не прощает.
   -  Эндрю,  мы  говорим  сейчас  о  Скарлатти,  об  отпетом   мерзавце
Скарлатти.  При  чем  здесь  любовь  и  прощение?  -  грустно  улыбнулся
Макмерфи. - Мы уходим от главной  проблемы.  Видишь  ли,  Эндрю,  самого
факта общения со Скарлатти довольно. - чтобы щедрый любитель французской
кухни был выдворен из США в двадцать четыре часа. И  если  этот  человек
хоть что-то для тебя значит, если его судьба  тебе  не  безразлична,  ты
должен ему помочь.
   - Погоди, Билли, но ведь у вас свободная страна, вина Скарлатти  пока
не доказана, он такой же  гражданин,  как  все,  и  я  не  понимаю...  -
неуверенно пробормотал Григорьев и,  замолчал  на  полуслове,  поскольку
указательный палец Билли грозно закачался у него перед носом.
   - Давай не будем валять дурака, Эндрю. Этот твой человек ведь  только
притворяется дипломатом, мы с тобой оба знаем, кто  он  на  самом  деле,
верно? У чистого  советского  дипломата  не  хватило  бы  денег  на  эти
безумные  гастрономические  оргии.  В  вашем  государстве  только   одно
ведомство  может  себе  позволить  вываливать  такие   огромные   суммы.
Формальный повод для выдворения тайного сотрудника  этого  ведомства  из
нашей страны - не проблема. Очень обидно,  Эндрю,  когда  тебя  выгоняют
вон. Но будет совсем обидно, если  в  чью-то  злую  голову  придет  идея
сфабриковать нечто грязное, недостойное. Допустим, твой приятель  зайдет
однажды в магазин, и вдруг на выходе его задержит охрана. Что  такое?  В
чем дело? Извините, сэр,  нам  придется  вас  обыскать.  Да  пожалуйста,
обыскивайте! Я честный человек, и все такое. Он  ведь  честный  человек,
этот твой приятель, правда, Эндрю?  Представляешь  его  шок,  его  ужас,
когда охранник извлечет у него из кармана какую-нибудь  дорогую  изящную
штучку. Серебряную зажигалку, например, или шарф из  натурального  шелка
от Картье.
   - Перестань, Билли, - поморщился  Григорьев,  -  это  старые  дешевые
трюки, мне даже странно слышать от тебя подобные глупости.
   - Так они потому  и  старые,  что  всегда  срабатывают,  -  подмигнул
Макмерфи, - и дешевые, потому что выбор  большой.  Есть  еще  наркотики,
совращение детей, да мало ли на свете грязи, Эндрю? Она  ужасно  липкая,
отмыться сложно. Не лучше ли обойтись без нее?
   - Это невозможно, - покачал головой Григорьев.
   - Всегда есть выбор, Эндрю.
   - Выбор между предательством и грязью?
   - Нет, Эндрю. Не совсем так. Выбор между  двумя  вариантами  развития
событий. Вариант первый. Мерзавец,  убийца  Скарлатти  будет  гулять  на
свободе, набивать  свое  брюхо  в  дорогих  ресторанах,  а  благородного
интеллектуала, человека тонкого,  умного,  образованного,  обвинят  черт
знает в чем, выгонят вон с позором. Но этого  мало.  Когда  он  окажется
дома, когда переживет все унизительные  разбирательства  с  начальством,
вдруг начнут всплывать дальнейшие  подробности  его  пребывания  в  США.
Окажется, что его тесная дружба с некоторыми представителями  зарубежной
прессы стала причиной целого ряда серьезных провалов и неприятностей.  В
задушевных беседах он выкладывал много всякой информации, в том числе  и
сверхсекретной, причем не по легкомыслию, а с определенной корыстью.  За
деньги. За возможность остаться в США.
   Григорьев не выдержал и рассмеялся. Смех получился фальшивый,  больше
похожий на нервную икоту.
   - Ну, насчет денег это ты загнул, Билли. Нужны доказательства, просто
так никто не поверит.
   - Доказательства будут, поверят все, ты сам  это  отлично  знаешь.  А
насчет остаться в США я тоже загнул? Или нет?
   Григорьев ничего не  ответил.  Чтобы  прекратить  икоту,  он  схватил
стакан с остатками яблочного сока и выпил залпом. Но в стакане оказалось
виски. Его чуть не стошнило. Он кинулся в туалет,  задевая  в  полумраке
углы чужих столов и  чувствуя  спиной  взгляд  Макмерфи,  насмешливый  и
сочувственный. В маленьком  чистом  туалете  он  долго  плескал  в  лицо
ледяную воду,  тер  красные  воспаленные  глаза.  Программа,  изложенная
Макмерфи, была вполне реальна. Нельзя кормить  противника  одним  только
враньем, если противник не идиот. А работать с идиотами нет смысла.
   Они с  Макмерфи  довольно  часто  делились  друг  с  другом  реальной
секретной  информацией.  Да,  дозированной,  да,   не   совсем   свежей,
вчерашней, но реальной. Иначе давно распалась  бы  эта  дружба,  которую
вашингтонская резидентура считала  чуть  ли  не  самой  серьезной  своей
победой за последние несколько лет.  Уилльям  Макмерфи  был  полковником
ЦРУ. Андрей Евгеньевич Григорьев был  полковником  КГБ.  Они  играли  на
равных. И каждый ждал, когда другой подставится. Никто не  виноват,  что
Григорьев подставился первым.
   Он вернулся за столик, Макмерфи почти дремал, откинувшись  на  спинку
стула. Не открывая усталых глаз, он продолжил говорить  так,  словно  не
было никакого перерыва:
   - Вариант второй. Благородный интеллектуал поможет упрятать убийцу за
решетку и получит возможность остаться в стране, которую, между  прочим,
любит, в которой ему живется лучше, комфортней, чем у себя дома.
   - Откуда ты знаешь, где кому комфортней?  -  быстро,  нервно  спросил
Григорьев.
   - Мне так кажется, - улыбнулся Макмерфи, -  просто  кажется,  и  все.
Подумай, Эндрю, оцени все спокойно и  трезво.  При  нашей  специфической
работе факт предательства надо долго доказывать. А  грязь  видна  сразу.
Среди твоих коллег найдется много желающих поверить, что ты вор, что  ты
торгуешь наркотиками и растлеваешь малолетних.  Плохому  верят  охотней,
чем хорошему. Особенно если это плохое касается умной,  яркой,  успешной
личности. Никто не оценит твоего  благородства.  Неудачники,  заляпанные
грязью, никому не симпатичны, главное, они самим себе не  симпатичны,  -
он замолчал, отвернулся, показывая всем своим видом, что дает Григорьеву
время на размышления.
   Еще минут двадцать они послушали черный джаз, молча мрачно выпили  по
бокалу белого вина, сели в такси, холодно попрощались.
   На следующий день Григорьев должен был после работы зайти в магазин и
купить Кларе подарок на день рождения. Нюхая духи, разглядывая  сумочки,
блузки,  украшения,  он  вздрагивал,  если  кто-то  подходил  близко   и
прикасался к нему. В  итоге  купил  какую-то  идиотскую  шляпу,  которая
совершенно не шла Кларе, к тому же оказалась ей мала.
   Скарлатти для дальнейшей разработки был передан другому сотруднику, у
которого жена славилась своими  кулинарными  талантами.  Кормить  агента
домашними деликатесами было все-таки дешевле, чем водить по  ресторанам.
А Григорьеву пришлось сбрасывать лишние  пять  килограммов.  Он  сел  на
строгую овощную диету и значительно больше времени проводил на теннисном
корте. Закончив вничью очередную  партию  с  Макмерфи,  он  за  стаканом
апельсинового сока вдруг принялся рассуждать о человеческих слабостях  и
в качестве примера поведал историю падения некоего итальянца,  страшного
обжоры, который повадился играть в рулетку в Атлантик-Сити.
   - Пока ему везет.  Он  постоянно  выигрывает,  причем  всегда  знает,
сколько  именно  должен  выиграть.  Например,  послезавтра  он   намерен
положить  в  карман  около  пятисот  долларов.  Потом  он  отправится  в
ресторан ?Мерлин?. У него есть странная привычка пересчитывать деньги  в
туалете именно этого ресторана, закрывшись в третьей от окна кабинке.
   Через день Скарлатти был арестован сотрудниками ФБР по  подозрению  в
шпионаже. Его взяли с поличным в  момент  получения  солидной  суммы  от
связника в туалете ресторана ?Мерлин?  в  Атлантик-Сити.  Связника  тоже
взяли, он сразу ?потек?, стал давать  признательные  показания,  выложил
все, что знал и о  чем  догадывался,  объявил  себя  ?узником  совести?,
попросил политического убежища в США.
   Через неделю Макмерфи пригласил Григорьева на вечеринку барбекю. Пока
гости увлеченно поедали жареные сосиски и куриные  крылышки  в  саду  за
домом, Григорьев уединился с хозяином в гостиной.
   - Знаешь, Билл, я все продумал и решил. Пусть наши считают, будто это
я тебя завербовал, а не ты меня, - сказал он шепотом, по-русски.
   - Эндрю, а я тебя уже завербовал? - удивленно улыбнулся Макмерфи.
   - Ну, если не ты меня, то я тебя,  -  Григорьев  скорчил  уморительно
серьезную рожу, - когда встречаются  два  хитрых  шпиона,  один  другого
обязательно завербует. В конце концов, какая разница,  кто  кого?  Потом
как-нибудь разберемся.
   -  Конечно,  Эндрю,  разберемся,  -  согласился  Макмерфи  и   весело
подмигнул.

***

   Самолет проваливался  в  воздушные  ямы.  Соседка  справа,  сухонькая
католическая монахиня, перекрестилась. Сосед  слева,  толстый  парень  с
бандитской  физиономией,  громко  матерно  выругался.  Маша   Григорьева
нащупала под сиденьем туфли, отстегнула ремни безопасности и поднялась.
   - Разрешите пройти.
   Толстяк долго возился со своими  ремнями,  наконец  вылез,  пропустил
Машу и, прежде чем сесть на место, целую минуту смотрел ей вслед.
   Когда разносили напитки, он брал себе пиво, но давали мало, он просил
монахиню и Машу взять для него еще. Обе отказывались. Толстяк  вел  себя
ужасно. Ковырял то в носу, то в ухе и  долго,  внимательно  рассматривал
добытое. Громко рыгал и портил воздух. Развалился в  кресле,  занял  оба
подлокотника, обматерил соседа сзади, когда тот попросил поднять  спинку
кресла, и соседа спереди, когда тот опустил свою спинку.
   Маша медленно, осторожно шла по узкому проходу в хвост, чувствуя этот
взгляд позвоночником. Она обернулась.  Взгляд  вдруг  показался  слишком
осмысленным и пристальным для пьяненькой шпаны.  Самолет  качнуло.  Маша
схватилась за спинку попутного кресла, правая рука неловко  вывернулась,
и тупая ноющая боль потекла от кисти  к  плечу.  В  кресле,  свернувшись
калачиком, спала девочка лет пяти. Толстый сосед наконец уселся. Холодок
в позвоночнике растаял.
   - Девушка, вернитесь,  пожалуйста,  на  место,  сейчас  будет  сильно
трясти. Зона гранулентности, - сказала стюардесса по-русски.  Она  вышла
из-за шторки и столкнулась с Машей в проходе. Кому-то  в  первом  салоне
стало нехорошо. Она несла лекарство и воду.
   - Ничего, у меня отличный вестибулярный аппарат, - Маша улыбнулась  и
поспешно скрылась в туалетной кабинке.
   Самолет трясло и качало. Маша зачерпнула скудной водицы из-под крана,
провела мокрой ладонью по лицу. В тройном зеркале  отразилась  худенькая
пепельная блондинка, остриженная под мальчика.  Круглые  голубые  глаза.
Высокая  шея,  острые  узкие  плечи.  Макмерфи  все-таки   уговорил   ее
постричься.  Напрасно.  Волосы  жалко,  теперь  будут  долго  отрастать.
Впрочем, так тоже неплохо. Совсем новый облик. Макмерфи в одном прав - с
короткой стрижкой она выглядит значительно моложе и  наивней.  Интересно
почему? Может, из-за того, что шея кажется совсем тонкой и  беззащитной,
глаза почему-то стали больше, овал лица  обострился  и  видно,  что  уши
немного оттопырены. Возможно, для полноты образа  не  хватает  маленьких
круглых очков в тонкой оправе.
   В отличие от убитого Томаса Бриттена, она отправляется учиться, а  не
учить, она никакой не консультант, ей просто надо набрать  материал  для
диссертации на  тему  ?Средства  массовой  информации  и  влияние  новых
политических технологий на самосознание людей в  разных  слоях  общества
посттоталитарной России?. Звучит достаточно смутно, чтобы позволить себе
совать нос куда угодно.
   Она бегает по утрам, обожает футбол и вместо ночной рубашки  надевает
футболку  с   эмблемой   университетской   женской   команды.   Макароны
называет ?паста?. Чистит зубы три раза в день, не менее  пяти  минут,  и
широко улыбается всем без разбора. Водит машину и  пользуется  кредитной
карточкой с четырнадцати лет! Туфлям на каблуках предпочитает кроссовки,
может надеть их даже с деловым костюмом и с вечерним платьем, если очень
хочется, потому что  главное  -  чувствовать  себя  комфортно.  Искренне
верит, что обычный табак в сто раз вредней марихуаны, и может рассуждать
об этом также горячо и грамотно, как о Фолкнере и Набокове. Вставляет  в
рамки и развешивает по стенам все дипломы и похвальные листы, полученные
за свою коротенькую  жизнь.  В  голове  веселые  шумные  опилки,  как  у
Винни-Пуха. О, йес! Толстой! Достоевский! Bay! Загадочная русская  душа!
В  сумочке  синий  американский   паспорт   и   несколько   разноцветных
пластиковых карточек: кредитки, международные водительские права.
   Гражданка США Мери Григ, 1975 года рождения.  Вся  такая  свеженькая,
новенькая,     будто     только     что     сошедшая      с      обложки
умеренно-интеллектуального   молодежного   журнала,    вся    сверкающая
здоровьем, промытая до  блеска,  пропахшая  туалетной  водой  ?Кензо?  и
мятной, жвачкой.
   Встречать в аэропорту ее должен Стивен  Ловуд,  сотрудник  посольства
США, официально - заместитель атташе по культуре, на самом  деле  офицер
ЦРУ. Маша знала его в лицо, когда-то он  преподавал  в  разведшколе.  По
легенде  Ловуд   был   близким   другом   ее   родителей,   погибших   в
автокатастрофе. Макмерфи удачно это придумал.
   Всегда надежней, когда в легенде есть определенная доля правды.
   По  радио  объявили,  что  через  несколько  минут  пассажирам  будут
предложены беспошлинные товары ?Аэрошопа?.  Поскольку  самолет  все  еще
находится в зоне гранулентности, пассажиров  просят  вернуться  на  свои
места и пристегнуться ремнями безопасности. В  дверь  туалетной  кабинки
настойчиво стучали.
   - Занято! - крикнула Маша.
   Из потайного кармана сумочки она достала плотный  маленький  конверт.
Внутри лежала тонкая стопка фотографий. На  них  были  запечатлены  семь
мужских физиономий, совершенно разных. С бородой и  с  усами.  Только  с
усами. С длинными  волосами  и  гладко  выбритым  лицом.  С  трехдневной
щетиной на щеках и под носом, но с обритым черепом. На  самом  деле  это
были вовсе не фотографии, а составленные на компьютере фотороботы одного
и того же человека, который мог за четырнадцать лет не  только  изменить
свою внешность, но и измениться естественным образом до неузнаваемости.
   В дверь опять постучали.
   - Одну минуту! - крикнула Маша.
   - Девушка, с вами все в порядке? - громко спросила стюардесса.
   - Да!
   - Тогда выйдите и вернитесь на свое место.
   - Да, сейчас!
   Маша принялась не спеша, внимательно  рассматривать  каждый  портрет,
затем мелко рвала и бросала в дырку унитаза.
   Уничтожив  портреты,  все  до  единого,  она  нажала  рычажок  слива.
Разноцветные клочки со свистом исчезли в воздушном пространстве,  где-то
над Атлантикой.

Глава 9

   У Евгения Николаевича Рязанцева так  дрожали  руки,  что  он  не  мог
расстегнуть верхнюю пуговицу  рубашки.  Ворот  душил  его.  Ткань  стала
мокрой от пота и прилипла к шее. Провозившись несколько минут, он просто
рванул изо всех сил, и сразу три пуговицы с тихим стуком  посыпались  на
кафельный пол.
   - Я могу побыть один? - спросил он глухо.
   - Здесь? Или проводить вас в кабинет  главврача?  -  вежливо  уточнил
майор ФСБ Птичкин.
   - Здесь. С ней.
   Все молча вышли. Дверь оставили приоткрытой.
   - Слушай, Егорыч, но нам придется допросить его сегодня, - донесся до
майора интимный шепот Птичкина,  -  не  получится  скрыть.  Да  и  какая
разница? Не сегодня, так завтра он все равно узнает.
   - Завтра - пожалуйста, сегодня - нет, - прошептал в ответ Егорыч.
   - А если он захочет новости послушать в машине?
   - Отвлеку  как-нибудь.  Это  мои  проблемы.  К  тому  же  в  новостях
говорится, что убит некий гражданин США, которого зовут Тим Брелтон.  Об
этом попросили сами американцы и  предложили  фальшивое  имя.  Потом,  в
случае  чего,  можно  сослаться  на   какую-нибудь   мелкую   сошку   из
пресс-центра МВД, которая не знает английского  и  перепутала  латинские
буквы.
   -  Ну  хорошо,  -  не  унимался  Птичкин,  -  а  если  кто-нибудь  из
журналистов к нему прорвется?
   - Не прорвется. До завтрашнего утра я никого близко не подпущу.
   - Ты прямо как нянька  с  ним  возишься,  честное  слово,  -  покачал
головой Птичкин.
   - Мне платят за это.
   Арсеньев успел заметить, что усатый майор хорошо знаком с начальником
охраны партийного лидера и у них много общих секретов. При  встрече  они
не просто поздоровались за руку,  а  расцеловались  троекратно  и  потом
постоянно шептались о чем-то.
   Из  анатомического  зала  послышался  тихий  сдавленный  вой,  больше
похожий на волчий, чем на человеческий. Птичкин  вопросительно  взглянул
на Егорыча. Тот слегка помотал головой и прикрыл дверь. Но вой все равно
был слышен и разрывал душу.
   - Может, лучше сразу сказать? -