были
люди,   для   которых   подписание   договора   стало   бы   глобальным,
оскорбительным поражением.
   Кумарин был заинтересован в успехе переговоров прежде  всего  потому,
что хотел добить и уничтожить старую  советскую  номенклатуру,  верхушку
КГБ, МИДа, Министерства обороны, всех  этих  инфантильных  маразматиков,
генералов, членов Политбюро, которые никак не могли  наиграться  в  свою
ядерную ?Зарницу?. Это был редкий случай, когда его  интересы  полностью
совпадали с интересами Билла Макмерфи, который,  в  свою  очередь,  тоже
устал от таких же маразматиков в  ЦРУ.  Оставалось  только  помочь  друг
другу.
   Сидя на пестрых циновках в уголке бедуинской палатки, посреди  ночной
пустыни, под треньканье  арабской  музыки,  двое  пожилых  благообразных
туристов, двое случайных знакомых, по документам один американец, другой
поляк, почти  неслышно  шептались  по-английски,  улыбались,  хмурились.
Разговор их длился всего минут тридцать.
   Когда  танцы  кончились  и  пора  было   рассаживаться   по   джипам,
экскурсовод-араб  крикнул,  что  перед  дорогой  советует  разойтись  на
несколько минут - леди в одну сторону, джентльмены в другую.
   Кумарин и Григорьев перелезли через пологий зыбучий холм,  отошли  от
остальных метров на двадцать.
   - Правда, если договор будет  подписан,  они  взбесятся  и  пустят  в
Москву танки, им терять нечего, - задумчиво  произнес  Кумарин,  поливая
песок звонкой струйкой, - а, как вы думаете?
   - Вот тут они себя и прикончат,  -  ответил  Григорьев,  пуская  свою
струйку значительно выше и дальше.
   -  Почему?  -  недоверчиво  нахмурился  Кумарин  и  стал  застегивать
ширинку. - Танки-то пока у них, армия их, это главное.
   - Главное не это, - покачал головой Григорьев и  поморщился,  пытаясь
справиться с застрявшей молнией, - главное - умение драться и рисковать.
А они воспитаны в страхе, они умеют интриговать, строить козни, льстить,
лгать, добивать лежачего. Для открытой  драки  они  слишком  изнежены  и
трусливы. Если они решатся на серьезную заваруху с танками, то  сами  же
первые испугаются до смерти, - Григорьев  застегнул,  наконец,  штаны  и
посмотрел в черное небо, усыпанное гигантскими выпуклыми звездами. - Да,
все забываю спросить, что у вас с лицом?
   - Ссадина, -  объяснил  Кумарин.  -  Нырял  без  маски,  ободрался  о
кораллы. Доктор в отеле замазал какой-то  лиловой  гадостью.  Получилось
очень  похоже  на  родимое  пятно.  Отличная  ?особая  примета?,   сразу
бросается в глаза. Ваша дочь,  например,  запомнит  меня  как  польского
профессора с большим родимым пятном на скуле. Если вообще запомнит.
   - Папа, ты где? - донесся тревожный  крик  Маши.  -  С  тобой  все  в
порядке?
   - Да, дорогая, сейчас иду!
   - Красивая у вас выросла девочка,  -  заметил  Кумарин  чуть  слышно,
по-русски.
   - Никогда  ее  не  трогайте,  -  ответил  Григорьев  еще  тише,  тоже
по-русски.
   - Не буду, - Кумарин улыбнулся, сверкнув в темноте зубами, - даю  вам
честное слово, не буду.
   Через пять минут они расселись по джипам и  расстались  еще  на  семь
лет.
   31 июля 1991 года президент США Джордж Буш и  президент  СССР  Михаил
Горбачев  подписали  Договор  о  сокращении  стратегических  вооружений,
согласно которому в  обеих  странах  арсеналы  ракет  большой  дальности
должны были уменьшиться на одну треть.
   19 августа 1991 года произошел знаменитый августовский путч. В Москву
вошли танки. У главы путчистов тряслись руки, когда он  произносил  свою
эпохальную речь перед телекамерами. Через  два  дня  все  было  кончено.
Остались только кадры  хроники,  разговоры,  анекдоты,  воспоминания,  в
основном приятные, поскольку с 19 по 22 августа в Москве было интересно,
как никогда.
   Один путчист  повесился,  другой  застрелился,  остальные  затихли  в
ужасе, но потом успокоились, встряхнулись и стали жить дальше.
   В  течение  следующих  семи  лет   Григорьев   и   Кумарин   общались
исключительно через связников, обменивались информацией по своим  тайным
наработанным каналам.
   Встреча произошла в сентябре 1998-го. Она была  короче  и  прозаичнее
предыдущей.  В  Нью-Йорке  стояла  страшная  жара.   Андрей   Евгеньевич
отправился на неделю отдохнуть на Гавайи, на этот раз  один,  без  Маши.
Кумарин просто однажды оказался в соседнем шезлонге на пляже.
   Их разговор длился  не  более  десяти  минут  и  касался  последствий
августовского экономического кризиса.
   Григорьев  назвал  Кумарину  имена  нескольких  крупных   чиновников,
которые, по его сведениям, успели перекачать крупные суммы на свои счета
в  американские  банки.  Он  знал  это  потому,  что  каждого  чиновника
фиксировало ЦРУ, и Макмерфи, составляя справки для  своего  руководства,
иногда консультировался с Григорьевым, уточнял детали биографий,  просил
дополнить   психологические   портреты,    начертить    схему    прошлых
номенклатурных связей, дать прогноз возможных будущих взлетов и  падений
этих людей.
   - Да, а как поживает ваша дочь? - спросил на прощание Кумарин.
   - Спасибо, отлично, - натянуто улыбнулся Григорьев.
   На сем они расстались. Дальше  опять  были  связники,  и  вот  теперь
Проспект парк, лужайка, скамейка и паника в глазах Кумарина.

Глава 33

   В половине первого ночи Рязанцев отпустил, наконец, своих гостей,  но
не потому, что пожалел их, а просто сам устал и не мог  больше  говорить
из-за зевоты, сводившей челюсти.
   - Я разбужу шофера, он отвезет вас  домой,  -  любезно  предложил  он
Маше, - а если хотите, можете остаться здесь.  На  третьем  этаже  полно
свободных комнат. Я разбужу Светку, она вам даст чистое белье и все, что
нужно.
   - Не надо никого будить, я на машине, - сказал Арсеньев.
   - Да, спасибо, лучше  меня  Александр  Юрьевич  отвезет,  -  поспешно
заявила Маша.
   Рязанцев проводил их до ворот, поеживаясь от влажного ветра, попросил
отправиться  в  больницу  прямо  завтра  утром   и   обещал   позвонить,
предупредить врача.
   Маша забралась на заднее сидение, сразу скинула туфли,  потянулась  и
произнесла сквозь зевоту:
   - Мне казалось, мы просидим у него до утра.
   - Вы можете поспать, - Арсеньев выдвинул сиденье, опустил спинку.
   - Правда, я подремлю немножко, если не возражаете.
   - Спите на здоровье. Только скажите, куда ехать.
   Маша назвала адрес и, помолчав, спросила:
   - А вы в машине курите?
   - Вообще-то да.
   - Конечно, это же ваша машина.
   - Да уж ладно, я потерплю.
   - Ненавижу табачный дым.  Но  если  очень  сильно  захочется,  можете
открыть окно. Я тоже потерплю.
   - Не буду, не буду я курить, спите спокойно, - принужденно  засмеялся
Арсеньев.
   - Спасибо, - Маша потянулась и зевнула, - это очень любезно  с  вашей
стороны. Я особенно ненавижу спать в дыму.
   Они оба замолчали, и  пока  ехали  до  ворот  закрытого  поселка,  не
произнесли ни слова. Арсеньев старался не смотреть в зеркало,  чтобы  не
встретиться глазами с Машей. В  салоне  было  темно,  он  чувствовал  ее
запах, свежий  и  легкий,  слышал,  как  она  там  возится,  устраиваясь
поудобней, и у  него  горели  уши.  Ему  хотелось,  чтобы  она  поскорей
заговорила. Сам он первым почему-то не мог заговорить, слова вылетели из
головы. Молчание с ней наедине в темной машине было  каким-то  странным,
от него пересыхало во рту и сердце билось чуть быстрей.
   Но она так и не заговорила. Она уснула. Саня сначала просто не увидел
ее в зеркале, а потом,  обернувшись,  обнаружил,  что  она  улеглась  на
сиденье, поджала коленки, положила руки под щеку и свернулась калачиком.
   Саня  перевел  дыхание,  он  боялся,  что  не   выдержит   и   ляпнет
какую-нибудь глупость, отвесит пошлейший пудовый комплимент или спросит,
с кем она беседовала по телефону, - а собственно, почему это должно  его
интересовать? Какое ему дело?
   Он съехал на обочину, вышел, достал из  багажника  плед  и  маленькую
подушку, которые всегда возил с собой на всякий случай. Когда он  накрыл
Машу и осторожно подсунул ей подушку  под  голову,  она  не  проснулась,
только пробормотала чуть слышно: ?Thank you very much!"
   Арсеньев поправил одеяло и, распрямившись, больно стукнулся  затылком
о раму дверцы,  но  даже  не  охнул,  наоборот,  повторил  про  себя  ее
слова: ?Thank you very much!? Боль  привела  его  в  чувство.  Мгновение
назад он чуть не поцеловал ее,  спящую.  Аккуратно  прикрыв  дверцу,  он
постоял у машины, выкурил сигарету, успокоился.
   Прямо перед ним был указатель поворота на Волоколамку.  Оттуда  рукой
подать до Лыковской улицы, до рекламного щита, под  которым  стояли  две
бесхозные несчастные проститутки.
   В кармане у него лежал конверт с фотографиями одной из них, в красном
трикотажном платье, с  длинными  обесцвеченными  патлами.  Той,  которую
подобрал ?Фольксваген-гольф?. Потом ее выловили из озера Бездонка.
   Фотографии были очень четкие,  качественные,  цветные.  Все  видно  -
накрашенные губы, царапины на ноздрях, следы от пластыря.  Гера  Масюнин
снимал лицо целиком и отдельные детали с небольшим увеличением.
   Конечно, это другой округ, это  совсем  другая  история,  и  никакого
отношения к убийству Бриттена  и  Кравцовой  несчастная  проститутка  не
имеет, но для того чтобы окончательно убедиться, чтобы потом  не  кусать
локти,  как  это  получилось  с  пистолетом  ?ИЖ-77?,   лучше   все-таки
попытаться хоть немного прояснить картину.
   Если бы сейчас у Сани в машине не спала Маша, он непременно сделал бы
небольшой крюк, посмотрел, стоит ли на прежнем месте  подруга  утонувшей
проститутки.
   - А может, и не стоит. А может,  и  не  подруга,  -  пробормотал  он,
затаптывая окурок и усаживаясь в машину. - Я просто посмотрю,  я  слегка
приторможу и даже не буду останавливаться. Маша спит очень  крепко.  Она
ничего не заметит. Это ведь совсем небольшой крюк. Сейчас  ночь,  дороги
свободны.
   Проститутку он увидел и узнал сразу. Она стояла на том же месте,  под
рекламным щитом, в полном одиночестве, что при ее профессии  было  почти
невероятно.
   - Ну дает! - удивился Арсеньев и оглянулся на Машу.
   Она спала очень спокойно и крепко. Соблазн оказался слишком велик. Он
съехал на обочину и остановился.
   Проститутка направилась к машине, сунула голову в  окно,  но  тут  же
заметила милицейскую форму и с матерным возгласом отпрянула назад.
   - Погоди, не бойся, надо поговорить,  -  крикнул  Арсеньев,  еще  раз
испуганно взглянул на Машу, но она даже не шелохнулась.
   Он выскочил из машины и кинулся за проституткой.  Высоченные  шпильки
не дали ей удрать далеко, она попыталась исчезнуть в темных  кустах,  на
мгновение Саня потерял ее из виду, но тут  из  темноты,  совсем  близко,
послышался стон и жалобный матерный  комментарий  по  поводу  сломанного
каблука и ушибленной ноги.
   Слабые фонарные отблески не позволяли разглядеть ее лицо. Саня увидел
только силуэт. Она сидела на траве и бормотала:
   - Мусор, мусор, уйди,  прошу  как  человека,  блин,  ну  что  я  тебе
сделала, мусор?
   Саня присел на корточки с ней рядом, дождался паузы и тихо спросил:
   - Подруга твоя где?
   - Какая подруга? Ну какая на хрен подруга? Я тут одна, я ваще,  блин,
на трассе не работаю, я голосовала просто, мне ехать надо в больницу, ты
понял, блин? Вон, из-за тебя каблук сломала, туфли пятьдесят баксов,  ты
мне новые купишь или кто?
   - А тебе не объясняли, что опасно девушке одной ночью  голосовать  на
трассе? - вкрадчиво  спросил  Саня.  -  Видишь,  ты  каблук  сломала,  а
подружке твоей,  блондинке  крашеной  с  длинными  волосами,  в  красном
трикотажном платье, повезло меньше. Ее из озера  выловили.  Знаешь,  тут
недалеко, в Серебряном Бору есть озеро Бездонка? Оттуда  ее  и  выловили
вчера на рассвете. Помнишь, ее еще ?Фольксваген-гольф? подобрал,  черный
или цвета мокрого асфальта, и увез в сторону Серебряного Бора?
   Девушка затихла и уставилась на Арсеньева. В темноте было видно,  как
блестят ее шальные глаза.
   - Ага, конечно, - она шмыгнула  носом  и  нервно  захихикала,  -  ври
больше. Может, там какую и выловили из Бездонки, но только не Катьку.
   "Сейчас она заявит, что видела свою подругу Катьку два часа назад или
сегодня днем, - подумал Арсеньев, - и тогда я спокойно вернусь в машину,
отвезу домой американку Машу, а Гере скажу, что пить надо меньше?.
   Девушка  между  тем  успела  снять  вторую  туфлю,  встала  на  ноги,
отряхнулась. Арсеньев тоже поднялся.
   - Чтоб ты знал, мусор, Катьку нормальный мужчинка  снял,  культурный,
на двое суток снял. Ты понял? Так что с Катькой все нормально, и ты  мне
тут лапшу на уши не вешай, и ваще, блин, линял бы ты отсюда по-хорошему,
ща пацаны подъедут, а ты, вроде как  один,  а,  мусор?  -  она  говорила
вполне спокойно и даже рассудительно, но голос слегка дрожал. А главное,
она не пыталась убежать, словно ждала продолжения разговора.
   - Так когда ты в последний раз видела Катьку? - уточнил Арсеньев.
   - Я ж грю, вчера или позавчера, ну че ты  привязался?  Не  помню.  Ее
снял мужчинка культурный, она с ним уехала, и  все.  Катька  умная,  она
лишь бы с кем не поедет. Если б их там двое было, тогда да.
   - Там - это в ?Фольксвагене??
   - Ну да, я ж грю,  ты  глухой,  что  ли?  Обычно  такие  девки  орут,
пытаются убежать, а если видят, что деться  некуда,  начинают  истерить,
канючить, предлагать себя в качестве  взятки,  чтобы  отпустили,  пугать
своими сутенерами, знакомой братвой,  которая  противным  козлам-мусорам
все кишки выпустит, или рассказывают, что дома  двое  деток  малолетних,
мама парализованная. Эта лишь пугнула мифическими ?пацанами?, но  как-то
совсем неохотно,  неубедительно,  по  инерции.  Могла  запросто  удрать,
Арсеньев не держал ее, однако стояла.
   Саня успел привыкнуть к темноте, и его поразило выражение,  застывшее
на ее размалеванном отечном лице: абсолютное мертвое безразличие. Словно
ей все равно и ничего не страшно. Словно она уже умерла, стала неуязвима
и смотрит на себя, на черную ночную трассу, на  проезжающие  машины,  на
разных мужчинок и пацанов в  этих  машинах,  на  него,  майора  милиции,
откуда-то из безопасного далека.
   - Хочешь, покажу фотографии той, которую нашли  в  Бездонке?  -  тихо
предложил Саня.
   - А че это мне на нее смотреть? Я, что ли, дохлых девок не видела? Не
люблю я на это  смотреть,  -  забормотала  она,  вяло  перебирая  босыми
ногами, как загнанная лошадь, - да и темно здесь,  ни  хрена  не  видно,
думаешь, под это дело в машину меня заманить, нашел дуру, я в ментовскую
ни за что не поеду, я знаю, какие  вы  там  субботники  устраиваете  для
девчонок.
   Продолжая ворчать, она полезла в  свою  сумку  и  вытащила  маленький
карманный фонарик. Вспыхнул тонкий яркий луч и тут же погас.
   - Зачем тебе фонарик? - удивился Саня.
   - Я ночами работаю, -  огрызнулась  девка.  -  Ну  давай,  че  резину
тянешь, показывай свои фотки, холодно, блин. Нет,  погоди,  дай  сначала
сигаретку.
   Саня угостил ее, закурил сам, вытащил из кармана конверт.
   - - На-ка, свети мне, - девушка протянула ему фонарик и взяла снимки.
   Через мгновение послышался какой-то  странный  тонкий  звук,  и  Сане
сначала показалась, что где-то  вдали  воет  побитая  собака,  маленькая
собачонка, бездомная  и  беспомощная.  Только  когда  проститутка  стала
медленно оседать на землю, он понял, что это она  воет  и  звук  исходит
откуда-то из глубины, из живота.
   - Катька, сволочь, что  ж  ты  такое  сделала,  а?  -  спросила  она,
обращаясь к стопке снимков, которые тряслись в ее руке. - Что ж ты такое
натворила, гадина, паскуда, Катюха моя, Катенька,  у-уу...  -  невнятное
бормотание опять вылилось в тихий жалобный вой.
   Саня быстро посветил фонариком в ее сумку, надеясь найти там паспорт,
но ничего, кроме пудреницы, смятой  пачки  сигарет  ?Магна?  и  упаковки
презервативов, не обнаружил, выключил фонарик, попытался поднять  девку,
она была тяжелая  и  вялая.  Она  тихо,  безнадежно  выла  и  как  будто
перестала что-либо видеть и слышать.
   - Ну-ну, успокойся, скажи, как тебя зовут? - Арсеньев опустился с ней
рядом,  забрал  фотографии,  заглянул  в   лицо,   но   она   никак   не
отреагировала, продолжала выть и покачиваться из стороны в сторону.
   - Помощь нужна? - услышал он рядом тихий голос и вздрогнул. Над  ними
стояла Маша.
   - Я проснулась, вас нет. Не волнуйтесь, машину я закрыла, вот  ключи.
Кто она? Что с ней случилось?
   - Она возможный свидетель, - прошептал в ответ Саня. - Я  только  что
показал ей снимки убитой девушки, и она узнала свою подругу.
   -  Сестра  она  мне,  слышь,  мусор,  Катька  сестренка  моя  родная,
единственная, младшенькая, уу-у, не могу я, не могу жить, не  хочу-у!  -
подала голос несчастная девка. - Чего вам  от  меня  надо,  мусорки,  ну
чего, не видите, горе у меня?
   Один был родной человек на всем свете, Катька, стервоза такая!
   Судя по внятности речи, по  бегающим  в  полумраке  глазам,  она  уже
пришла в себя после первого шока.
   -  Ты  помнишь,  как  он  выглядел,  этот   культурный   мужчинка   в
?Фольксвагене?? - спросил Арсеньев.
   - Лысый в кепке, - девка судорожно всхлипнула.
   - Хотя бы молодой, старый? Давай, быстренько,  рассказывай  все,  что
помнишь.
   - Ничего я не помню, что ты привязался, блин? Темно было, я выпила, -
голос ее окреп, она даже сделала попытку подняться на ноги, но  Арсеньев
схватил ее за плечо.
   - А фамилию свою помнишь?
   -  Зачем  тебе?  -  окрысилась  девка.  -   Будешь   привлекать   как
свидетельницу? Тогда вообще ни хрена не скажу, понял? Мне терять нечего.
   - Ну терять, положим, всегда есть чего, - грозно заметил Арсеньев.  -
Что мне с тобой делать? Придется вызывать  группу,  везти  тебя  к  нам,
авось вспомнишь, хотя бы свою фамилию.
   - А будешь наезжать, у меня  припадок  случится.  Я,  чтоб  ты  знал,
припадочная, блин, эпилептическая я, понял? - предупредила проститутка и
тут же  от  слов  перешла  к  делу:  выпучила  глаза,  высунула  язык  и
задрожала, задергалась.
   Арсеньев растерялся и вопросительно взглянул на Машу.
   Она опустилась на корточки рядом с девкой и тихо, ласково сказала:
   -  Еще  должна  течь  пена  изо  рта,  и  обязательно  непроизвольное
мочеиспускание.
   - Это че, обоссаться, что ли? - уточнила девка, затихнув  на  миг,  и
тут же опять затряслась.
   - Вообще да, - кивнула Маша, - я понимаю, что противно, но без  этого
нельзя. Смотри, ты не очень старайся, припадок все равно  ненатуральный,
а вот язык можешь прикусить запросто. Как тебя зовут?
   - Ира, - представилась проститутка и прекратила свой спектакль так же
внезапно, как начала.
   - Замечательно. А я Маша, Скажи пожалуйста, Ира,  откуда  ты  знаешь,
что он лысый, если он был в кепке?
   - По опыту. Ночью в машине только лысые в кепках ездют.  Чтоб  голова
не мерзла, - всхлипнула проститутка и окончательно успокоилась.
   - Логично, - кивнула Маша, - но под кепкой волос не видно, они  могли
быть у него любые: короткие, длинные, темные, светлые.
   - Ага, - кивнула Ира, - волос не было видно. Могли быть любые.  Но  в
кепках обычно лысые.
   - Ты не помнишь, он торговался?
   -  Не-а,  -  проститутка  уверенно  помотала  головой,  -  я  ж  грю,
культурный мужчинка.
   - Как тебе показалось, ему было все равно, кого из вас взять, или  он
выбирал?
   - Он сразу сказал, что ему надо беленькую и потоньше. Катька на самом
деле русая, как я, но красится в блондинку. И худей меня. У  меня  сорок
шестой, а у нее сорок второй, блин.  А  ваще,  это,  все,  мусорки,  мне
выпить охота, очень срочно и  пожрать  чего-нибудь.  Хотите  узнать  про
лысого, купите мне шашлыка и водки, посидим, поговорим как люди.  Катьку
надо помянуть? Надо!
   - Слушай, дорогая, а шнурки тебе не погладить? - разозлился  Саня.  -
Этот  лысый,  между  прочим,   сестру   твою   зверски   убил,   родную,
единственную, а ты торгуешься,  как  на  базаре:  шашлыку  ей,  водочки.
Совесть есть у тебя?
   -