этого  урода  по
стенке размазал, если  бы  не  Марленыч.  Очень  старика  уважаю,  очень.  И
генеральшу жалко. Они хорошие люди и как только  вырастили  такого,  прости,
Господи? Главное дело, любят его до безумия.
   - Сын, - вздохнула Оксана,  -  никуда  не  денешься.  Баловали  они  его,
наверное,  вот  и  получился  обормот.  Между  прочим,  есть   придется   со
сковородки, ни одной тарелки не пощадил, японский сервиз  грохнул  весь,  до
блюдечка.
   - Ты заглядывала к нему?
   - Нет еще. Честно говоря, неохота.
   - Правильно. Давай сначала позавтракаем спокойно.
   Николай  заметил  на   столе   коробку   с   ампулами.   Рядом   валялась
листовка-вкладыш.
   - Ты собираешься его колоть?  -  спросила  Оксана,  снимая  сковородку  с
плиты.
   - М-м, - промычал Николай. Глаза его скользили по строчкам инструкции,  -
вообще, знаешь, этот препарат жуткая гадость.
   - Ну а что делать, если он хулиганит? - пожала  плечами  Оксана.  -  Ешь,
остынет.
   Николай отложил листовку и принялся за яичницу. Несколько минут  они  ели
молча. Вилки стучали о сковородку. - Хозяевам  будешь  звонить?  -  спросила
Оксана, наливая кофе.
   - Пока не стоит. У них своих проблем хватает.
   - И правильно, пусть хоть немного поживут спокойно.  Хотя  какое  уж  тут
спокойствие? Ужасно жалко Марленыча. Думаешь, у него действительно рак?
   - Скорее всего, - кивнул Николай, выпил  кофе,  встал,  потянулся.  -  Ну
ладно, пойду посмотрю, как там наш псих.
   Оксана осталась мыть посуду. Николай вернулся через три минуты и сообщил,
что псих спит.
   - Он всегда дрыхнет до часа дня. Ну и не трогай его.
   - Я пока к зубному смотаюсь, - А если проснется без тебя и опять  буянить
начнет? - испугалась Оксана.
   - Не начнет. Шелковый будет. Я его уже изучил. Он всегда так: нагадит,  а
потом хвост поджимает, лапки  кверху.  -  Николай  скорчил  жалкую  гримасу,
Оксана весело рассмеялась.
   - Ладно, езжай. Ты греку звонил?
   - Пошел он, этот Илиади, вытянет из меня полтысячи баксов только за  свое
посредничество. В Керкуре стоматологов навалом.

***

   Генерал сидел в огромном кресле, накрытый  пледом.  Выглядел  он  немного
лучше.
   - Как вы себя чувствуете, Владимир Марленович? - спросил Сергей.
   - Никогда не задавай мне этот идиотский вопрос, ты же не хочешь, чтобы  я
стал рассказывать тебе, что у меня болел живот, а теперь лучше, поскольку  я
принял лекарство. Учти, сил у меня мало и  я  не  собираюсь  тратить  их  на
пустую болтовню. Сядь, не маячь. И можешь расстегнуть куртку. Здесь жарко.
   - Вовсе нет, - пожал плечами Сергей, - наоборот, прохладно.
   - Ну покажи, покажи пушечку, - генерал подмигнул и хрипло усмехнулся:
   - Дай хоть в руках подержать, может, больше уже и не придется.
   Сергей расстегнул куртку. Пистолет держался на портупее под мышкой.
   Генерал бережно взял его в руки.
   - ПММ, девятимиллиметровый, - пробормотал он и провел пальцем по  стволу,
- модернизированный "Макаров". Двенадцатизарядный.  Классика.  Всегда  любил
оружие, но ни разу не пользовался. Представляешь,  за  сорок  лет  работы  в
органах - ни разу. - Он вернул Сергею пистолет. -А зачем ты его в аэропорт с
собой потащил?
   - Ну не оставлять же в квартире вашего сына, - пожал плечами Сергей.
   - Ладно. Слушай меня  внимательно.  Первое,  что  ты  должен  сделать,  -
сходить к этой певичке и попросить у нее прощения. Скорее всего  она  пошлет
тебя подальше и будет права. Но сделать это необходимо.  Если  повезет,  она
пошлет тебя не просто далеко, а к Исмаилову. Скажи, почему ты согласился?
   - Не понял...
   - Потерять собственное лицо на всю жизнь... Зачем тебе, майору  ФСБ,  это
нужно? Только деньги или что-нибудь еще?
   - Что-нибудь еще, - улыбнулся Сергей.
   - Ну давай, выкладывай. Имею право знать, -  генерал  опять  подмигнул  и
оскалил ровный ряд фарфоровых зубов. -  Мишка  небось  приказал  тебе  лапшу
вешать на мои старые уши?
   - Ну что вы, товарищ генерал, никакой лапши, - успокоил его Сергей.
   - Отвечай на поставленный вопрос, майор. Зачем тебе все это нужно?
   - У меня с Исмаиловым  личные  счеты,  -  продолжая  улыбаться,  объяснил
Сергей, - я очень хочу взять его живым.
   - Размечтался, - насмешливо проворчал генерал, - хочет он Исмаилова живым
взять. Кто ж вам с Мишкой это позволит?
   - А мы спрашивать не будем, мы как-нибудь сами, потихонечку.
   - Воевал там? - генерал слегка мотнул головой.
   - Приходилось.
   - Ты не один такой. Давай конкретней.  Какие  у  тебя  шансы?  Почему  ты
думаешь, что их у тебя больше, чем у кого-то другого?
   - Потому что я знаю его в лицо. Хорошо знаю.
   - Как же умудрился? В плену у него был? Ладно, ладно, можешь не отвечать.
   К делу не относится. Главное, опыт у тебя есть и голова на плечах, в этом
я не сомневаюсь. Мишка чувствует людей. Стало быть, ты своими глазами  видел
Шамиля Исмаилова. И он тебя, конечно, тоже? Ах, ну да... -  Генерал  хрипло,
тяжело засмеялся. В груди у него клокотало, на лбу вздулись извилистые синие
жилы.
   Смех перешел в приступ кашля.
   - Владимир Марленович, может, какое-нибудь лекарство? - тревожно  спросил
Сергей.
   Генерал отрицательно помотал головой и сквозь кашель отрывисто произнес:
   - Мишка молодец, хитрый сукин сын. Воды дай.
   Сергей увидел на  тумбочке  бутылку,  накрытую  стаканом,  налил,  поднес
генералу. Тот сделал несколько глотков, откинулся на спинку кресла и  минуту
просто отдыхал после приступа.
   - Хреново болеть, майор, - пробормотал он, не открывая глаз, - времени  у
меня совсем мало. А сил и того меньше. Слушай и  запоминай.  Я  очень  хочу,
чтобы террорист  Исмаилов  был  взят  живым  и  предстал  перед  судом,  как
положено. Я  от  всей  души  желаю  тебе,  майор,  под  чутким  руководством
полковника Райского  успешно  осуществить  вашу  хитрую  операцию.  Мишке  я
заплатил много. Но не за то, чтобы он на мои деньги сделал себе генеральские
погоны. Получит он их - буду рад за него, если не помру к этому времени.  Но
я ему платил за жизнь моего сына. Он у меня один.  Знаю,  что  засранец.  Но
один. Ты понимаешь, о чем я толкую?
   - Кажется, догадываюсь, - неуверенно кивнул Сергей.
   - Тогда перескажи своими словами, - генерал схватился за  подлокотники  и
весь подался вперед, мучительно морщась, - сядь-ка, дружок,  во-от  на  этот
стульчик и подвинься поближе, чтобы я глаза твои видел.
   Сергей пересел, придвинулся к генералу так, что их колени соприкоснулись.
   -  Вы,  Владимир  Марленовичу  подозреваете,  что   вашего   сына   может
преследовать  не  Исмаилов,  а  кто-то  другой,   -   произнес   он   скорее
утвердительно, чем вопросительно.
   - А ты?  -  спросил  генерал,  обжигая  его  лицо  невыносимым,  каким-то
потусторонним взглядом.
   - Я тоже, - честно признался Сергей.
   - Верить тебе можно?
   - Вот это уж вам решать.
   - Что же решать, когда выбора нет? - синие губы растянулись  в  тоскливой
улыбке. - Ни выбора, ни времени. Месяц у меня. А может, меньше. Ну и что  ты
думаешь, кто этот другой, который травит моего сына, как зайца?
   - Владимир Марленович,  вам  что-нибудь  говорит  имя  Маша  Демидова?  -
осторожно спросил Сергей.
   - Знаешь уже, - задумчиво протянул генерал, - молодец. Есть  какие-нибудь
соображения на этот счет?
   - По документам Юрий Михеев умер пять лет назад. Вы его помните?
   - Видел только на суде, - сухо отчеканил генерал, - пытался помочь. Парню
дали слишком много. Скорее всего там был просто несчастный случай.
   - Почему, не знаете?
   - Болтал лишнее. Вел себя как идиот.  Но  главное,  отец  девочки  решил,
будто им, родителям, станет легче, если парня засудят. Его, Артура Ивановича
Демидова, советника МИД по культуре, очень, видишь ли, бодрила в тяжелые дни
та бурная деятельность, которую он развил, чтобы Юра Михеев  сел  всерьез  и
надолго.
   А связи у советника были высокие. Но только мой Стас здесь совсем ни  при
чем.
   Если Михеев вышел из  зоны  живым,  то  мстить  он  должен  прежде  всего
Демидову.
   Однако Артур Иванович  скончался  от  инфаркта  через  год  после  гибели
дочери.
   - Владимир Марленович, где служил Георгий Завьялов до того, как  попал  к
вам?
   - Зачем тебе это?
   - Я знаю, что он какое-то время был охранником на зоне.
   - Воспитателем.
   - Где именно?
   - В Архангельской области. ИТК  строгого  режима.  Номер  не  помню.  Эту
колонию называли "Наркоз". Туда из  всех  российских  зон  отправляли  самых
злостных рецидивистов и нарушителей режима. Объясни,  зачем  тебе?  Думаешь,
Гошу убили не просто так? Не для того, чтобы напугать и подставить Стаса?
   - Просто спрашиваю на всякий случай, - пожал плечами Сергей.
   - А следующий вопрос будет, не знаю ли я, где сидел Михеев? Да, последние
четыре года заключения он отбывал именно там, в "Наркозе". И  что  из  этого
следует? - генерал говорил отрывисто и зло, если бы у него хватало  сил,  он
бы сейчас кричал, орал на Сергея, как на бестолкового мальчишку. - Пистолет,
которым был убит Гоша, подкинули в квартиру, где ночевал Стас той  ночью,  -
добавил он уже спокойнее, -  шофера  убили  исключительно  для  того,  чтобы
напугать и подставить Стаса. ИТК "Наркоз" и покойный Михеев  тут  совершенно
ни при чем.
   - Я читал материалы дела.  Некоторые  свидетели  утверждали,  будто  Стас
ухаживал за Машей и Михеев приревновал ее именно к  нему,  -  мягко  заметил
Сергей.
   - Бред! - хрипло рявкнул генерал и стукнул кулаком по подлокотнику. -  Ты
сам понимаешь, что это  полнейшая  чушь.  Тот,  кто  травит  Стаса,  слишком
сильный и  умный,  чтобы  хлопотать  из-за  ерунды.  Мстить  за  собственную
ревность пятнадцатилетней  давности  может  только  больной,  маньяк.  Но  у
маньяка не бывает таких широких возможностей и таких умных сообщников.  Все,
я устал. - Он откинулся на спинку кресла, руки его упали с  подлокотников  и
безжизненно повисли, глаза ввалились, нос опять  заострился,  г  -  Владимир
Марленович, - окликнул его Сергей, - вам плохо? Позвать Наталью Марковну?
   - Нет, погоди... передохну и продолжим... самое  важное  я  тебе  еще  не
сказал. Слушай внимательно и  не  перебивай.  Если  тебе  повезет,  если  ты
возьмешь Исмаилова и выживешь, не оставляй моего засранца.  Не  оставляй  до
тех пор, пока его  будут  травить.  Раскопай,  кто.  Найди.  Помру  к  этому
времени, Наташа заплатит, сколько пожелаешь. Найди.  Выясни  все  и  устрани
опасность. Считай, что слышишь сейчас последнюю волю умирающего. Что  бы  ни
приказал тебе Мишка потом, когда все  кончится,  сделай  это,  майор,  если,
конечно, сам выживешь.
   - Я постараюсь, Владимир Марленович.
   - Да. Постарайся. Все, не могу  больше.  Зови  Наташу.  Нет,  стой,  тебя
правда зовут Сергеем? Это твое настоящее имя?
   - Да.
   - Когда вы сидели на кухне, Наташа спрашивала, как тебя зовут?
   - Да. Очень настойчиво.
   - И что ты ответил?
   - Я назвался Станиславом, как вы просили.
   - А она?
   - Не поверила.
   Генерал уронил голову на грудь, закрыл глаза, и  Сергею  показалось,  что
старик уснул или потерял сознание. Он встал и уже собрался звать генеральшу,
но услышал хриплое, неясное бормотание и вернулся к креслу.
   - Ну ладно, скажи ей правду, она вроде бы уже успокоилась, -  тяжело,  на
выдохе простонал Владимир Марленович, - черт, никогда не верил в судьбу.
   Впрочем, какая тут судьба? Просто совпадение. У Стаса был брат,  близнец,
родился первым, и почти сразу умер. Наташа все не может его забыть,  до  сих
пор любит, как живого. А  младенец  и  часа  не  прожил.  Мы  успели  только
подержать на руках и дать имя. Знаешь,  как  назвали?  -  Он  с  мучительным
усилием поднял голову:
   - Сережей!

Глава 36

   Николай вернулся на виллу только  в  половине  третьего.  В  доме  стояла
тишина. Оксану он нашел на балконе второго этажа. Она дремала в шезлонге под
открытыми лучами солнца.  На  ней  был  яркий  купальник.  На  полу  валялся
какой-то глянцевый женский журнал.
   - Подъем! - Николай положил руку на  ее  раскаленное  плечо.  -  Вставай,
красавица, сгоришь.
   - Ой, Коленька, привет, - она открыла глаза.  -  как  ты  быстро!  Покажи
зубик.
   - Пока рано. Еще придется раза три съездить.  Врач  хороший  попался,  но
любопытный до ужаса. Привязался ко мне, мол, кто же вас так разукрасил?
   Обратился ли я в полицию? Фарфоровая коронка стоит недешево,  и  виновные
должны компенсировать убытки.
   - Вот уж это верно, - Оксана многозначительно поджала губы, -  и  что  ты
сказал врачу?
   - Ну, стал ему песни петь, будто нырнул и налетел на подводную скалу.
   - Поверил?
   - Не знаю. Ну как ты здесь? Все спокойно? Я, когда уехал,  вспомнил,  что
надо было ему укол сделать, но уж не стал возвращаться. Не буянил он больше?
   - Не-а, - помотала головой Оксана, - вроде тихо.
   - Что значит - вроде? Ты к нему хоть раз зашла?
   - Ну зашла, зашла, - Оксана обхватила его руками за  шею  и  притянула  к
себе, - он спит, - прошептала она и по-кошачьи зажмурилась.
   - Погоди, он что, вообще не вставал? - Николай тревожно взглянул на часы.
   - Может, и вставал, в туалет например, - Оксана поцеловала его в  краешек
рта, - Коленька, я щи сварила, с говяжьей косточкой, как ты любишь. Ну его к
лешему, давай с тобой пообедаем.
   - Ты разбудить его пыталась, - Николай расцепил ее руки,  -  подходила  к
нему хоть раз за это время? - Ну что ты так разволновался, - Оксана.  лениво
поднялась, потянулась. - Я же сказала, в комнату заглядывала.  Зачем  мне  к
нему подходить? Как говорила моя бабушка, не буди лихо, пока оно тихо.
   Но Николай ее уже не слышал, он тяжело  затопал  по  лестнице  на  первый
этаж.
   Оксана, накинув халат, вяло поплелась за ним.
   Когда она вошла, Николай стоял у  скомканной  постели,  широко  расставив
ноги, и держал в руках легкое вязаное покрывало. На  постели  были  навалены
подушки. На полу валялось теплое запасное одеяло.
   - Ой, батюшки! - Оксана прижала ладонь ко  рту.  -  Коленька,  миленький,
я...
   Прости меня, я честно ничего не слышала,  -  она  опустилась  на  стул  и
горько заплакала.
   - Ладно, все, кончай реветь, - рявкнул Николай, -  если  бы  ты  слышала,
могло быть еще хуже.
   - Что? Почему?
   - Да потому, что они бы тебя либо грохнули, либо с собой забрали.
   От этих его слов Оксана задрожала, чуть не упала со стула, но  удержалась
и запричитала тонким голосом:
   - Что ты такое говоришь, Коленька? Зачем  ты  меня  пугаешь?  Мне  и  так
страшно, ой, мамочки, я боюсь, я не могу!
   Но он как будто не услышал ее, принялся осматривать комнату, бормоча себе
под нос:
   - Блин, как они могли попасть на виллу? Я же все запер. Окно исключается,
там пропасть. Если только по канату... Но  тогда  все  равно  надо  выходить
через дом, через ворота. Не потащат же они его, связанного, по канату  прямо
в открытое море? А может, у них была лодка?  Нет,  ерунда!  Окно  на  высоте
пятидесяти метров. Скала совершенно отвесная. Профессионал может подняться и
спуститься, но стащить здорового мужика, связанного или без сознания  -  это
вряд ли. Значит, все-таки через дом? Но они не  открыли  бы  ворота  никакой
отмычкой.
   Или у них дубликаты ключей? Как же удалось сделать слепки?  Когда?  Пульт
от гаража я взял с собой. Через забор  невозможно,  сработает  сигнализация,
полиция здесь будет через десять минут. За десять минут  не  успели  бы.  Да
замолчи ты наконец! - он резко развернулся к Оксане.
   Лицо у него было такое, что она тут же затихла и вжалась в спинку стула.
   Несколько секунд оба молчали.
   - Коля, что ты на меня так смотришь? - прошептала она еле слышно.
   - Ты ключи не теряла? - спросил он деревянным голосом.
   - Нет... я точно помню, нет.
   - Ну а на пляже, когда купалась, могли они  остаться  в  твоих  вещах  на
берегу?
   - Коленька, - всхлипнула она, - я же на  наш  пляж  хожу,  там  чужих  не
бывает.  И  ключи  я  с  собой  никогда  не  брала,  потому  что  кто-нибудь
обязательно дома, и мне не нужно...
   Он подошел, присел перед ней на корточки, сжал ее руки и,  глядя  на  нее
снизу вверх, заговорил тихо и ласково, словно утешал плачущего ребенка:
   - Оксаночка, лапушка, никто ничего не узнает, я  тебя  не  выдам,  только
скажи, кто они и куда могли его увезти? О чем ты  с  ними  говорила?  Ну  не
бойся, малышка, я тебя прикрою, клянусь.
   - Коля... - прошептала она и зажмурилась, чтобы не видеть его  спокойного
страшного взгляда.
   - Они  тебя  напугали,  пригрозили,  заставили,  -  продолжил  он,  нежно
поглаживая ее ледяные пальцы, - я не верю, что ты  сделала  это  за  деньги,
просто ты очень испугалась, правильно? Но теперь я с  тобой,  ты  ничего  не
бойся, только расскажи, кто они и о  чем  с  тобой  говорили,  какая  у  них
машина? В котором часу все это случилось? Ты должна была с ними связаться  и
сообщить, что я уехал.
   Каким образом? По телефону? Дай мне номер!
   Оксана широко открыла глаза,  несколько  секунд  смотрела  на  него  так,
словно увидела впервые в жизни, и вдруг вскочила,  резко  выдернула  руки  и
произнесла совсем другим голосом, громким и хриплым:
   - Дурак! Ну дурак! Оглядись,  принюхайся,  -  она  подошла  к  раскрытому
шкафу, присела на корточки. - Вот, смотри, нет его любимой  рубашки,  синей,
шелковой. Я ее позавчера утром погладила и повесила сюда. Нет джинсов,  двух
футболок. И еще двух рубашек, - она принялась по-хозяйски рыться на полках и
в ящиках, приговаривая:
   - Трусы четыре пары, плавки красные с зайчиками, носки пять пар,  ботинки
замшевые летние, набрюшник замшевый, сумка красно-коричневая, большая, а вот
тут у него лежал сверток с деньгами, толстенький. Сколько было, не знаю,  не
считала. - Оксана резко поднялась и развернулась, - ну что ты застыл?
   Принюхайся! Чувствуешь, пахнет  "Гуччи!",  до  сих  пор  пахнет.  Как  ты
думаешь, если человека похищают,  он  станет  выливать  на  себя  полбутылки
туалетной воды? И телефона нет вместе с  зарядником.  И  паспорта  наверняка
нет.
   Николай вздрогнул, как будто  проснулся,  подошел  к  Оксане,  обнял  ее,
прижал к себе и прошептал:
   - Прости меня, Оксанка, прости, я кретин! - Он  достал  из  кармана  свой
мобильный. Новый номер Стаса был внесен  в  память.  Но  механический  голос
сообщил ему по-английски, что абонент временно недоступен.

***

   Голубой "жигуленок" мчался по проспекту Вернадского в  сторону  кольцевой
дороги. В начале пятого утра проспект был пуст, никто на  хвост  "жигуленку"
не сел, и белобрысый водитель принялся  весело  насвистывать.  На  возню  на
заднем сиденье он совершенно не обращал внимания.
   От фторотана, которым была пропитана салфетка, Анжела  отключилась  почти
сразу, не брыкалась, только выгнулась дугой и тут же обмякла в сильных руках
Милки. Эта  гадость  действовала  сильнее  хлороформа,  но  воняла  так  же.
Передние окна были приоткрыты,  приторный  тяжелый  дух  быстро  выветрился,
только грязная повязка на лице Анжелы все еще пованивала.
   Милка знала, что у нее  не  больше  пяти  минут,  потом  дорогая  подруга
очнется и справиться с ней будет сложно.  Трясущимися  руками  она  пыталась
попасть подруге в вену, но все не могла, опыта не было.
   - Слушай, притормози, встань куда-нибудь на три минутки, а? -  обратилась
она к шоферу.
   - На фига?
   - Мне надо ее уколоть как можно скорей.
   - Ну и коли, кто тебе мешает? - Не  могу  на  ходу.  Остановись,  она  же
сейчас очухается, - шепотом крикнула Милка, чувствуя, как Анжела  шевельнула
рукой.
   "Жигуленок" прижался к обочине. Анжела застонала и открыла  глаза.  Милка
до крови царапнула ей локтевой сгиб иглой.
   - Что?  Что  ты  делаешь?!  -  прохрипела  Анжела,  резко  вырвала  руку,
развернулась и дернула дверную ручку. Дверь,  конечно,  была  заблокирована.
Она попыталась поднять рычажок, но не успела. Милка, выронив шприц  на  пол,
хватила ее за локти.
   - Тихо, тихо, не дергайся, хуже будет, - бормотала  она,  выворачивая