- добавил  он,  -  как
можно скорей, и за любые деньги.
   Грек ответил, что постарается, сделает все, что от него зависит,  правда,
достать психиатра  в  такое  время  суток,  да  еще  конфиденциально,  будет
непросто.
   Но он постарается.
   Окрыленный надеждой, Николай вновь ринулся в бой, и  вскоре  ему  удалось
скрутить Стаса без всякого вреда для здоровья, повалить на пол,  замотать  в
нейлоновую штору, как в смирительную рубашку, и уложить на диван в гостиной.
   Буйный больной продолжал дергаться,  изрыгать  хриплые  ругательства,  но
спеленатый прочным нейлоном, как  младенец,  был  уже  безопасен,  и  Оксана
решилась подойти к нему с бутылочкой пустырника и  столовой  ложкой.  Других
успокоительных средств в доме не оказалось.
   - Эта сука писала  симпатическими  чернилами,  -  сообщил  он  Оксане,  -
паспорт фальшивый, никакая она не француженка. Она сестра Мультика. Они  оба
сумасшедшие маньяки, это у них семейное.
   - Да, конечно, Станислав Владимирович,  -  Оксана  всхлипнула,  принялась
капать настойку в ложку, сначала считала капли, но сбилась со счета,  налила
полную и поднесла к губам Стаса.
   - Что это? - спросил он, подозрительно косясь на ложку.
   - Пустырник, - объяснила Оксана, - чтобы вы успокоились.
   Он шмыгнул носом, отвернулся от ложки и вдруг горько, по-детски заплакал:
   - За что они меня так? Я не виноват. Я ни в чем не виноват.
   - Конечно, Станислав Владимирович, вы совершенно ни в чем не виноваты,  -
кивнула Оксана, - выпейте лекарство, потом я водички принесу.
   - Сначала сама, - он помотал головой, пытаясь увернуться от ложки.
   - Что? - не поняла Оксана.
   - Попробуй сама, - объяснил он, - я больше никому не верю.
   Девушка вспыхнула, вопросительно взглянула на Николая,  который  сидел  и
курил тут же в кресле.
   - Не возражай - тихо посоветовал он, - отхлебни немного.
   Увидев, как Оксана поднесла ложку с темной густой  жидкостью  к  губам  и
отхлебнула, Стас согласился выпить лекарство. Как ни странно,  оно  помогло.
Он еще несколько раз горько  всхлипнул,  закрыл  глаза  и  затих.  Возможно,
просто устал после долгого приступа буйства.
   Оксана принялась за уборку, Николай помогал ей.
   - Но вообще-то бывают такие чернила, - осторожно  заметила  она,  сгребая
веником осколки, - в игрушечных магазинах продаются. Вот у моей подруги  сын
как-то на дне рождения брызгал  на  всех  из  авторучки.  Пятна  жуткие,  но
исчезают бесследно.
   - Да, есть такая дрянь, - поморщился Николай, ощупывая  языком  маленький
острый обломок переднего зуба, -  но  называется  по-другому.  Симпатические
чернила - это совсем наоборот. Их сначала не видно, а потом, после  тепловой
или химической обработки, они проступают. - Ага, - кивнула Оксана.
   Они продолжали убираться молча. Через час  дом  приобрел  приличный  вид,
правда, почти не осталось посуды.
   Вскоре у ворот просигналила машина. Явился Илиади в сопровождении пожилой
полной женщины. Она говорила по-английски,  Илиади  не  пришлось  переводить
печальный рассказ Николая. Врач выслушала молча, с каменным лицом,  а  затем
спросила:
   - Он пьет?
   - Нет. Почти совсем не пьет.
   - Это странно. То, что вы описываете, похоже  на  белую  горячку.  Раньше
ничего подобного не случалось?
   - Вроде бы нет, - Николай неуверенно пожал плечами.
   - Лицо вам он разбил?
   - Да.
   - Боюсь, его надо госпитализировать.  Он  агрессивен  и  опасен.  Сначала
бросился на женщину в аэропорту, потом  на  вас.  Мне  придется  сообщить  в
полицию.
   Грек что-то зашептал ей на ухо. Она молча кивнула и встала.
   - Ну хорошо, давайте я посмотрю его. Все переместились  к  кушетке,  врач
села на край, осторожно притронулась к плечу Стаса и тихо, ласково спросила:
   - Как вы себя чувствуете?
   Стас завертелся в шторе, попытался сесть, Николай помог ему приподняться,
но развязывать не стал.
   - Что случилось? - заговорил он  по-русски,  хлопая  мутными  глазами.  -
Почему меня связали? Николай вполголоса перевел.
   - Не надо, я могу сам. Развяжи меня, - спокойно произнес Стас  и  вежливо
добавил по-английски:
   - Пожалуйста, объясните мне, что здесь происходит?
   - Вы вели себя агрессивно, разбили лицо вашему другу, -  мягко  объяснила
врач.
   - Я? Не  может  быть.  Я  ничего  не  помню,  -  глаза  его  округлились,
недоумение было совершенно искренним.
   В гостиной повисла  тишина.  Все  смотрели  на  бледное  удивленное  лицо
больного и не видели в нем никаких признаков безумия.
   - Хорошо, - прервала молчание врач, - расскажите, что вы помните. Как  вы
провели вечер и часть ночи?
   - Я провожал родителей в аэропорт. Они улетели в Москву. Мой отец  тяжело
болен. Господин Илиади недавно привозил к нему онколога.
   Врач перевела взгляд на Илиади, тот молча кивнул.
   - Продолжайте, пожалуйста, - попросила врач.
   - Несколько дней назад я попал в автокатастрофу, чуть не погиб. На горной
дороге на меня ехал огромный грузовик. Мой мотоцикл сорвался в  пропасть,  я
успел спрыгнуть в последний момент. Мне показалось, что в  кабине  грузовика
рядом с шофером сидела женщина, которую я встречал раньше в Москве. Я  знаю,
что она опасная авантюристка. Сегодня в аэропорту я увидел похожую  женщину,
у меня сдали нервы, я бросился к ней и попытался выяснить, кто она. Но потом
понял, что ошибся.
   Врач вопросительно взглянула на Николая, и  тот  кивнул,  мол,  пока  все
правильно.
   - Что было дальше?
   -  Я  вернулся  домой  из  аэропорта.  Я  очень  плохо  себя  чувствовал,
во-первых, из-за отца, во-вторых,  до  сих  пор  не  могу  опомниться  после
недавнего стресса в горах. Пожалуйста, развяжите меня,  мне  очень  неудобно
так сидеть.
   - Вы обещаете вести себя спокойно? - спросила врач.
   - Да, конечно.
   Она кивнула Николаю, тот неохотно принялся распутывать  узлы.  Оказавшись
на свободе, Стас пошевелил плечами, потер запястья.
   - Так что же было  дальше?  Что  вы  делали,  когда  вернулись  домой  из
аэропорта?
   - Не помню, - Стас тяжело вздохнул, - честное слово, какой-то провал.
   Наверное, я лег спать.
   - Мне кажется, вы говорите не правду,  -  ласково  заметила  врач,  -  не
волнуйтесь, никто не станет вас осуждать. Мы все понимаем, что вам  пришлось
пережить сразу два тяжелых психических стресса. Мы также понимаем,  что  вам
неприятно и стыдно вспоминать свой срыв. Сейчас я  сделаю  вам  укол,  и  вы
успокоитесь. Хорошо? - Да, конечно, - вяло  согласился  Стас  и  еле  слышно
пробормотал по-русски:
   - Убивать меня невыгодно. Этим сукам надо другое.
   - Что он сказал? - тревожно спросила врач. Грек плохо расслышал и перевел
несколько иначе.
   - Вам кажется, кто-то хочет вас убить? - спокойно поинтересовалась врач и
открыла свой чемоданчик.
   - В Москве меня действительно хотели убить, -  объяснил  Стас  с  тяжелым
вздохом,  -  к  днищу  моей  машины  прицепили  взрывное  устройство.  Потом
застрелили моего шофера.
   - Все правильно, - тихо подтвердил Николай, - именно поэтому  он  остался
здесь и не улетел в Москву с родителями. Здесь он в безопасности.
   Врач надломила ампулу, наполнила одноразовый шприц бесцветной жидкостью и
попросила Стаса повернуться  на  бок.  Укол  оказался  болезненным,  и  Стас
застонал.
   - Ну вот, сейчас вы спокойно заснете. Здесь вам ничего  не  угрожает.  Вы
хотите остаться на этом диване? Или вас проводить в спальню?
   - В спальню, - кивнул Стас, - в свою комнату хочу, здесь неудобно мне.
   - Я провожу его, - Николай поднял его за локоть, увел, уложил в постель.
   - Очень больно? - спросил Стас, глядя на его разбитую скулу.
   - Да уж. Чувствительно, - кивнул Николай, -  главное,  зуб  жалко,  -  он
оттянул губу и показал осколок.
   - Ты уж извини, брат. Сорвался я, довели меня, - пробормотал Стас,  пряча
глаза, - больше такое не повторится. Ты греку и врачихе этой дай побольше.
   Николай кивнул и накрыл его одеялом.
   - И зуб себе вставь за мой счет.
   Когда Николай вернулся в гостиную,  Илиади  и  врач  пили  кофе,  который
успела сварить для них Оксана.  Налить  пришлось  в  антикварные  серебряные
чашки.
   Генеральша ими очень дорожила и  не  разрешала  использовать,  но  другой
посуды в доме не осталось.
   - У него реактивный психоз, - стала объяснять врач, - не совсем  типичные
проявления, обычно  люди  в  таком  состоянии  не  буйствуют,  а,  наоборот,
замыкаются в себе. Однако бывает по-разному.
   - Так он нормальный или сумасшедший? - уточнил Николай.
   -  Как  вам  сказать?  Это  пограничное  состояние.  Вы   умеете   делать
внутримышечные инъекции?
   - Да.
   - Ну, замечательно. Я оставлю вам эту коробку, здесь как раз четырнадцать
ампул, и вот упаковка одноразовых шприцов. Будете колоть ему  две  ампулы  в
сутки, утром и вечером, в течение недели.
   - И вы гарантируете, что это не повторится?
   - Как я могу вам что-либо гарантировать? - она поджала губы. - В подобных
случаях у нас принято госпитализировать, у  вас,  вероятно,  тоже.  Впрочем,
будем надеяться, инъекции помогут. Пока он вполне дееспособен.
   - Что значит - пока?
   - Еще один стресс может привести к необратимым последствиям.
   Прежде чем попрощаться, Николай отвел Илиади в сторону и тихо спросил:
   - Сколько?
   - Ну, учитывая нашу давнюю дружбу с господином генералом, хватит тысячи.
   Хотя,  конечно,  ситуация  очень  неприятная.  Врач  вынуждена  идти   на
должностное преступление, скрывая от властей такой серьезный случай.
   Николай достал бумажник из  кармана  своих  просторных  штанов,  отсчитал
тысячу долларов сотенными купюрами и протянул греку.
   - Спасибо. Хотите, порекомендую вам  хорошего  стоматолога?  -  улыбнулся
Илиади.
   - Да, конечно.
   - Позвоните мне завтра утром. Всегда к вашим услугам.
   - Александрос, что это за люди? спросила врач, когда они сели в машину, -
Почему недвижимость в нашей стране покупают только русские уголовники?
   Неужели в России до сих пор нет законопослушных богатых граждан?
   - Нет и не будет,  -  грустно  усмехнулся  старый  грек,  -  впрочем,  я,
конечно, шучу. С чего ты взяла, что они уголовники? Совсем  наоборот.  Вилла
принадлежит генералу ФСБ, заслуженному человеку. Он многое сделал для  своей
страны и, когда ушел на пенсию, получил возможность  купить  такую  шикарную
недвижимость на нашем острове.
   Прежде чем  завести  мотор,  он  протянул  ей  деньги.  -  Спасибо  тебе,
Катерина.
   - Матерь Божья, сколько  ты  мне  даешь?  -  испугалась  она,  пересчитав
купюры. - Адександрос, здесь же триста долларов!
   - Молчание  стоит  дорого,  Катерина,  -  улыбнулся  Илиади,  -  если  ты
кому-нибудь расскажешь, где мы были сегодня ночью и что там произошло, у нас
у всех будут неприятности. Надеюсь, ты сама это понимаешь.
   - Никакие деньги не стоят такого  риска,  -  проворчала  Катерина,  пряча
купюры в карман.
   - Правильно, - кивнул Илиади, - деньги твоего лишь бумага,  -  я  помогаю
людям вовсе не ради денег. Не такой я человек, ты же знаешь меня.  Просто  я
глубоко уважаю генерала, и мне очень  жалко  эту  семью,  на  них  свалилось
"сразу столько бед. У отца неизлечимый рак желудка, сын свихнулся.
   - Он не свихнулся, он просто сорвался. Если все,  что  они  рассказывали,
правда, то реакция вполне адекватная.
   - Ой, ну не надо, - хитро прищурился Александрос, - откуда ты знаешь?  Ты
всего лишь медсестра в клинике нервных болезней,  никакой  не  врач.  А  так
хорошо говоришь по-английски потому, что в вашей клинике постоянно  работают
по контрактам американские невропатологи. Но роль свою сыграла  отлично,  не
подвела меня. Молодец.

***

   Высокая белокурая девушка остановила машину на стоянке у  пятизвездочного
отеля на окраине Керкуры и вошла в холл.
   - Добрый вечер, мадемуазель Ирен, - поздоровался  с  ней  пожилой  портье
по-французски.
   - Здравствуйте, Базиль, - кивнула она, - как поживаете?
   - Мадемуазель, меня зовут Василиус, - смущенно улыбнулся старик.
   - А по-французски Базиль. У меня в  Лионе  есть  двоюродный  дедушка,  он
очень похож на вас. Его тоже зовут Базиль.
   - Передайте ему поклон от меня. Вот ваш ключ, мадемуазель.
   - Спасибо. Спокойной ночи.
   Она бросила ключ в сумочку, не стала вызывать лифт и направилась  к  тому
выходу, который вел к пляжу.
   - Мадемуазель Ирен, - окликнул ее портье, -  если  вы  хотите  искупаться
перед сном,  то  лучше  сделать  это  в  бассейне.  Море  неспокойное,  а  у
спасателей кончился рабочий день.
   - В бассейне в воду добавляют хлор, он  сушит  кожу.  Я  люблю  волны,  -
объяснила она, тряхнув длинными пепельными волосами.
   Оказавшись на пустынном пляже, она  скинула  босоножки,  оставила  их  на
песке у лежака, босиком ступила на прохладные камни длинного пирса, медленно
добрела до края, села, спустив ноги.
   Гигантская алая луна висела у горизонта,  окруженная  огненными  клочьями
мелких перистых облаков.  По  лиловой  воде  к  пирсу  шла  кровавая  лунная
дорожка.
   Волны с мягким шипением щекотали ее ступни. Ветер трепал длинные  волосы,
такие светлые и блестящие, что в них вспыхивали алые лунные блики.
   Девушка достала из сумки мобильный телефон, набрала номер с международным
кодом и, перекрикивая шум моря, звонко пропела в трубку:
   - Привет, Юраша! Это я! Мне кажется, он остался здесь.
   - Кажется, или точно? - спросил ее тяжелый хриплый бас.
   - Я почти уверена. Пусть проверят, прилетел ли он в Москву. Могу спорить,
что нет.
   - Хорошо. На что мы спорим?
   - На десять щелбанов по лбу.
   - Это нечестно, - бас ласково рассмеялся, - мы всегда спорили на щелбаны,
ты била меня всерьез, а  я  тебя  понарошку.  Ладно,  рассказывай,  как  все
прошло?
   - Как всегда, на пятерочку.
   - Что наш пациент?
   - Пациент в агонии. Думаю, он уже скоро созреет. Он  кинулся  на  меня  в
аэропорту с воплями. Я позвала полицию. В общем, всем было  весело.  Правда,
сейчас мне кажется, что мы с тобой немного перебарщиваем. Если он свихнется,
его чистосердечное признание никто не станет слушать. А если повесится,  тем
более.
   - Записку успела подложить?
   - А как же! Скандальчик мне только упростил задачу. Но все-таки он никуда
не улетел.
   - Ты узнавала, он зарегистрировался на рейс?
   - Нет. Я решила, что после нашего  бурного  общения  в  присутствии  двух
офицеров полиции этого делать не стоит.
   - Ну, в общем, правильно. Ты на пляже?
   - Да, а что?
   - Купаться собралась?
   - Естественно!
   - Не вздумай, Ирка. Я тебе не разрешаю. Слишком сильные волны. Я слышу. И
вообще, отправляйся в номер, ложись спать. У тебя был тяжелый день.
   - А вот хрен тебе, Юраша, - засмеялась она и показала язык огненной луне,
- сначала я поплаваю, а потом уж пойду спать. Все, целую, обнимаю, спокойной
ночи.
   - Позвони мне из номера перед сном! прогудел бас. - Я буду волноваться!
   Она не ответила, отключила телефон, убрала его в сумку,  встала,  скинула
льняное белое платье, трусики, заколола длинные шелковистые волосы,  нагишом
бросилась с пирса в густые алые волны и поплыла широким красивым брассом.

***

   Наталья Марковна вздремнула  в  самолете  и  проснулась,  когда  объявили
посадку. Несколько минут она  сосредоточенно  вглядывалась  в  заострившийся
профиль мужа. Голова его была запрокинута,  рот  приоткрыт,  синеватые  веки
сжаты некрепко, и в  тонких  щелках  виднелись  белки  глаз.  Она  перестала
дышать. Убеждая себя, что просто застегивает на нем  ремни  безопасности,  и
больше ничего, она склонилась над ним, прижала ухо к его груди и  выдохнула,
только когда услышала  тяжелый  неровный  стук  его  сердца.  -  Володенька,
проснись, мы садимся, - прошептала она ему на ухо.
   - Да, да Наташа, я уже не сплю, - он открыл глаза, - попроси водички.
   - Что, ты хочешь принять лекарство? Так скоро?
   - Нет, не волнуйся. Просто попить. Стюардесса,  подавая  воду,  задержала
любопытный  напряженный  взгляд  на  лице  генерала  и  с   профессиональной
участливой улыбкой спросила:
   - Вам нехорошо?
   - Почему вы так решили? - зло рявкнула Наталья  Марковна.  -  С  ним  все
нормально!
   - Наташа, - прошептал  генерал  и  погладил  ее  по  руке,  -  спокойней,
спокойней.
   Она понимала, что нельзя  так  болезненно  реагировать  на  те  особенные
взгляды, которые теперь постоянно преследуют ее мужа. Но ничего не  могла  с
собой поделать. Она злилась на людей за то, что они так смотрели на  Володю.
На лице его все отчетливее проступала печать болезни. А если быть  до  конца
честной, то печать смерти. Люди чувствовали это и смотрели, словно  пытались
прочитать в его воспаленных  глазах,  в  складках  смертельно  бледной  кожи
жуткую, но жгуче интересную тайну.
   В  их  взглядах  было  много  всего  -  любопытство,  недоумение,  страх,
брезгливость. Иногда, очень редко, - жалость. В обычном суетном потоке жизни
лицо ее мужа напоминало им о том, о чем они помнить  не  желали  и  в  общем
правильно делали.
   "Не смотрите, не надо! - кричала про  себя  Наталья  Марковна.  -  Ничего
интересного для вас, это к вам пока что не относится, вы здоровы, живы.
   Радуйтесь, и дай вам Бог, только не смотрите так!"
   - Будьте добры, принесите простой воды, без газа. Эту  я  выпью  сама,  а
моему мужу, пожалуйста, без газа, - попросила она девушку и  заставила  себя
приветливо ей улыбнуться.
   Самолет плавно шел на посадку.  В  иллюминаторе  показались  разноцветные
огни, огромная россыпь огней. Наталья Марковна любила возвращаться в  Москву
ночью именно из-за  этой  таинственно  мерцающей  красоты.  Каждый  раз  она
припадала лицом к ледяному стеклу и на время посадки  становилась  маленькой
девочкой, сладко волновалась, начинала верить, что дома ждет  ее  что-нибудь
необыкновенно хорошее, щурилась на легкий иней, которым было покрыто снаружи
стекло иллюминатора. Ей нравилось думать, что ледяное  кружево  надышали  на
стекла невидимые ангелы на высоте пять  тысяч  метров.  Эти  фантазии  потом
оседали на дно души, и сухой осадок был чем-то вроде топлива для  дальнейшей
жизни.
   Громадина самолета дважды приближалась  к  земле,  но  разворачивалась  и
вновь шла вверх, огни терялись, таяли, за круглым окошком опять был мрак.
   - Наташа, я должен предупредить тебя, - сказал генерал, склонившись к  ее
голове.
   Она услышала только хриплый гул его голоса и не могла разобрать ни слова.
   У нее сильно заложило уши.
   - Что, Володя?
   - Там, в Москве... это важно,  ты  должна  быть  готова...  Миша  Райский
придумал...
   - Я ничего не слышу, -  она  сморщилась  и  помотала  головой,  -  говори
громче, не слышу.
   Но громче он не мог.
   Наконец самолет  сел.  По  всем  салонам  прокатилась  волна  благодарных
аплодисментов. Уши у Натальи Марковны были все еще заложены, голова  гудела,
в глазах застыла радужная рябь.
   Обычно, как только садился  самолет,  Владимир  Марленович  включал  свой
мобильный, однако на этот раз забыл.
   Полковник Райский  рассчитал  все  по  минутам,  поставил  его  номер  на
автодозвон,  чтобы  напомнить,  предупредить,  избежать  недоразумений,   но
тщетно.
   В салонах нарастала суета, приятный женский голос по  радио  умолял  всех
оставаться на местах до полной остановки двигателей.
   К их креслам подошла стюардесса,  почтительно  склонилась  к  генералу  и
произнесла в полголоса:
   - Владимир Марленович, машина ждет на летном поле. Давайте я провожу вас.
   Они ступили на трап, в лица им ударил теплый сильный ветер. В ярком свете
прожекторов генерал сразу  узнал  черный  "Мерседес",  принадлежащей  службе
безопасности банка. От машины отделился мужской силуэт и направился к трапу.
   Генерал и генеральша спускались  медленно,  тяжело.  Первой  шла  Наталья
Марковна.
   Человек внизу ждал их, задрав голову.  Половина  его  лица  была  закрыта
темными очками.
   - Володя, кто это? - тревожно спросила генеральша, повернувшись к мужу. -
Почему он в очках?
   Но генерал не услышал. Он через ее  голову  вгля