и прожили еще четыре года. Стасик  рос  здоровым,
разумным, и поскольку таких маленьких детей в городке больше  не  было,  его
все любили, баловали.  Наташа  ни  разу  никому  не  сказала  о  Сереже,  но
постоянно  чувствовала  его  незримое  присутствие.  Лоскутное  одеяльце,  в
которое он был  завернут,  Володе  вернули  в  госпитале,  и  позже.  Наташа
отыскала пестрый комок в фанерном чемодане под тахтой. Когда ей было плохо -
от усталости,  от  ссоры  с  мужем,  от  капризов  Стасика,  она  потихоньку
доставала это одеяльце, долго сидела на полу, уткнувшись в него лицом.
   Однажды Пантелеевна, напившись в дым, стала  рассказывать  четырехлетнему
Стасику, что у него был братик, который вместе с ним рос в  мамином  животе,
но потом умер.
   - Такой хорошенький, такой лапочка, настоящий херувим, -  бормотала  она,
проливая пьяные слезы.
   Не было взрослых при этом разговоре. Маленький Стасик  не  любил  пьяных,
Пантелеевну не слушал, и в памяти его отпечаталось  только  одно  непонятное
слово: херувим. Потом, коверкая звуки, он спросил у отца, что это такое.
   - Ну это вроде ангела. Сказочное существо, которого на самом деле нет,  -
объяснил Володя.
   За четыре года старший лейтенант Герасимов успел стать капитаном.
   Служебные дела шли отлично, из гарнизона  семья  вернулась  в  Москву.  В
связи с  известными  событиями  в  Чехословакии  органы  укрепляли  кадровый
состав, и на этой волне капитан Герасимов получил хорошую должность в  одном
из отделов Управления погранвойсками. В знаменитом здании на Лубянке у  него
появился собственный стол в просторном кабинете, где кроме него работали еще
пятеро офицеров.
   Молодой семье почти сразу дали хорошую двухкомнатную квартиру  неподалеку
от метро "Красносельская". Наташа вернулась в институт на заочное отделение.
   Устроилась работать учительницей начальных классов в школу неподалеку  от
дома.
   Стасик  начал  ходить  в  один  из  ведомственных   детских   садов.   Но
капризничал, притворялся больным, устраивал истерики по дороге, в  саду  вел
себя ужасно.
   Наташа часто  слышала  от  воспитательниц  что-нибудь  новенькое.  Стасик
укусил до крови девочку, которая отказалась с ним играть. Стасик  проник  на
кухню и высыпал пачку соли в кастрюлю с манной  кашей.  Клянчил  у  мальчика
машинку, тот не дал, и Стасик разломал ее,  истоптал  ногами.  При  малейшем
запрете, возражении, упреке на него накатывали короткие  внезапные  приступы
ярости.
   Личико багровело, глаза становились белыми. Ругать и наказывать его  было
трудно. Сделав очередную  гадость,  он  становился  трогательным,  ласковым,
клялся со слезами, что совершенно ничего не помнит  и  не  понимает,  в  чем
виноват.
   Некоторое время ходил тихий, робкий, вел себя  идеально,  а  потом  опять
выкидывал какую-нибудь пакость.
   Наташа  рассказывала  шестилетнему  ребенку  о  том,  что  у   него   был
братик-близнец Сережа. Он умер сразу после рождения, и поэтому Стасик обязан
жить как бы за двоих. Вот братик Сережа никогда бы не укусил девочку.  И  ни
за что не сломал бы чужую машинку. Она сравнивала живого мальчика с умершим,
и нежный крошечный херувим Сережа всегда выигрывал.
   У нее осталась привычка плакать, уткнувшись лицом в  лоскутное  одеяльце,
как будто жалуясь  Сереже  на  его  сложного  брата.  И  вот  однажды  после
очередного конфликта с сыном она не нашла своего тряпочного талисмана. Стала
метаться по квартире, потрошить ящики, раскидывать вещи.
   Была глубокая ночь. Володя уехал в командировку. Стасик спокойно спал.
   Наташа совсем потеряла голову. Влетела в  комнату  сына,  включила  свет,
принялась выворачивать все из шкафа, опрокинула корзину с игрушками.  Стасик
спал крепко, свет и шум не  разбудили  его.  Наташа  была  готова  выдернуть
ребенка из-под одеяла, разворошить его кровать. Она  уже  не  отдавала  себе
отчета в том, что творила. И вдруг на дне корзины с  игрушками  она  увидела
знакомый лоскуток, голубой, в белый горошек. Она замерла и перестала дышать.
А потом успокоилась, словно на нее вылили ушат ледяной воды.
   Уже не спеша, стараясь не шуметь, она принялась собирать  игрушки.  Целая
куча разноцветных лоскутков вместе с ошметками серого ватина  вывалилась  из
большой картонной коробки от конструктора. Наташа увидела, что ткань рвали и
резали ножницами. Несколько минут она стояла, не зная, как быть  дальше.  Ей
было  страшно,  и  стыдно  за  собственную  истерику,   и   жаль   одеяльца,
единственной вещи, которая осталась от Сережи. Но главное, она не  понимала,
как говорить об этом со Стасиком и говорить ли вообще.
   Она затылком почувствовала его взгляд. Он давно не  спал,  но  стоило  ей
повернуться, тут же закрыл глаза.
   - Сынок, зачем ты это сделал? - ласково спросила  она,  присела  на  край
кровати и погладила его по голове.
   Он продолжал притворяться, что спит.
   - Я не буду тебя ругать, наказывать, только скажи, зачем?
   Он, не открывая глаз, повернулся к стене и накрылся с головой.  Несколько
минут она просидела рядом с  ним  молча,  потом  отправилась  за  веником  и
совком, собрала ошметки своего сокровища, прибрала в комнате, выключила свет
и тихонько прикрыла дверь.
   Утром, после завтрака, она  повторила  свой  вопрос.  Шестилетний  Стасик
смотрел на нее совершенно взрослыми стеклянными глазами и недоуменно пожимал
плечиками.
   - А что случилось, мама? Какое одеяльце? Нет, я ничего не знаю.
   В трамвае, по дороге в сад, он устроил жуткую истерику, упал  на  грязный
пол в проходе, стал колотить ногами и  орать.  Наташа  решила  показать  его
детскому невропатологу. Доктор посоветовал ей забрать  ребенка  из  сада  и,
если средства позволят, нанять няню.
   С тех пор прошло тридцать лет. Когда Наталья Марковна увидела разодранный
матрац, клочья фотографии,  она  отчетливо  вспомнила  историю  с  лоскутным
одеяльцем. И почти не удивилась, что на все ее  вопросы  тридцатишестилетний
Стас пожимал плечами и, глядя на нее стеклянными глазами, говорил:
   - А что случилось, мама? Какая дыра? Какая фотография? Понятия  не  имею,
куда делось это чертово белое покрывало. Я ничего не  знаю,  оставь  меня  в
покое.

Глава 20

   В коридоре послышались шаги. Сергей быстро сел, спустил ноги и  уставился
на дверь. Он откровенно признался себе, что ждет  Юлию  Николаевну  с  таким
чувством, словно у них назначено свидание где-нибудь на  Патриарших  или  на
Чистых прудах. За несколько секунд ему успели  привидеться  утки,  скамейки,
чугунная ограда, букет тюльпанов и даже хруст целлофана, в который завернуты
цветы. Но в палату вошел полковник Райский, и все встало на свои места.
   Белый халат был  небрежно  накинут  на  плечи.  Очки  поблескивали,  губы
раздвинулись в приветственной бодрой улыбке.
   - Добрый день. Дайте-ка на вас посмотреть, -  он  подошел,  наклонился  и
уставился в лицо Сергею. От его пристального ледяного взгляда  заныли  сразу
все швы.
   - Ну что, вы довольны результатом? - спросил Сергей, зло  глядя  в  глаза
полковнику и видя сразу две свои  бесформенные,  сине-красные  физиономии  в
стеклах его очков. -  Слушайте,  а  почему  такая  враждебность?  -  Райский
отступил на шаг и опустился на стул. - Кажется, я не слишком  часто  утомляю
вас своей скромной персоной, а вы прямо в видеокамеру заявляете, что  устали
от меня. Обидно, честное слово.
   - Я устал от неопределенности. От вранья, которым меня  здесь  кормят  по
вашему приказу, - объяснил Сергей, не поднимая головы.
   Райский сделал вид, что не расслышал, и продолжал:
   - Я уже говорил на эту тему с Юлией Николаевной. Она извинилась  за  вашу
совместную выходку. Между прочим, я вовсе не запрещал  ей  снимать  маску  в
вашем присутствии. Я просто попросил. Неприятно, когда из тебя делают злодея
и деспота. Мы поговорили с ней, она извинилась. Теперь ваша очередь.
   - Вы ждете моих извинений, полковник? Они вам нужны?
   - Ну а как же! - Райский снял очки и принялся протереть их полой  халата,
хотя стекла и так были идеально чистыми. - Мы работаем вместе, у нас  должны
сложиться открытые, доброжелательные  отношения.  Иначе  нам  будет  тяжело.
Ладно, если не желаете извиняться, не надо. Давайте просто забудем этот  ваш
спектакль перед видеокамерой. В каком-то смысле я даже рад,  что  вы  повели
себя так непосредственно, так по-детски, и особенно рад, что у вас  с  Юлией
Николаевной столь теплые отношения. Надо  дружить  со  своим  доктором.  Это
способствует выздоровлению.
   - С чего вы взяли? - смущенно рявкнул Сергей.
   - Да ладно  вам,  -  Райский  противно  улыбнулся  и  даже  подмигнул,  -
присутствие красивой умной женщины всегда бодрит. Если вы. обращаете на  нее
внимание, значит, поправляетесь. Вы нужны мне здоровым,  майор.  Здоровым  и
сильным.
   - Зачем? - Сергей тоже попытался улыбнуться. Конечно, не  получилось.  Он
впервые почувствовал, до чего трудно разговаривать без всякой мимики,  когда
твое лицо и не лицо вовсе, а какой-то говорящий гнилой овощ.
   - Да, я могу представить, как давно вы ходите задать мне  этот  вопрос  и
еще множество других вопросов, -  медленно,  задумчиво  проговорил  Райский,
надел очки и после паузы спросил уже другим, резким хриплым голосом:
   - Вы готовы к разговору, майор?
   Было в этом нечто театральное, заранее продуманное. Полковник кокетничал,
красовался  перед  человеком,  который  полностью  зависел  от  него.  Кроме
зависимости он хотел еще и личной симпатии.
   Сергей не собирался подыгрывать. Он ничего не ответил, лишь слегка кивнул
головой.
   - Вас прежде всего интересует, почему я решил изменить вам внешность и не
предупредил об этом заранее, не поставил в известность? Так или нет?
   - Вообще-то хотелось бы знать.
   - Хотелось бы...  А  сами  не  догадываетесь?  Ну  скажите,  ведь  у  вас
наверняка есть какое-то собственное объяснение?
   - Есть. Но лучше я воздержусь.
   - Да что уж там, выкладывайте все честно, я не обижусь.
   - Вы ломали меня, - медленно, чуть слышно  сказал  Сергей,  -  вы  решили
использовать  меня  в  какой-то  своей  игре,  и  вам  понадобилась  полная,
абсолютная власть надо мной. Вы хотели показать мне, что  меня  больше  нет,
есть только ваша воля, которой я должен слепо подчиняться.
   - Ай-ай-ай, - Райский укоризненно покачал головой,  -  звучит  прямо  как
цитата из дурного шпионского романа. Абсолютная власть... Откуда в вас  это,
майор? Надо проще смотреть на вещи и лучше думать о людях.
   - Ну, значит, я глупей, чем вам кажется, -  дожал  плечами  Сергей,  -  с
удовольствием выслушаю вас, Михаил Евгеньевич.
   Райский достал сигареты, предложил Сергею. Они  оба  закурили.  Полковник
встал, прошелся по палате  в  глубокой  задумчивости  и  наконец  заговорил,
медленно, негромко, как бы размышляя вслух:
   - Вы, майор Логинов, выжили случайно. Я люблю случайности. Я им верю.  От
них, знаете ли, пахнет промыслом Божьим. Я атеист, но запах дивный. Есть два
варианта вашего дальнейшего существования. Вариант первый. Мы вас подобрали,
вылечили  и  с  чистой  совестью  сдаем   вашему   руководству,   вместе   с
видеоматериалами и готовыми заключениями наших экспертов.  А  может,  и  без
них. В конце концов, это не наши проблемы, пусть разбираются сами, верно?  И
вот тут встает вопрос: захотят ли  они  разобраться?  Провал  сверхсекретной
операции  элитного  спецназа  ГРУ-это   ведь   позорище   какой!   Вспомните
обстоятельства, при которых вы попали в плен. Как вам кажется, Исмаилов  был
предупрежден?
   - Возможно, - нерешительно кивнул Сергей.
   - Он отлично подготовился к  встрече,  -  продолжал  Райский  с  грустной
усмешкой, - возглавляемая вами подгруппа нападения была  отрезана.  Боевиков
оказалось в двадцать раз больше, чем вы ожидали. Как вы думаете,  почему?  И
каким  образом  удалось  взорвать  вертолет  вместе   с   вашей   подгруппой
обеспечения?
   Аллах надоумил Исмаилова срочно подтянуть к селу еще четыре  сотни  своих
людей?
   Нет? Я тоже так не думаю. Как вам кажется, на каком этапе могла произойти
утечка информации? Через радиоперехват? Исключено. Ваш отряд  был  обеспечен
новейшей системой связи,  способов  перехвата  пока  не  существует.  Ладно,
давайте скажем прямо: Исмаилова мог предупредить только  человек  из  вашего
штаба. Что из этого следует лично для вас, майор?  Правильно.  Этот  человек
сделает все возможное,  чтобы  без  всяких  разбирательств  вас  отдали  под
трибунал. Вы  единственный,  кто  уцелел  после  позорного  провала.  Но  вы
согласились  перейти  на   сторону   боевиков,   существует   документальное
подтверждение.  А  показаниям  предателя  нельзя  верить.  Скорее  всего,  и
трибунала никакого не будет. Вас тихо и бесследно  уничтожат.  Ну  разве  не
обидно? Мы вас вытащили с того света, подняли на ноги.
   - Спасибо, - Сергей загасил сигарету, встал, подошел к высокому окошку и,
приподнявшись на цыпочки, открыл его.
   - Да на здоровье! - широко улыбнулся Райский, проводив  его  взглядом.  -
Итак, мы с вами проговорили первый вариант. А теперь давайте уясним второй.
   Тот, по которому,  собственно,  мы  и  действуем.  Чтобы  обеспечить  вам
безопасность, было решено изменить внешность, снабдить  новыми  документами,
ну и так далее. К счастью, семьи у вас нет.  Единственный  близкий  человек,
ваша мама, скончалась.  Вы  начинаете  жить  с  нуля.  Случай  уникальный  -
биография новорожденного младенца и опыт командира спецназа ГРУ.  Вы  поняли
меня наконец?
   - Почти.
   - Что не ясно?
   - Почему этот разговор происходит сейчас, а не до пластической операции?
   - Так получилось, - пожал плечами Райский, - ничего  специального.  Никто
не собирался вас унижать, ломать. Просто сначала идея еще не созрела,  я  не
был готов к  разговору  с  вами,  не  решил,  каким  образом  собираюсь  вас
использовать,  но  тут  вмешались  экстренные  обстоятельства   и   пришлось
действовать очень срочно.
   Мне некогда было обсуждать это с вами.  А  перепоручить  кому-то  другому
столь важный разговор я не считал возможным. Однако все уже  позади.  Хотите
посмотреть, каким вы станете, когда сойдут рубцы?
   - Не дожидаясь ответа, он вытащил из  кармана  халата  несколько  цветных
фотографий.
   Никакого всплеска эмоций изображение на снимках не вызвало. Просто лицо и
все. Нормальное. Не уродливое, не слишком красивое,  не  умное,  не  глупое.
Пустой макет, который может быть подсвечен изнутри чем угодно - великодушием
или злобой, интеллектом или тупостью.
   - Считайте, вам повезло, - весело заметила Райский, наблюдая за  реакцией
Сергея, - этот человек мог оказаться куда менее привлекательным, и все равно
пришлось бы стать его двойником. Во всяком  случае  на  время.  Чтобы  сразу
внести ясность, скажу. Зовут его Станислав Владимирович  Герасимов.  Возраст
ваш.
   Тридцать шесть лет. Вообще много общего. У вас отец был военным. У него -
генерал ФСБ в отставке. Вы  оба  коренные  москвичи,  у  вас  похожий  тембр
голоса, одинаковый рост и, если вы  немного  поправитесь,  будет  одинаковый
вес. У вас, как ни странно, одна группа крови, одинаковый цвет глаз, волос и
кожи. Правда, волосы у вас поседели, а у него  никакой  седины,  но  это  не
проблема, сами понимаете. Придется перекраситься  в  пепельно-русый  цвет  и
перенять некоторые его мелкие привычки. Например, он носит  только  замшевую
обувь, пользуется туалетной водой от Гуччи, совсем  не  пьет.  Много  курит.
Хорошо водит машину.
   Аккуратен, чистоплотен. Главная его слабость - женщины. Встречается сразу
с несколькими. Пожалуй, это единственный вид спорта, который его увлекает.
   Никогда не был женат. Избегает  ситуаций,  требующих  принятия  решений.
Панически боится ответственности,  любой,  даже  за  себя  самого.  Изнежен,
инфантилен.
   Физически и психологически слаб. Впрочем, что я вам раньше времени голову
забиваю? Это отдельный разговор. Как видите, при внешнем сходстве вы  с  ним
совершенно разные люди. Но знаете, что вас по-настоящему роднит?  -  Райский
сделал выразительную, долгую паузу и, приблизившись к  Сергею,  чуть  слышно
прошептал ему на ухо:
   - За ним охотится наш с вами общий приятель Шамиль Исмаилов.
   До  этой  минуты  Сергей  сидел  расслабленно,  по  старой  спецназовской
привычке опустив руки как плети, вытянув ноги, чуть приоткрыв рот. Но  когда
прозвучала последняя фраза, он стиснул зубы, вскинул  голову,  выпрямился  и
его опухшие глаза живо заблестели. Райский был явно доволен такой  реакцией,
он одобрительно улыбнулся и продолжал:
   - Вы знаете, сколько сил и времени потрачено на Исмаилова. Он  ускользает
от самых опытных агентов, из самых хитрых ловушек. Он учился этому в  Высшей
школе КГБ. Смешно? Жаль, что вам пока нельзя  смеяться.  Шамиль  Исмаилов  с
отличием закончил факультет  диверсионно-подрывной  деятельности.  Он  умеет
срезать хвосты и уходить на дно. У Исмаилова совершенно неопределенное лицо.
Вы сами знаете, у него нет никаких особых примет. Он не похож  на  кавказца.
Стоит ему изменить какую-нибудь деталь в своей внешности,  и  он  становится
неузнаваем.
   Но, думаю, вы, майор, узнаете его в любом камуфляже и даже в  темноте,  с
завязанными глазами. И в этом тоже есть определенная уникальность. Если  кто
с нашей стороны и видел Исмаилова так близко, то не выбирался живым. Верно?
   Сергей молча кивнул.
   - Я проанализировал  все  известные  мне  попытки  захвата  и  ликвидации
Исмаилова и проследил четкую закономерность, - продолжал Райский, -  кто  бы
ни планировал очередную операцию, ГРУ, МВД или наше ведомство, всякий раз он
легко исчезает. За ним охотятся в  Чечне,  а  он  в  это  время  преспокойно
разъезжает  по  Москве  в  шикарных  иномарках,  ужинает  в  самых   дорогих
ресторанах. Его пытаются захватить в Москве, а он загорает на Кипре. Десятки
агентов в сотрудничестве с Интерполом и  местной  полицией  расставляют  для
него ловушки за границей, в аэропортах, а он  уже  в  Грозном,  и  никто  не
знает, как там его найти. О нем говорят, что у него,  как  у  кошки,  девять
жизней, что он имеет контакт с инопланетянами, которые ловко,  незаметно,  а
главное, вовремя переносят его из одной географической точки  в  другую.  На
самом деле все просто. Никакой мистики.
   У Исмаилова есть свои люди в силовых структурах, на  самом  верху.  Более
того, у него есть серьезнейший компромат на своих тайных  союзников,  и  они
знают, в случае его смерти этот компромат станет достоянием  общественности.
Я хочу вскрыть нарыв. Мне надо взять его живым, мне  надо,  чтобы  он  начал
давать показания. Его охота на Станислава - это шанс.
   - Охота? - тихо переспросил Сергей. - Почему же Исмаилов до  сих  пор  не
сумел убить его? Так хорошо охраняют?
   - В том-то и дело, что нет. Тут совершенно особая, уникальная ситуация.
   Единственный и главный мотив Исмаилова - личная месть. Станислав  пытался
ухаживать за его любовницей, но, потерпев неудачу, распустил сплетню,  будто
это  она  вешалась  ему  на  шею.  Исмаилов  со  своим  свирепым   восточным
темпераментом страшно избил девушку, изуродовал ей лицо, а потом узнал,  что
она перед ним чиста, что Станислав оклеветал ее.
   - Между прочим, он довольно паскудный тип, этот ваш Станислав  Герасимов,
- тихо пробормотал Сергей.
   - Ну да, - кивнул Райский, - наш друг Исмаилов  тоже  так  считает.  Было
одно неудачное покушение, но затем последовали события совсем другого  рода.
Он играет с жертвой, дразнит, сводит с ума. Рано или  поздно  ему  захочется
насладиться плодами своих усилий и  посмотреть  на  Станислава  собственными
глазами. Но на месте слабого, беспомощного, сломленного  человека  окажетесь
вы.
   - А если не захочется?
   - Тогда мы попробуем пробудить в нем это желание, - Райский снял  очки  и
подмигнул, - он любит красивые, театральные эффекты. Если бы он хотел просто
убить Станислава, то давно бы сделал это. Но у него явно другой интерес.
   Знаете, существует версия, будто серийные убийцы,