а свою  малую  родину,  встретил  свою  первую  любовь,
которая оказалась горячей поклонницей творчества Анжелы и притащила богатого
друга на скромный концерт местной знаменитости.
   Гена категорически возражал. Говорил, что в Москву ей отправляться  рано,
сначала надо выйти на определенный уровень здесь, в  Свердловске,  и  только
потом появляться в  Москве,  и  не  в  каких-то  сомнительных  клубах,  а  в
приличных местах.
   Анжела не послушалась, они поссорились.
   Гена оказался прав, клубы были довольно задрипанные, и никакая не сеть, а
всего два подвала. Один в Сокольниках, второй на окраине, в Выхино.  Публика
собиралась  самая  неподходящая.  Уголовные   "шестерки",   мини-бизнесмены,
торгаши  ларечного  масштаба  и  соответствующие  им  недорогие  шлюшки.  За
столиками жрали, пили, никто Анжелу не слушал.  Ей  казалось,  что,  выпусти
перед этим быдлом кого угодно - Эдит Пиаф, Элвиса Пресли или Аллу Пугачеву -
они будут точно так же тупо жрать, пить, рыгать, материться  и  лапать  друг
друга.
   Владелец клубов поселил ее в какой-то колхозной гостинице на окраине, где
не было горячей воды и не меняли постельное белье. На первые два выступления
за ней присылали машину, жалкий "жигуль", потом  пришлось  ездить  самой  на
общественном транспорте. Когда месяц закончился, ей  заплатили  в  три  раза
меньше, чем обещали. Оставалось вернуться в Свердловск.
   За день до отъезда она, злая, обиженная, шлялась по  центру  Москвы.  Шел
мокрый снег. Она замерзла,  устала,  на  Арбате  забрела  в  парикмахерскую,
просто так, от тоски, покрасила свои светло-русые волосы в  лиловый  цвет  и
сделала  себе  прическу   из   восьмидесяти   тонких   косичек,   украшенных
разноцветными пластмассовыми бусинами, но никакой радости не почувствовала и
вышла из парикмахерской чуть не плача. Побрела дальше и  попала  в  какое-то
грязное подвальное, оклеенное порно-картинками заведение, где  длинноволосое
существо неопределенного пола за сто рублей накололо  ей  на  плече  цветную
розочку.
   - Ты вообще-то чем занимаешься? - спросило существо.
   - Я пою, - грустно ответила Анжела.
   - Ну давай, спой что-нибудь. Она уныло напела пару куплетов.
   - Слушай, здорово! - сказал художник тату. - Ты вечером свободна?
   - Ага. Как ветер, - вздохнула Анжела.
   - Тут в соседнем переулке есть клуб. Ты можешь сегодня там спеть.
   Бесплатно. Но зато там бывают знающие люди. Тебя заметят,  точно  говорю.
Ты здорово поешь.
   Она пришла, спела живьем, без фанеры, под аккомпанемент живого  фано,  за
которым сидел лохматый хмурый дядька лет сорока пяти. Именно он ее заметил и
после бурной ночи в его квартире взял с собой в  более  приличное  место,  в
джазовое кафе. После двух удачных выступлений она позвонила продюсеру Гене в
Свердловск, помирилась с ним по телефону и  просила  прилететь,  потому  что
появились кое-какие перспективы.
   Продюсер прилетел, огляделся, засуетился, прошелся  по  своим  московским
связям, и через полгода у Анжелы появился еще один диск,  записанный  уже  в
Москве, и маленькая,  но  известность.  Она  пела  в  дорогих  ресторанах  и
престижных клубах. Коротко постриглась и покрасилась в черный цвет. Похудела
на восемь кило, стала использовать очень светлый тон для лица, темную помаду
и темные тени вокруг глаз.  Выступала  в  узких  открытых  платьях  в  стиле
декаданс. Пела романсы, иногда джаз и научилась профессионально  свинговать.
Благо голос у нее был настоящий, глубокий и сильный.  Вечера,  свободные  от
выступлений,  проводила  на  всевозможных  тусовках,   старалась   постоянно
мелькать перед фотообъективами, перезнакомилась  с  массой  полезных  людей,
стала почти своей в мире шоу-бизнеса.
   Во всяком случае уже никто не спрашивал, заметив ее в пестрой  тусовочной
толпе, "кто это?".
   Но несмотря на все усилия она  никак  не  могла  пробиться  хоть  немного
вперед и выше. Иногда на какой-нибудь модной вечеринке ей казалось,  что  ее
окружают  стеклянные  стены.  Вроде  бы  вот  они,   известные   музыкальные
обозреватели, теле- и радиожурналисты, клип-мейкеры,  вот  они,  рядом,  она
целуется с ними при встрече и прощании, обменивается сплетнями и анекдотами,
и что им стоит пригласить ее на ток-шоу, взять у  нее  интервью,  предложить
что-нибудь более существенное, чем бокал мартини. Но нет. Нет, черт их  всех
побери!
   Она смотрела на тех, кто уже пробился. Среди звезд шоу-бизнеса не было ни
одного москвича. Девочки и мальчики из провинции  рассказывали  в  интервью,
как приехали в Москву, не имея ничего, кроме таланта  и  мечты,  и  добились
сегодняшних высот исключительно благодаря этому эфемерному капиталу.  Анжела
старалась разгадать жгучую, главную их тайну: где, каким образом им  удалось
достать денег  для  настоящей  раскрутки?  В  сказки  про  добрых  и  чутких
дядей-продюсеров, которые  разглядели  в  жадной  тщеславной  толпе  будущую
звезду и бескорыстно вложили в нее деньги,  Анжела  не  верила.  Как-то  все
происходило иначе. Но как, она понять не могла.
   И это был уже четвертый вопрос, который поставила перед ней жизнь.  Грубо
говоря, нужны были деньги. Много денег.
   Однажды в дорогом ресторане ее пригласили в  отдельный  кабинет.  Там  за
столом  сидели  четыре  лица  кавказской   национальности.   Ее   пригласили
познакомиться. Такое уже случалось, но всякий раз продюсер  испуганно  мотал
головой и орал: не смей! Вляпаешься в криминал!
   На этот раз она не сумела вежливо ретироваться, как  делала  прежде.  Она
села за стол рядом с самым молодым из них. Его звали Шамиль. Он не был похож
на кавказца. Светлые  вьющиеся  волосы,  голубые  глаза  и  в  общем  ничего
особенного.
   Но лицо, фигура, линия рта разрез глаз таили в себе нечто  роковое  лично
для Анжелы. Она искренне не понимала, почему вдруг, бывалая, циничная, стала
дрожать и таять от его взглядов и прикосновений, как вишневое желе в  теплом
помещении. Позже она пыталась объяснить это самой себе и  своему  продюсеру,
но никаких вразумительных слов, кроме  "мой  фасончик,  мой  размерчик",  не
нашла.
   Из ресторана они уехали вместе, на его белом шестисотом  "Мерседесе",  но
не к нему домой. Он просто ее подвез,  на  прощание  поцеловал  руку.  А  на
следующее утро ее разбудил звонок в  дверь.  На  пороге  стоял  посыльный  с
корзиной японских лилий.
   За этим  последовал  шикарный,  бурный  роман,  романтическая  поездка  в
Испанию, пятизвездочные отели, совместные походы  по  бутикам  в  Мадриде  и
Барселоне. Стоило Анжеле остановить взгляд на  какой-нибудь  шмотке  или  на
ювелирном украшении, Шамиль поднимал густую бровь, шевелил аккуратным усом и
произносил всего два слова: "Хочешь? Бери!"
   Анжела познакомила его с  продюсером.  Тот  был  так  очарован  щедростью
восточного принца, что забыл о страхе "вляпаться в криминал", стал  сетовать
на циничные законы шоу-бизнеса, услышал  в  ответ  короткое  и  благородное:
"Сколько надо?" - и скромно назвал сумму с пятью нулями. Принц  достал  свой
мобильник, поговорил с кем-то на своем гортанном языке, и через  полчаса  на
пороге появился какой-то маленький, в кепке, с длинным носом, и  почтительно
выложил  перед  Шамилем  пять   толстых   бумажных   свертков,   перетянутых
резиночками. Затем прозвучало волшебное: "Хочешь? Бери!"
   Все пошло как по маслу. Записывались телевизионные клипы,  песни  звучали
по радио, выходили  один  за  другим  и  хорошо  продавались  компакт-диски,
мелькали фотографии в прессе, начались настоящие серьезные  концерты,  толпы
поклонников, ток-шоу, назойливые журналисты.
   Кто такой ее сказочный принц, она узнала случайно из теленовостей и  была
потрясена, но вовсе не тем, что он оказался чеченским террористом. Что-то  в
этом роде она подозревала. Поразило ее другое. Шамиль  Исмаилов  числился  в
федеральном розыске  и  при  этом  спокойно  разъезжал  по  Москве  в  белом
"Мерседесе",  гулял  в  дорогих  ресторанах,   жил   в   каких-то   шикарных
подмосковных виллах, правда, постоянно менял их. Иногда он исчезал  надолго,
потом появлялся и вел себя в Москве как  хозяин,  а  вовсе  не  как  бандит,
которого разыскивают спецслужбы.
   Еще в самом начале их романа он сказал:  если  тебя  обо  мне  кто-нибудь
спросит, скажи - не знаю такого. Не знаю, и все. О том же был предупрежден и
продюсер. Он, конечно, наложил в штаны, но когда к ним  действительно  стали
приходить любезные молодые  люди  спортивного  вида  и  задавать  осторожные
вопросы о Шамиле, продюсер Гена держался молодцом. Анжела тем более.
   Она с честью отбивала любые провокационные  вопросы  журналистов,  в  том
числе и те, которые касались ее милого Шамочки. Ее  спрашивали,  правда  ли,
что в ее раскрутку вложил деньги  известный  чеченский  террорист  Исмаилов,
который находится в федеральном розыске. О, какие при этом  были  рожи!  Она
ловила кайф покруче наркотического, глядя на эти рожи.
   "Эка мы тебя! Ну давай, выкручивайся!"
   - Я понимаю, - смиренно отвечала она после долгой паузы,  -  мой  быстрый
успех вызывает недоумение. Как, почему мне удалось всего за три  года  стать
суперзвездой? И многие думают:  почему  она,  а  не  я?  Не  терпится  найти
какую-нибудь грязненькую, гаденькую причину. Ну кто  мне  скажет,  на  хрена
террористу вкладывать в меня деньги? Что он с этого будет  иметь?  И  почему
именно в меня? - Обычно в этот момент она довольно резко  повышала  голос  и
слегка подавалась вперед. Внешне все выглядело как искренний всплеск эмоций,
но на самом деле каждая нотка  в  ее  голосе,  каждый  жест  были  тщательно
продуманы, отработаны перед зеркалом и с включенным магнитофоном. Она всегда
должна была знать, как выглядит и как звучит со стороны.
   Приставалы-журналисты и публика в зале, как правило, терялись, и не могли
сходу  ответить  на  ее  вопросы.  А  если  она  видела,  что  кто-то  готов
высказаться, то не давала, сокращала паузу, говорила сама, уже  спокойнее  и
мягче:
   - Ребята, я, может, кого-то здесь огорчу, но я стала звездой потому,  что
у меня талант. Дар Божий. А кто не хочет, пусть мои песни не слушает.
   Однажды Шамиль исчез на полгода. А  когда  появился,  выложил  перед  ней
несколько плотных пластиковых пакетов с белым порошком и сказал:  ты  завтра
едешь на гастроли в Красноярск. Ты должна вот  это  спрятать  куда-нибудь  в
свой багаж. Там тебя найдет человек, и ты отдашь ему.  Посмотри  внимательно
на фотографии и запомни. Ты должна знать его в лицо.
   - С ума сошел? - прошептала Анжела. Я не хочу, не могу, боюсь...
   - Ты должна это сделать. Для меня.
   - А если нет? - Тебе будет очень плохо.
   У нее началась истерика, она рыдала, задыхалась, он принялся ее  утешать,
взял на руки, закрыл ее рот своими твердыми горячими губами, быстро  снял  с
нее одежду, разделся сам, и все произошло сначала на ковре в гостиной, потом
в спальне, потом на кухне, куда они вроде бы отправились сварить  кофе.  Она
поняла, как дико по нему соскучилась за эти полгода. Пусть он бандит,  пусть
он заставляет ее перевозить наркотики, но все равно второго такого нет и  не
будет.
   Пакеты с героином она сложила в чемодан, спрятала кое-как между  шмотками
и сдала в багаж вместе с  аппаратурой.  Конечно,  ее  трясло,  во  рту  было
страшно сухо,  но  все  прошло  благополучно.  Девушка,  принимавшая  багаж,
застенчиво попросила у нее автограф.  В  Красноярске  рано  утром  к  ней  в
гостиницу, прямо  в  номер,  постучался  человек,  которого  она  видела  на
фотографиях и тут же узнала.
   Он вежливо поздоровался, упаковал пакеты в спортивную сумку. И все.
   С тех пор почти в каждую гастрольную поездку ей приходилось что-то  брать
и передавать. Не обязательно наркотики. Иногда это были крупные суммы денег,
иногда папки с документами,  видеокассеты,  компьютерные  диски.  Она  почти
привыкла. Случалось, что она давала незапланированные  концерты  в  отвязных
молодежных клубах ради того, чтобы ее милый Шамиль получил возможность сбыть
очередную партию синтетической "дури" мальчикам и девочкам, разгоряченным ее
песнями.
   Мальчиков и девочек ей не было жаль. У каждого есть выбор. Никто насильно
не заставляет ширяться и принимать "колеса". Информации о  вреде  наркотиков
достаточно, и если есть мозги, то ты знаешь, на что идешь, что с тобой потом
будет. А если мозгов нет, так тебя тем более не жалко. Кому нужны  придурки?
Мир и так тесен, народу слишком много.
   У нее, например, у Анжелы Болдянко, хватило воли  не  подсесть  на  иглу,
хотя кому-кому, а уж ей, с  ее  бешеным  ритмом,  с  нервными  перегрузками,
взлетами и падениями, невероятно трудно было держаться.  Куда  труднее,  чем
простым смертным. Она с самого начала запретила себе даже пробовать.
   "Я у себя одна, любимая, -  говорила  Анжела,  когда  ехидные  журналисты
задавали ей вопросы о наркотиках, - я себя не на помойке нашла и  совершенно
не собираюсь там оказаться". Однажды ей надо было  перевезти  пятьсот  тысяч
долларов. Она опять воспользовалась чемоданом, и только в автобусе,  который
вез группу в аэропорт, увидела, что у  ее  ударника  Игорька  чемодан  точно
такой же.
   Слегка заволновалась, но тут же нашла выход. Просто  прикрепила  к  ручке
свой брелок от ключей с крошечным плюшевым медвежонком, чтобы не перепутать.
   Но в аэропорту Игорьку понадобилось что-то  достать  из  своего  чемодана
перед тем как сдать его в багаж, и он, конечно же, перепутал.  Она  увидела,
что происходит, только когда раскрытый чемодан лежал на полу  неподалеку  от
таможенников и Игорек, присев перед ним на корточки, держал в руках  толстые
голые пачки долларов, перетянутые резинками.
   У Анжелы так сильно закружилась голова, что она чуть не упала. На  ватных
ногах шагнула к Игорьку и громко засмеялась:
   - Ну что варежку разинул? Не радуйся, они фальшивые.
   Она кожей ощутила, какая жуткая, ледяная тишина  повисла  вокруг.  Все  -
таможенники, пассажиры, ребята из ее группы, смотрели на нее и молчали.
   - О Господи, да вы что, забыли  мой  лучший  клип,  где  идет  долларовый
дождик?! - весело крикнула она. - Это те самые  бумажки,  я  хочу  повторить
клип вживую на концерте!
   Все обошлось. Двое молодых таможенников попросили у нее автографы.  Потом
пришлось объясняться с ребятами. Клип с долларовым дождем действительно был,
но никому  в  голову  не  могло  прийти,  что  она  собирается  сделать  его
концертным номером. Впрочем, идея показалась неплохой, и чуть позже пришлось
выдумать историю о том, что чемодан с фальшивыми бумажками сперли  прямо  из
гостиничного номера.
   Шамилю она  все  рассказала  на  Кипре,  когда  прилетела  к  нему  после
гастролей. На день рождения он подарил ей изумрудный комплект,  стоивший  не
многим меньше той суммы, которую  она  перевезла  в  чемодане.  В  маленьком
неприметном банке он открыл счет на ее имя,  но  предупредил,  что  это  его
деньги.
   Те, которые не должны нигде светиться. В Москву она  прилетела  одна,  он
остался, и куда делся потом на следующие три месяца, она не знала.
   Когда он появился, она заметила в нем нехорошие перемены. Он  стал  груб.
Он нервничал. Однажды он вызвал ее на свидание  в  загородный  дом,  который
находился в недостроенном поселке для новых русских. Она приехала  на  своей
машине и прихватила свою собачку, пекенеса Клуни, с которой почти никогда не
расставалась.
   Шамиль запер дверь, грубо втащил ее в гостиную, ткнул в  лицо  журнальный
снимок,  где  она  просто  беседовала   со   стареющим   тусовщиком   Стасом
Герасимовым, и тихо спросил:
   - Что у тебя с ним было?
   У нее с ним ничего не было и быть не могло. Она так и сказала Шамилю" при
этом даже рассмеялась.
   - Ты знаешь, кто он? еще тише спросил Шамиль.
   - Придурок. Липкий сальный тип. Слушай, ну что ты завелся? Мало ли  какая
мразь ко мне клеится?
   - Тебе известно, кто его отец? - вопрос прозвучал совсем спокойно и  даже
ласково. По лицу  Шамиля  скользнула  тень  улыбки,  и  Анжела  окончательно
расслабилась.
   - О Боже, солнце мое, откуда мне знать, кто его отец? Я  даже  не  помню,
как его зовут.
   - Врешь, - Шамиль покачал головой и оскалился, - его отец работал в КГБ и
посадил моего отца.
   Анжела поняла, что отнеслась к вопросу слишком легкомысленно.  Откуда  ей
было знать, кто у Герасимова папа? Таких липких вокруг нее крутилось  много,
наиболее противных  и  бесполезных  она  отшивала,  с  прочими  поддерживала
легкие, ни к чему не обязывающие отношения. Стас Герасимов достал ее  своими
ухаживаниями довольно серьезно, и отшила она его грубо, обидно. Позже до нее
докатились слухи, что он болтает, будто это она  его  достала.  Более  того,
подлец Герасимов в качестве одного из доказательств их  близкого  знакомства
рассказывал, будто Анжела давно сидит на "колесах".
   Легенда о "колесах", конечно же, взбесила Шамиля. Анжела  очень  много  о
нем знала, и сама мысль о том, что она может употреблять наркотики,  сводила
его с ума. Но то, что отец Герасимова служил в КГБ и причастен к аресту отца
Шамиля, было действительно ужасно. Когда речь шла о  близких  родственниках,
об отце, матери, братьях и  сестрах,  Исмаилов  мог  перегрызть  глотку,  не
разбираясь, кто виноват, кто прав.
   Анжела так испугалась, что стала путаться в объяснениях. Он озверел и уже
ничего не слышал, на ее возражения ответил ударом в лицо, завелся еще больше
и стал жутко,  методично  избивать.  Бил  по  лицу  ногами.  Клуни  отчаянно
затявкал и вцепился ему в штанину. Он отшвырнул его с такой силой,  что  пес
разбил голову об угол мраморного кофейного столика.
   Орать и звать на помощь было бесполезно. Она знала, вокруг ни души.  Лицо
ее превратилось в кровавую  массу.  Клуни  затих  в  углу.  Анжела  потеряла
сознание.
   Очнулась она в своей машине, на заднем сиденье. За рулем сидел незнакомый
кавказец. Мертвая собака лежала на полу.  Анжела  не  могла  говорить,  тихо
простонала, и человек за рулем произнес, не оборачиваясь:
   - Я оставлю тебя в твоем дворе. Приедет "скорая".  Ты  скажешь,  что  это
сделали трое неизвестных пацанов. Если скажешь что-то другое, тебе не  жить.
А будешь умницей, Шамиль поможет, оплатит лечение. Ты все поняла?
   Анжела поняла. И сделала так, как было приказано. Правда, позволила  себе
одну мелочь. Когда немного пришла в себя, отправила факс  в  кипрский  банк,
сообщила, что у нее украли кредитную карточку и она просит поменять  кодовый
номер.
   Дело было в том, что после открытия счета Шамиль забрал у нее карточку  и
маленький запечатанный конвертик с номером. Она не могла снять ни копейки  с
этого счета, а он мог через банкомат  в  любой  точке  мира  получить  любую
сумму.
   Через десять дней она достала  из  почтового  ящика  плотный  конверт,  в
котором лежала золотая "Виза", а  еще  через  неделю  ей  отдельно  прислали
конвертик с новым кодом. Она накрепко запомнила четыре цифры кода, конвертик
сожгла в пепельнице, а карточку спрятала за  платяным  шкафом,  в  щели  под
плинтусом.
   Шамиль не сразу оплатил лечение. Сначала  он  исчез  на  полтора  месяца.
Потом появился, позвонил  ей,  стал  просить  прощения  и  через  очередного
маленького человечка в кепке передал продюсеру сумму на  лечение  в  клинике
пластической хирургии. О том, что она сделала с испанским счетом, он пока не
знал.
   Анжела смотрела в потолок. По потолку двигались бледные  блики  от  огней
далеких ночных автомобилей. Она думала о том, что с новым лицом  она  начнет
все с начала. Уже без Шамиля. У нее хватит сил. В конце  концов  это  просто
очередной вопрос в бесконечном интервью, которое ведет с ней жизнь.  На  все
предыдущие она отвечала блестяще. Ответит и на этот.

Глава 19

   Майору Логинову приснилась Юлия Николаевна. Они  вдвоем  шли  по  мокрому
гравию. Кусок пространства, огороженный  высоким  забором  с  колючкой,  был
заполнен  теплым  мягким  туманом.  Бледное  солнце  скользило   за   голыми
деревьями.
   Все тонуло в тумане, как будто плеснули во