стал  бы  первым  и  единственным
фигурантом. Его уже допрашивали бы не как свидетеля, а  как  подозреваемого.
Вы не согласны?
   - Нет! - рявкнул Герасимов, вновь теряя самообладание. - Не согласен! Ежу
понятно, что мой Стас шофера не убивал.
   - Ежу-то, может, и понятно, - улыбнулся Райский, - а вот у следствия есть
масса вопросов. Официант в ресторане отлично запомнил  Стаса  и  утверждает,
что он почти не пил за ужином. Дама пила много, а он  нет.  Между  тем  Стас
продолжает настаивать, будто был пьян до потери  памяти  и  забыл,  что  его
ожидает шофер.
   Потащил свою подругу к Тверской и поймал такси. Дальше - орудие убийства,
этот несчастный ПСМ. Отпечатков  на  нем  никаких.  Но  опять  вранье.  Стас
клянется, что не умеет стрелять, никогда не держал в руках оружия, однако мы
с вами знаем, он проходил в институте военные сборы и  занимался  спортивной
стрельбой два года.
   Правда, не слишком успешно, но с оружием он в принципе  знаком.  А  чтобы
выстрелить в упор, никаких особенных навыков не требуется.
   - Мотив, - спокойно произнес генерал, - где мотив, Миша? Зачем Стасу было
убивать шофера?
   Райский долго молчал, посверкивал очками, сосредоточенно  счищал  холеным
ногтем пятнышко с лакированной столешницы. Генерал терпеливо ждал,  уставясь
ему в переносицу. Наконец полковник задумчиво произнес:
   -  Вы  поручили  шоферу  Георгию  вести  наблюдение  за  вашим  сыном   и
докладывать. Верно?
   - Я поручил ему охранять Стаса, - железным голосом уточнил генерал, - мой
сын отказывался от услуг телохранителей. Между тем образ жизни,  который  он
ведет, мне всегда казался небезопасным.
   - Владимир Марленович, а чего конкретно вы опасались?
   - Как будто ты не знаешь! усмехнулся генерал. - Все эти дикие оргии, или,
как они теперь говорят,  тусовки,  казино,  шоу  с  голыми  девками,  всякие
сомнительные презентации, бесконечные кабаки.  Да,  он  не  пьет.  Но  кроме
алкоголя есть еще наркотики. Есть СПИД. Есть просто  стихийные  разборки  со
стрельбой, которые в подобных местах происходят довольно часто.
   - Да, - смиренно кивнул Райский, - я понимаю. А теперь  попробуйте  и  вы
понять меня правильно. При таком образе жизни с  человеком  может  случиться
много всего неприятного. Шансы стать жертвой  или  нарушить  закон  примерно
одинаковы.
   Вы совершенно исключаете, что на глазах у шофера  могло  произойти  нечто
такое, что Стас хотел скрыть от вас, и не только от вас? Вы на сто процентов
уверены, что Георгий оставался порядочным человеком и  не  пытался,  скажем,
шантажировать Стаса? Только не нервничайте, не спешите отвечать. Подумайте.
   - Не исключаю, - быстро, еле слышно произнес генерал и закрыл глаза, - но
при чем здесь взрывчатка, карточки и подкинутый пистолет?
   -  Ну  если  человек  совершил  преступление,  то,  как   правило,   есть
пострадавшая сторона. Грубо говоря, Стас кого-то сильно обидел, и за это его
попытались убить. А вот что касается карточек - тут  вполне  мог  поработать
шантажист. Разве шофер не имел возможности выяснить номера банковских счетов
и прочие данные?
   - Да, конечно, однако Стас узнал, что карточки заблокированы, когда шофер
уже был мертв, - заметил генерал.
   - Ну и что? Звонки в оба банка в любом случае были сделаны до убийства.
   - Но пистолет подкинули после...
   - А если не подкинули? -Полковник снял очки и принялся  протирать  стекла
носовым платком. - Стас ведь не профессионал, и если допустить, что в шофера
выстрелил он, то вполне логично, что пистолет был спрятан в квартире, где он
провел ночь и половину дня после убийства. Выкинуть оружие совсем не просто,
держать при себе после совершения убийства - еще сложнее. Он просто  взял  и
сунул его за книги в чужом доме, надеясь, что там не найдут, а  потом  будет
возможность перепрятать или избавиться.
   - Одну минуту, Миша, мы  с  тобой  все-таки  фантазируем  или  ты  сейчас
выкладываешь мне свою реальную версию? - В голосе генерала не  было  ничего,
кроме усталости.
   Райский  чувствовал,  что  бывшему  начальнику  просто  не  хватает   сил
осмыслить происходящее. Еще недавно генерал мог  не  спать  несколько  ночей
подряд, по пять-шесть часов без перерыва прыгать на теннисном  корте,  вести
бесконечные напряженные совещания. Но сейчас, когда  дело  коснулось  самого
дорогого,  что  у  него  есть,  единственного  сына,  он   сначала   потерял
самообладание, потом ненадолго сумел взять себя в руки,  и  вдруг  просто  -
устал. Слишком велика оказалась эмоциональная нагрузка.
   - Конечно, фантазируем, - ласково утешил его Райский,  -  версия  у  меня
совсем другая, и вы. ее отлично знаете.
   - Исмаилов?
   - Кто же еще? Вы совершенно справедливо опасались, что  Стас  допрыгается
со своими тусовками и со своей страстью к молоденьким девочкам.
   - Не понимаю, - генерал покачал лысой головой, - неужели из-за того,  что
мой сын приволокнулся  за  этой  певичкой,  чеченец  так  рискует?  Ведь  он
рискует, правда?
   - Правда. Но дело не в том, что он, как Вы сказали, приволокнулся.
   - А в чем же? Слушай, Миша, ты кончай темнить. Мы тут с тобой не  в  игры
играем. Изволь выражаться конкретней.
   - Ну хорошо. Давайте попробуем конкретней, -  кивнул  Райский,  -  осенью
восемьдесят пятого был  арестован  Секретарь  Обкома  Чечено-Ингушской  АССР
Хасан Исмаилов. Вы руководили расследованием, вы...
   - Брось, - раздраженно перебил генерал, - прошло пятнадцать лет. Операция
была полностью засекречена. Исмаилов-старший мертв. Если бы Исмаилов-младший
узнал, кто посадил его отца, он давно бы  начал  действовать  и  пытался  бы
убить меня, а не Стаса.
   - Владимир Марленович, в таких делах срока давности нет. Это во-первых, а
во-вторых, мы с вами никогда не угадаем, знает он или нет.
   - Если бы это была кровная месть, он убил  бы  меня,  -  мрачно  повторил
генерал, - меня, а не Стаса. При чем здесь Стас?
   - Ну смерть единственного сына - это достаточно серьезная неприятность, -
чуть слышно пробормотал Райский, - однако, скорее  всего,  кровная  месть  и
правда ни при чем. Все дело в певичке. Исмаилов совершил ошибку. Он  жестоко
наказал Анжелу, изувечил ее, а потом узнал, что был не прав.
   - Погоди, что значит - не прав?  Я  не  понял,  -  генерал  нахмурился  и
помотал головой, - что ты все крутишь, Миша?
   - Анжела Болдянко не откликнулась на ухаживания Стаса. Никакого романа не
было, - грустно улыбнулся Райский, -  от  обиды  Стас  принялся  болтать  на
каждом углу, будто Анжела вешалась ему на шею, будто она  наркоманка.  Слухи
дошли до Исмаилова, он взбесился и сгоряча изувечил свою любовницу, а  позже
узнал, что это вранье. Разве может  восточный  человек  простить  такое?  Он
заказал Стаса. Но не вышло.
   - Идиот! - жалобно простонал генерал.  -  Господи,  ну  почему  он  такой
идиот?
   - Кто?
   - Сын мой единственный, вот кто! Ладно, со Стасом будет особый разговор.
   Допустим, твоя информация достоверна, все так и есть. Допустим. Но почему
в таком случае не было повторного покушения?  На  хрена  Исмаилову  вся  эта
петрушка с карточками, с убийством шофера, с пистолетом?
   - Честно говоря, я сам постоянно об этом думаю,  -  вздохнул  Райский,  -
точного ответа у меня нет. Есть только некоторые предположения.
   - Так поделись! - начальственно рявкнул Герасимов.
   - Ладно, Попробую. Исмаилов склонен в каждом событии видеть некий  тайный
смысл, волю Аллаха. И если Аллах  оставил  его  обидчика  в  живых,  значит,
следует выбрать другую кару Например, свести с ума, посадить. Но,  возможно,
все значительно проще. Девчонка могла сказать: не убивай его. Пусть живет  и
мучается. Для нас с Вами это хороший вариант, хотя потому, что сейчас  жизни
Стаса ничто не угрожает. Чеченец будет преследовать его, но  не  убьет.  Это
главное.
   - Но ты не можешь поймать чеченца уже года, - горько усмехнулся  генерал,
- не по зубам он  тебе,  Миша.  Ты,  конечно,  не  обижайся,  но  людьми  ты
руководишь плохо. Моя бригада пятнадцать лет назад работала куда успешней.
   - Ну, Владимир Марленович, времена были другие, - улыбнулся Райский, -  и
задачи,  и  средства  другие.  Ваши  люди  поймали  на  таджикской   границе
наркокурьера, хорошо на него нажали, и он назвал хозяина. А от хозяина пошла
цепочка. В итоге вы арестовали Секретаря Обкома Чечено-Ингушской АССР Хасана
Исмаилова. Вы чувствуете, сколько в этой истории ностальгии и как  Нереально
звучит она сегодня?
   - Ну, ладно, Миша, - поморщился генерал, тогда было тоже не сладко.  Меня
вызывали на ковер без конца, мне намекали в самых их  инстанциях,  что  дело
должно быть  тихо  закрыто,  мне  даже  угрожали  в  завуалированной  форме.
Исмаилов  был  кавалером  орденов  Ленина  и  Дружбы  народов,   его   бюсты
красовались не только в родном селе, но  по  всей  Чечне,  на  него  как  на
перспективного лидера республики делали ставку на самом верху. А его старший
сын Шамиль как  раз  закончил  Высшую  школу  КГБ,  причем  закончил  весьма
успешно. Он был отличником боевой и политической подготовки, чемпионом школы
по бегу на короткие дистанции и прыжкам в высоту. Уже тогда было  ясно,  что
Шамиль Исмаилов быстро бегает  и  высоко  прыгает.  Уже  тогда,  Миша.  Если
сегодня Аллах или эта певичка убедили его не убивать Стаса, то где гарантия,
что завтра они все трое не передумают?
   - Они, может, и передумают, - кивнул Райский, - но это не важно.
   - То есть как - не важно?! -  Генерал  оживился,  вскочил  и  подбежал  к
столу.
   - Ты соображаешь, что говоришь? У меня единственный, ребенок,  понимаешь?
У тебя их двое, а у меня - единственный! - Я знаю, Владимир Марленович.
   - Плевать, что ты там знаешь или не знаешь!  Не  делай  из  меня  идиота.
Скажи наконец, что ты намерен предпринять?
   - Скажу и даже покажу. Но не сегодня,  -Райский  загадочно  улыбнулся,  -
немного терпения, товарищ генерал. Разве  я  когда-нибудь  подводил  вас?  Я
гарантирую вашему сыну безопасность и отвечаю за свои слова.
   Райский наконец  решился  закурить.  Встал,  приоткрыл  окно,  уселся  на
подоконник и с удовольствием затянулся.
   - Владимир Марленович, вам не жаль, что  простаивает  ваша  замечательная
вилла  на  острове  Корфу?  Стасу  необходимо  просто  отдохнуть  и  сменить
обстановку.
   Да и вам с Натальей Марковной это сейчас не помешает.
   -  Перестань.  Это  невозможно,  -  поморщился  генерал,  -  там   другое
государство, и я не могу взять с  собой  достаточное  количество  охраны,  и
вообще сейчас не время...
   - Это необходимо. Причем именно сейчас.
   - Но ведь решат, будто Стас сбежал. Улик против него полно, и  подозрения
существуют, от них никуда не денешься.
   - Это моя забота. Но вот что касается его психического здоровья,  тут  я,
извините, бессилен.
   - Что ты имеешь в виду? - возмущенно пропыхтел  генерал  и  уставился  на
Райского. Взгляд его опухших красных глаз был неприятен.
   - Владимир Марленович, вы сами отлично понимаете,  что  я  имею  в  виду.
Когда я беседовал со Стасом и он рассказывал мне о своей встрече с  покойным
Михеевым в несуществующей квартире, я чувствовал, он не врет мне. Ему просто
незачем так врать. Что это? Реактивный психоз? Галлюцинации?
   Генерал тяжело дышал. На лбу выступили крупные капли пота.
   - Я не знаю, Миша, - прошептал он - вот этого я не знаю.

***

   Высокая докторша Юлия  Николаевна  вошла  в  палату,  и  Сергей  вдруг  с
удивлением обнаружил, что рад ей. Ее не было двое суток.  За  это  время  он
научился говорить, то есть слегка шевелить губами.
   - Доброе утро, - сказал он, приподнявшись на койке, -  где  вы  пропадали
так долго?
   - Здравствуйте. Меня отпустили домой на пару дней. Ну как у нас дела?
   Поверх маски он увидел ее улыбающиеся глаза и вспомнил, что на самом деле
решил ее возненавидеть и даже поверил, будто от этого ему станет легче.
   - Вы не могли бы снять повязку? - внезапно попросил он.
   - Именно это я и собираюсь сделать, - она села рядом и протянула  к  нему
руки, обдавая знакомым ароматом.
   - Нет. Не мою. Вашу. Хочется посмотреть на ваше лицо.
   Он почувствовал, как слегка напряглись ее руки. Она возилась  с  бинтами,
закрепленными у него на затылке, и вдруг тихонько, смешным  тонким  голосом,
пропела:
   - Гюльчатай, открой личико!
   - Нет. Я серьезно. Здесь все-таки не реанимация.  Никто,  кроме  вас,  не
заходит ко мне в маске.
   - В том-то и дело, - прошептала она еле слышно и осторожно освободила его
голову от сложной конструкции из бинтов и марлевых салфеток.
   - Понятно, - он прикрыл глаза, - я не должен  видеть  ваше  лицо.  Вдруг,
когда все кончится и я окажусь на свободе, мне придет в голову искать с вами
встречи? Это будет не по правилам. Получится несанкционированный контакт.
   - А вам правда может прийти в голову такая глупость? - спросила  она  все
так же шепотом, на ухо, и он почувствовал едва  уловимое  тепло  ее  дыхания
сквозь маску.
   - Конечно, нет, - промычал он как можно громче, - когда я выйду отсюда, я
постараюсь поскорее забыть вас.
   - Разумно, - кивнула она и открыла чемоданчик  с  лазерным  аппаратом,  -
правда, через месяц нам придется встретиться еще раз. Я должна  буду  убрать
рубцы, которые останутся после полного заживления.  Все.  Закройте  глаза  и
расслабьтесь.
   Что-то с ним происходило, когда он сидел: перед ней с закрытыми глазами.
   Едва заметно учащалось дыхание и  ужасно  хотелось  притронуться  к  ней.
Просто так. Или  не  просто  так.  Вероятно,  он  начал  выздоравливать.  Он
вспомнил, что не приближался к  женщине  больше  двух  лет.  Были  случайные
подружки-шалавы. Мужицкий мат через слово, полная боевая  готовность  любить
кого угодно и где угодно сию минуту. От них несло потомки перегаром.  У  них
не хватало зубов. С ними не нужны были никакие церемонии.  Следовало  только
соблюдать осторожность, чтобы не заразиться. Их любили, ими не брезговали. О
них забывали даже не на следующий день, а через полчаса.  Их  убивали  точно
так же, как солдат-мужиков.
   "Нет, дело не в докторше. Она красивая, но дело не в ней. Просто я забыл,
что существуют такие, как  она.  Это  даже  не  другая  порода.  Это  другая
галактика.
   Таинственная  и  недоступная,  окутанная  сияющим  облаком   всевозможных
достоинств.
   Если совсем уж честно, я никогда не смел к таким приблизиться. А тут  она
совсем рядом. Возится со мной, этак нежно, заботливо. Сначала  изрезала  мне
физиономию, отняла мою родную внешность,  а  теперь  ее,  наверное,  совесть
мучает. Они совестливые, эти дамочки, им хочется выглядеть красиво не только
снаружи, но и внутри".
   Юлия Николаевна закончила лазерную процедуру и  стала  закреплять  свежую
повязку.
   - Так удобно? Не давит?
   - Нормально, - мрачно промычал он.
   "Заботливая.  В  белых  халатах  все  кажутся  заботливыми.  Я  для   нее
подопытный кролик. Все скоро закончится, она вернется к своей обычной жизни.
Какая  у  нее  жизнь?  Чистенькая,  сверкающая  клиника,  оборудованная   по
последнему  слову  медицинской  техники,  большая  уютная  квартира.  Муж...
Кстати, интересно, есть у нее муж или нет? А дети? Спросить, что ли?"
   - У вас муж есть? - выдавил он как можно невнятней, трусливо надеясь, что
не поймет вопроса. Но она поняла и быстро ответила:
   - Был. Мы развелись. У меня есть дочь Шура четырнадцати лет.
   - Трудный возраст. Переходный. А бывший муж тоже врач?
   - Да. Знаете, вам пока не стоит так много разговаривать.
   "Ну вот. Я ей  уже  надоел.  Конечно,  кому  же  интересно  беседовать  с
подопытным кроликом?"
   - Последний вопрос, - произнес он тихо и мрачно,  -  вы  меня  делали  по
какому-то определенному образцу или это была импровизация?
   Она молча,  еле  заметно  покачала  головой  и  посмотрела  на  него  так
выразительно, что он вспомнил то, о чем не должен был забывать. Палата  была
оборудована не только подслушивающими устройствами, но и видеокамерой.
   Собственно, этого  никто  не  скрывал.  Черный  блестящий  глазок  вполне
открыто торчал из стены, аккурат напротив койки.
   - Поздравляю, келлоидов у вас не будет, сказала она громко и радостно.
   - Что такое келлоиды?
   - Выпуклые рубцы. Одна из главных бед  пластической  хирургии.  От  врача
здесь ничего не зависит. Просто особенности организма...
   Она стала объяснять ему нечто научно-медицинское. Он  не  слушал.  От  ее
близости защекотало в груди. Сердце вспухло и тяжело, часто застучало.
   - Вам пора выходить на воздух, - донесся  до  него  ее  низкий  спокойный
голос, - надо  гулять,  дышать.  Сейчас  уже  тепло.  Весна.  Я  поговорю  с
полковником.
   - Полковник... полковник, - тягуче пробормотал Сергей, -  знаете,  как  я
устал от него? Наверное, больше, чем от всего прочего.
   - Честно говоря, я тоже, - Юлия Николаевна вдруг стянула маску и  широко,
весело улыбнулась прямо в глазок видеокамеры.
   Она оказалась еще красивее, чем он представлял  себе.  Тонкое  правильное
лицо, как на каком-нибудь старинном портрете.
   "А может, это постарались ее коллеги? - ехидно  подумал  Сергей.  -  Если
человек работает в пластической хирургии, конечно,  ему  сделают  такое  вот
идеальное личико. Впрочем, я дурак. Просто она мне жутко нравится, и я этого
боюсь".
   Юлия Николаевна между тем вытащила из кармана маленький мобильный телефон
и набрала номер.
   - Михаил Евгеньевич? Добрый день. Спасибо, все нормально.  Будьте  добры,
распорядитесь, чтобы моего больного выводили на прогулки. Ему  нужен  свежий
воздух. Да, именно пока он в повязке. Потом  ему  придется  некоторое  время
прятаться от солнца. Спасибо.  И  вам  того  же.  -  Она  убрала  телефон  и
повернулась к Сергею:
   - Все в порядке. Если  хотите,  можете  отправляться  на  прогулку  прямо
сейчас.
   - А вы не составите мне компанию? - выпалил он.
   - С удовольствием.
   На улице  у  него  закружилась  голова.  Словно  почувствовав  это,  Юлия
Николаевна взяла его под руку. Она была без шапочки и без халата,  в  легком
светлом плаще. Ее короткие каштановые волосы блестели и трепетали на ветру.
   День был теплый и пасмурный. Пахло мокрой землей.  Они  медленно  шли  по
тропинке вдоль голых кустов сирени. Под ногами скрипел мокрый гравий.
   - У вас есть семья? - спросила она внезапно, после  долгого  напряженного
молчания.
   - Нет.
   - Что, ни жены, ни детей?
   - Была мама. Теперь никого.
   - Как же так получилось? Вам тридцать шесть лет...
   - Я лопоухий.
   - Это уже в  прошлом,  -  она  остановилась,  достала  из  кармана  плаща
сигареты. Огонь никак не вспыхивал на ветру. Он взял у нее зажигалку, сложил
шалашик из ладоней и дал ей прикурить.
   - Ну да, конечно. В прошлом. Теперь я стал красавцем, впору  сниматься  в
кино! Премного вам благодарен. Можно мне сигарету?
   - Нельзя. Вы вышли дышать  воздухом.  И  вообще  вам  сейчас  не  следует
курить.
   При  каждой  затяжке  происходит  маленький  спазм  сосудов,  кровь  хуже
циркулирует и, следовательно, все медленнее заживает.
   - Да ладно вам, Юлия Николаевна. Во-первых, мне дела  нет,  как  скоро  я
выйду отсюда. Не мои проблемы. А во-вторых,  на  мне  все  заживает  как  на
собаке.
   - Ну ладно. Если очень хочется, одну можно, - она протянула ему пачку,  -
скажите, вы до сих пор меня не простили?
   - Я? Вас? - Он бы засмеялся, но опять вместо смеха получилась икота. Она,
в отличие от доктора Аванесова, не приняла эти утробные звуки за  сдавленные
рыдания и улыбнулась.
   - Ничего, очень скоро вы сможете смеяться, как все нормальные люди.
   Правда, я не знаю, что смешного в моем вопросе.
   - Неужели вам, Юлия Николаевна, есть дело до  того,  простил  я  вас  или
нет?
   Какая вам разница? Я ведь никто. Меня усыпили,  как  лабораторную  крысу,
ничего не объясняя, а потом, когда я проснулся с забинтованным лицом,  стали
плести невесть что. Они  даже  не  потрудились  придумать  более  или  менее
достоверную ложь.
   Он  говорил  невнятно,  но  достаточн