ава 16

   Баллистическая экспертиза подтвердила, что выстрел, убивший шофера  Гошу,
был произведен из пистолета  ПСМ  калибра  5,45,  обнаруженного  в  квартире
Дерябиной Эвелины Геннадьевны. Никаких отпечатков на пистолете не было.
   В Выхино, на Сормовской улице, в квартире на  четвертом  этаже  никто  не
проживал. Панельная пятиэтажка  находилась  в  аварийном  состоянии,  жильцы
потихоньку выезжали, и квартира, названная Стасом, освободилась  три  месяца
назад. Оперативники полковника Райского  нашли  там  только  старые  газеты,
клочья содранных обоев, грязную банку из-под шпрот и пыльный черный ватник.
   Оставшиеся в доме жильцы,  а  также  сотрудники  жилконторы  ни  о  каком
Михееве Юрии Павловиче не слышали и человека с такими приметами  никогда  не
видели.
   Номер телефона, по которому звонил Стас, принадлежал ЗАО "Светлая печаль"
(все виды ритуальных услуг по умеренным ценам). Ни о  какой  Ирине,  высокой
пепельной блондинке двадцати семи лет, там никто не знал.
   На вопрос оперативника, могла ли эта женщина зайти в качестве заказчицы и
как бы случайно ответить на телефонный звонок, сотрудники ЗАО дружно  мотали
головами и объясняли, что аппарат с этим номером стоит в кабинете  директора
и посетители никогда туда не заходят.
   Из архива извлекли дело  Михеева  Юрия  Павловича,  1964  года  рождения,
русского. В 1985  году  Михеев  был  осужден  по  статье  105-1,  умышленное
убийство, и приговорен к десяти годам заключения в колонии общего режима.
   Весной восемьдесят пятого  Михеев,  студент  четвертого  курса  института
Международных  отношений,  находясь   в   состоянии   легкого   алкогольного
опьянения, нанес смертельное ранение колющим предметом  гражданке  Демидовой
Марии Артуровне, 1965 года рождения, которая училась с ним на  одном  курсе.
Картина преступления была очевидной, вина Михеева  полностью  доказана.  При
аресте Михеев оказал упорное сопротивление, на суде вел себя  вызывающе.  Не
выказал ни малейшего раскаяния в содеянном, упрямо не  желал  признать  себя
виновным, несмотря на предъявленные бесспорные доказательства.
   В  характеристике,  подписанной  начальником   колонии   общего   режима,
отмечалось, что заключенный Михеев злостно  нарушал  дисциплину,  вступал  в
конфликты с администрацией, пользуясь своим незаслуженным авторитетом  среди
заключенных, провоцировал массовые беспорядки, часто подвергался наказанию в
виде заключения в карцер, устраивал голодовки, в общем проявил себя с  самой
худшей стороны и не встал на путь исправления.
   Через пять лет его перевели в другую колонию, строгого режима, и тамошний
начальник  почему-то  отзывался  о  нем  совсем  иначе.   В   характеристике
говорилось, что заключенный Михеев проявил себя как человек ответственный  и
дисциплинированный, пользовался заслуженным авторитетом и  твердо  встал  на
путь исправления.
   Освобожден он был условно-досрочно, в связи с резким ухудшением состояния
здоровья. В приложенном медицинском заключении стоял диагноз: открытая форма
туберкулеза. В той же папке находилась копия свидетельства о смерти.  Михеев
Юрий Павлович скончался через три месяца после освобождения  в  инфекционном
отделении архангельской горбольницы.
   Что касается родителей и младшей сестры Михеева Ирины, то все они  четыре
года назад переехали на постоянное место жительства в США.

***

   Анжела ждала в коридоре, полностью одетая, с небольшим рюкзачком у ног  и
компьютером, запакованным в сумку, на коленях.
   - Я вас не очень напрягаю? - спросила она.
   В полумраке коридора, сквозь прорези  повязки,  ее  глаза  светились  как
болотные огни.
   - Да нет, ничего.
   - Вы не думайте, я не такая наглая и мне на самом деле жутко неудобно. Но
так получилось, у Генки: ангина, температура высокая. А денег он  мне  опять
не оставил и копейки. Вас, наверное, дома ждут, сегодня выходной, к тому  же
вы только что вернулись из командировки. А вы вообще-то замужем?
   - Нет. - Но были?
   - Была.
   - А дети есть?
   - Дочь. Четырнадцать лет.
   - О, как раз средний возраст моих фанатов и фанаток. Как зовут?
   - Шура. Александра.
   - Интересно, она мои записи слушает?
   - Иногда слушает. Но не фанатка.
   - Вы обиделись?
   - С чего ты взяла? Просто устала.
   Юлия Николаевна чувствовала себя скверно. "Зачем я это делаю? - Повторяла
она, вышагивая рядом с Анжелой по пустому просторному  холлу,  проходя  мимо
охранника-лейтенанта. - Мне интересно знать, кто  такой  объект  "А",  каким
образом он связан с Анжелой и почему она с ненавистью рвала его  фотографию.
Она не сделала этого раньше и не отложила на потом, не  дождалась,  когда  я
уйду.
   Рвать  фотографию  -  довольно  интимно  занятие.  У  Анжелы  хроническое
эмоциональное недержание. Она делает в каждый конкретный момент, что  хочет,
и  совершенно  не  думает  о  реакции  окружающих.  Это  просто  такой   тип
темперамента. Вернее, это имидже  "анфант  терибль",  который  сначала  стал
привычной формой поведения, а потом  незаметно  превратился  в  ее  суть.  А
полковник, оказывается, смотрел и слушал нас  все  это  время.  Иначе  зачем
звонить мне в кабинет? Мобильник  работал,  и  никакой  срочности  не  было.
Просто полковник не мог допустить, чтобы Анжела  назвала  имя  объекта  "А".
Действительно, зачем мне знать его имя?"
   Охранник поднял голову и проводил их внимательным взглядом.
   - Всего доброго, - кивнула ему Юля. Он вежливо кивнул в ответ. Юля твердо
пообещала себе, что ни за  что  не  станет  задавать  вопросов  о  порванной
фотографии.
   В  машине  она  включила  музыку.  В  магнитофоне  уже   стояла   кассета
Вертинского. Анжела тут же стала подпевать,  не  разжимая  губ.  Мычала  она
весьма выразительно. Когда кончилась первая песня, она произнесла:
   - Обожаю Вертинского! Он прикольный. Нервы успокаивает. Меня, знаете,  до
сих пор трясет.
   - Почему?
   - Да все из-за этого придурка.
   - Ты о ком? - рассеянно спросила Юля.
   - Не важно. А Генка получит по  ушам,  это  точно.  Спрашивается,  какого
хрена он мне эту сволочь приволок? Неужели нельзя было  заранее  просмотреть
фотографии? Знает ведь, как у меня сейчас с нервами плохо!
   Это было похоже на мысли  вслух.  Но  такой  монолог  вполне  можно  было
произнести и дома, в одиночестве. Юля поняла, что девочке нужен слушатель.
   Эмоциональное недержание - вещь неприятная. Юля чуть усилила звук.
   Ваш лиловый аббат Будет искренне рад И отпустит грехи  наугад,  -  сладко
грассировал волшебный тенор.
   - Вот, вот, из этой песни мы хотели сделать клип, - заявила Анжела, -  но
не успели. Все из-за этой скотины. Знаете, есть такие подлые мужики, которые
к тебе тупо клеятся, и, если их посылаешь, они начинают всем  свистеть,  что
это ты клеилась, ты его прямо достала, на шею вешалась.
   - Знаю, - напряженно улыбнулась Юля и быстро, чуть фальшиво продолжила:
   - Это как в анекдоте про Васю и Брижит Бардо.
   - Расскажите.
   - Да ну, он старый, с бородой.
   - Все равно расскажите.
   - Ладно. Слушай, но если будет смешно, не смейся. Тебе  нельзя.  Впрочем,
он не  особенно  смешной.  Приезжает  Брижит  Бардо  в  Москву.  Охрана  еле
отбивается от поклонников. Приемы, Кремль, Большой театр, все как  положено.
В последнюю ночь перед отлетом  к  ней  в  номер  влезает  маленький  такой,
всклокоченный мужчинка.
   Она хочет позвать  охрану,  но  мужчинка  падает  на  колени  и  говорит:
"Умоляю, успокойтесь, я совершенно безопасный. Меня  Вася  зовут.  Я  обожаю
вас, все ваши фильмы смотрел по двадцать раз. У меня к вам огромная просьба.
Вы когда подниметесь на трап самолета, обернитесь к толпе, крикните: "Вася!"
И помашите, рукой. Больше мне  ничего  не  нужно".  На  следующий  день  она
улетает. В аэропорту толпа поклонников. В толпе  Вася.  Она  поднимается  на
трап и делает как он просил. А он громко, на  всю  толпу  кричит:  "Отстань,
дура! Надоела!"
   - Я бы таких Вась душила собственными руками, - пробормотала Анжела.
   - Что, поклонники замучили? - сочувственно улыбнулась Юля.
   - При чем здесь поклонники? Их почти не осталось. Скоро вообще не будет.
   Просто один такой придурок очень сильно испортил мне жизнь. Очень сильно.
   Только зовут его не Вася, а Станислав Владимирович Герасимов. Вы  видели,
как я фотографию порвала?
   - Видела, - кивнула Юля и подумала: "Интересно, продолжает ли нас  сейчас
слушать господин полковник и если да, то что он на это скажет?" -  Вот.  Это
он. Стас Герасимов, - с ненавистью прогудела Анжела,  -  его  поганая  рожа.
Ненавижу. Как он ко мне клеился, это надо было видеть! Я сначала отнеслась к
нему вполне спокойно. Он  внешне  вроде  бы  нормальный.  Но  потом  поняла:
придурок. Полнейшее дерьмо. Ну и послала его подальше. А он, мало  того  что
пошел всем свистеть, будто это я липла  к  нему  как  банный  лист.  Он  еще
распустил слух, что я на колеса подсела и пыталась его подсадить, так сильно
хотела его, секс-гиганта, затащить в койку.
   - Мерзавец, - согласилась Юля, -  и  что,  нашлись  дураки,  которые  ему
поверили?
   - А то как же!  -Она  завелась  всерьез,  но  не  могла  кричать,  у  нее
получался утробный рык:
   - Он умеет очень убедительно врать. Ненавижу!
   - У тебя были из-за его вранья неприятности? - Неприятности? Ну  да,  мне
немножко личико попортили. Только лишь.
   - Прости, не поняла.
   - Все из-за него, понимаете? Вот это все, она ткнула пальцем в повязку на
лице, - из-за Стаса Герасимова! Только из-за него!
   Юля резко затормозила. Они ехали по темному узкому переулку,  и  проезжую
часть не спеша переходила собака.
   Анжела вскрикнула, нечаянно раскрыла рот и тут же застонала:
   - Ой, мамочки, как больно!
   - Господи, ну что такое? - Юля медленно развернулась  к  обочине.  -  Где
больно?
   Сзади завизжали тормоза, вспыхнули фары.
   Юля вдруг поняла, что все это время за ними следовала скромная аккуратная
иномарка темно-синего цвета с антенной и запоминающимся номером-123.
   "Что же в этом странного? Мальчик  с  вахты  сообщил,  что  мы  вышли  из
клиники вместе, и за моей машиной пустили "хвост", как в шпионском кино. Что
же странного, наоборот, хорошо. Если Анжела дружит с террористом,  если  это
он избил ее, а потом взялся оплачивать лечение и  звонил  мне  ночью,  то  я
сейчас везу маленькую бедненькую бомбочку замедленного действия".
   - Посмотрите, что там у  меня?  Ужасно  болит,  -  стонала  "бомбочка"  и
сверкала в полумраке зелеными, полными слез глазами.
   - Чтобы посмотреть, и должна снять повязку.
   - Ну так снимайте же скорее!
   - Я не могу сделать  это  в  машине.  Во-первых,  у  меня  руки  грязные,
во-вторых, здесь плохой свет, я ничего не увижу.  Придется  ехать  назад,  в
больницу.
   - Может, мы просто доедем до моего дома, вы подниметесь и  посмотрите?  -
гулко промычала Анжела. - Нет. В больницу прядется вернуться.  И,  вероятно,
ты останешься там еще на два дня.
   - Но почему?
   -  Потому  что  ты  не  можешь  соблюдать  послеоперационный  режим   без
посторонней  помощи.  Тебе  нельзя  разговаривать,  нельзя  открывать   рот.
Питаться ты можешь только жидкой пищей через трубочку. А если у тебя там шов
разойдется?
   Имплантат сместится? Мало ли? Нет, Анжела, видно, не судьба тебе  сегодня
попасть домой.
   Темно-синяя иномарка 123 стояла позади и ждала с погашенными фарами.
   - Да? Вы так думаете? - В голосе ее  прозвучало  странное  облегчение.  -
Наверное, это к лучшему. Мне надо позвонить, - она принялась рыться в  своем
рюкзачке, нашла свой крошечный телефон, включила и стала набирать номер. Она
так нервничала, что пару раз сбилась.
   Юля тронулась вперед. В переулке было  одностороннее  движение,  пришлось
сделать небольшой  крюк.  Анжела  действительно  была  "бомбочкой",  от  нее
исходили волны тяжелой нервозности. Юля не в первый раз  обратила  внимание,
что стоило оказаться  с  ней  рядом  вне  стен  клиники,  и  тут  же  воздух
наполнялся какой-то вибрирующей суетой, бестолковой и опасной.
   Иномарка 123 следовала за ними почти открыто, и Юля поймала себя на  том,
что необычайно рада этому соседству.
   - Да, это я.  Все  отменяется.  Я  еду  назад  в  больницу.  Ну  да,  так
получилось.  Ты  что,  совсем  сдурел,  блин?  Не  знаю.  Мне  нельзя  долго
разговаривать, мне это вредно. В общем, я тебя предупредила, - она отключила
и убрала телефон.
   Оставшуюся часть пути  до  клиники  ехали  молча.  Анжела  откинулась  на
подголовник и, кажется, задремала. Юля,  сама  того  не  желая,  произносила
совершенно дурацкий внутренний монолог и еле сдерживалась, чтобы не  сказать
ничего этого вслух:
   "Значит, все произошло из-за человека, которого зовут Стас Герасимов.  Он
пытался за тобой ухаживать, ты не ответила взаимностью, и он, чтобы  утешить
свое уязвленное самолюбие, распустил слух, будто все было наоборот.  У  тебя
есть некий таинственный друг. Нежный мальчик, который подарил тебе  огромные
изумруды, а, еще раньше вложил большие деньги  в  то,  что  на  вашем  языке
называется раскруткой. Он богат, щедр,  но  кроме  того,  что  он  чеченский
террорист, у него есть еще один маленький недостаток. Он ревнив до безумия.
   Когда до него дошли клеветнические слухи, он  впал  в  ярость  и  страшно
избил тебя, а твою маленькую собачку, которая при этом  невыносимо  визжала,
он просто убил. Позже он пожалел об этом, взялся оплатить  твое  лечение.  В
итоге вы почти помирились. Ты не хочешь  выдавать  его  милиции  и  выдумала
историю о ночных  хулиганах.  Только  что  ты  звонила  ему.  Вы  собирались
встретиться у тебя дома, и никто не  должен  был  об  этом  знать.  Когда  я
подвозила тебя в первый раз, ты тоже беседовала с ним, а вовсе не с Геной. И
звонил мне ночью тоже он, у него есть дурная привычка  контролировать  любую
область жизни, в  которую  он  вкладывает  свои  деньги.  Иными  словами,  я
нахожусь под контролем чеченского террориста?"
   Юля так увлеклась, что чуть не въехала в фонарный столб на повороте.
   Иномарка 123 погудела с легким упреком.  Анжела  спокойно  спала  и  даже
стала тихонько посапывать. Она выпустила  пары,  скинула  порцию  негативных
эмоций и успокоилась. Действительно "анфант терибль".
   "Что дальше? -  думала  Юля,  выруливая  на  стоянку  перед  клиникой.  -
Террорист узнал правду и охотится за подлым клеветником? А  тот,  не  дурак,
обратился за помощью к ФСБ, и теперь ему из подручного материала  изготовили
двойника? Кто же он такой,  этот  Стас  Герасимов?  Чем  он  заслужил  столь
трогательную заботу полковника Райского? Или дело в деньгах? Он оплатил свою
безопасность столь щедро, что его решили охранять по  полной  программе?  Но
как бы ни был он богат и ценен, он  все-таки  не  Иосиф  Сталин,  не  Адольф
Гитлер, не Саддам  Хусейн.  Райскому  нужен  чеченец,  вот  в  чем  дело.  А
Герасимов, судя по всему, человек слабый, ненадежный, непредсказуемый. Он не
может стать  достойной  наживкой.  Райский  решил  использовать  Сергея.  Он
военный. Возможно, воевал в Чечне, знаком с террористом и имеет с  ним  свои
личные счеты. Но почему такая секретность? Почему нельзя  было  предупредить
Сергея заранее? И почему так сложно взять чеченца, если Анжела говорит с ним
по телефону, набирает номер, собирается встретиться у себя дома?"
   Наружная дверь клиники оказалась запертой. В субботу клиника работала  до
шести.   Юля   позвонила,   в   голубоватом   полумраке    выросла    фигура
мальчика-лейтенанта, он открыл дверь. Глаза у него  припухли,  наверное,  он
уже лег спать на диване в комнате отдыха.
   Как и предполагала Юля, ничего страшного у Анжелы не произошло. Пока  она
снимала повязку, осматривала швы, обе молчали. Когда Юля закончила,  подошла
к двери и пожелала спокойной ночи, Анжела жалобно застонала.
   - Ну в чем дело?
   - Подойдите ко мне, пожалуйста. - Юля вернулась к  койке,  наклонилась  и
услышала:
   - Все, что я орала в машине, ерунда. Забудьте.
   - А что ты орала в машине? Ты просто испугалась, когда я  чуть  не  сбила
собаку. Это вполне естественно.

***

   - Миша, делай, делай же что-нибудь! - тихо повторял генерал Герасимов. Он
явился в свой бывший кабинет  в  известном  здании  на  Лубянке  в  парадном
мундире, нацепив все свои орденские планки.
   Теперь  хозяином  кабинета  стал  полковник  Райский.   Вместо   портрета
Дзержинского полковник повесил великолепную репродукцию "Ночного дозора"
   Рембрандта, официальный подарок отделу от голландских коллег. На  большом
старинном сейфе в углу несколько десятилетий стоял мраморный бюст Ленина.
   Райский решился  заменить  его  аквариумом  с  золотыми  рыбками.  Вместо
красной ковровой дорожки был постелен афганский ковер с абстрактным рисунком
в мягких бежевых тонах, а допотопные  плюшевые  шторы  с  кистями  сменились
легкими современными жалюзи.
   Райский отметил про себя, что бывший шеф за прошедшие несколько дней сдал
еще больше. Он побледнел, осунулся и как будто даже стал ниже ростом.
   - Как вы себя чувствуете, Владимир Maленович? - мягко спросил полковник.
   - Прекрати! - рявкнул генерал. - Ты знаешь, я ненавижу этот вопрос! Никак
я  себя  не  чувствую.  Патологически  здоров!  Скажи  мне,  ты   что-нибудь
понимаешь?
   Есть у тебя хоть какие-то предположения?
   - Ну какие предположения? - Райский крутил длинную  серебряную  авторучку
из  подарочного  настольного  набора  и  загадочно  посверкивал  очками.   -
Смотрите, что мы  имеем  на  сегодня.  Заказное  покушение.  Затем  заказное
убийство, но не Стаса, а его шофера.  Одновременно  -  фокус  с  блокировкой
кредитных карточек.  Дальше  -  орудие  убийства  подкидывается  в  квартиру
подруги Стаса. То есть сначала  его  пытаются  убить,  а  затем  напугать  и
подставить, причем действует не один человек, а организованная группа.  Так?
- Так, так, - пробурчал  генерал  и  согласно  кивнул,  но  тут  же,  словно
опомнившись, стремительно шагнул к столу,  навис  над  Райским  и  прокричал
хриплым, срывающимся голосом:
   - Но ты не говоришь мне главного! Ты не доложил о принятых мерах! О мерах
по обеспечению безопасности моего сына! Ты считаешь, что я не вправе  знать?
Или ты вообще ни хрена не делаешь?
   Изо рта у генерала плохо пахло. Райский невольно отпрянул,  откинулся  на
спинку кресла.
   - Ну что вы, Владимир Марленович, мне даже несколько обидно,  -  произнес
он бархатно, мягко и чуть прикрыл глаза, - я не  докладываю  просто  потому,
что все происходит у вас на глазах.  Мне  кажется,  мои  действия  абсолютно
прозрачны для вас.
   - Не пори ерунды, Миша. Оставь это для  твоего  нынешнего  начальства,  -
усмехнулся Герасимов, отошел от стола, уселся в кресло. Райский заметил, что
генерал не так плох, как кажется, и если  срывается,  то  моментально  берет
себя в руки.
   - Давай-ка, брат, отчитайся мне о проделанной работе, как в старые добрые
времена, - тут он даже подмигнул и как будто совсем  приободрился.  Райскому
вдруг показалось, что все вернулось лет на  пять  назад,  и  он,  тогда  еще
подполковник, застигнут врасплох  в  вожделенном  кресле  своего  начальника
генерала Герасимова и ждет крепкой генеральской выволочки, словно мальчишка.
Он отбросил ручку, она покатилась  по  столу  и  бесшумно  упала  на  ковер"
Райский не стал ее поднимать. - Владимир Марленович, - сказал он медленно, с
легким укором, - у меня есть вполне конкретный план операции. Однако то, что
я задумал, требует времени. Я не стал посвящать вас в  свои  замыслы  просто
потому, что на сегодня у меня нет абсолютной уверенности в  результатах.  Но
поверьте, план хороший, надежный.
   - Слова! Все это слова, Миша, - покачал головой Герасимов, - подумай, что
ты сейчас сказал. Ты не уверен в результатах, но план надежный. У тебя стало
плохо с логикой. Устал, что ли? - Дело  не  в  моей  усталости,  -  вздохнул
Райский, - просто вы, товарищ генерал, не хотите понимать главного. Если  бы
я не взял ситуацию под контроль, ваш  сын