и не заведешь себе подружку-утешительницу?
   Вопрос оказался поистине философским. Олег вместо ответа  устроил  долгий
нудный бойкот, неделю с ней не разговаривал и для этого специально  взял  на
работе больничный, целыми днями лежал на диване, уставившись в телевизор,  и
на приглашение к ужину не откликался. Няня Марина, молчаливая свидетельница,
потихоньку рассказала Юле, что  волноваться  не  стоит,  Олег  Михайлович  с
голоду не умрет, потому что днем, когда Юля на работе, а они с Шурой  уходят
гулять, он очень хорошо кушает.
   Когда  бойкот  как  воспитательная  мера  себя   исчерпал,   Олег   решил
использовать тяжелую артиллерию. После нежного трогательного  примирения  он
сказал, что теперь ему ясно, в чем состоит их главная проблема. Надо  срочно
завести второго ребенка и  на  этот  раз  непременно  мальчика,  потому  что
мужчина не может считать ребенка-девочку своим истинным продолжением.
   - Олег, на что мы будем жить, если я брошу работу? - спросила Юля.
   - Ты хочешь сказать, что мы сейчас живем на твои деньги? - спросил  он  в
ответ.
   Она совсем не хотела этого говорить, она не собиралась ранить его  нежное
мужское самолюбие и произносить вслух то, что являлось грубой  правдой:  его
зарплаты в поликлинике едва хватало ему лично на  сигареты,  потому  что  он
предпочитал курить дорогие. На сигареты хватало, но ни на что больше.
   - Если я уйду из клиники на полтора года, меня могут и не принять  назад,
- осторожно заметила она.
   - А ты и не вернешься туда, утешил он, ласково погладив ее по  голове,  -
ты станешь наконец нормальной женой и мамой, будешь сидеть дома, и все у нас
будет хорошо. Я очень тебя люблю, Юляша, ты моя  единственная  и  главная  в
жизни женщина.
   - Олег, я тебя тоже очень люблю, но я не смогу  жить  без  своей  работы,
если буду сидеть дома и стирать пеленки, я просто свихнусь.
   -  Какие  пеленки,  Юляша?  -  засмеялся  он.  -  Теперь  все  пользуются
памперсами.
   "Какие памперсы, Олег? Если я не буду работать, нам не  хватит  на  самую
простую еду и на квартплату", - подумала Юля, но не стала говорить этого.
   - Значит, второго ребенка ты не хочешь? - подвел он трагический  итог.  -
Значит, ты и дальше намерена жить исключительно для себя, любимой?
   Она опять промолчала и ушла спать к Шуре. Потом они прожили еще три года,
в течение которых Юля не раз  предлагала  Олегу  найти  себе  другую,  более
достойную женщину,  способную  жертвовать  собой  и  рожать  сколько  угодно
мальчиков. Но он категорически  не  соглашался,  он  упрямо  приходил  домой
каждый вечер, и слушал Юлины разговоры по параллельному телефону, и  страшно
внимательно заглядывал ей в глаза, когда она возвращалась поздно, караулил у
дома, прячась за угол, чтобы подсмотреть, кто провожает ее домой.
   Иногда они мирились и он рассказывал ей, какая злыдня главный врач в  его
поликлинике, какая стерва сидит в регистратуре, какие идиотки-бабки донимают
его со своими радикулитами, в какое кошмарное время мы живем, как  чудовищно
растут цены, страной правят бандиты и взяточники,  а  их  дочь  Шура  растет
совершенно не правильным человеком и наверняка плохо кончит, потому что  уже
сейчас вообще не уважает отца. Вот если бы она родилась  мальчиком,  то  все
было бы иначе, однако это ничего, как говорится, первый блин всегда комом.
   Настал момент, когда разводу мешал исключительно квартирный вопрос.  Жить
вместе  стало  невыносимо,  но,  чтобы  разойтись,  надо  было   разменивать
двухкомнатную квартиру. Олег этим заниматься не желал. Юля  была  готова  но
ведь не сегодня, не сию минуту и не завтра  потому  что  сегодня  сразу  две
операции, завтра придется весь день просидеть на приеме,  в  четверг  у  нее
практиканты и опять операция, а  в  пятницу  она  читает  лекции  на  курсах
повышения квалификации, и просветов  не  видно.  Но  главное,  Юля  все  еще
обманывала себя, что когда-нибудь Олег опомнится,  что  по  самому  большому
счету  он  хороший  человек,  любит  ее  и  Шуру,  просто   выбрал   не   ту
специальность, и вся жизнь кувырком.
   Прошел еще год. Юлина старшая сестра Александра, человек предприимчивый и
решительный, нашла толкового агента, дала Юле в долг  недостающую  сумму,  и
вскоре  Олег   стал   владельцем   приличной   однокомнатной   квартиры   на
"Войковской", а Юля с Шурой остались в своей родной, двухкомнатной.
   - Конечно, получается бред, - говорила сестра Александра, для того  чтобы
избавиться от мужика, ты купила ему квартиру. Но спокойствие дороже денег.
   Юля была с ней совершенно согласна.
   Осталось только официально оформить развод и пережить суд. На суде  Олега
прорвало так, что вспоминать тошно. Но за все надо платить, моя  дорогая,  и
за свободу тоже, причем не только деньгами.
   После суда, казалось, все кончено. Но Юля жестоко  ошиблась.  Олег  вдруг
воспылал необычайной отцовской любовью к ребенку второго сорта,  к  "блину",
который получился "комом". Он приходил к Шуре в  школу,  обращался  прямо  к
директору и требовал, чтобы ему  предоставили  возможность  видеться  с  его
дочерью. Вместо того чтобы  жениться  на  "правильной"  женщине  и  поскорей
нарожать мальчиков, он с мрачным  упрямством  таскал  головешки  с  пожарища
своей прошлой семьи. Ладно бы, если бы он их просто  таскал  и  складывал  в
кучку. Нет, он швырял их  в  Юлю  и  Шуру,  окончательно  уничтожая  остатки
жалости и уважения к себе.
   Не стоило, совсем не стоило ворошить все это сейчас, но так получилось.
   Юля подъехала  к  стоянке  перед  клиникой  окончательно  раздраженная  и
уставшая с утра от одних только воспоминаний. А впереди был целый день.

Глава 15

   "Меня  преследует  маньяк,  -  повторял  про  себя   Стас,   выезжая   из
отвратительного  серого  района,  -  ну  конечно,  все  очень  просто.  Юрка
Михеевманьяк. Он отсидел за убийство, и вполне логично, что у  него  поехала
крыша. К тому же алкоголь. Белая горячка".
   Оказавшись в ярком ночном центре Москвы, на знакомых  чистых  улицах,  он
почти успокоился. В голове у него выстроилась определенная схема.  Он  знал,
что  отец  попросил  заняться  расследованием  своего  бывшего  подчиненного
полковника ФСБ Михаила Евгеньевича Райского. Дело об  убийстве  шофера  Гоши
перейдет к нему, потому что, конечно же, это звенья одной цепи  -  покушение
на жизнь Стаса и убийство его  шофера.  Вот  пусть  полковник  и  обезвредит
маньяка, опасного не только для него, Стаса, лично,  но  и  для  общества  в
целом. Стас готов оказать ему в этом посильную помощь.
   Он уже заранее отрепетировал первую фразу,  которую  скажет  отцу,  когда
мама ляжет спать и они останутся наедине. Сурово сдвинув брови,  он  тихо  и
деловито произнесет: "Значит так, папа, я все понял. Мне надо встретиться  с
Михаилом Евгеньевичем".
   Отец убедится, что все это время он не просто слонялся по Москве, вырубив
телефон и прячась у своих баб.  Он  действовал  как  настоящий  мужчина.  Он
провел самостоятельное расследование. Теперь ему  известно,  кто  хочет  его
убить, кто убил Гошу и заблокировал карточки. Как умный  человек,  он  сразу
усмотрел  в  действиях  преступника  полное  отсутствие  логики   и   сделал
единственно верный вывод.
   "Папа, теперь я знаю,  что  это  маньяк.  Ты  не  согласен  со  мной?  Ты
считаешь, что одному человеку такое не по силам, а маньяк всегда действует в
одиночку  и  не  нанимает  кого-либо,  чтобы  к  машине   жертвы   прицепили
взрывчатку?  Вот  тут  ты  ошибаешься.  Во-первых,  взрывчатку  он   пытался
прицепить сам лично. Откуда ты взял, что их было двое? Нет, я отлично помню,
что я говорил следователю. Но я также помню, в каком я  был  состоянии.  Да,
представь, у меня двоилось в глазах.
   А во-вторых... Мать твою, что же во-вторых?"
   Стас въехал в тоннель, ведущий к Смоленской площади, попал из  темноты  в
сизый мертвенный свет, увидел в зеркальце свои безумные,  красные  глаза,  и
вдруг понял, что все  не  так.  Стоит  только  его  отцу,  а  вслед  за  ним
полковнику Райскому задать ему несколько  конкретных  вопросов,  и  вся  его
версия о Юрке-маньяке развалится.
   От Смоленской площади до дома его родителей  было  пять  минут  езды.  Он
обещал приехать в двенадцать, но получилось раньше.
   Наталья Марковна кинулась сыну на шею и долго  не  отпускала,  не  давала
раздеться, гладила по голове, целовала и повторяла плачущим слабым голосом:
   - Мальчик мой, сыночек...
   Из гостиной вышел отец и молча прислонился плечом к дверному косяку.
   - Привет, папа, - сказал Стас, осторожно отстраняя Наталью Марковну.
   - Тебе звонила Эвелина, - равнодушно сообщил отец, - она  просила,  чтобы
ты перезвонил ей сразу же, как появишься.
   - Обойдется! - рявкнул Стас, скинул куртку и повесил на вешалку.  -  Мам,
ты говорила, есть борщ.
   - Нет, не обойдется, - Владимир Марленович подошел к сыну вплотную и взял
его за руку выше локтя, как делал это в детстве, когда собирался наказать, -
Эвелина - женщина, у которой ты ночевал, с которой был  в  ресторане  в  тот
вечер, когда убили Гошу. Напряги свои куриные мозги  и  пойми  наконец,  что
происходит.
   - Откуда ты знаешь,  кто  такая  Эвелина?  -  хрипло  прошептал  Стас,  с
ненавистью глядя на отца. - Знаю и все. Сейчас ты ей позвонишь, а  потом  мы
вместе к ней поедем.
   - Куда вы поедете, Володя? Поздно, двенадцатый час, - запричитала Наталья
Марковна, но генерал даже не взглянул в ее сторону.
   - Вот телефон. Звони, - он достал из кармана домашней  фланелевой  куртки
радиотелефон и протянул Стасу.
   - Я не помню номер наизусть. А записную книжку я оставил дома.  Папа,  не
сходи с ума. Эвелина  дура,  истеричка,  ей  пришла  в  голову  какая-нибудь
глупость... Но отец уже нажимал кнопки Стас понял,  что  номер  Эвелины  он
предусмотрительно внес в память аппарата.
   - Эвелина Геннадьевна? Еще раз добрый вечер. Это Герасимов. Да, он здесь,
но он не в состоянии разговаривать. Он попросил, чтобы вы все сообщили  мне.
Да, конечно, такой разговор нельзя вести по телефону. Мы приедем вместе. Где
вы живете? Да, я записываю, - он кивнул Наталье Марковне, она тут  же  взяла
карандаш. Генерал повторил  вслух  адрес,  генеральша  записала  в  блокнот,
который лежал на столике в прихожей. - Думаю, мы будем у вас через  полчаса,
не позже.
   Спасибо. До встречи. - Владимир Марленович отложил телефон и, не взглянув
на Стаса, ушел в комнату. Стас ринулся за ним.
   - Папа, в чем дело?
   - Ты разве не понял? - Генерал вошел в  спальню,  снял  домашнюю  куртку,
бросил на спинку кровати, достал из шкафа  свитер,  натянул  его  на  старую
ковбойку. - Я еду к твоей Эвелине. А ты  как  хочешь.  Можешь  оставаться  и
жрать борщ.
   - Володя, хотя бы переодень брюки, - сказала генеральша.
   Генерал стал снимать спортивные трикотажные  штаны,  запутался,  чуть  не
упал. Лицо его налилось бурой краской,  он  громко,  тяжело  дышал  и  вдруг
мучительно скорчился.
   - Володенька, что с  тобой?  -  генеральша  подхватила  его  под  локоть,
усадила на кровать, присела перед ним на корточки и  помогла  избавиться  от
штанов.
   Генерал сидел, согнувшись пополам, сдавленно стонал и держался за  живот.
Он выглядел беспомощным и жутко старым. На нем были широкие сатиновые  трусы
в горошек, из-под свитера торчала клетчатая ковбойка.
   - Наташа, что-нибудь от живота... очень болит живот, - жалобно  прохрипел
он.
   Генеральша бросилась на кухню за лекарствами.
   - Папа, может, врача вызвать? - спросил  Стас,  глядя  сверху  на  потную
лысину отца.
   - Нет... Сейчас пройдет, и мы поедем...
   - Никуда ты не поедешь, Володя.  Прими  лекарство  и  ложись,  -  Наталья
Марковна влила ему в рот столовую ложку белой, густой, как сливки, жидкости,
- а ты, - обратилась она к сыну, - давай  отправляйся  к  своей  Эвелине,  и
сразу назад, понял?
   - Мама, надо срочно вызвать врача, так нельзя, посмотри, как ему плохо. Я
никуда не поеду, я не  могу  оставить  отца  в  таком  состоянии,  -  нервно
забормотал Стас.
   - Ты поедешь, сынок,  -  Наталья  Марковна  бережно  уложила  генерала  и
накрыла его пледом, - ты поедешь, вернешься и расскажешь, что  произошло  на
этот раз.
   - Он опять исчезнет, - пробормотал генерал, - я  ему  не  верю.  Мне  уже
лучше. Это просто гастрит. Я полежу немного и поеду с ним.
   - Никуда он не денется, лежи спокойно, Володя, отдыхай. - Она  подошла  к
Стасу и посмотрела ему в глаза,  но  уже  без  всякого  умиления,  жестко  и
холодно.
   - Ты понял, сынок? Ты поедешь, выяснишь, что произошло, вернешься  и  все
расскажешь. А чтобы у тебя не было соблазна опять  исчезнуть,  тебя  повезет
Николай.
   - Мама, что за бред! - закричал Стас. - Я поеду на своей машине. Я никуда
не собираюсь исчезать!
   - Не ори, - Наталья Марковна нахмурилась, - тебя повезет Николай, туда  и
обратно, -  она  взяла  телефон,  набрала  номер  и  совсем  другим,  мягким
приветливым голосом произнесла:
   - Коля, поднимитесь, пожалуйста.
   Николай был одним из генеральских шоферов-телохранителей. Стас понял, что
ему не отвертеться. Шофер появился через пару минут, мрачный тупой  амбал  с
выбритым затылком и свинцовым взглядом. Наталья Марковна вручила ему  листок
с адресом и что-то прошептала на ухо.
   Оказавшись на заднем  сиденье  отцовского  "Мерседеса",  Стас  закурил  и
произнес небрежно в бритый бычий затылок:
   - Ну что, Коля, тебе приказано меня охранять или за мной следить?
   - По обстоятельствам, - ответил .механический бас.
   Через двадцать минут они подъехали к дому Эвелины. Коля вышел из  машины,
открыл заднюю дверь, достал из кармана крошечный пульт-брелок,  заблокировал
двери и включил сигнализацию.
   - Эй, алло, что за дела? - крикнул Стас. - Я сам дойду  до  квартиры.  Ты
лучше следи, чтобы к машине не прицепили какую-нибудь дрянь.
   Николай ничего не ответил и мягко взял его за локоть. Стас вырвался и тут
же угодил ногой в глубокую лужу.
   - Аккуратней! - хладнокровно прорычал шофер.
   Они подошли к подъезду. Стас набрал код, проскользнул внутрь и  попытался
захлопнуть дверь у Николая  перед  носом.  Не  тут-то  было.  Железная  рука
придержала дверь, и бугай оказался внутри.
   - Эй, ты куда?
   - До квартиры.
   Возмущаться и качать права перед этим быдлом Стас считал невозможным.  Он
только спросил с небрежной усмешкой:
   - Надеюсь, внутрь тебе не приказали зайти?
   - По обстоятельствам.
   Эвелина долго не открывала.. Стас обрадовался.  Ну  конечно,  она  успела
смыться куда-то, и значит, ее звонок полнейшая чушь. Но тут послышались шаги
за дверью, потом тишина. Он понял, что она смотрит в дверной глазок. Наконец
Дверь открылась.
   Эвелина стояла перед ним, длинная,  прямая,  в  джинсах  и  узком  черном
свитере.
   - Привет, - Стас потянулся, чтобы поцеловать ее  в  щеку,  но  она  резко
отстранилась и, окинув взглядом Николая, застывшего у него спиной, спросила:
   - Кто это?
   - Телохранитель. Он подождет за дверью.
   - Где твой отец?
   - Ему стало плохо. Слушай, Линка, в  чем  дело?  Какого  хрена  ты  стала
звонить моим родителям? Откуда вообще у тебя их телефон?
   - Как вас зовут? - обратилась она к шоферу, неприятно игнорируя Стаса.
   - Николай, - представился хладнокровный громила.
   - Вы работаете на него или на Владимира Марленовича?
   - Я охраняю генерала.
   - Отлично. Какие-нибудь документы есть у вас?
   Коля протянул ей удостоверение службы безопасности банка. Она внимательно
взглянула на фотографию, потом на Колю, кивнула и отдала ему документ.
   - Спасибо. Войдите, пожалуйста, и закройте дверь.
   - Линка, что за спектакль? Ты  можешь  объяснить  по-человечески,  в  Чем
дело?
   - Пойдемте в комнату. Вы оба. Обувь можете не снимать.
   Оказавшись в гостиной, Стас тут же плюхнулся в кресло и достал  сигареты,
показывая всем своим видом, что совершенно не  волнуется  и  чувствует  себя
здесь как дома. Коля встал посреди комнаты, широко расставив ноги  и  цепким
взглядом осматривая все вокруг. Эвелина подошла к книжным полкам, присела на
корточки.
   - Слушай, у тебя что, тиражи упали? обратился Стас к ее  худой  спине.  -
Или тебе опять нахамили в твоем издательстве?  Да  в  чем  дело?  Ты  можешь
наконец объяснить?
   Она молча шарила на нижней полке за книгами и не повернула  головы.  Стас
поперхнулся дымом и тяжело закашлялся. Из глаз потекли слезы.
   - Линка, дай воды, - прохрипел он, - скорее дай воды!
   Она распрямилась, резко, как отпущенная пружина, и повернулась. В руках у
нее был полиэтиленовый пакет.  Внутри  лежало  что-то  тяжелое,  темное.  Не
обращая внимания  на  Стаса,  который  буквально  захлебывался  кашлем,  она
шагнула к Николаю.
   - Вот это я нашла сегодня за книгами, когда пылесосила квартиру.
   В пакете был пистолет.

***

   Петр Аркадьевич Мамонов рассказал Юле, что по просьбе Железного Феликса в
клинике  устроили  импровизированный  филиал  Лубянки.  Анжелу   под   видом
дежурного врача посетила милая, чрезвычайно любезная женщина,  капитан  ФСБ.
Впрочем, у нее было высшее  медицинское  образование,  она  вполне  грамотно
сыграла свою роль.
   Кроме того, палату Анжелы утыкали "жучками", и все,  что  там  говорится,
тут же становится известно полковнику Райскому.
   - Откуда вы знаете? - прошептала Юля в лохматое ухо Петра Аркадьевича.
   - Слава Богу, знаю. У нас все-таки частная  клиника,  надежная  охрана  и
случайного человека в стационар не  пустят.  Полковнику  пришлось  поставить
меня в известность.  Он  показал  мне  санкцию  прокурора.  Они  ищут  особо
опасного преступника, террориста, который как-то связан  с  этой  несчастной
певичкой Анжелой. Я, старый идиот, сам лично привез  ее  к  нам  в  клинику,
попросил, чтобы вы ее оперировали, а она, оказывается, дружит с бандитами.
   - Ничего, Петр Аркадьевич, полковник Райский нас защитит.  А  видеокамеры
нет? - спросила Юля чуть громче, с глупой усмешкой.
   Мамонов отчаянно замахал на нее руками,  сделал  страшные  глаза,  прижал
палец к губам и зашептал:
   - Умоляю, деточка, тише! Я не знаю, вероятно, есть.
   "Стало быть, чеченец существует, -  подумала  Юля,  -  ну  что  ж,  одним
враньем меньше. Уже приятно". Каждого охранника доктор  Тихорецкая  знала  в
лицо и по имени, и все они знали ее. Спустившись  на  первый  этаж,  она  не
спеша  подошла  к  стойке,  за  которой  сидел  крепкий  молодой  человек  в
камуфляже. Справа от него был большой мерцающий экран, поделенный  на  шесть
секций по количеству коридоров. Первые три этажа -  амбулаторное  отделение,
остальные - стационар.
   Охранник был незнакомый. Он сидел, отвернувшись от экрана и глядя куда-то
вниз. Куда именно, Юля понять не могла, мешал барьер стойки.
   - Добрый день. Вы у нас новенький?
   - Здрас-сте, - мрачно кивнул он в ответ.
   - Моя фамилия Тихорецкая. Для меня тут должен лежать конверт.
   - Сегодня никто ничего не оставлял.
   - Посмотрите, пожалуйста. Его могли оставить вчера,  позавчера,  три  дня
назад. Я была в командировке.
   - Хорошо, я посмотрю.
   Пока он копался на  столе,  Юля  наблюдала  за  экраном.  Во  всех  шести
коридорах шла обычная субботняя жизнь. Приема по  выходным  не  было,  но  в
амбулаторию приходили больные на процедуры, почти все кабинеты работали.  На
третьем она увидела дверь своего кабинета. Оттуда  вышла  Вика  и  танцующей
походкой  направилась  в  конец  коридора,  в  ординаторскую.   На   полпути
остановилась, подняла халат и подтянула колготки. На втором, возле  кабинета
Мамонова, сидели трое мужчин, не похожих ни на больных,  ни  на  врачей.  По
коридору четвертого этажа везли больного на каталке из операционной.
   - Для вас ничего нет, - мрачно сообщил охранник.
   - Не может быть. Вы плохо смотрели. Давайте-ка я сама, -  Юля  решительно
зашла за стойку.
   - Эй, сюда нельзя - Охранник вскочил и преградил, ей путь.
   - Не волнуйтесь, молодой человек, я только на секундочку, мне должны были
прислать  конверт  с  рентгено