любовнику - сорок, не меньше.
   - Да ты что! А ты его разве видела?
   - Приходил, - кивнула Галина,  -  только  опоздал.  Она  уже  уехала.  Он
красивый такой, представительный мужчина, сам седой весь, но  лицо  молодое.
Черную свою иномарку на углу оставил, подходит к калитке,  спрашивает,  мол,
не живет ли у вас Маша из Москвы. А я ему - уехала, говорю, ваша Маша, а  вы
кто ей будете? А он... Ну ты представляешь, он мне заявляет: я ей  любовник.
Ну прям хоть стой, хоть падай.
   - Так и сказал?!
   - Прямо так и ляпнул! - Хозяйка выразительно  поджала  губы.  -  А  потом
развернулся и пошел к своей иномарке.
   - Так  они  и  не  встретились?  -  сокрушенно  покачала  головой  Тамара
Ефимовна. - Так и разминулись?
   - Чего не знаю, того не знаю. Она,  когда  деньги  потребовала,  сказала,
мол, в Москву хочет ехать, домой. Наверное, уехала. А он ее искал.
   - А он-то сам местный или тоже отдыхающий?
   - Вот этого я не поняла. Я номеров-то не разглядела, машина ведь на  углу
стояла. Только видела, что машина черная. Случается ведь, люди из  Москвы  и
на машинах сюда приезжают.
   - Да, интересная у тебя жизнь,  -  вздохнула  Тамара  Ефимовна,  -  прямо
страсти кипят.
   - И не говори, Тома, и не говори!
   Вернувшись к себе через полчаса, Тамара Ефимовна рассказала Константинову
о Маше Кузьминой  все,  что  узнала  от  соседки.  Но  никакой  ясности  эта
информация не прибавила.

***

   В  большой  пляжной  сумке  Матвея  лежали  запасные  плавки,  полотенце,
свернутый надувной матрац и велосипедный насос.  Когда  полковник  увидел  с
балкона своего номера короткую круглую фигуру в белых  шортах,  шагавшую  по
аллее к пляжу, он тут же начал собираться.
   - Я с тобой! - сказал Арсюша, увидев, как Глеб кладет полотенце в сумку.
   - Хорошо, - кивнул полковник и предусмотрительно бросил в пакет вместе  с
полотенцами том Конан Доила - стоило подсунуть его Арсюше, и он забудет  обо
всем и не поплывет с Глебом до буйков.
   Один раз  они  искупались  вместе,  потом  Константинов  растер  мальчика
полотенцем, надел кепку на его  светло-русую  голову  и  положил  перед  ним
книгу, которую Арсюша тут же раскрыл на заложенной странице.
   Посидев несколько минут рядом с сыном, подождав, пока Матвей надует  свой
матрац велосипедным насосом и спустит его на воду, Глеб не спеша поднялся.
   - Пожалуй, я окунусь еще разок.
   - Ага, - ответил Арсюша, не отрываясь от книги. Доплыв  до  буйка,  возле
которого уже покачивался на матраце Матвей, полковник тихо спросил:
   - Ты не слишком разошелся со своим журналистским расследованием?
   - Азарт - великое дело, - улыбнулся Матвей, - наведался  я  вчера  к  той
старушке,  которая  труп  обнаружила.  Автобусом  поехал,  вместо  камеры  с
оператором привез водки с колбасой. Как я и думал, старушка видела не только
труп, но и тех, кто его принес и положил. Их оказалось двое,  в  камуфляжных
жилетах. Следователю бабушка ничего не сказала, испугалась, и  говорить  уже
не собирается. Так вот, эти двое бросили труп в  вишневой  пижаме  у  пня  и
быстро ушли к  шоссе,  где  их,  вероятно,  ждала  машина.  Машину  бабушка,
конечно, не видела, но слышала шум мотора.
   - Те двое могли ее видеть?
   - Если б видели, я бы с ней вряд ли сумел вчера  побеседовать.  Имели  бы
два трупа в роще. У меня все, Глеб Евгеньевич.
   - Спасибо, Мотя. Ты-то сам что думаешь?
   - Я? Я думаю, чеченцы его и прикончили. Что-то там случилось,  чем-то  он
им не угодил, а они ведь люди горячие.
   - Может быть, может быть...  -  задумчиво  произнес  Константинов.  -  Ты
теперь затихни на недельку, займись  чем-нибудь  другим.  А  лучше  всего  в
командировку съезди куда-нибудь.
   - Я бы съездил, а вы как же?
   - Ничего, Матвей, я теперь уже сам, - он  улыбнулся,  -  все,  счастливо!
Будь сейчас поосторожней, очень тебя прошу, - и он поплыл к берегу, а Матвей
на своем матраце так и остался покачиваться у буйков с закрытыми глазами.
   Арсюша читал Конан Доила, не отрываясь.
   - Эй, ты здесь не сгорел? - спросил Глеб,  притрагиваясь  к  его  горячей
спине. - Может, пойдем, мама нас уже ждет?
   - Да, сейчас, - ответил Арсюша, не поднимая глаз.
   - Пойдем, сейчас солнце самое  тяжелое.  Окунись  разок,  а  я  пока  все
соберу.
   - Ладно, - Арсюша неохотно оторвался от книги, пробежал,  поджимая  ноги,
по раскаленным камням пляжа к воде, нырнул пару раз. Долго  плавать  ему  не
хотелось, он остановился на  самом  интересном  месте  рассказа  о  пляшущих
человечках. Поэтому он почти сразу вернулся, наспех вытерся,  сунул  ноги  в
шлепанцы.
   - Не хочешь переодеться? - спросил Глеб.
   - Так дойду. До корпуса два шага. Они уже почти подошли к дверям корпуса,
когда Арсюша посмотрел на руку и охнул:
   - Глебушка, ты часы мои клал в пакет?
   - Нет. Я их вообще не видел.
   - Ну все! Я их забыл там, на пляже.
   Арсюша очень дорожил своими первыми в жизни часами. Мама подарила их  ему
на десятилетие. Они были с  будильником  и  с  крошечным  калькулятором.  Он
побежал на пляж  сломя  голову,  а  Глеб  остался  ждать  на  аллее.  Арсюша
отсутствовал довольно долго, и он решил пойти за сыном, помочь искать часы.
   Арсюша стоял и смотрел на море. Часы красовались у него на руке.
   - Глебушка, - сказал он тихо, - смотри, там пустой матрац плавает.
   Полковник увидел за буйками пустой матрац Матвея. Оглядевшись, он заметил
на лежаке знакомую пляжную сумку. Самого Моти нигде не видно.
   Пока искали спасателей, пока спускали на воду и заводили катер, полковник
успел нырнуть раз пять, проплыть под водой у буйков туда и обратно. Вместе с
ним в море бросились двое мужчин, загоравших на пляже. Остальные  отдыхающие
бестолково толпились, отпуская реплики: "Какой ужас!", "Кошмар!", "Надо же!"
   Вынырнув в очередной раз,  полковник  заметил  на  берегу  Лизу  рядом  с
Арсюшей. Они стояли, обнявшись, и ждали, когда он выйдет из воды.
   Тело Матвея нашли через  четыре  часа.  Его  отнесло  течением  далеко  в
сторону, к одному из окраинных пляжей. В поисках активное участие  принимали
водолазы из Научно-исследовательского  института  морских  млекопитающих,  с
раннего утра работавшие неподалеку от пляжа санатория.
   - Знаете, сколько у нас за  лето  бывает  утопленников?  -  спросил  врач
"Скорой".
   - Знаю, - кивнул полковник, - но погибший отлично плавал.
   - Товарищ полковник, вы с ним знакомы? - услышал Константинов  за  спиной
чей-то голос.
   Для того чтобы пройти за ограждение, которым зачем-то оцепили пляж, Глебу
пришлось показать свое удостоверение.
   - Да, - кивнул он задавшему вопрос младшему лейтенанту милиции, - я был с
ним знаком. Его ведь вся область знала, и не только.
   - Тонут чаще всего те, кто хорошо плавает, - заметил врач "Скорой", -  то
ногу сведет, то сердечный приступ в воде. Обычное дело, мы уже  привыкли.  А
то уснет человек на матраце, упадет в воду и тут же  захлебывается.  Недаром
плавать на матрацах за буйки категорически запрещается.
   Уходя, Глеб почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он оглянулся.
На него смотрел парень лет двадцати двух, в резиновом водолазном  костюме  -
один из наемных водолазов НИИ морских млекопитающих.

***

   Далеко за полночь Константинов и Белозерская сидели вдвоем на  освещенном
балконе. Арсюша давно спал в соседнем номере, Глеб курил,  глядя  в  темноту
санаторного сада, Лиза сосредоточенно вязала.
   - Пошли спать, - тихо сказал Константинов, -  поздно  уже.  Ты  испортишь
глаза, свет очень слабый.
   - Глебушка, - прошептала Лиза, быстро двигая спицами,  -  неужели  нельзя
просто послать подразделение спецназа в эти проклятые горы и  разгромить  их
вонючие базы к чертовой матери?
   - Надеюсь, скоро можно будет. Только Матвея уже не вернешь.
   И тут послышался тихий  свист.  На  этот  раз  Юраш  Лазарев  высвистывал
Траурный марш Шопена. Константинов  не  стал  отвечать  свистом,  как-то  не
хотелось. Он просто спустился вниз.
   -  Ну,  что  скажешь,  полковник?  -  усмехнулся  Юраш,  присаживаясь  на
скамейку.
   - Я бы тебя  хотел  послушать,  полковник,  -  ответил  Глеб  без  всякий
усмешки.
   - А что меня слушать? Мои никто к офису близко не подходили в тот  вечер.
Я, конечно, и думать не смею, что это ваша работа. Но ты мне все-таки  скажи
прямым текстом, мол, нет, Юраш, это не наша работа. А то  мой  герр  генерал
требует подробного отчета.
   - Нет, Юраш, Иванова убрали не мы. Но и ты мне,  будь  добр,  скажи  тоже
прямым текстом - что  это  не  ваша  работа.  Ведь  мой  генерал  тоже  ждет
подробностей.
   - Не наша, - покачал головой Лазарев, - а  жаль.  Тонкая  работа,  просто
отличная. Особенно мне понравилась вся эта путаница с рыжей  красоткой  и  с
молодежной газетой "Кайф". Хотел бы я знать, кто с нами и с вами так успешно
конкурирует. Ведь и мы, и вы тоже должны были комсомольца тихо арестовать. У
вас как, доказательств-то хватало? - А у вас?
   - А у нас в квартире газ! - засмеялся Юраш. -Слушай, Глебушка, теперь уже
все  равно,  удовлетвори  мое  здоровое  любопытство.  Вы  ведь  знали,  кто
конкретно из чеченцев оплатил предвыборную кампанию комсомольца?
   - Не думаю, что любопытство - здоровое чувство. И вообще, Юраш, о мертвых
или хорошо, или ничего. Стоит ли поминать несчастному Иванову его  чеченские
грехи? Пусть земля ему будет пухом.
   - Ладно, Глебушка, бог с ним, с комсомольцем. А как насчет твоего Матвея?
Про его безвременную кончину что скажешь?
   - Скажу одно: я уверен, ваши люди не работали сегодня с  раннего  утра  в
бригаде наемных водолазов НИИ морских млекопитающих.
   - Ты думаешь, он не сам утонул? - удивленно поднял брови Юраш.
   - Ты тоже так думаешь.
   - Что теперь гадать? Ведь не докажешь уже ничего. Как говорится, концы  в
воду. Ужас, что творится, - сокрушенно покачал головой Лазарев, -  кандидата
в губернаторы находят в роще в  одной  пижаме  с  пулей  в  затылке,  лучший
журналист области тонет в море  среди  бела  дня,  на  глазах  у  нескольких
десятков отдыхающих, а мы с тобой, два полковника, ну ничего не знаем.
   - И не говори, - согласился Константинов, - действительно, ужас.

Глава 19

   К полудню городской рынок превращался в гудящее,  орущее,  бурлящее,  как
кипяток,  человеческое  море.  Совсем  близко  светилось  на  солнце   море,
настоящее,  спокойное  и  прохладное.  А  здесь,  на  рынке,  жара  казалась
нестерпимой, хотелось вырваться из толкучки и убежать на пляж.
   Крепко  держа  Арсюшу  за  руку,   полковник   Константинов   шел   вдоль
бесконечного мясного ряда, где были разложены  дымящиеся  ломти  еще  теплой
красной говядины, розовой  свинины  и  темно-вишневой  баранины.  На  крюках
висели  бледные  молочные  поросята  и  синеватые  кролики  с  неободранными
пушистыми лапками.
   - Глебушка, пойдем отсюда, пойдем на пляж! - канючил Арсюша.
   - Ты же хотел домашней колбасы, давай  уж  купим.  Обидно  полчаса  здесь
протолкаться и уйти с пустыми руками.
   Продавцы громко зазывали всех проходивших  мимо  и  потряхивали  тяжелыми
кусками мяса над прилавками.
   -  Я  уже  не  хочу  никакой  колбасы,  -  ворчал  мальчик,  -  я   лучше
вегетарианцем стану.
   Полковник нес два тяжелых пакета с фруктами,  пот  лился  градом,  тонкая
рубашка промокла насквозь.
   - Давай хотя бы сала  купим,  хорошего  деревенского  сала,  розового,  с
прожилочками, - уговаривал он.
   - Мама говорит, сало есть вредно.
   - Для мамы вообще все вредно. Ты же у нас не балерина.
   - Ну, пожалуйста, Глебушка, пойдем. Я устал.
   - Ладно, - сдался Константинов, - обойдемся без сала и колбасы.
   Елизавета Максимовна должна была ждать их в  небольшом  открытом  кафе  в
центре рынка. Пока Глеб с сыном покупали продукты, она отправилась к рядам с
колониальными товарами, собираясь купить Арсюше новые плавки, пару  маек,  а
себе - пляжные шлепанцы и шпильки для волос.
   Быстро справившись с покупками, Лиза отправилась в кафе. С чашкой кофе  и
стаканом сока она уселась за пустой столик в углу.
   Толпа обтекала кафе с двух сторон. Под широким полосатым тентом  жара  не
так  сильно  донимала.  Лиза  успела  устать  от  толчеи  вещевых  рядов.  С
удовольствием откинувшись на  неудобную  спинку  пластмассового  стула,  она
отхлебнула ледяной яблочный сок и вдруг услышала, как  кто-то  зовет  ее  по
имени-отчеству. Она огляделась и увидела, как входит в кафе ее ученица, дочь
приятельницы балерины Маша Кузьмина.
   За тот месяц, который Белозерская ее  не  видела,  девочка  похудела  еще
больше и не то чтобы повзрослела, но как-то неуловимо изменилась.  Появилась
какая-то мягкость, женственность, что-то совсем  новое.  "Как  быстро  чужие
дети растут", - успела подумать Лиза и тут заметила рядом с  Машей  высокого
седого господина лет сорока -  широкие  плечи,  умные,  насмешливые  голубые
глаза, твердая линия рта. "О господи! - испугалась  Лиза.  -  Вот  оно  что.
Роман у Машеньки. Роман с человеком, который старше ее  раза  в  два.  Такие
редко остаются неженатыми, и дети есть наверняка. Неужели она  с  ним  здесь
познакомилась?"
   - Елизавета Максимовна, - Маша отступила на шаг, - это  Вадим.  Мой...  -
она запнулась, - мой друг.  Вадим,  это  моя  учительница  балета  Елизавета
Максимовна.
   "Интересно, что скажут Машины родители? Здесь не просто  роман,  они  оба
чуть не светятся, фосфоресцируют изнутри".
   - Очень приятно, - сказала она вслух и пожала сухую, сильную руку.
   - Машенька, зачем тебе толкаться со мной у прилавков? - спросил Вадим.  -
Я куплю все сам, а ты посиди здесь с Елизаветой Максимовной, кофейку  попей.
Я вернусь за тобой минут через двадцать.
   Он ушел. Маша взяла себе чашку двойного кофе по-турецки, тут же  закурила
и возбужденно произнесла:
   - Елизавета Максимовна, вы только родителям ничего не говорите.
   - Машенька, а они вообще знают, что ты здесь?
   - Нет. Я сказала, что еду в Севастополь, к  Лене  Семеновой.  А  сюда  мы
собирались приехать с Саней Шарко, они бы меня с ним не отпустили,  пришлось
соврать.
   - И правильно  сделали  бы,  что  не  отпустили.  Твой  Саня  -  тот  еще
вертихвост. Где он, кстати?
   - В Москве.
   - То есть?
   - Ну, понимаете, ему дали роль на телевидении, а билеты мы уже купили; мы
решили, что я поеду первая, а потом встречу его. Но он не  приехал.  У  него
случился приступ аппендицита, его увезли  на  "Скорой".  Мама  его  сказала,
когда я дозвонилась в Москву.  Она  мне  даже  деньги  выслала  на  обратную
дорогу, но тут получить нельзя, переводы не выплачивают.
   - Да, я знаю, - кивнула Белозерская, - и ты осталась одна, без денег?
   - Я взяла у хозяйки то, что заплатила вперед  за  комнату,  там  как  раз
хватало на билет в плацкартном вагоне, но у меня вытащили из сумки, прямо на
вокзале. Тогда я решила доехать до Москвы на товарняках.
   - Замечательная идея. И что произошло дальше?
   -  Много  всего,  -  уклончиво  ответила  Маша,  -  долго   рассказывать.
Как-нибудь потом, в Москве, я вам расскажу.
   - Сколько ему лет? - спросила Белозерская.
   - Сорок пять.
   - Он женат?
   - Нет. Он уже десять лет один. Есть взрослый сын, но живет в Канаде.
   В этот момент в кафе вошли Глеб и Арсюша.
   - Ой, Машка Кузьмина! Машка, привет! - обрадовался Арсюша.
   Елизавета Максимовна часто брала его на занятия в училище, он  знал  всех
ее студентов и в гостях у Кузьминых бывал с мамой.
   -  Глебушка,  познакомься,  Машка  Кузьмина  -  мамина   ученица,   жутко
талантливая, в футбол классно играет! - сообщил он Константинову.
   "Маша Кузьмина, та самая, в которой Тамара Ефимовна увидела нечто общее с
рыжей корреспонденткой, - подумал полковник, -  значит,  она  не  уехала  из
города. А глаза у нее действительно карие... Она - Лизина ученица, студентка
Щепкинского театрального училища. Из этого вовсе не следует, что она  могла,
загримировавшись, надев  рыжий  парик  и  вставив  синие  контактные  линзы,
сыграть корреспондентку. Теоретически, конечно, могла. Но зачем?"
   Константинов  машинально  пожал  тонкие  прохладные  пальчики,  произнес:
"Очень приятно!" - и тут же замер: в кафе  входил  доктор  Ревенко.  Он  шел
прямо к ним, к их столику, с двумя тяжелыми пакетами  -  такими  же,  как  у
Константинова. Но из всех, кто сидел и стоял  у  столика,  он  видел  только
одного человека - Машу Кузьмину. Он направлялся к ней, никого, кроме нее, не
замечая.
   - Ой, мама, это же  тот  самый  доктор,  который  мне  руку  вправлял!  -
закричал Арсюша.
   - Здравствуй, Арсюша, -  как  бы  опомнившись,  оторвав  глаза  от  Маши,
улыбнулся доктор, - ты уже без повязки? С рукой все нормально?
   - Все отлично! Наша санаторная врач сказала,  мне  повезло,  плечо  могло
распухнуть, я бы даже купаться не смог, если бы вы сразу не вправили.
   - Спасибо вам большое, Вадим... - Лиза  растерялась,  она  успела  забыть
отчество Машиного "друга".
   - Николаевич, - тут же подсказала Маша.
   - Спасибо вам, Вадим Николаевич, вы Арсению не только руку  вправили,  но
еще немного и мозги. Он теперь врачей бояться не станет, а  то  раньше  даже
горло еле уговаривали показать, а уж от уколов просто  под  стол  готов  был
залезть.
   - Ничего я не боялся и никуда не залезал, - насупился Арсюша, -  а  тебе,
мамочка, лишь бы только меня воспитывать.
   - Арсюша у вас молодец, -  сказал  Ревенко,  продолжая  улыбаться,  -  не
всякий взрослый держался бы так мужественно.
   - Мы не познакомились тогда, на границе,  -  полковник  протянул  Ревенко
руку, - Константинов Глеб Евгеньевич.
   - Ревенко Вадим Николаевич, - они пожали друг другу руки.
   И в этот  момент  полковник  спиной  почувствовал  чей-то  взгляд.  Такие
взгляды он всегда чувствовал  спиной  -  внимательные,  фиксирующие,  словно
фотообъектив, каждый шаг, каждое движение.
   "Хвост"! - мелькнуло у него в  голове.  -  Так  я  и  знал.  Надо  быстро
расходиться".
   Оглянувшись, Глеб не заметил того, кто наблюдал за  ними.  "Скорее  всего
этот "хвост" идет за Ревенко. Свой я почувствовал бы раньше. Интересно,  кто
на этот раз? Чеченцы или смежники?"
   - Константинов? Полковник Константинов? - шепотом произнесла Маша,  глядя
на Глеба, как зачарованная.
   - Конечно, полковник! - гордо кивнул Арсюша. - А ты откуда знаешь?
   - Да, Машенька, откуда вы знаете, что  я  полковник?  -  спросил  Глеб  с
улыбкой.
   - Неважно откуда. Потом расскажу, - быстро, возбужденно заговорила  Маша,
- нам необходимо...
   - Нам необходимо с вами поговорить, -  тихо  перебил  ее  доктор,  -  нам
срочно надо встретиться с вами, Глеб Евгеньевич.
   - Да, Вадим Николаевич, мы непременно поговорим. Но не здесь и не сейчас.
   - А давайте вместе пойдем на пляж! - предложил Арсюша. - Машка, ты вообще
где живешь-то? Ты надолго здесь?
   Арсюша трудно  знакомился  со  сверстниками,  а  девятнадцатилетнюю  Машу
воспринимал почти как  ровесницу.  Иногда  после  занятий  она  самозабвенно
гоняла с ним в футбол во дворе училища.
   Доктор вытащил из кармана свою визитную карточку и протянул мальчику:
   - Вот телефон, ты можешь позвонить Маше в любое время.
   Взгляд невидимого "хвоста" сверлил полковнику затылок, как  рентгеновский
луч. Даже голова заболела.
   - Ночью, - произнес он одними губами, чуть наклонившись к  Ревенко,  -  в
два часа ночи за первым волнорезом в сторону города, на пляже у вашего дома.
За вами следят. Нас не должны видеть вместе.
   Он сказал все это  очень  быстро  и  очень  тихо,  но  Ревенко  прекрасно
расслышал и понял каждое слово.
   - А мы в  "Солнечном  береге",  -  сообщил  между  тем  Арсюша,  -  номер
четыреста тридцать семь, третий корпус, четвертый  этаж.  Телефона,  правда,
нет.
   - Пожалуй, нам пора, - сказал доктор, - очень приятно было познакомиться.
***

   Как только они скрылись в толпе, Лиза вздохнула:
   - Ужас какой! Мало того, что у девочки роман с человеком, который...
   - Который - что? - тут же встрял Арсюша, переводя любопытные глаза с мамы
н