держать под контролем, обеспечить надежную охрану.
   - Вы смеетесь? Куда он убежит в таком состоянии?
   - Не убежит. Убьют, - мрачно сообщил следователь.
   Следователь Краснов приехал из Москвы. А врач  -  местный,  из  тюремного
лазарета. Знакомы они не были.
   - Ну а так он сам умрет. Прямо сейчас, - жестко сказал врач, -  из  криза
его можно вывести только в условиях  стационара.  То,  что  я  могу  сделать
здесь, даст временный и ненадежный эффект. Потом он  должен  находиться  под
постоянным наблюдением, в реанимации. Вы же можете обеспечить дополнительную
охрану в лазарете.
   В крошечной, без окон, палате лазарета Головню  вывели  из  комы.  Охрана
была надежной, персонал  -  проверенный-перепроверенный.  Никто  посторонний
сюда проникнуть не мог.
   Часов в пять утра у палаты появилась молоденькая медсестра.
   - Ребята, укольчик нужно сделать, - сообщила она, сладко зевнув, - ой, не
могу, спать хочу,  умираю.  И  шприцы,  и  необходимые  препараты  лежали  в
специальном шкафчике, внутри охраняемой палаты. У сестры не было ничего - ни
в руках, ни  в  карманах.  На  глазах  у  двух  охранников  она  распечатала
одноразовый шприц, надломила ампулу, которую достала из только что раскрытой
упаковки, сделала внутривенное вливание.
   - Все, - зевнула она еще слаще, вытаскивая иглу из вены спящего  Головни,
- теперь можно завалиться спать часика на полтора с чистой совестью.
   Через два часа Головня умер,  не  приходя  в  сознание.  Врач,  вызванный
охранниками, констатировал, что смерть наступила в результате  второй  волны
тиротоксического криза.

Глава 13

   На закрытом пляже  за  домом  доктора  было  мало  народу.  Человек  пять
отдыхающих из соседнего пансионата играли в карты на сдвинутых лежаках, двое
маленьких детей возились с галькой у самой кромки моря, их родители  дремали
тут же, лежа  на  полотенцах.  Солнце  уже  не  жгло,  медленно  сползало  к
горизонту, к розовато-серебристому длинному облаку у западной  кромки  моря.
Начинался ленивый, безветренный вечер.
   - Ты отлично плаваешь, - сказал Вадим, когда они вышли из моря.
   - Ты тоже, - улыбнулась Маша, откидывая мокрые волосы со лба.
   Толстая дама в  купальнике-бикини  отделилась  от  группы  картежников  и
направилась к ним, сжимая в губах длинную  коричневую  сигарету  и  окидывая
высокую широкоплечую фигуру доктора откровенным многозначительным  взглядом.
Вадим в это время растирал Машу большим полотенцем.
   - Простите,  у  вас  огонька  не  найдется?  -  Дама  кокетливо  тряхнула
черно-белыми пергидрольными кудряшками.
   - Пожалуйста. - Доктор достал зажигалку из кармана валявшихся  на  лежаке
джинсов и дал даме прикурить.
   - Спасибо, - обворожительно улыбнулась дама и выпустила дым из ноздрей, -
у нас у всех газ кончился.
   Возвращаться к своей карточной компании она явно не спешила.
   - Вы так молоды, а уже такая взрослая дочь. - Она надменно  и  равнодушно
взглянула на завернутую в полотенце Машу.
   - Я не так уж молод, - Вадим любезно улыбнулся даме, - а это не дочь. Это
моя жена.
   Тонкие, выщипанные в ниточку брови дамы медленно поползли вверх.
   - Ах, извините! - Она обиженно повела полными плечами и тут же удалилась.
   Маша, уткнувшись доктору в грудь, тихо засмеялась.
   - Ну и личико стало у этой милой леди! Представляешь, если бы я и  правда
являлась твоей женой...
   - Кстати, неплохая идея, - он обнял Машу за плечи, - очень неплохая идея.
Мы с тобой это обдумаем, ладно?
   - Почему ты не женат? Только, пожалуйста, ответь серьезно.
   - Жена ушла от меня десять лет назад.
   - А почему потом не женился?
   - Как я мог жениться на женщине,  которую  встретил  только  сейчас?  Мне
пришлось дождаться, когда станешь совершеннолетней,  приедешь  одна  в  этот
город, потом попытаешься уехать отсюда на товарняке.
   - Вадим, перестань, пожалуйста.
   - Малыш, я не шучу. - Его глаза смотрели серьезно.
   - А дети есть у тебя?
   - Сын. Двадцать пять лет. Зовут  Сережа,  живет  в  Квебеке.  Женился  на
канадке украинского происхождения.
   - Значит, ты совершенно один?
   - Теперь уже нет. Теперь я с тобой. И нам пора ужинать.
   Метрдотель небольшого  приморского  ресторана  "Парадиз"  поздоровался  с
доктором за руку и, проводив Машу долгим оценивающим взглядом, подумал:
   "В советское время такие тощие цыплята стоили два двадцать в кулинарии".
   Доктор часто наведывался в этот ресторан, но ни разу еще не приходил сюда
с  женщиной.  Официанты  поглядывали  с  любопытством.  Роскошная  блондинка
Ларочка в синем  форменном  платье  без  рукавов  склонилась  над  столиком,
обдавая запахом духов "Криатюр" и щедро демонстрируя мощную грудь в глубоком
декольте, пропела:
   - Добрый вечер, Вадим Николаевич! Сегодня очень свежая форель.
   - Машенька, ты будешь форель? - спросил доктор.
   - Да.
   - Выпьешь что-нибудь?
   - Белое мартини,  совсем  немножко.  Когда  официантка  отошла,  надменно
покачивая бедрами, Маша спросила:
   - Ты здесь часто бываешь?
   - Да. Здесь спокойно. Народу мало, нет  этой  жуткой  грохочущей  музыки,
кормят неплохо.
   Через несколько минут подошел метрдотель и, наклонившись к  уху  доктора,
прошептал:
   - Вадим Николаевич, вас к телефону.
   Доктор специально оставил дома свой сотовый телефон, будто  чувствовал  -
не дадут ему спокойно провести вечер. Слишком уж все складывалось хорошо. Но
достали и здесь.
   - У него кровит шов, -  услышал  он  тяжелый  бас  фельдшера  из  горного
госпиталя, - ты можешь приехать прямо сейчас?
   - Температура?
   - Нормальная.
   - Ты сам-то смотрел? Не может у него кровить шов. Опять небось  паникует,
как с гранатовым соком?
   - Ты должен приехать, - мрачно ответил фельдшер, - мне он  посмотреть  не
дает, требует тебя.
   - Хорошо, - вздохнул доктор  и  повесил  трубку.  Курившая  у  стола,  на
котором  стоял  телефон,  официантка  Ларочка  загасила  сигарету  и   томно
произнесла:
   - Вадим Николаевич, горячее подавать? Ваша форель уже готова.
   - Подавай, Ларочка. Очень есть хочется, - улыбнулся доктор.
   - Что-нибудь случилось? - спросила Маша, когда он вернулся за столик.
   - Все нормально,  малыш.  Мне  надо  будет  съездить,  посмотреть  одного
больного.
   - Далеко?
   - Не очень. За городом. Мы сейчас спокойно поужинаем, потом я отвезу тебя
домой.
   Ларочка расставила на столе тарелки  с  форелью,  поменяла  пепельницы  и
сочувственно покачала головой:
   - Нет вам покоя, Вадим Николаевич, ни днем, ни ночью.
   - Такая моя докторская судьба, - развел он руками.
   У ресторана рядом с "Тойотой" стоял грязноватый военный "газик". За рулем
сидел молодой кавказец с лихими усиками, тот  самый,  что  поглядывал  через
просвет в заборе. Маша вежливо поздоровалась с ним, усатый  важно  кивнул  в
ответ.
   Вадим и Маша сели в "Тойоту", "газик" поехал следом.
   - Это они из-за города так быстро за тобой приехали? - спросила Маша.
   - Больной уж очень важный. Меня почти всегда возит к нему  этот  "газик".
Когда я в городе, он тоже. К важному больному могут вызвать в любой момент.
   Вадим проводил Машу в дом, "газик" ждал у ворот.
   - Ты вернешься поздно? - спросила Маша.
   - Не знаю, как получится, - он прижал ее к себе, поцеловал в пробор, - ты
ложись спать, малыш. Не жди меня.
   Оставшись одна. Маша включила  телевизор.  По  каналу  ОРТ  шли  вечерние
"Новости".
   -  Возобновились  поиски  чеченского  террориста  Аслана  Ахмеджанова,  -
говорила хорошенькая комментаторша, - наш корреспондент  беседует  с  членом
Чрезвычайной государственной комиссии по  борьбе  с  терроризмом,  депутатом
Государственной Думы Алексеем Климовым.
   На экране появился рыхлый, нездорового вида человек в строгом костюме.
   - Алексей Сергеевич,  -  обратился  к  нему  корреспондент,  которого  не
показали в кадре, - насколько реальной  видится  вам  перспектива  открытого
судебного процесса над  Ахмеджановым  как  над  организатором  и  участником
нескольких самых крупных террористических актов,  случившихся  за  последние
два года?
   - Я очень сомневаюсь, что  такой  процесс  вообще  когда-либо  состоится.
Уголовные дела на  каждого  из  сепаратистских  лидеров  заведены  давно,  и
Военной прокуратурой, и Генеральной. Однако на скамью подсудимых пока не сел
ни один. Если вдруг такое случится, то суд будет закрытым, для  прессы  -  в
первую очередь.
   - В одном из своих интервью Ахмеджанов заявил, что взрывы  будут  греметь
по всей России до тех  пор,  пока  хоть  один  русский  солдат,  я  цитирую,
"останется на великой земле Ичкерии.  Но,  когда  последний  русский  солдат
покинет нашу землю, взрывы все равно не перестанут греметь.  Русские  должны
платить по счетам". Насколько реальны эти угрозы?
   - На все сто процентов, - депутат усмехнулся, - в государстве, в  котором
люди, причастные к событиям в Буденновске, к взрыву школьного  автобуса  под
Новореченском, находятся на свободе, в таком государстве возможно все.  Если
о том, как он лично расстреливал  в  час  по  одному  заложнику,  Ахмеджанов
рассказывает не суду со скамьи  подсудимых,  а  московскому  корреспонденту,
сидя в комнате, застланной коврами, спокойно глядя в телекамеру, - о чем тут
можно говорить?
   -  Однако  то,  что  сегодня  розыски  Ахмеджанова  ведутся   российскими
спецслужбами весьма активно, внушает некоторый оптимизм, - заметил невидимый
корреспондент, - из неофициальных источников нам стало известно,  что  после
серьезного ранения он скрывается сейчас где-то в горных районах Абхазии. Что
вы можете сказать по этому поводу?
   - Я воздерживаюсь комментировать сведения,  полученные  из  неофициальных
источников, - сухо сообщил  депутат  и  тут  же  исчез  из  кадра.  Началась
реклама. Маша выключила телевизор. "В горах Абхазии - это совсем близко",  -
подумала она и  удивилась:  лицо  с  тяжелым  носом  и  глубоко  посаженными
глазами, лицо с цветной  фотографии,  мелькнувшей  на  несколько  секунд  на
телеэкране после того, как комментаторша  назвала  имя  Аслана  Ахмеджанова,
почему-то накрепко засело в памяти.

***

   Чеченец лежал на койке поверх  одеяла  в  тяжелых  грязных  ботинках.  Он
задумчиво курил и пускал в потолок аккуратные  колечки  дыма.  Доктор  молча
поднял рубашку у него на животе. Разумеется, шов не кровил.
   - Все шутишь? - спросил Вадим и взглянул чеченцу в лицо. - Со швом у тебя
все в порядке.
   - А с тобой все в порядке? - усмехнулся чеченец и стряхнул пепел на пол.
   - Слушай, Аслан, хватит дурака валять, - доктор обернулся в  фельдшеру  и
спросил:
   - У тех двоих, которых неделю назад привезли, тоже что-нибудь кровит?
   - У тех не кровит, - ответил фельдшер, не  глядя  на  Вадима,  и  тут  же
вышел.
   - Девочку себе завел, - задумчиво произнес Ахмеджанов, - говорят, хорошая
девочка, только тощая. Вот мне совсем не нравятся тощие,  я  люблю  белых  и
круглых. Но это дело вкуса. Зачем ты девочку завел, я понимаю, а  вот  зачем
тебе кассета понадобилась - ну никак не пойму.
   Черные,  глубоко  посаженные  глаза  смотрели  на   Вадима   спокойно   и
внимательно.
   - Кассета? - удивленно спросил доктор. - Какая кассета?
   - Маленькая, от видеокамеры.
   - Послушай, Аслан, - вздохнул доктор, - мне некогда  заниматься  ерундой.
Раз уж я приехал, я сейчас осмотрю раненых и  поеду  домой.  Я  устал,  хочу
спать. К тому же меня ждут.
   - Кто тебя ждет? Девочка твоя. Маша? Она подождет.
   Чеченец, продолжая смотреть Вадиму в  глаза,  загасил  сигарету,  сел  на
койке.
   - Ты возил еду Ивану?
   - Да.
   - Зачем?
   - Как ты думаешь, зачем кормят голодного человека?
   - Ты кормил его, чтобы он вытащил для тебя кассету.
   - Аслан, голодного человека кормят потому, что он голодный. Кстати,  куда
он делся?
   - Он взял для тебя кассету. Он мог сделать это только для тебя. Только ты
возил ему еду. Он сдох за это.
   - Аслан, зачем весь этот спектакль? Ты можешь объяснить по-человечески, в
чем дело?
   - По-человечески? - Ахмеджанов чуть  прищурился.  -  Хорошо,  я  объясню.
Пропала кассета, на которой снят я и мои люди. Там  много  еще  чего  снято.
Русский Иван убирал в комнате, камера и кассета лежали на столе.
   - А снимал кто? Ты того, кто снимал, спрашивал?
   - Его уже не спросишь. Он отвечал за кассеты, одна  из  них  пропала.  Он
напился и ничего не помнил. Оператор не должен пить.
   - Хорошо, с оператором ты разобрался по-своему  А  при  чем  здесь  Иван?
Несчастный, слабоумный, глухонемой человек.
   - Он был только немой, но не глухой. Он все понимал, и ты это знаешь.
   - Да - кивнул доктор. - Иван мог слышать слова Но слышать  и  понимать  -
это несколько разные вещи. Ты что, пытался его допрашивать?
   - Он находился один в комнате, когда убирал. После этого пропала кассета.
   - Послушай, - задумчиво произнес доктор, - если ты так переживаешь  из-за
этой кассеты, что допрашивал немого слабоумного человека, то почему тебе  не
пришло в голову допросить тех, кто заснят на пленку? Почему ты  не  подумал,
что ее мог взять, например, тот, кто не хотел,  чтобы  его  видели  рядом  с
тобой? Тот, для кого это опасно?
   В черных глазах Ахмеджанова вспыхнул тусклый огонь.
   - Ну что же ты замолчал, доктор? Продолжай.
   - Вот смотри, ты мне толком еще ничего не рассказал,  но,  как  я  понял,
пропавшая кассета заключает в себе некую опасную  информацию.  Прежде  всего
надо подумать, для кого опасна  эта  информация,  то  есть  у  кого  имеются
реальные мотивы. Понимаешь?
   - А ты молодец, доктор, - Ахмеджанов выбил  щелчком  из  пачки  сигарету,
протянул Вадиму. Оба закурили.
   - Ты верно рассуждаешь, доктор, - голос чеченца стал  чуть  мягче,  глаза
перестали сверлить Вадима, - но тот, на кого я могу думать, в ту комнату  не
заходил.
   - Откуда ты знаешь?
   - Он постоянно был со мной. Я его все время видел.
   - Прямо так ты все помнишь! Ты ведь почти полтора месяца на  анальгетиках
сидел, от них голова мутная.
   - А зачем ты мне эти анальгетики назначаешь9 Чтобы я ничего не помнил?
   - Ох, Аслан, если б я тебе их и не назначал фельдшер бы сам  тебя  колол,
без моих назначений. Иначе ты бы от боли на все село зубами скрипел в городе
услышали бы. И спать бы не мог. Ты и так плохо спишь, поэтому нервный такой,
я тебе еще и реланиум назначу. Ты пойми,  ты  перенес  тяжелейшую  операцию,
времени  прошло  не   так   много.   Тебе   нельзя   сейчас   нервничать   и
перенапрягаться.  Вместо  того,  чтобы  допрашивать  слабоумных  и  стрелять
перепивших, отдохнул бы лучше. Обидно даже, я тебя по кускам собирал,  а  ты
себя гробишь.
   - Ладно, доктор. Поговорили. Езжай к своей худой девочке Маше. Скажи  ей,
чтобы больше не залезала в товарняки.
   - Шов-то чешется? - спросил Вадим, обернувшись у порога.
   - Чешется, зараза, - признался чеченец.
   - Терпи. Когда заживает, всегда чешется. Ногти стриги чаще. Грязь у  тебя
под ногтями. Ночью во сне начнешь чесать, занесешь инфекцию. Не будешь ногти
стричь, скажу фельдшеру, чтоб бинтовал тебя на ночь.
   - Ладно, понял. Подожди,  я  тебя  об  одном  деле  попросить  хотел.  Ты
главного врача санатория "Солнечный берег" знаешь?
   - Знаю.
   - Ты бы поговорил с ним. Там у них полковник поселился, Константинов  его
фамилия. Вроде он из ФСБ или еще откуда... Ты бы узнал, что у  него  там  по
документам, с кем живет, в общем, всякие подробности.
   - Нет, Аслан. Это не моя работа и не мое дело. Каждый  должен  заниматься
своим делом. У тебя  достаточно  людей,  чтобы  наводить  справки  о  всяких
полковниках.
   - Я же не говорю, чтобы ты специально расспрашивал.  Так,  если  к  слову
придется.

***

   От морской воды волосы  становились  тусклыми  и  жесткими.  Маша  решила
вымыть голову. Шампуней на полочке в ванной стояло сортов пять. Маша  любила
пробовать все новое и остановила свой выбор на зеленой квадратной бутылке  с
шампунем  неизвестной  английской  фирмы.  "Протеин  сделает   ваши   волосы
пушистыми и блестящими, как шелк" - было написано на этикетке  по-английски.
Маша отвинтила колпачок и наклонила горлышко  бутылки  над  ладонью.  Оттуда
ничего не вылилось. Ни капли.  Между  тем  бутылка  была  тяжелая.  Заглянув
внутрь, Маша увидела сквозь горлышко какой-то черный пластмассовый край. Она
повертела бутылку, попыталась нащупать, что  там  внутри.  Палец  уперся  во
что-то твердое, покрытое слоем целлофана.
   "Ничего себе!" - подумала  Маша  и  поднесла  бутылку  вплотную  к  яркой
люминесцентной лампе у зеркала. То, что находилось внутри, по  форме  больше
всего напоминало кассету для видеокамеры. Под плотно  приклеенной  глянцевой
этикеткой нащупывалась тонкая выпуклость - шов, опоясывающий всю бутылку.
   "Значит, ее просто разрезали, вставили кассету потом как-то спаяли края и
сверху наклеили этикетку. Тайник - хитрее некуда. Вроде бы  так  просто,  но
можно в поисках кассеты перевернуть весь дом, и никогда не  догадаться,  что
она впаяна в одну из бутылок из-под шампуня. Найти ее можно только  случайно
- если захочешь  в  этом  доме  вымыть  голову  и  из  пяти  сортов  шампуня
наткнешься именно на этот - с  протеином.  Однако  сложно  представить,  что
люди, пришедшие обыскивать дом, отправятся в ванную мыть голову - разве  что
сильно вспотеют от усилий".
   Маша аккуратно завинтила колпачок,  поставила  бутылку  на  место,  взяла
другую. Там действительно оказался шампунь.
   "О, господи, а  ведь  я  вляпалась  в  жуткую  историю!  -  думала  Маша,
расчесывая мокрые волосы перед зеркалом. - Я действительно ничего не знаю  о
нем, влюбилась по уши, потеряла голову - первый раз в жизни... И в  кого?  Я
даже не знаю в кого.  "Тойота",  дом,  сотовый  телефон,  есть  и  городская
квартира...  Ведь  достаточно  моим  родителям   услышать   такой   перечень
"достоинств", и у них сразу  возникнет  образ  "нового  русского",  мафиози.
Достаточно было ему сказать два слова тем весельчакам-амба-лам на  улице,  и
они исчезли. Они вдвоем, он один. При  желании  могли  бы  его  по  асфальту
размазать. Но они его испугались. А  кого  могут  испугаться  такие  амбалы?
Только мафиози! А в сарае? Там их вообще собралось семеро, и те  бандиты  не
чета уличным. Да, он держал в руках  автомат.  Но  смешно  думать,  что  они
испугались автомата. В сарае все выглядело так,  будто  он  давно  знаком  с
бандитами, прежде всего - с тем, бородатым. В противном случае  его  бы  там
просто растерзали. Тот, кривоногий, тоже держал  автомат  наготове  и  стоял
сзади, у Вадима за  спиной.  Да,  случайного  человека  они  бы  растерзали,
никакой выкуп не помог бы. Выходит, он меня у них купил? Купил себе девочку,
чтобы развлечься? Узнать, что я в том сарае, он мог только от  бандитов.  Он
не просто связан с ними, он для них  -  авторитет.  Я  влюбилась  по  уши  в
бандитского авторитета".
   Выйдя из ванной, она включила чайник на кухне, села и закурила.
   - А я ведь так и не задала ему ни одного вопроса из тех,  что  должна  бы
задать... - задумчиво произнесла она. - Но я просто забыла все эти  вопросы,
я потеряла голову. Почему же  опомнилась  именно  теперь,  когда  обнаружила
тайник с кассетой? И чего я так испугалась? Надо было  раньше  соображать  и
пугаться. А теперь поздно...
   "Поздно потому, что, кем бы он ни был, я не могу уже просто так уехать  -
потихоньку сбежать. Он ведь мне давал такую возможность,  не  держал  силой,
хотя мог бы. Мафиози ни за что бы меня не отпустил. Не отдал бы документы, и
вообще все происходило бы по-другому..."
   - Откуда ты знаешь, как это бывает у мафиози? -  Маша  не  заметила,  что
опять говорит вслух. - Ты  же  видела  это  только  в  кино.  Тебе  кажется,
бандитский авторитет не может выглядеть таким милым, интеллигентным, нежным,
ты думаешь, он обязательно матерится через слово, сверкает золотыми зубами и
носит красный пиджак? Тебе кажется, мафиози в доме не может держать  столько
хороших книг, а видеотека должна состоять из одной порнухи? Кста