сплел  пальцы  и
уложил на них подбородок. - А что, действительно, существует такой журнал?
   - Не важно. Как вы думаете,  почему  для  шибзика  тема  интерната  самая
болезненная?
   - Потому, что его обожаемая Лика мучилась  раскаянием,  отдав  племянницу
чужим людям. - Бородин пожал плечами. - Это как раз совершенно ясно.
   - А мне не ясно. - Косицкий низко опустил голову и взглянул исподлобья. -
Мне не ясно, Илья Никитич, почему вы не желаете  понимать  очевидных  вещей.
Допустим,  мы  с  вами  выяснили  наконец  адрес  интерната.   Что   бы   мы
предприняли?
   - Ну, для начала я бы  тебя  отправил  по  этому  адресу  с  какой-нибудь
легендой.
   - Правильно, - кивнул Иван, - и какая легенда была бы оптимальной?
   - Ну, не знаю. Корреспондент...
   - Вот! - Косицкий поднял палец. - Однако  мы  с  вами  имеем  возможность
подстраховаться на случай проверки, а у Фердинанда  такой  возможности  нет.
Тетя Юка выучила его французскому. Он  подрабатывает  переводами,  и  вполне
понятно, что ему пришло в голову представиться французским корреспондентом.
   - Ну да, конечно, если не убийца, то хотя бы конкурент, - проворчал  Илья
Никитич, - Ваня, ну ты же сам говорил, он у нас умный. Неужели  ты  думаешь,
он собирается сам покарать  преступника?  У  него  нет  оружия,  он  слабый,
нездоровый человек.
   - Что касается оружия, мы с вами знаем: достать пушку  сейчас  совсем  не
сложно. А что касается ума, то в данном случае эмоции все-таки перевешивают.
Смертной казни у нас пока нет. Знаете, если бы с женщиной, которую я  любил,
такое сделали, - Косицкий болезненно сморщился, - я... я  мог  бы,  пожалуй,
решиться. То есть, конечно, в последний момент я бы, вероятно, сдержался, но
знаю совершенно точно: я бы не сидел сложа руки. Я бы по крайней мере искал.
А уж если бы меня заподозрили в этом кошмаре... Надо допросить его еще раз.
   - Он не скажет, - покачал  головой  Бородин,  -  ты,  пожалуй,  прав.  Он
собирается действовать самостоятельно. Он нервничал на допросе однако упорно
гнул свою линию, пытался косвенно  убедить  меня,  что  убийство  связано  с
событиями десятилетней давности. И в общем это вполне  логично.  Что  у  нас
есть в этом направлении? Журнал в доме убитой, тот самый, который передал ей
в кафе Олег Солодкин. Десять лет назад его мать Галина  Семеновна  хлопотала
об устройстве четырехлетней слабоумной девочки. То есть собственной  внучки?
Ну ладно, она не считала Люсю своей внучкой, ненавидела Ольгу. Сначала убила
ее, потом пристроила ребенка?
   - Да не убивала она. - Иван махнул рукой. - Я никогда не видел ни  Ольгу,
ни эту Солодкину. Две женщины, молодая и пожилая. Если бы речь шла  о  пуле,
яде, ноже, о машине, которая как бы случайно сбила  на  улице,  тогда  я  бы
поверил. Но представить, как одна женщина берет другую в охапку и выкидывает
в окошко... Нет уж, извините, это  похоже  на  недобросовестную  детективную
литературу.
   - И все-таки так тоже иногда убивают, -  неуверенно  заметил  Бородин.  -
Ольга была  склонна  к  суицидальным  демонстрациям.  Допустим,  между  ними
происходил напряженный, злобный разговор. Проще  говоря,  скандал.  Ольга  в
истерике  решила  напугать,   пригрозить,   распахнула   окно,   встала   на
подоконник...
   - А Солодкина ее  подтолкнула?  -  Иван  вскочил  и  принялся  ходить  по
кабинету,- Ну да, пожалуй, возможно. Однако, если человек выпадает из  окна,
это сразу видно и слышно. Черного хода в  доме  нет.  Как  ей  удалось  уйти
незамеченной? Ведь наверняка было  следствие,  опрашивали  соседей.  Неужели
никто  не  видел  Солодкину,  не  знал  о  встрече?  Надо  поднять  архивные
документы.
   - Сядь, Ваня, не могу, когда ты ходишь, как  маятник.  Я  уже  просмотрел
все, что осталось по тому  суициду.  Труп  обнаружили  в  шесть  часов  утра
тридцатого июня. По заключению эксперта, смерть наступила за пять  часов  до
этого, то есть около часа. Ольга  Коломеец  находилась  в  квартире  одна  с
ребенком. Мать и сестра ушли в гости. Был  день  рождения  Ласточкиной  Юлии
Сергеевны. Они остались там ночевать, Ольга не пошла с ними  потому,  что  у
нее болело горло, накануне переела мороженого и потеряла голос. О  том,  что
сестра и мать вернутся только утром,  она  знала.  Ни  с  кем  в  тот  вечер
встречаться не собиралась, никого не ждала в гости. И соседи, как записано в
протоколе, никого не видели. Наркотических веществ в крови не обнаружено.
   - Ни крика, ни звука  падения  не  слышали?  -  Иван  все  еще  ходил  по
кабинету, но тут остановился, схватил  электрический  чайник,  налил  стакан
холодной кипяченой воды, выпил залпом.
   -  В  протоколе  написано,  нет.  Видишь  ли,  окне  выходит  в   сторону
бомжовского дома, там  постоянно  что-то  происходило,  к  ночным  воплям  и
грохоту соседи успели привыкнуть, к тому же летом многих не было  в  Москве.
Ну что ты воду хлебаешь? Включи чайник, давай лучше  чайку  выпьем.  И  сядь
наконец, успокойся.
   - Получается, он прав? - вздохнул Иван. - Там воды мало совсем, я  налью.
Получается, прав  Фердинанд?  -  произнес  он,  открыв  дверь.  -  Солодкина
все-таки причастна к убийству, через десять лет Лилия окончательно убедилась
в этом,  решила  действовать.  Вот  вам  и  встреча  в  кафе.  Она  косвенно
предупредила Олега Солодкина. Официант сказал, она очень  плохо  говорила  о
его матери, а его жалела. Солодкин передал разговор мамаше,  та  моментально
сообразила, в чем дело... Однако не могу поверить, что  такая  состоятельная
умная дама наняла в киллеры сумасшедшего маньяка. И как она  успела  сделать
это за сутки?
   Он ушел с чайником, вернулся через минуту, бегом, и с порога выкрикнул:
   - Она заранее была с ним знакома и знала, что он  маньяк!  Это  оказалось
кстати! Это инсценировка, вот что! - Он включил чайник,  сел  и  закурил.  -
Теперь основной вопрос - где  она  такого  откопала?  Представляете,  ручной
маньяк, дрессированный. И при чем здесь нитки? Ну при чем, а?
   - Знаешь что, Ваня, мы сейчас чайку  выпьем  и  ты  съездишь  на  дачу  к
Солодкину. Он наверняка там.
   - А Фердинанд?
   - Я  к  нему  наружку  приставлю,  исключительно  ради  твоего  душевного
спокойствия.
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
   - Простите, вы не могли бы отлепить жвачку от дверного глазка? - произнес
испуганный детский голос за дверью.
   - Попробую,-ответила Варя, вытащила из сумочки бумажный носовой платок  и
принялась оттирать застывшую белую замазку. - Знаете, тут нужно спиртом  или
одеколоном, ладно, у меня, кажется, есть туалетная вода.
   Возиться пришлось довольно долго. Варя слышала за дверью торопливые шаги,
потом раздался детский  плач.  Молоденькая  невестка  Солодкиной  стояла  за
запертой дверью с ребенком на руках и ждала. Наконец стеклышко глазка  стало
чистым, и через минуту защелкали замки. Варя  увидела  на  пороге  худенькое
бледное существо в шортах и футболке с красивым  трехмесячным  младенцем  на
руках.
   - Вы никого не заметили у подъезда? - спросила девочка быстрым  свистящим
шепотом, не поздоровавшись. - Да заходите же  скорей,  заходите.  -  Она  на
секунду высунула голову на площадку и тут же захлопнула  дверь,  заперла  на
все замки и на задвижку.
   .- А кого я должна была заметить?
   - Нет, никого конкретно. Простите, я глупость спросила.
   Полчаса назад, узнав, что Олег на даче, Варя подумала: а  не  поехать  ли
туда? Вряд ли будет толк от разговора с молоденькой невесткой. Однако книжка
про  вуду  оказалась  в  московской  квартире,  а  выдумать  предлог,  чтобы
заявиться на дачу. Варя не могла. Услышав просьбу отлепить жвачку, она стала
подозревать, что приехала не напрасно, что-то здесь происходит.
   - Ох, какая красавица, - Варя погладила Машу по светло-русым кудряшкам, -
на вас очень похожа. Надо  же,  как  улыбается!  Я  таких  маленьких  близко
никогда не видела. Ксения, вы кого-то ждете? Или боитесь? Может, вам  помощь
нужна? Галина Семеновна говорила, вы совеем ребенок, и в общем,  она  права.
Если бы я не знала, что вам девятнадцать, больше четырнадцати  не  дала  бы.
Так в чем дело? Кто вам глазок жвачкой залепил? Кто мог стоять у подъезда?
   - Нет, все нормально. Никто. Совершенно никто. Спасибо. Просто  я  сейчас
учебник психиатрии читаю и, как положено, нахожу у  себя  сразу  все  мании,
фобии, психозы. Вот сейчас у  меня  настоящая  мания  преследования.  -  Она
засмеялась так фальшиво, что самой стало неловко. - Я  вам  книжку  принесу,
вы, наверное, спешите?
   - Ксения, можно я руки вымою?
   - Конечно. Ванная там. А может, вы чаю хотите?
   - Очень хочу, спасибо, - улыбнулась Варя.
   - Подождите минут десять, хорошо? Я сейчас ее покормлю.  Она  только  что
проснулась. Вы проходите в гостиную, я сейчас.
   В ванной, на полочке у раковины, Варя увидела странный  предмет,  похожий
на старинную складную опасную бритву, очень дорогую, с рукоятью  из  черного
дерева, с тонкой инкрустацией, перламутровой и золотой. Варя осторожно взяла
бритву в руки и разглядела странные символы, напоминающие ассиро-вавилонскую
клинопись. Оконечность рукояти  украшал  выпуклый  череп,  сделанный  весьма
искусно из желтоватой слоновой кости,  в  глазницах  поблескивали  крошечные
красные камни, возможно, рубины. Варя прикоснулась к черепу и вскрикнула  от
неожиданности. Из  рукояти  с  легким  щелчком  выскочило  светлое  стальное
лезвие, вовсе не бритвенное. Оно было ромбовидной формы, как у кортика. Варя
попыталась убрать лезвие назад, в рукоять, но край  оказался  таким  острым,
что невозможно сильно надавить пальцем. Она  еще  раз  нажала  на  череп,  и
лезвие само спряталось на место.
   "Что делает в ванной такая дорогая старинная вещь? Ведь не чистят же этим
ногти!" - подумала она, аккуратно положила нож на полку,  вышла  из  ванной,
погасила свет.
   Ксюша сидела в гостиной на диване, на руках у нее спал ребенок.
   - Сейчас я ее уложу и поставлю чай, - прошептала  она,  вскинув  на  Варю
круглые блестящие голубые глаза.
   - Ничего, я не тороплюсь. - Варя уселась в  кресло.  -  Уф-ф,  совершенно
сумасшедший день. У вас так хорошо, тихо.
   "Она была бы очень симпатичной, даже красивой, если бы не эта  паническая
затравленность в глазах. Кормящая мама должна светиться покоем  и  счастьем.
Чудесный здоровенький ребенок, отличная  квартира,  не  знаю,  как  муж,  но
свекровь в ней души не чает. Чего ей не хватает?  -  размышляла  Варя.  -  И
почему, интересно, она приехала с дачи в Москву одна с ребенком?"
   - Ксюша, а почему вы не на даче?
   - Мне надо было показать ребенка врачу.
   - Что, какие-то проблемы со здоровьем?
   - Нет. Насчет прививок. Подождите, я сейчас, - она встала и  на  цыпочках
вышла из гостиной.
   Варя оглядела стены, увешанные картинами. Поленов, Врубель,  Шагал.  Если
не подлинники, то очень  качественные  репродукции.  Антикварная  мебель,  в
горке  красного  дерева  английский   фарфор.   Масса   прекрасных   дорогих
безделушек, словно в антикварном салоне. Дом Галины Семеновны  выглядел  так
же,  как  она  сама,  пестро,  помпезно,  дорого,   -   Все,   я   поставила
чайник,-сообщила Ксюша, появившись на пороге, - а вы давно знакомы с Галиной
Семеновной?
   - Порядочно.
   - Вот книжка, которая вам нужна. - Ксюша положила  на  журнальный  столик
книгу в бумажной кроваво-красной обложке, со зверской разрисованной мордой и
черной изломанной надписью "Тайны вуду". - Вы этим увлекаетесь?
   - Не особенно.  Я  учусь  в  Университете  искусств,  мне  надо  написать
курсовую о влиянии афро-азиатского языческого  мистицизма  на  постмодернизм
конца двадцатого века.
   - А, понятно, - рассеянно кивнула Ксюша, - пойдемте на кухню,  чай  пить.
Я, честно говоря, еще не завтракала. Есть хотите?
   - Не откажусь. Давайте я  вам  помогу.  Вы,  наверное,  очень  устаете  с
ребенком? Может, перейдем на "ты", не возражаешь? Разница в возрасте  у  нас
небольшая. Тебе девятнадцать, мне двадцать два.
   - Конечно, - Ксюша наконец улыбнулась, - есть фрукты, йогурт, сыр. Хочешь
гренки с сыром?
   - Хочу. Ты долго собираешься оставаться в Москве?
   - Не знаю. - Ксюша поставила чашки на стол, и Варя  заметила  на  среднем
пальце правой руки свежий порез, довольно глубокий, замазанный зеленкой.
   "Значит, недавно возилась с этим ножичком. Вероятно, впервые держала  его
в руках. Я ведь тоже чуть не порезалась", - отметила про себя Варя.
   - Да, скажи, пожалуйста, в ванной на полочке лежит  складной  нож,  очень
дорогая  вещь,  старинная.  Правда,  старинные  ножи  очень   редко   бывают
складными, но от этого он становится еще более ценным. Наверное, нельзя  его
держать в ванной, там влажно. Это ведь антиквариат, диких денег стоит.
   Ксюша  застыла,  несколько   секунд   смотрела   на   Варю   испуганными,
бессмысленными глазами и вдруг спросила нарочито небрежным тоном:
   - Ты разбираешься в антиквариате? Можешь сказать, что это за нож?
   - Твоя свекровь разбирается лучше, - улыбнулась Варя,  -  так  почему  он
валяется в ванной?
   - Я не знаю, - Ксюша растерянно заморгала, - я понятия не имею, откуда он
взялся.
   - Очень интересно. А кто заклеил дверной глазок жвачкой, тоже не знаешь?
   - Наверное, мальчишки пошутили, - выпалила Ксюша, судорожно  сглотнув,  -
тебе сколько гренок?
   "Вряд ли в этом элитарном доме сейчас, жарким летом,  остался  хоть  один
мальчишка, - подумала Варя, - и почему она сама не  могла  открыть  дверь  и
отодрать жвачку от глазка?"
   - Две штуки, - сказала она вслух  с  улыбкой  и  тут  же  нахмурилась.  -
Смотри, у тебя кровь течет из пальца. Перекись есть?
   - Да... - Ксюша ушла в ванную. И в этот момент зазвонил телефон. Он стоял
рядом с Варей, секунду подумав, она сняла трубку.
   - Ксюша? Куда ты исчезла? Я звоню от соседей,  это  кошмар  какой-то,  он
дрыхнет и дрыхнет, я уж думала, совсем помер, -  затараторил,  взволнованный
женский голос. - В гамаке в  дворе  проспал  почти  сутки,  потом  улегся  в
столовой, вставал пару раз, в сортир сходил, и опять  дрыхнет,  храпит,  как
боров, сил моих нет, я говорю, Олег, включи телефон или скажи  мне  цифровой
код, а он чего-то бормочет непонятное, мне, между  прочим,  даже  с  сердцем
плохо стало, ты исчезла с ребенком, меня  не  предупредила.  Ну,  не  молчи,
скажи, что мне делать? Я ведь не хозяйка, мне в Москву надо съездить, а  как
я дом на него, такого, оставлю, а? Ты меня слышишь, Ксюша?
   - Это не Ксюша, я ее сейчас позову, - сказала Варя.
   - А! - испуганно вскрикнула трубка. - Кто это? Где Ксюша?
   - Меня зовут Варвара, я знакомая Галины Семеновны, вот, Ксюша уже идет. -
Варя перец дала ей трубку. - Да, я. Раиса, подождите, не надо так кричать, я
ничего не понимаю... Ну, ладно, пускай спит... Нет, не надо вызывать  врача,
не волнуйтесь, он просто устал, у него такое бывает... Ну, может,  он  ночью
работал, а днем отсыпается... Знаю, конечно, четыре  тройки,  ну  да,  потом
"ее", синюю такую кнопочку нажмите, и все.  Зарядное  устройство  в  верхнем
ящике комода. Вы можете подождать еще день?  Мне  надо  сходить  с  Машей  в
поликлинику, взять направление на прививки, а наш врач  принимает  только  в
четверг. Ну что вы  так  переживаете,  расслабьтесь,  отдохните.  Я  позвоню
вечером.
   Она положила трубку и выразительно закатила глаза.
   - Совершенно безумная женщина.
   - Кто она?
   - Домработница. У нее сложные отношения с Олегом. Ей не нравится, что  он
все время спит.
   - А может, он правда заболел? Действительно  странно,  что  человек  спит
сутками.
   -  Ага,  заболел,  -  Ксюша  зло  усмехнулась,  -  конечно  же!  Заболел!
Бедненький! Я даже диагноз знаю. Нарколепсия, приступ патологического сна. -
Она рухнула на стул, сжала ладонями виски и пробормотала: - Не могу  больше.
Все. Не могу! Уйду, хотя совершенно некуда.
   - Олег наркоман? - тихо  спросила  Варя.  Ксюша  молча  кивнула,  встала,
вытащила гренки из микроволновой печи.
   - При нарколепсии человек спит страшно долго  и  крепко,  может  отлежать
себе какую-нибудь конечность так, что потом приходится ампутировать, - глаза
Ксюши холодно сверкнули, - может и умереть во сне. Конечно, этого я  ему  не
желаю. Ешь гренки, они вкусные, пока горячие.
   Несколько минут молча ели, наконец Ксюша произнесла:
   - Я тебя впервые вижу. Так получилось, что сорвалась при тебе. Извини. И,
пожалуйста, и говори никому.
   - Хорошо, - кивнула Варя.
   - Главное, Галине Семеновне не говори. Она скрывает  это  изо  всех  сил,
даже от себя самой. Она хороший человек, сына любит без памяти.  Но  есть  у
нее одна странная черта. Общественного мнения она боится  куда  больше,  чем
реальности. Понимаешь? Иногда мне кажется, ей легче пережить его смерть, чем
огласку. Не дай Бог, кто-нибудь узнает, что у Галины Семеновны  Солод-киной,
такой благополучной, такой блистательной дамы, единственный сын - наркоман.
   - И давно он на игле?
   - По-моему, всю жизнь.
   - Когда замуж за него выходила, ты знала этом?
   - Догадывалась. Но только потому, что собираюсь стать врачом, читаю  кучу
медицинской литературы, знаю симптомы. Галина  Семеновна  упорно  повторяла,
что он очень своеобразный человек, странный, как все творческие личности,  у
него целый букет болезней. Даже  домработница  Раиса,  которая  в  доме  лет
двадцать пять, не знает. Или делает вид, что не знает.
   - Серьезно? Как такое может быть?
   - Очень просто. Человек может годами сидеть на игле, а его близкие  ни  о
чем не догадываются.  Ладно,  хватит.  Я  чувствую  себя  предательницей  по
отношению к Галине Семеновне, когда это с тобой обсуждаю.
   - Извини, но как же ты решилась от него рожать?
   - Как видишь... - Ксюша развела руками. - Еще чаю?
   - Спасибо. Гренки у тебя замечательные. Слушай, а этот нож ты все-таки  в
ванной не держи. Очень ценная  вещь.  У  вас  не  дом,  а  настоящий  музей.
Оказывается, еще и оружие старинное есть.
   - Да, наверное. Полный дом антиквариата. Почему не быть оружию?
   Послышался детский плач, Ксюша резко встала.
   - Ну вот, уже проснулась. Книжку не забудь. Она в гостиной, на журнальном
столике. Было очень приятно познакомиться.
   - Я тебе там на кухне оставила свой телефон, - сказала Варя,  прощаясь  в
прихожей, - звони, не стесняйся. Вдруг понадобится помощь, все-таки ты здесь
одна с ребенком. У меня машина.
   - Спасибо, -  улыбнулась  Ксюша.  Выйдя  за  дверь,  Варя  услышала,  как
защелкали замки и задвижка.  В  пустом  дворе  она  огляделась.  Старушка  в
соломенной шляпе выгуливала болонку, молодой лысый толстяк в шортах  возился
у ярко-красного "Форда", поджарый белобрысый парень в  темных  очках  курил,
сидя напротив подъезда, на спинке поломанной скамейки. Издалека было  видно,
какие  у  него  новенькие  белоснежные  кроссовки.  Варя  несколько   секунд
вглядывалась, щурясь от яркого солнца, потом подошла к своей машине, села за
руль, включила зажигание, но вместо того чтобы тронуться с места,  заглушила
мотор, вышла из машины, еще раз оглядела двор  и  решительно  направилась  к
белым кроссовкам.
   - Простите, вы меня не толкнете?  -  обратилась  она  к  парню  и  широко
улыбнулась. - Машина совсем новая, но что-то там постоянно глохнет.
   Парень пристально посмотрел ей в  лицо  сквозь  очки,  сплюнул  и  хрипло
выдавил:
   - Нет.
   - А что же мне делать? - Варя беспомощно  огляделась  по  сторонам.  -  Я
ужасно опаздываю. Значит, вы не  можете  мне  помочь?  Ну  ладно...  Молодой
человек! - крикнула она во все горло, обращаясь  к  толстяку  у  "Форда",  и
развернулась так резко, что маленькая сумочка,  висевшая  у  нее  на  плече,
взлетела и заехала по лицу белобрысого. Тот  вскочил,  стал  тихо  и  бешено
материться. Очки упали. - Ох, извините, пожалуйста, извините, -  запричитала
Варя, заглядывая ему в лицо, - очки не разбились?
   - Уйди, сука, - прошипел белобрысый, - уйди, убью!
   - Сумасшедший! - фыркнула Варя. - Я же  извинилась.  И  очки  твои  целы.
Молодой человек! - Она побежала к красно