ечкину.
   Рана у  левой  лопатки  ныла  довольно  сильно,  однако  даже  боль  была
счастьем. У мертвых ничего не  болит.  В  голове  у  Коли  мягко  проплывали
простые, счастливые мысли о том, что вот, он  остался  жив,  и  всего  через
месяц увидит своего ребенка, мальчика. Уже известно, что  мальчик,  -  Алене
совсем недавно делали ультразвук. И  как  хорошо,  что  никому,  ни  маме  с
бабушкой, ни Алене не сказали о ножевом ранении. Они все думают,  будто  его
просто сбила машина,  даже  не  сбила,  а  всего  лишь  задела  бампером.  В
реанимацию его положили только на эту ночь, уже  завтра  утром  переведут  в
общую палату, а через неделю обещают выписать.
   Из коридора в приоткрытую дверь заглянула дежурная сестра. В руках у  нее
был шприц. Старику соседу кололи что-то каждые два часа.
   - Не спишь? - шепотом спросила она Колю.  -  Смотри,  капельница  у  тебя
сорвалась. Почему меня не вызвал?
   - Да ладно, - улыбнулся  Коля,  -  может,  мне  уже  не  надо  капельницы
никакой?
   - Ишь ты, умный. -  Сестра  содрала  пластырь  с  его  руки,  быстро  все
восстановила. - Это витамины, глюкоза, в любом случае не  помешает.  У  тебя
кровопотеря приличная. Ох, ты смотри, красота!
   У Коли на тумбочке в бутылке  из-под  "фанты"  стояла  одинокая  огромная
чайная роза. Алена вечером принесла большой букет хирургу Ольге  Николаевне,
а та вытянула один цветок, поставила в бутылку на Колину  тумбочку.  Вечером
лепестки были сжаты в тугой тяжелый бутон, а сейчас вдруг раскрылись.
   - Это ж надо, - покачала головой сестра, - если бы ты был умирающий, я бы
сказала, что выживешь. Но ты у  нас  совсем  не  умирающий,  Коля.  Я  таких
счастливых, как ты, еще ни разу не видела. Сто лет теперь проживешь.  Ладно,
спи.
   Сестра ушла. Коля закрыл глаза. Блаженная, сладкая дрема,  как  в  раннем
детстве, стала покачивать его на  теплых  волнах,  и  сильный  мягкий  запах
чайной  розы  навевал  зыбкие,  но  совершенно  сказочные   воспоминания   о
приморском  парке,  о  полосатой  аллее  под  босыми   ногами.   Раскаленные
сахарно-белые полосы сменялись прохладными, темно синими.  На  аллею  падали
ровные тени стволов, а впереди, в проеме между огромными прямыми  деревьями,
что-то светилось, переливалось, и слышались гулкие радостные крики,  тяжелый
упругий стук мяча.
   Между сном и явью, когда все чувства сгущаются, как  тени  на  закате,  и
принимают причудливые, фантастические формы, Коля вспомнил то, чего  помнить
не мог. Мама возила его на море один раз  в  жизни,  когда  ему  было  всего
полтора года. Он чуть не утонул, играя  с  камушками  у  кромки  воды,  мама
рассказывала, как его снесло внезапной волной, и он сразу наглотался воды и,
когда вытащили, был синий, уже не дышал. Но откачали очень быстро,  и  потом
говорили маме, что он будет жить сто лет.
   Сейчас про него говорили то же самое. Ему повезло. Лезвие прошло  в  пяти
миллиметрах от сердца, и ни одного важного органа не задело.  Машина,  перед
которой он упал на мостовую, на самом деле  не  сбила  его,  водитель  успел
затормозить буквально в сантиметре  от  Коли  и  тут  же  вызвал  по  своему
мобильному "скорую".
   Коля очнулся, когда его перекладывали на носилки, еще ни в чем не  успели
разобраться, ножевое ранение обнаружили только здесь, в "склифе". И  первый,
кто пришел к  нему  прямо  сюда,  в  реанимацию,  был  следователь  Бородин.
Оказывается,  он  позвонил  Коле  домой,  когда  услышал  его  сообщение  на
автоответчике. Дома Алена билась в  истерике,  собиралась  в  больницу.  Она
узнала о случившемся от начальника отделения, а  он,  идиот,  описал  все  в
самых черных красках.
   С Ильей Никитичем они проговорили почти час, на прощанье он пообещал, что
успокоит Колиных родных, жену, маму и бабушку, они всей компанией  сидели  в
больничном скверике и переживали. И еще Бородин сказал, что, как только Коля
поправится, он попробует похлопотать, чтобы младшего  лейтенанта  подняли  с
земли в округ и включили в оперативную группу,  которая  работает  по  этому
делу.
   - Вообще, если честно, мое начальство до сих пор не видит в деле судебной
перспективы, - признался Илья Никитич, - но, думаю, после твоего ранения все
изменится. И еще, я все-таки надеюсь, что мы  поймаем  его  раньше,  чем  ты
поправишься.
   Лунный свет стал бледней, прохладней. Небо на  востоке  посветлело,  тихо
защебетали первые предрассветные птицы. Сосед старик  беспокойно  ворочался,
громко храпел, еще раз зашла сестра, сделала старику укол, понюхала огромную
чайную розу, посмотрела на спящего Колю, вздохнула и пробормотала:
   - Слава Богу, повезло мальчику. Чуть левее - ив сердце, чуть правее  -  и
спинной мозг пострадал бы. Машиной могло сбить насмерть, но  повезло,  слава
Богу.
   * * *
   Дверь была распахнута. У Ксюши больно  стукнуло  сердце,  ей  показалось,
белобрысый там, внутри, притаился со своим пистолетом и ждет. Ей даже  стали
мерещиться шорохи, вздохи, скрип половиц.
   "Эй, смотри не свихнись, - одернула она себя, - а что,  запросто!  Сейчас
начнутся галлюцинации,  слуховые  и  зрительные,  ты  будешь  шарахаться  от
собственной тени,  а  когда  случится  что-то  реальное,  серьезное,  ты  не
заметишь, поскольку психи видят и слышат только то, чего нет".
   Ксюша заперла дверь на все замки и  на  задвижку,  вымыла  наконец  Машу,
уложила ее, принялась укачивать, но засыпать ребенок уже не собирался.  Было
почти утро. Маша хныкала, просилась на ручки, для нее все  спуталось,  день"
ночь, она пережила настоящий стресс и теперь  никак  не  могла  успокоиться.
Ксюшу тоже продолжало трясти, она  даже  испугалась,  что  пропадет  молоко.
Трясущимися руками она пыталась вытащить занозу из ступни, расковыряла кожу,
наконец справилась, залепила  рану  пластырем,  замазала  йодом  ссадину  на
локте, умылась холодной водой, вернулась к  Маше,  которая  продолжала  тихо
всхлипывать и смотрела на нее испуганными мокрыми глазами.
   В дверь позвонили, когда ребенок наконец  уснул,  но,  стоило  отойти  от
кроватки, опять раздался тихий плач.
   - Так что случилось у вас? Их было трое, один в форме, двое  в  штатском,
но с характерными милицейскими лицами.
   - Минуточку. - Ксюша побежала в комнату за  Машей,  вернулась  с  ней  на
руках. Трое в коридоре озирались профессиональными взглядами, один закурил.
   Ксюша начала рассказывать, получалось сбивчиво и непонятно. Маша  терлась
личиком об ее грудь и тихо всхлипывала.
   - Значит, вы не слышали, как он проник в квартиру. Проснулся ребенок,  вы
зашли в ванную, увидели там незнакомого мужчину, который умывался.  А  зачем
он умывался? Если он пришел воровать, зачем бы ему умываться?
   - Меня это тоже вначале смутило, но с другой стороны, он ведь думал,  что
в квартире никого нет, а потому не особенно спешил, вспотел, решил умыться.
   - А откуда вы знаете, что он думал, будто в квартире никого нет?  Он  вам
это сказал?
   - Разумеется, нет, - поморщилась Ксюша. Странные  вопросы  ставили  ее  в
тупик, но она решила, что милиционеры  просто  хотят  как  следует  во  всем
разобраться, - разумеется, он мне ничего не сказал. Я брызнула ему в лицо из
баллончика.
   - То есть вы зашли в ванную с газовым баллончиком?
   - Да нет же! Я схватила дезодорант, он стоял  на  полке.  Он  хотел  меня
убить, как вы не понимаете!
   - Но вы только что сказали, что он думал, будто в квартире никого нет. Не
сходится, барышня, совсем не сходится.
   - Ну не знаю я, что он там думал! - рассердилась Ксюша. - Я брызнула  ему
в лицо дезодорантом, заперла дверь в ванную, погасила  свет  и  выбежала  из
квартиры. А потом увидела, как вышел он, и в руке у него  был  пистолет.  Мы
спрятались на детской горке, он нас заметил и шел с пистолетом прямо на нас.
Он даже стал подниматься по лестнице, но под ним  проломились  ступеньки,  а
потом его спугнула сирена.
   - Погодите, - поморщился милиционер, - до пистолета  мы  еще  дойдем.  Вы
проверяли, что-нибудь пропало?
   - Нет, я не успела.
   - Интересная вы какая,  девушка,  -  криво  усмехнулся  тот,  что  был  в
штатском и задавал дурацкие вопросы, -  в  такой  ситуации  нормальные  люди
первым делом смотрят, что пропало. А вы  вообще-то  здесь  прописаны?  Можно
взглянуть на ваш паспорт?
   - Да, конечно. - Ксюша сунула руку во внутренний карман ветровки, которая
висела тут же, на вешалке, и протянула милиционерам паспорт.
   - Так, понятно, Солодкина Ксения Михайловна... С пропиской все нормально.
Положите-ка ребенка и посмотрите,  пропало  что-нибудь  или  нет.  Проверьте
деньги, драгоценности.
   Ксюша послушно отправилась в  комнату,  уложила  Машу.  Конечно,  тут  же
раздался усталый, слабый, но возмущенный плач.
   - Сейчас, сейчас, малыш, я приду. -  Она  отправилась  в  комнату  Галины
Семеновны, огляделась. Вроде ничего не  изменилось.  Где  у  свекрови  лежат
деньги, она все равно понятия не имела, а шкатулка с драгоценностями  стояла
на туалетном столике. Ксюша знала, что  там  много  всяких  колец,  серег  и
прочих ювелирных изделий с драгоценными камнями, знала также, что у шкатулки
какой-то хитрый замок. Мельком подумав что-то  про  отпечатки  пальцев,  она
попыталась осторожно открыть шкатулку.  Крышка  легко  поддалась.  Сверкнули
разноцветные драгоценные камни. На глазок Ксюша  не  могла  определить,  что
пропало и сколько, если вообще пропало. Шкатулка была почти  полной.  Однако
замок, скорее всего, взломали,  потому  что  вряд  ли  аккуратная  свекровь,
уезжая, оставила бы ее незапертой.
   Ксюша вернулась в коридор, где нетерпеливо курили уже все трое,  небрежно
стряхивая пепел на паркет, и рассказала о деньгах и драгоценностях все,  что
могла рассказать. Из комнаты доносился жалобный Машин плач.
   - Простите, я должна ее взять, я плохо соображаю, когда она плачет. А вы,
пожалуйста, пройдите вот сюда, в гостиную. - Она побежала за  Машей,  наспех
закутала ее в одеяло, вернулась к милиционерам. Они расположились в  креслах
у журнального столика.
   - Получается, у мужчины был ключ? - спросил милиционер в штатском,  самый
старший по возрасту и, вероятно, по званию.
   - Получается, был, - кивнула Ксюша.
   - Значит, кроме вас и ребенка, здесь еще проживают ваш муж и свекровь?
   - Да.
   - Где они?
   - Свекровь отдыхает во Франции, муж на даче.
   - А вы знаете всех знакомых вашего мужа?
   - Конечно, не всех. Мы женаты только год.
   - Понятно. Живете,  значит,  вместе.  И  как  складываются  отношения  со
свекровью?
   - Нормально. При чем здесь наши отношения?
   - Да так, к слову пришлось. Мужу-то сколько лет?
   - Сорок.
   - А вам, значит, девятнадцать. Ну и ну, интересно. Сами-то вы с  ребенком
почему не на даче? Такая жара в Москве.
   - Мне надо было показать  дочку  врачу,  -  судорожно  сглотнув,  соврала
Ксюша. - Я вас не совсем понимаю, при  чем  здесь  наш  возраст  и  семейные
отношения? - тихо  спросила  она,  но  милиционер  проигнорировал  вопрос  и
произнес задумчиво:
   - Слушайте, а этот мужчина не  мог  быть  просто  знакомым  вашего  мужа,
которому он дал ключ и забыл поставить вас в известность?
   - Я сначала тоже так подумала, - ответила она и, отвернувшись, дала  Маше
грудь. Ребенок уже не плакал, только тихо всхлипывал. Было  больно  смотреть
на осунувшееся, бледное личико, на  красные  припухшие  глаза.  Кожа  вокруг
ротика посинела. Маша выглядела, совершенно больной, Ксюша  еще  никогда  ее
такой не видела. От этого все внутри дрожало, было  страшно  за  ребенка,  и
голова работала скверно.
   - И вы не пытались с этим мужчиной сначала поговорить, выяснить, кто он и
зачем?  Может,  действительно  произошло  недоразумение?  Вы  сказали,   что
брызнули ему в лицо  из  баллончика  дезодорантом.  Это,  между  прочим,  не
безобидно, - продолжал свой допрос пожилой в штатском.
   Может, он был и не таким уж пожилым, лет сорок, не больше, но  физиономия
его показалась Ксюше весьма потасканной, как будто даже испитой. Двое других
выглядели значительно приятней, но они молчали.
   - А  что  мне  оставалось  делать?  -  Ксюша  растерянно  моргнула.  -  Я
почувствовала, что он опасен.
   - Просто почувствовали, и все? - По отечному милицейскому лицу скользнула
скептическая усмешка, от которой Ксюшу передернуло.
   - Я одна с ребенком, - медленно, четко проговорила она, стараясь смотреть
прямо в глаза милиционеру, - ночью, в  квартире,  я  обнаружила  незнакомого
мужчину. Я что, должна была предложить ему чайку выпить? Я  испугалась,  это
вполне естественно.
   - Ну да, конечно. Да вы не волнуйтесь так,  Ксения  Михайловна.  Скажите,
кто-нибудь из членов семьи терял ключи? - подал голос второй в штатском.  Он
был настроен более мирно, даже назвал ее по имени-отчеству, и  Ксюша  решила
по возможности общаться только с ним.
   - Я не знаю, я точно не теряла, свекровь тоже вряд ли, а  вот  муж...  он
очень рассеянный человек, много работает.
   - Это ж где, интересно, надо работать, чтобы такие бабки заколачивать?  -
пробормотал пожилой. - Квартирка-то крутая какая. При таком богатстве  лучше
охрану нанимать. Сигнализация хотя бы есть?
   - Есть. Но я приехала и отключила. Простите а  при  чем  здесь  бабки?  -
возмутилась Ксюша - И при чем здесь крутая квартирка?  Муж  зарабатывает  не
так много, он заместитель главного редактора в журнале "Блюм". А у  свекрови
антикварная фирма.
   - Ну, понятное дело. Антиквариат. Так на чем мы остановились? На  ключах?
Вот видите, вы даже не знаете, терял  ли  кто-нибудь  ключи.  Небось  еще  и
домработница есть?
   - Есть. И что? У вас все состоятельные люди вызывают неприязнь?  -  Ксюша
постаралась улыбнуться  в  лицо  милиционеру  как  можно  надменней,  однако
чувствовала, что улыбка вышла жалкая.
   - Так, девушка, ты здесь не  очень-то  выступай.  Может,  ты  вообще  все
выдумала, - он гнусно подмигнул, - у свекрови-то небось навалом и  бабок,  и
цацок, она жадничает, а тебе тоже  хочется?  Кое-что  припрятала  на  черный
день. Мужу сороковник, наверняка ты  у  него  не  первая,  жены  приходят  и
уходят. Мало ли,  как  сложится  жизнь?  Верно  я  говорю,  а?  -  Он  опять
подмигнул. - Вот ты и выдумала какого-то мужчину в ванной с пистолетом,  для
достоверности милицию вызвала, и здесь нам лапшу на уши вешаешь.
   - Скажите, а что такое цацки? - после долгого ошалелого молчания невинным
голосом поинтересовалась Ксюша.
   - Ладно, не прикидывайся, видали мы таких.
   - Ну что я вам плохого сделала? - Ксюша не выдержала, громко  всхлипнула.
Маша, которая к этому времени уже наелась и заснула  на  руках,  вздрогнула,
открыла глаза, скривила ротик, собираясь заплакать.  -  Ш-ш,  -  сказала  ей
Ксюша, - на самом деле эти дядьки  не  такие  злые,  просто  они  устали,  и
зарплата у них маленькая.
   - Ты кончай придуриваться, гражданка  Солодкина,  -  рявкнул  пожилой,  -
нечего из  нас  злодеев  делать!  Все  очень  недостоверно  у  вас  выходит,
понимаете или нет? Пистолет какой-то выдумали. - Он багровел, повышал голос,
перескакивал с "ты" на "вы" и обратно, что выдавало в нем тайного психопата.
   - Господи, ну почему, почему выдумала? Он чуть не убил нас, он  бегал  за
нами с пистолетом.
   - Может, вам это померещилось? - улыбнулся милиционер в форме. - Я  вижу,
вы девушка нервная, воображение у вас богатое. Мало ли что у него могло быть
в руке? Сотовый телефон, зажигалка.  Вы  ведь  издалека  на  него  смотрели,
близко он к вам не подходил.  Вдруг  со  страху  вы  обознались,  а,  Ксения
Михайловна? Знаете, бывают такие зажигалки-пистолеты,  издали  действительно
очень похоже.
   - Ничего мне не померещилось! А если бы он подошел ближе, нас бы  уже  не
было. И вообще я не понимаю, почему вы со мной так  разговариваете?  У  меня
ребенок всю ночь не спал, посмотрите какая она бледненькая, у нее  настоящий
шок, и у меня тоже, а я, между прочим, кормящая мать. - Она чувствовала, что
говорит что-то  совсем  не  то,  но  с  трудом  справлялась  с  собой,  едва
сдерживала слезы, во рту пересохло, сердце колотилось все быстрей.
   - Ладно, кормящая  мать,  вы  все-таки  посмотрите  внимательно,  пропало
что-нибудь или нет. Вон сколько здесь у вас картин, статуэток  всяких.  Одно
слово, антиквариат. Прямо музей, а не квартира. Тут сигнализации  мало,  тут
правда вооруженная охрана требуется. Вы нас тоже должны понять. Знаете,  что
такое признаки преступления?
   - Догадываюсь, - тяжело вздохнула Ксюша, - вы хотите  сказать,  что  если
ничего не пропало из квартиры, значит, нет признаков преступления? А то, что
он незаконно проник в квартиру, это разве не признак? А пистолет? Давайте  я
напишу заявление.
   - И о чем собираетесь заявить?
   Ксюша стала догадываться, в чем дело. Им всем троим  ужасно  не  хотелось
возиться. Им было просто лень, вот и все. Она знала по фильмам и книгам, что
если возбуждается уголовное дело, то  его  надо  вести,  и  если  в  течение
какого-то определенного срока оно не  раскрывается,  у  милиционеров  бывают
неприятности. К тому же вид чужого богатства вызывал у них вполне понятные и
простые чувства.
   - Я собираюсь заявить о том, что ко мне в  квартиру  проник  неизвестный,
вооруженный пистолетом, и пытался меня убить, - проговорила  она  как  можно
спокойней и жестче, - и еще я заявлю о том, что вот этот  ваш  сотрудник,  -
она кивнула на пожилого, - кстати, позвольте узнать вашу фамилию и звание.
   - Капитан Смачный, - буркнул пожилой и в очередной раз налился  малиновой
кровью, - можешь жаловаться сколько душе угодно, только смотри, чтобы  потом
не раскаяться. Будет тут мне всякая  сопля  указывать,  -  добавил  он  чуть
слышно и сделал такое лицо, будто собирался сплюнуть на  сверкающий  дубовый
паркет, однако сдержался.
   - Ваш сотрудник капитан Смачный оскорбляет меня. Это, между прочим,  тоже
статья.
   - Ксения Михайловна, - покачал головой тот, что был  в  форме,  -  вы  же
умная девушка, вас тут никто не оскорблял. Вот мы двое - свидетели,  никаких
оскорблений со стороны капитана Смачного в ваш адрес не было.  Просто  вызов
показался нам странным. В квартире никаких следов взлома, грабежа, вы  живы,
здоровы, ребенок тоже. Знаете, сколько у нас бывает всяких  ложных  вызовов,
когда людям кажется, что кто-то на них покушался, а  потом  выясняется,  что
все померещилось, или того хуже... Ладно,  давайте  успокоимся  и  не  будем
скандалить.
   - Я не собиралась с вами скандалить. Я всего лишь вызвала милицию,  когда
на меня напали. Это что, преступление? Между прочим, если бы вы приехали  по
вызову сразу, а не через полтора часа, вы бы его наверняка поймали.
   - Ксения Михайловна, - сладким  голосом  пропел  молодой  в  штатском,  -
давайте-ка успокоимся. Лучше скажите, когда приедет ваш муж в Москву?
   - Не знаю,-буркнула Ксюша.
   - А чего так? Поссорились?
   - Нет. Просто не знаю, и все.
   - На даче есть телефон?
   - Есть. А что?
   - А то, что надо бы мужу вашему позвонить.
   -  Не  надо!  Он  болен!  Он  там  работает,  статью  пишет,  его  нельзя
беспокоить.
   - Так болен или работает? -  Молодой  в  штатском  прищурился  и  склонил
голову набок. -  Извините,  Ксения  Михайловна,  но  ситуация  действительно
кажется странной. У вас с  мужем,  как  мы  поняли,  сложные  отношения,  со
свекровью, наверное, тоже. Может, вы просто пытаетесь свести с ними счеты?
   "Может, им взятку дать? - с тоской подумала Ксюша. - Но, во-первых,  если
дать, то сколько? А  во-вторых,  вдруг  окажется  мало  и  они  меня  вообще
арестуют. Кстати, они с большим удовольствием это сделают. Господи,  ну  что
за бред, в самом деле? Я не преступница, я ни в чем не виновата,  по  какому
праву они со мной так разговаривают?"
   - Значит, вы, господа милиционеры, не собираетесь искать преступника? Вам
было бы удобней, чтобы я все выдумала? Ладно, пусть это останется  на  вашей
совести. Спасибо вам большое что приехали. И за совет спасибо. Я обязательно
скажу свекрови, чтобы она наняла вооруженную охран