. Она тяжело поднялась на ноги. Собаки на  соседних  участках  уже  не
выли, было тихо, только листья шуршали, и  в  этом  шорохе  стал  мерещиться
Раисе еще какой-то звук, странный, едва уловимый. Она решилась  прикоснуться
к Олегу, вспомнила, что даже пульса не пощупала,  и,  склонившись,  отыскала
его руку.
   Пульс был. Слабый, отрывистый, но был. А странный  звук  оказался  тихим,
хриплым похрапыванием. Раиса принялась трясти Олега за плечи изо  всех  сил,
она не понимала, как он мог спать так крепко и так долго. Гремела гроза, лил
дождь, выли собаки, она кричала как резаная, а он все спал.  Но  жив,  слава
Богу, жив, свинья такая!
   - Олег! - завопила она изо всех сил, прямо ему в ухо.
   - А? Чего? - отозвался он хрипло.
   - Ты спишь почти сутки! Напугал меня до смерти! Надо позвонить,  "скорую"
вызвать!
   - Зачем?
   - Это ненормально, так долго спать.
   - Нормально.
   - Ты знаешь, что Ксюша с ребенком пропала?
   - Угу.
   - О Господи, что ж вы за люди, в самом деле! Ладно, вставай, пошли в дом.
- Раиса подставила ему плечо, он тяжело навалился,  кое-как  доплелся  с  ее
помощью до веранды, там рухнул на кушетку и опять уснул. На  этот  раз  храп
был более громким и здоровым.
   ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
   Рано утром, просматривая сводку  происшествий  по  городу,  Илья  Никитич
почти сразу наткнулся на убийство в Калужском переулке. В сводке говорилось,
что Симакову  убил  ее  сожитель  Рюриков,  находясь  в  состоянии  сильного
алкогольного опьянения.
   - Множественные ножевые ранения... - пробурчал себе под  нос  Бородин,  -
интересно, сколько именно.
   Он тут же вспомнил, с каким раздражением повторял бомж Рюрик "дура баба",
вздохнул, отправился наливать воду в электрический чайник.
   Взглянув в зеркало над раковиной, он пробормотал:
   - Опять, что ли, роковая страсть?  Бомж  приревновал  подружку?  Или  все
произошло по старой банальнейшей поговорке - от любви до ненависти один шаг?
Надоела бомжу его баба, до истерики  надоела,  вот  он  и  устроил  кровавый
спектакль. А может, приятели истерзали насмешками мол, нас на бабу променял.
У алкоголиков бывает чрезвычайно болезненное самолюбие.
   - И за борт ее бросает, в набежавшую волну - пропел он приятным  тенором,
выключил воду и отправился назад, в кабинет, продолжая бормотать,
   "Однако, если учесть, что "раскрасавица  княжна"  Симка  с  разноцветными
фингалами была единственной моей свидетельницей, то версия  роковой  страсти
покажется не  такой  уж  убедительной.  Восемнадцать  ранений.  Реки  крови.
Ритуал,  спектакль,  шоу.  В  убийстве  Лилии  Коломеец  тоже  был   элемент
костюмированного представления. Маска черта. Да нет, это  полнейшая  ерунда.
Симка не видела его лица. К тому же он должен понимать,  что  показания  она
уже дала. Стоп. А почему, собственно,  он  должен  это  понимать?  И  почему
обязательно в маске? А если Симка вообще выдумала черта с красными рожками?"
   Это последнее соображение вызвало  у  Ильи  Никитича  приступ  злорадного
смеха. Он смеялся над  собой,  вспоминая,  как  долго  разглядывал  маски  в
магазине "Хеллоуин", как, сидя в кафе с Евгенией Михайловной, ни с того ни с
сего напялил на себя эластичного "черта".
   - Во-первых, могла выдумать,  -  пробормотал  он,  вернувшись  к  себе  в
кабинет с полным чайником, - во-вторых, ей могло  это  просто  померещиться.
Когда человек так много пьет, ему иногда мерещится всякая нечисть.  Но  есть
еще третий вариант, самый интересный.  Допустим,  она  все-таки  видела  его
лицо, но потом от страха сочинила сказку про черта...
   Бородин машинально поднял трубку  и  набрал  служебный  номер  Солодкина.
Бесполезно. В редакции  к  телефону  не  подходили.  Взглянув  на  часы,  он
обнаружил,  что  всего  лишь  девять  утра.  Вероятно,  рабочий   день   для
сотрудников "Блюма" еще не  начался.  Он  позвонил  Солодкину  домой,  долго
слушал протяжные гудки и хотел уже положить трубку, когда раздалось звонкое,
раздраженное:
   - Да! Слушаю! - совсем близко захлебывался плачем младенец.
   - Доброе утро, могу я поговорить с Олегом Васильевичем?
   - Он на даче! - крикнули в ответ. - Машуня, перестань, Господи, ну что же
это такое! Извините...
   - Ксения Михайловна? - быстро спросил Бородин, опасаясь, что  она  бросит
трубку.
   - Да, это я. Но только я не могу сейчас говорить, у меня ребенок плачет.
   - Я слышу. Когда вам можно перезвонить?
   - Вам нужен Олег, запишите его сотовый, - она  назвала  номер  и  бросила
трубку. Бородин успел записать,  тут  же  набрал,  но  услышал  механический
голос: "Абонент временно недоступен".
   - Недоступен, недоступен,  -  сердито  пробормотал  Бородин,  -  ну  что,
послать оперативника на дачу? Или ехать самому? А может, сначала  повидаться
с юной женой? Кстати, любопытно, почему он на  даче,  а  она  с  ребенком  в
Москве в такую жару?
   Он заварил чай, машинально, без обычной тщательности и  опять  взялся  за
телефон. На этот раз ему ответили сразу.
   * * *
   Начальник отделения смотрел на  младшего  лейтенанта  Телечкина  круглыми
выпуклыми глазами и мучительно долго молчал. Коля  заставил  себя  выдержать
этот взгляд. Он был уверен в своей правоте и отступать не собирался.
   - Ну куда ты лезешь? - устало произнес начальник. - Ты хоть слышишь  себя
со стороны? Бомжиха Симка плясала на площади перед метро, и ты заметил,  что
за ней наблюдает какой-то пацан со свастикой, а  потом  этот  пацан  попался
тебе по дороге к дому бомжихи, и ты, бдительный страж порядка, сделал вывод,
будто на нашем участке появился маньяк-серийник?
   - Во-первых, не пацан вовсе. Взрослый мужик, лет тридцати пяти-сорока.
   - Хорошо. Какая разница?
   - Большая. Зачем он оделся как юный  фашист,  панк,  металлист?  Либо  он
псих, либо это была маскировка. Ведь известно, что Симакова видела черта, то
есть человека в маске черта. Правильно?
   - А если ее заглючило, на хрен? - вкрадчиво произнес начальник и прищурил
один глаз. -  Мы  что,  будем  всех,  кто  одет  странно,  не  по  возрасту,
подозревать?
   - Да не только в одежде дело! Как вы не  понимаете,  Иван  Романович,  он
следил за нами. Он пошел сначала  за  бомжихой,  потом  за  мной,  -  упрямо
повторил Коля, - я видел его во дворе, неподалеку от  бомжовского  дома,  то
есть он выследил ее, пошел назад, к метро. Наткнулся на меня и стал  следить
за мной. Он ведь близко у столика стоял, мог слышать наш с  Симкой  разговор
тем более мы с ней орали.
   - А чего орали-то?
   - Ну, сначала музыку перекрикивали, а потом так, по инерции,  -  смущенно
объяснил Коля, - но главное, он на рынке открыто следил за  мной.  Я  деньги
выронил, он прижал бумажку ботинком.
   - Большую бумажку? - с усмешкой спросил начальник.
   - Полтинник.
   - Да, сумма приличная. Отдал?
   - Ногу убрал. Ну не в этом дело!
   - А в чем, Коля? В чем? Давай попробуем вместе спокойно  разобраться.  Он
наблюдал за пьяной теткой. Но ты ведь тоже на  нее  глазел,  верно?  Значит,
было на что посмотреть?
   - Да я... - начал Коля, но начальник остановил его жестом.
   - Погоди, не перебивай. Ты встретил его на детской площадке  и  стрельнул
сигарету. Он тебя угостил. Потом ты столкнулся с ним на рынке. Слушай, Коля,
у тебя мания преследования, тебе надо к  доктору.  С  чего  ты  взял,  будто
человек приперся на рынок по твою душу?
   - Ну а зачем же еще? - хмуро спросил Коля.
   - Елки зеленые, - начальник выразительно закатил глаза, - за  продуктами,
за мылом и зубной пастой. Там, Коля, все значительно дешевле.  И  жратва,  и
предметы гигиены, и одежда с  обувью.  Короче,  так,  лейтенант.  Ты  давай,
завязывай с частным сыском либо увольняйся из милиции и иди  в  какое-нибудь
детективное агентство. Кстати, денег больше будет. Ты, честное слово, достал
меня, на хрен. Сначала подумай башкой своей бестолковой, а потом  уж  выводы
делай!
   - Я никаких выводов не делал, - мрачно буркнул Коля, - я только  спросил,
сколько там ножевых ранений?
   - Ох, устал я от тебя, Телечкин, - тихо вздохнул начальник, и вдруг  лицо
его налилось кровью, на лбу вздулась толстая кривая жила, и он заорал:  -  А
на фига тебе это знать? На фига, лейтенант? Самый умный, да? -  он  шарахнул
ладонью по столу так, что подпрыгнули  бумаги.  В  кабинет  сунулась  голова
дежурного, начальник поморщился, махнул рукой, рявкнул: - Все  нормально.  -
Дверь закрылась. Начальник  шумно  сопел,  переводя  дух,  наконец  произнес
спокойно, даже ласково: - Объясни мне по-человечески. Я пойму. На фига  тебе
это, Телечкин? Ты шибко честный? Хочешь показать, что ты здесь  у  нас  один
самоотверженно борешься с  преступностью,  а  мы,  остальные,  только  штаны
протираем и взятками балуемся? А? Ну, скажи, лейтенант, не  стесняйся,  чего
уж там. Режь правду-матку.
   Коля, не отрываясь, глядел на пропеллер старого  вентилятора.  Эта  штука
давно не работала, но начальник не выкидывал и не чинил.
   - Мне просто интересно, сколько ножевых ранений  на  трупе  Симаковой,  -
произнес он глухо, монотонно, и подумал, что от его упорного взгляда  сейчас
сами собой закрутятся ржавые крылышки допотопного агрегата.
   - Вот оно что, - так же глухо  отозвался  начальник,  -  интересно  тебе,
просто интересно, и все, - он откинулся на спинку стула,  принялся  отбивать
пальцами дробь по столешнице.
   - Понимаете, товарищ майор, труп во  Втором  Калужском,  ну  та  женщина,
Коломеец Лилия... Это у меня первый насильственный труп,  я  такого  никогда
раньше не видел, да еще столько ножевых ранений, и девчонка  дебильная...  В
общем, у меня, наверное, правда, немного крыша съехала. Не могу представить,
чтобы  девчонка  убила  единственного  родного   человека,   в   голове   не
укладывается.
   - Понятное дело, - кивнул начальник, - понятное дело, Коля. Я тоже  своих
первых насильственных жмуров на всю жизнь  запомнил.  Их  сразу  трое  было.
Бабушка, дедушка и пацан двенадцати лет. У  всех  троих  глотки  перерезаны.
Меня вообще вывернуло наизнанку, еле успел  до  сортира  добежать.  А  потом
привык.  Их  столько  было,  разных.  Главное,  Коля,  близко  к  сердцу  не
принимать, иначе правда свихнуться можно. Понял, нет?
   - Понял, товарищ майор, - кивнул Коля.
   - Ну и хорошо. Все, младший лейтенант. Свободен.
   - Иван Романович, можно последний вопрос?
   - Валяй, спрашивай.
   Коля, потупившись и краснея, произнес чуть слышно: - А все-таки,  сколько
там ножевых у Симаковой?
   - Нет, ну ты меня достал, твою мать! - начальник криво усмехнулся.  -  Не
знаю я, сколько я с делом не знакомился, не знаю, и все.
   - Спасибо, товарищ майор, - смиренно кивнул Коля. - Я могу идти?
   - Нет! - заорал начальник. - Сядь и сиди спокойно! Сиди, сопля зеленая, и
слушай, что я тебе скажу. Симакову убил ее сожитель Рюриков. И ни  к  какому
другому убойному делу эта бытовуха  отношения  не  имеет.  Серийники,  Коля,
только в книжках и в кино хороши. А  на  своей  территории  отлавливать  это
дерьмо я и врагу не пожелаю. Да и вообще, Коля,  всякие  сложные  интересные
Головкины и Чикатилы - явление редкое, в жизни куда чаще  встречаются  бомжи
рюрики. Понял, нет? По глазам вижу, еще не понял. В таком случае,  прими  на
веру. И главное, не вздумай связываться с Бородиным. Слышишь, сопля зеленая?
Не вздумай!
   Коля едва сдерживался. Ему  было  противно.  Он,  конечно,  не  собирался
заниматься частным сыском, однако считал, что между  двумя  убийствами  есть
вполне конкретная связь и тот тип в банданке, с белыми шнурками,  пришел  на
рынок не за дешевой зубной пастой. То  есть,  может,  он  и  купил  что-либо
попутно, однако потом, уже у своего подъезда, Коля опять  его  заметил.  Без
банданки, в темных  очках,  и  поверх  разрисованной  Футболки  была  надета
куртка-ветровка цвета хаки.
   "Интересно, меня он тоже попытается замочить? - подумал Коля,  как  будто
издеваясь над собой. - А что,  вполне...  Я  единственный  человек,  который
видел его лицо. Бомжиха Симка видела только маску, однако ее  он  кончил.  А
может правда, не он, и напрасно я волну поднимаю? Ну  зачем,  если  она  его
лица не видела? Бред, бред..." - Коля повторял про себя это слово,  пока  на
крыльце отделения не столкнулся нос к носу с  младшим  лейтенантом  Дуловым,
который был в группе, выезжавшей на труп бомжихи.
   - Коль, у тебя курить есть? - спросил Дулов.
   - Ага, - Коля вытащил непочатую  пачку  "Честерфильда",  угостил  Дулова,
закурил сами задумчиво произнес:
   - Сань, на тебя трупы действуют?
   - Смотря какие, - пожал плечами Дулов, - если  ребенок,  то  да,  здорово
переживаю. Вот в мае была, к примеру,  история.  Новорожденного  младенца  в
мусорке нашли. И, главное дело, я утром с дежурства возвращаюсь, спать хочу,
не могу. Иду через двор, а  ко  мне  навстречу  дворничиха,  девка  молодая,
вопит, ничего сказать не может, глаза выпучила и протягивает  мне  оранжевый
сверток. Я говорю, мол, чего орешь, дура, я не  понял,  чего  орешь-то.  Там
бомба, что ли, у тебя? Ну, так, в  шутку  говорю,  чтоб  ее  успокоить.  Ты,
говорю, чего ее в жилет свой форменный завернула?  Думаешь,  не  так  сильно
бабахнет? А она ревет, слезы в три ручья, и лопочет, мол, возьмите, возьмите
у меня, не могу. А я говорю, не можешь, так положи. Ну, в  общем,  это,  она
уголок тряпки приподняла, а там - мама  родная  -  младенчик.  Ну,  понятное
дело, неживой уже. А суку, которая это сделала, так и  не  нашли.  Знал  бы,
придушил своими руками.
   Телечкин слышал историю про младенца уже  в  десятый  раз,  но  терпеливо
дослушал Дулова до конца, не перебивая, а потом, тяжело вздохнув, произнес:
   - Да, кошмар. А у меня, Саня, еще круче было. Девчонка тетку свою  родную
восемнадцать раз ножом пырнула. Ты, небось, тело с восемнадцатью ножевыми  и
не видел никогда.
   - Ага, не видел! Как раз вчера на труп выезжали, ты разве не слышал? Бомж
свою  бабу  порезал,  тоже,  между  прочим,  восемнадцать  раз.   Прям   как
сговорились, честное слово. И, главное дело, бомж этот, Рюриков, ну никак не
хотел чистосердечно колоться. Орал, что не было его всю  ночь,  пришел,  она
уже лежала мертвая, баба его. Эксперт сказал, смерть наступила  часа  в  три
утра. А вещи швырять он начал в восемь. Видно, когда резал, был пьян в зюзю,
потом проспался, обнаружил труп, ну и, конечно, крыша совсем поехала.
   - А свидетели? - машинально поинтересовался Коля.
   - Какие, на хрен, свидетели? Кому эта Симка нужна, кроме ее  сожителя?  -
Орудие убийства нашли?
   - Да чего там искать? Этот придурок совсем сдвинулся, все из  своей  норы
выкинул в окошко, с третьего этажа, в том числе разные  ножи,  их  там  штук
пять обнаружено,  в  куче  бомжовского  барахла.  Обычная  бытовуха,  ничего
особенного. По мне, так лучше бы они, эти уроды,  поскорей  все  друг  друга
кончили, воздух стал бы чище. А то загадили, завоняли всю Москву.
   "Дурак, - сказал себе Коля, простившись с Дуловым, - идиот несчастный! На
фига ты полез с вопросами к начальству? Ну кто так делает? Нет  чтобы  сразу
Дулова или еще кого из группы заловить и выспросить, как  бы  между  прочим.
Тебе по-честному хотелось?  Ты  считал  нужным  обратить  внимание  товарища
майора на возможную связь двух убийств? Вот и обратил. Идеалист хренов".
   Коля отлично понимал, в чем дело. Начальник отделения злился и  нервничал
не потому, что его  пугала  перспектива  ловить  сумасшедшего  серийника  на
вверенной  ему  территории,  такими  крупными   преступлениями   все   равно
занимается не "земля", не районные сыскари, а  более  высокие  инстанции.  И
кричал майор на лейтенанта вовсе не из воспитательных соображений. Дело было
в том, что бомж Рюриков скоропостижно скончался в кпз. Он тихо завалился  на
бок, и все, кто видел его, думали, что  бомж  просто  спит.  Когда  районный
следователь вызвал его на допрос, открыли камеру, принялись трясти, долго не
хотели верить.  Почти  все  в  отделении  знали,  что  капитан  Краснов  при
задержании здорово избил бомжа,  и  иных  причин  смерти,  кроме  внутренних
повреждений в результате ударов,  быть  не  могло.  Это  грозило  серьезными
неприятностями не только капитану, но и начальнику, и всему отделению.  Если
про сотрудника милиции возбуждается  уголовное  дело,  то  за  этим  следуют
всякие проверки, комиссии, начинается злорадный гогот в прессе, а  кому  это
надо?
   Коля надеялся, что для начальника отделения  вce-таки  важно,  чтобы  был
пойман маньяк, который может еще человек десять убить.  А  то  и  пятьдесят.
Коля был уверен, если маньяк начал действовать, он не  остановится.  Ножевые
удары оставляют не только колотые раны на теле жертвы, но и глубокие следы в
душе  убийцы,  особенно  если  убийство  было  первым   в   жизни.   Однажды
проснувшись, агрессия уже не засыпает, она оседает на дно души и растет там,
как раковая опухоль, выстреливает метастазами изнутри в глаза, в мышцы лица,
в голосовые связки. Меняется взгляд, мимика, тембр голоса. Младший лейтенант
читал где-то  о  редкой  наследственной  болезни  порфирии,  которая  делает
человека внешне похожим на зверя и меняет нормальную человеческую психику на
звериную. Редкая болезнь породила древний миф про оборотней. Может, все  это
ерунда, однако в маньяках есть нечто мистическое, поэтому они так  популярны
среди населения, становятся  героями  книг,  фильмов.  Про  маньяков  всегда
интересно, и этот интерес рождает новых серийных убийц. Есть психи,  которые
зверски убивают детей, женщин  и  стариков  исключительно  для  того,  чтобы
прославиться.
   Младший лейтенант прошел насквозь  несколько  проходных  дворов,  сел  на
лавочку, выкурил сигарету, честно признался себе, что ему  страшно  за  свою
беременную жену. Алена любит гулять одна поздно вечером, когда спадает жара,
причем выбирает для прогулок самые глухие дворы и переулки, а  когда  он  на
ночном дежурстве, она вообще оставляет дверь  в  квартиру  открытой.  Просто
так, из дурости и упрямства, Страшно стало также за маму и бабушку,  которые
живут здесь же, на соседней улице, и дверь у них держится на соплях, и  есть
идиотская привычка пускать в квартиру кого угодно, не спрашивая, "кто там".
   На спинку соседней скамейки уселась девочка лет пятнадцати в наушниках, к
ремню шортов был пристегнут плеер.  Прямые  светлые  волосы  подрагивали  на
теплом ветру. Коле вдруг показалось, что белая  тонкая  футболка  у  нее  на
груди покрывается темно-красными пятнами. Он тряхнул головой, отвернулся,  и
уперся взглядом в молодую женщину, которая как  раз  выкатывала  коляску  из
подъезда. На ней было розовое шелковое платье,  и  опять  Коле  померещились
жуткие кровавые пятна.
   "Нет, а ведь, серьезно, меня он  тоже  может  кончить,  причем  в  первую
очередь, - подумал Коля скорее с раздражением, чем со страхом, -  ну  ладно,
пусть попробует, ублюдок, пусть только попробует..."
   Он резко поднялся, затоптал окурок и отправился к  ближайшему  таксофону,
чтобы позвонить следователю Бородину.
   Таксофон сожрал жетон, Коля  подошел  к  соседнему,  и  обнаружил  жалкие
останки разбитого аппарата. Оставалось дойти до метро.  Когда  он,  наконец,
дозвонился, услышал автоответчик. Представившись, он оставил  свой  домашний
номер и сказал, что необходимо встретиться, очень срочно.
   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
   - Без лифчика загорать нельзя, - наставительно сказала Света, не открывая
глаз, не поворачивая головы, но чувствуя каждое движение  сестры,  -  надень
сейчас же, это вредно.
   - Отстань, - огрызнулась Ира, - во-первых, мы не  на  юге,  а  во-вторых,
куда красивей, когда нет белых полосок.
   Они лежали в высокой  траве  на  поляне,  возле  маленького,  подернутого
серебристой ряской пруда. Солнце стояло в зените и обливало их  сухим  белым
огнем. В пруду  вяло  квакали  лягушки,  в  роще  тихо  поскрипывали  стволы
столетних  дубов,  где-то  совсем  близко  запричитала  кукушка,   тревожно,
торопливо, словно хотела сообщить о какой-то своей беде. Ира протянула р