Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
Глава 36
- Алиса, у вас есть раскладушка? - спросил Харитонов как ни в чем не
бывало.
- Обойдетесь, - буркнула Алиса, - будете сидеть на кухне. Я вас не
приглашала. Вас здесь нет.
Она захватила подушку и одеяло со своей тахты, ушла к Максимке в комнату
и закрыла дверь. Стараясь не шуметь, разложила старое кресло-кровать, завела
маленький будильник на девять, забилась под одеяло.
Только что ей казалось, стоит лишь положить голову на подушку, и она
заснет как убитая. Но никак не получалось. Она кожей чувствовала присутствие
Харитонова за стенкой, и в этом было что-то из фильмов ужасов, из детских
необъяснимых страхов, которые окатывают среди ночи ледяной волной, медленно
под-, ступают к кровати из темных углов, тянут длинные скользкие щупальца к
лицу, к горлу, не дают шевельнуться, заорать на всю квартиру, и кажется, ты
совершенно один в мире, и нет спасения.
От того, что в отставном полковнике товарище Харитонове не наблюдалось
ничего мистического, от того, что он был вроде бы живым существом, из мяса и
костей, и новые ботинки ему иногда натирали пятки, и в животе у него бурчало
от молочнокислых продуктов, становилось почему-то еще страшней.
Максимка застонал, позвал ее, не открывая глаз. Она прижала ледяную
ладонь к его горячему лбу. Не меньше тридцати восьми. Он всегда болел с
высоченной температурой. Иногда температура подскакивает у него просто от
возбуждения. Его нельзя назвать нервным ребенком, просто слишком развито
воображение.
У него тоже бывают необъяснимые ночные страхи. Он, как Алиса в детстве,
боится темноты. Он терпеть не может оставаться дома в одиночестве, включает
свет во всех комнатах, в ванной и в туалете, врубает на полную громкость оба
телевизора, радио и магнитофон. Днем под этот грохот делает уроки, вечером
спокойно засыпает при ярком свете и оглушительном шуме.
Он давно не расспрашивает о своем отце, о человеке, придуманном Алисой.
Он знает, нету него отца, но глубоко верит, что когда-нибудь появится, пусть
не родной, это не важно. И что теперь будет, если он узнает о Карле
Майнхоффе? Не удастся соврать и схитрить. Придется сказать правду.
Вот твой отец, малыш. Он неплохой человек, правда, международный
террорист, профессиональный убийца, которого ловят все спецслужбы мира, а
так в общем ничего. Ты только не волнуйся, его сейчас арестует этот серый
дядька, которого ты назвал слизняком. Это справедливо. Он преступник, стало
быть, должен сидеть в тюрьме, как сказал один из твоих любимых киногероев,
Глеб Жеглов. Ты ведь согласен с этим, малыш. Вор должен сидеть в тюрьме, а
убийца тем более. Я тоже согласна...
Алиса не заметила, как уснула. Разбудил ее негромкий стук в дверь. Ей
показалось, она проспала всего несколько минут, однако на часах было восемь.
Стук повторился, Алиса услышала, что в прихожей надрывается телефон.
Максимка перевернулся на другой бок, тяжело вздохнул. Прежде чем открыть
глаза, Алиса пощупала его лоб. Температура упала. Ребенок спал крепко и был
мокрый, как мышонок.
Накинув халат, Алиса выскользнула за дверь.
- Возьмите трубку, - сказал Харитонов.
Он был без пиджака, без галстука, в рубашке навыпуск. Алиса поняла, что
он не постеснялся улечься на ее кровать, поверх покрывала, укрылся пледом, и
вполне нормально выспался. Ремни, к которым крепилась кобура, он тоже снял,
но пистолет лежал у него в кармане брюк.
В трубке молчали. У Алисы пересохло во рту.
- Алло, я слушаю, - повторила она в третий раз, и откуда-то издалека,
словно с другой планеты, тихий низкий голос произнес почти без акцента:
- Доброе утро. Лисенок.
***
Вдали, на склоне, заманчиво дрожали огоньки отелей. Больше всего на свете
Инге хотелось сейчас принять горячий душ, съесть большой прожаренный
бифштекс с французским картофелем, выпить водки, а потом, забившись под
пуховую перину в уютном номере маленького горного отеля, проспать часов
десять, не меньше.
Но она знала, что служащие всех окрестных отелей и лыжных баз уже
получили по факсу ее фотографии и подробное описание. Везде ее ждут
переодетые агенты и арестуют через несколько минут после того, как она
переступит порог. И еще она знала, что прежде всего ей нужны лыжи, не
горные, а обычные, пластиковые, самые легкие, крупномасштабная карта, рюкзак
вместо сумки, запас продовольствия и толстый теплый свитер.
У Инги кружилась голова, подташнивало от голода, перед глазами
расплывались ослепительные разноцветные круги. От тяжелой сумки, наполненной
железом, ныло плечо.
Внизу показалась ровная редкая цепочка огней. Через полчаса Инга
спустилась к узкому шоссе. Мимо проехало несколько грузовиков, но она не
решилась голосовать. Сейчас главное не привлекать к себе внимания. Чем
меньше народу ее увидит, тем лучше.
Наконец за склоном появились первые дома. Инга с облегчением отметила,
что вышла к небольшой деревне как и рассчитывала. Ей нужен только магазин.
Вряд ли владельцы деревенских лавок успели получить факсы с ее портретами.
Между тем стало светать. Над горами поднималось холодное солнце. Снег
сверкал на вершинах. Деревня просыпалась, и хозяин универсального магазина
ничуть не удивился, когда женщина в светлой куртке постучала в стеклянную
дверь.
- Сейчас, мадам, мы уже открываемся. Инга шагнула внутрь, быстро
огляделась и, не обнаружив ничего подозрительного, направилась в угол, в
котором стояли горные лыжи. Взглянув на себя в огромное зеркало, она слегка
отшатнулась. На бледном, почти синем лице были красные пятна, глаза
слезились, слипшиеся, заиндевелые пряди падали на лоб. Она знала, что пятна
эти всего лишь результат нервного напряжения и смертельной усталости.
Обыкновенная крапивница, не более. Однако слова профессора Бренера об
ужасных язвах и волдырях все еще стояли в ушах.
Отвернувшись от зеркала, она занялась лыжами и ботинками.
- Мадам, вам нужна моя помощь? - спросил добродушный толстяк-хозяин.
Посмотрите, это новейшая модель...
- Нет, - буркнула Инга, - я сама, спасибо. Она очень торопилась, примеряя
ботинки. Подобрав нужный размер, не стала снимать, в коробку запихнула свои
промокшие насквозь кроссовки. Свитер и рюкзак схватила первые попавшиеся.
Затем побросала в корзину большую банку говяжьей тушенки, несколько пачек
сухого печенья, двухлитровую бутылку минеральной воды, упаковку нарезанной
твердой колбасы, пакетики с орехами и сушеными фруктами, блок сигарет,
путеводитель с крупномасштабными картами и еще кое-какие мелочи.
- Вам помочь отнести лыжи к автомобилю? - спросил хозяин, когда она
подошла к кассе.
- Нет, - она еле сдерживалась, чтобы не наорать на этого румяного сонного
швейцарца, и даже заставила себя улыбнуться, но вместо улыбки получилась
болезненная гримаса.
- Мадам, вам плохо? - заволновался хозяин.
- Спасибо, все в порядке, - она вытащила бумажник убитого Али-хана и
положила на никелевую тарелку у кассы пачку франков.
Хозяин удивился, что такая большая сумма платится наличными, но вида не
подал. Инга упаковала в объемный рюкзак свою спортивную сумку, сверху
уложила свитер и пакет с продуктами.
- Если вы без машины, мадам, мой сын мог бы вас подвести, здесь совсем
недалеко прокат автомобилей.
- Спасибо. Я доберусь на лыжах.
- А в каком вы остановились отеле? - не унимался хозяин. ,
- Благодарю вас, всего доброго. У вас здесь очень красиво. Сегодня
отличная погода. До свидания, - отчеканила Инга, как автомат, и быстро
вышла.
Утреннее горное солнце брызнуло в глаза. Инга надела темные очки, отошла
подальше от магазина, бросила рюкзак прямо на снег у обочины шоссе и встала
на лыжи. Она чувствовала, что много пройти не сумеет. Надо сделать привал,
поесть, разобраться с картой и подремать хотя бы час.
Она не знала, удастся ли найти подходящее место. Вокруг был снег,
ухоженные деревни, лыжные базы и отели. Ни заброшенных сараев, ни
развалившихся пустых домов. Ей предстояло проделать огромный путь, и не раз
придется где-то останавливаться на ночлег. Инга шла к итальянской границе, к
перевалу Сим-плон.
Спустившись по крутому склону, она не спеша поехала по заснеженному лугу.
На краю что-то темнело. Скоро стало видно, что это каменный остов дома,
остатки какого-то хозяйственного строения. Инга удивилась такому везению.
Крыши не было, но поперек обломанных стен лежало несколько неструганых
досок. Доски были и внутри, на полу. Она стряхнула снег, отстегнула лыжные
крепления, поставила лыжи в угол, вытянула из рюкзака новый свитер, положила
его под голову, попробовала улечься на доски, примериться, сумеет ли вот
так, прямо здесь, поспать хоть немного. Но, как только легла, почувствовала,
что встать уже не может. Не было сил. Ничего больше не хотелось - ни есть,
ни сверяться с картой. Она закрыла глаза и провалилась в обморочный сон.
***
- Здравствуй, Валера, - очень медленно проговорила Алиса в трубку.
Там, на другом конце, замерли, молчали несколько секунд, а потом голос
почти без акцента так же медленно произнес:
- Значит, я не буду богатым, раз ты сразу меня узнала.
- Нет, Валера, не будешь. Ты собирался морить у нас тараканов, но все
отменяется. У меня заболел ребенок.
- Максим болен? Что с ним? - тревожно спросил Карл Майнхофф.
- Кажется, простудился. Вот сейчас собираюсь вызвать врача из районной
поликлиники. Температура высокая. Так что тараканы пока пускай поживут.
Счастливо, Валера. Спасибо за заботу.
- Подожди, вы ведь совсем одни, некому сходить в аптеку и за продуктами.
Давай я подъеду к вам, привезу еду, лекарства какие-нибудь. Скажи, какие ему
нужны лекарства?
- Нет, Валера, ни в коем случае. У Максима может быть опасный грипп, ты
заразишься. Потом, когда он поправится, мы обязательно встретимся. Потом,
ладно?
Не дождавшись ответа, Алиса нажала кнопку отбоя. У нее было такое
чувство, словно она только что в одиночку за несколько минут разгрузила
вагон кирпичей. Она еще не успела ничего решить, а уже разыгрывала
импровизированный спектакль перед Харитоновым и предупреждала Карла. Она
была бы рада объяснить самой себе, почему так поступает, но не могла, не
было времени сориентироваться. Инстинкт сработал прежде разума и логики. Был
ли это инстинкт самосохранения или какой-то противоположный,
самоубийственный, Алиса пока не знала.
Карл понял ее с первого слова. И тут же подыграл. Практически она ему все
сказала, предупредила. Дальше - будь что будет.
Она старалась не встречаться взглядом с Харитоновым. Он стоял совсем
близко и дышал ей в лицо. От него веяло кислым нездоровым запашком пожилого
мужчины, который с утра не почистил зубы. Не сказав ему ни слова, Алиса тут
же набрала номер детской поликлиники. Она не успела удивиться, что вместо
гудка в трубке послышался щелчок и ей сразу ответили. Обычно в районную
поликлинику, в "вызов на дом", приходится дозваниваться не меньше получаса.
Там всегда занято.
- Будет доктор, в первой половине дня, - заверил ее вежливый мужской
голос вместо обычного ворчливого, старушечьего.
Но этому Алиса не придала значения. Она знала, что иногда в регистратуру
детской поликлиники сажают студентов-практикантов. На Харитонова она не
взглянула, молча отстранила его рукой, ушла в Максимкину комнату и закрыла
за собой дверь.
Он тут же ворвался вслед за ней.
- Кто вам звонил?
- Не надо орать, - поморщилась Алиса, - ребенка разбудите.
Но Максимка уже проснулся. Он открыл глаза, резко сел на кровати,
растерянно, испуганно уставился на Харитонова.
- Мамочка, я заболел. Горло болит. А который час?
- Доброе утро, малыш, - Алиса поцеловала его, поставила градусник, - ты
лежи, не вскакивай. Сейчас померим температуру, потом я тебе чайку принесу.
- Мам, почему он еще здесь? - шепотом спросил ребенок. - Он что, ночевал
у нас?
- Да. Ты не обращай на него внимания, - прошептала в ответ Алиса.
- Вы можете мне ответить, кто звонил? - Харитонов повысил голос, он явно
нервничал.
- Вы же все слышали, - повернулась к нему Алиса, - звонили по поводу
тараканов. Я договаривалась еще до отъезда.
- С кем конкретно вы договаривались? Как называется фирма?
- Это не фирма, это мой знакомый, который подрабатывает таким образом.
- У вас нет никаких тараканов, - Харитонов сунул руки в карманы брюк, и у
Алисы больно стукнуло сердце. Сейчас он вытащит пистолет, при Максимке...
- Да что вы, у нас полно тараканов. Просто они вылезают в темноте. Как
только зажигается свет, они прячутся. - Алиса посмотрела на градусник. У
Максимки было тридцать семь и пять. Он обнял Алису за шею, притянул к себе и
прошептал на ухо:
- Мам, пусть он уйдет, я его боюсь. Харитонов услышал и, растянув губы в
улыбке, произнес противным приторным голосом:
- Максим, неужели я такой страшный? Ты уж прости, приятель, мне придется
еще немного побыть у вас в гостях.
- Зачем? - хмуро уставился на него Максим. - Разве мы вас приглашали?
- Нет. Не приглашали. Работа у меня такая, - Валерий Павлович вышел из
комнаты и закрыл за собой дверь.
***
- Почему вы считаете, профессор, что у террористки нет второго
контейнера? - Вопрос этот задавался уже в десятый раз, но Бренер отвечал
спокойно и терпеливо.
- Образец, который она держала в руках, представлял собой опытный
экземпляр. В момент моего похищения он находился в лаборатории, а не в
спецпомещении, где хранятся готовые образцы. Она прихватила этот контейнер
потому, что он случайно попался ей под руку. Однако я не могу дать точную
гарантию. Я просто предполагаю, рассуждаю логически.
Прямой эфир на Бернском телевидении длился уже второй час. В студии
разрывались телефоны, без конца поступали вопросы по Интернету. Бренер
никогда не думал, что прямой эфир - это так тяжело. Значительно тяжелей, чем
многочасовые пресс-конференции при полных залах журналистов. Там все-таки
живые лица, а здесь стеклянные глаза телекамер.
Он отвечал на десятки вопросов, дурацких и разумных, злобных и
доброжелательных, хитрых и наивных. Корреспонденты из разных стран
возмущались беспределом, который творился в Израиле с бактериологическим
оружием.
- Мы верили этой стране! - с пафосом заявила бойкая молодая журналистка
из "Америкэн экспресс", - Израиль предал весь наш цивилизованный мир.
- Над бактериологическим оружием работают и в Пентагоне, - устало говорил
Бренер, - во всем цивилизованном мире, в нашем с вами мире накопилось
столько смерти, что сейчас достаточно искры. Уверяю вас,
научно-исследовательский центр в Беэр-Шеве охранялся ничуть не хуже, чем
подобные учреждения в Америке, в Германии, в России, в Японии. То, что
случилось со мной, - это не обвинение лично Израилю. Это предупреждение всем
нам, без исключения.
- Вы не боитесь преследований со стороны израильских спецслужб? Вы не
боитесь мести? - выкрикнул толстый пожилой обозреватель "Пари-матч".
- А вы бы на моем месте боялись? Толстяк не успел ответить, его перебил
другой корреспондент:
- Вы имеете какие-либо сведения о семье вашего сына? Вы не опасаетесь за
судьбу родственников? Ведь они остались в Израиле!
- Я полагаюсь на здравый смысл. Сын за отца не отвечает, это признавал
даже такой беспощадный человек, как Иосиф Сталин. Я говорил по телефону со
своим сыном. У них все нормально.
- Ваше решение выступить перед международной общественностью является
абсолютно добровольным или есть элемент принуждения с чьей-либо стороны?
- Мое решение абсолютно добровольно. Я наблюдал много раз, в каких
мучениях погибают подопытные животные в моей лаборатории. Когда меня
похитили террористы, я понял, насколько зыбкая граница отделяет людей от
такой же мучительной смерти.
- А раньше вы разве не понимали этого?
- Я ученый, меня увлекал процесс исследования, познания. Впрочем, я не
хочу оправдываться. Моя вина останется со мной до конца жизни.
- Вы, конечно, не вернетесь в Израиль. В пользу какой страны вы намерены
продолжить свои исследования?
- Я не собираюсь продолжать свои исследования. Возраст позволяет мне
стать просто пенсионером. Но уверяю вас, во многих странах есть молодые
ученые, талантливей и упорней меня, которые работают и будут работать в этой
области. Я хочу еще раз предупредить не только Израиль, но и другие страны,
что биологическое оружие было первым оружием массового уничтожения в истории
человечества. Оно может оказаться последним. После его применения просто не
будет человечества. Древние греки и римляне перебрасывали трупы зараженных
людей и животных через стены вражеских крепостей, заражали реки, озера и
колодцы, кидали в воду тела умерших от чумы и проказы. Это было первое
биологическое оружие, которое уносило тысячи жизней. В своем сегодняшнем
варианте оно справится с миллионами.
Лица сливались в одну безликую массу, голоса звучали в ушах, как гул
взлетающего реактивного самолета. Вопросы сыпались горохом. Иногда он почти
отключался, отвечал автоматически. Ему вдруг вспомнилось судилище на грязной
овощной базе в Москве в семидесятом году.
Сотрудников НИИ гоняли на базу с сентября по декабрь не реже двух раз в
месяц. Кандидаты и доктора наук копались в гнилой капусте, обстругивали
черные склизкие кочаны до кочерыжек. Девочка-лаборантка попыталась вынести
через проходную гроздь страшно дефицитных бананов, и был устроен
товарищеский суд совместно с сотрудниками базы.
Воровали все - и грузчики, и экспедиторы, и закинутые им в помощь
доктора-кандидаты. Считалось верхом глупости выходить за ворота с пустыми
руками. Но девочку поймали за руку при показательном рейде и судили с таким
удовольствием, с таким самозабвенным кайфом, что довели до истерики.
Странная ассоциация, однако что делать, если все так похоже! Только
вместо грязного красного уголка овощебазы роскошные конференц-залы, вместо
под-датых экспедиторов в синих халатах элегантные, трезвые, промытые до
блеска журналисты и политики. А психология все та же. Никому не стыдно.
Америка и Западная Европа клеймят Израиль, перепуганные любители
горнолыжного спорта собирают манатки, требуют от туристических фирм
возмещения убытков. Владельцы отелей в панике. Богатые родители срочно
забирают из знаменитых швейцарских школ своих детей, владельцы школ тоже в
панике. По тихим прекрасным Альпам бегает сумасшедшая Инга Циммер, и никто
точно не знает, есть у нее контейнер со смертоносными штаммами или нет. И
никто ее не может поймать.
Каждая крупная держава нечиста на руку в смысле производства запрещенного
оружия, но сейчас вот благодаря показательному рейду террористов попалось
государство Израиль. И все с удовольствием осуждают, клеймят, швыряют камни,
словно сами без греха. А выводов для себя никто не делает.
После третьей пресс-конференции Бренер понял, что во всем происшедшем
есть только один положительный момент: его личный выбор, его твердое решение
не участвовать больше в этой грязной самоубийственной гонке. Он бы не
решился остановиться, если бы не произошло с ним то, что произошло.
Исследовательский азарт - страшная вещь. Это как наркотик. Ты не осознаешь,
что производишь смерть, ты думаешь совсем о другом, о сегодняшнем
неожиданном результате, о разгадке увлекательных головоломок, которые
сочин