, что ребенок  уже  побледнел.  Ему  опять
страшно. Хватит с  него.  Ничего  страшного  не  происходит.  Добрый  старый
знакомый. Заказчик.
   - Это по работе, малыш, - сказала она и поцеловала его в нос, - ну что ты
на меня так испуганно смотришь? Мне надо будет уйти на пару часов. А ты пока
поставь себе  какой-нибудь  фильм,  полежи,  отдохни.  Мы,  кажется,  купили
кассету перед отъездом, но посмотреть ее не  успели.  Я  принесу  что-нибудь
вкусненькое, и мы с тобой поужинаем.
   - Мама, ты что, не понимаешь? - произнес он  громким  шепотом.  -  У  нас
кто-то был дома.
   - Перестань. Не выдумывай.
   - Это  ты  не  выдумывай,  будто  все  хорошо!  Предположим,  конструктор
обрушился сам по себе. Это возможно. У соседей сверху  или  за  стеной  была
вечеринка, там плясали так, что  все  тряслось,  и  некоторые  детали  могли
упасть. Но чтобы сама собой спрыгнула одна деталь,  а  на  ее  место  встала
другая... Кто-то был у нас дома. Все продолжается. Они следят за нами, -  он
говорил громким, отрывистым шепотом и чуть не плакал.
   - Кто "они", малыш?
   - Те, которые убили Денниса. Мы с тобой  свидетели,  и  теперь  нас  тоже
убьют. Вся эта история с полицейским-зомби, который  выписал  тебе  огромный
штраф, и с другим полицейским, в аэропорту, - не просто  так.  Не  случайно.
Даже я, ребенок, это понимаю. Я заметил, какое лицо было  у  полицейского  в
аэропорту, когда я назвал имя Сережи Бренера. А знаешь почему? Ты забыла,  а
я нет. Ведь профессор, которого похитили террористы, - Сережин  папа?  Ну  и
вот. Здесь все как-то связано, мамочка. Я не выдумываю, честное слово.
   Алиса присела перед ним на корточки, посмотрела ему в глаза снизу вверх и
тихо, виновато произнесла:
   - Ладно, малыш. Я должна тебе признаться. Мне  очень  стыдно,  но  это  я
трогала твой конструктор. Ты ведь знаешь, со  мной  такое  бывает.  Помнишь,
когда мы купили  "Лего",  я  играла  в  него  больше,  чем  ты?  Я  все-таки
архитектор, мне всякие фантазии приходят в голову,  особенно  когда  я  вижу
какую-нибудь интересную конструкцию.
   - Ты, мамочка, правду мне говоришь? - с надеждой спросил  Максим  и  тихо
всхлипнул. - Ты точно говоришь мне правду? Или нарочно это  выдумала,  чтобы
меня успокоить?
   - Ну  вот  еще,  буду  я  на  себя  наговаривать!  Думаешь,  мне  приятно
признаваться тебе в таком варварстве? Я ведь все время рычу на  тебя,  когда
ты залезаешь в мой компьютер или в мою готовальню. А сама, видишь,  порушила
твой конструктор.
   - Ладно, все, - вздохнул Максим, - но больше так не делай, хорошо?
   - Конечно, не буду.
   - А ты не могла бы сейчас не уходить? Пригласи этого знакомого домой.
   - Нет, малыш. Это совсем чужой человек. Если я каждого заказчика  буду  к
нам приглашать, дом превратится в проходной двор.
   - А кстати, откуда он узнал, что ты уже прилетела?
   - Он вообще не знал, что я куда-то улетала, и просто позвонил потому, что
ему надо там кое-что...
   "Господи, сколько еще мне придется врать ребенку?"
   - Ну ладно, иди, встречайся со  своим  заказчиком,  -  проворчал  Максим.
Только можно, я открою банку ананасового компота?
   - Конечно, малыш.

***

   Заляпанный грязью серый "Фольксваген" - пикап  был  припаркован  почти  у
самого подъезда, но не бросался в глаза потому, что к вечеру двор  заполнили
машины всех марок и цветов.
   Двое "наружников" в пикапе промерзли до костей. Трехлитровый термос давно
опустел, без горячего чая было совсем скверно. Один из них мог бы  согреться
глотком коньяка, но только один, потому что кому-то ведь  надо  будет  потом
вести машину. Очень хотелось хлебнуть из маленькой плоской  бутылки,  однако
оба терпели из солидарности.
   Из приемника звучали голоса,  детский  и  женский.  Было  отлично  слышно
каждое слово.
   - Смотри-ка, здорово она сообразила с конструктором, -  заметил  один  из
мужчин, когда прозвучало признание Алисы, будто это она  потихоньку  трогала
город "Лего". - Не хочет, значит, ребенка пугать. А зачем тогда его  таскает
с собой на оперативные задания?
   - Для отвода глаз, - буркнул второй мужчина, закуривая десятую  по  счету
сигарету за этот вечер, - черт, наследили мы с тобой в квартире выше  крыши.
Говорил я тебе, не надо было пыль вытирать.
   - Это лучше, чем оставлять отпечатки.
   - И конструктор этот хренов не надо было трогать.
   - Так это ты его сшиб, говорил я тебе: смотри под ноги, когда  в  комнату
заходишь. Ладно, еще не факт, что она профессионал.
   - А это выяснится очень скоро. Если она  профессионал,  то  наши  "жучки"
найдет и снимет.
   Подъехал лиловый "Ауди" и чуть не вмялся бампером в пикап.
   - Ну что, на хвост будем садиться? Или здесь подождем? - спросил один  из
"наружников".
   - Засветимся, - покачал головой его коллега,  -  надо  здесь  ждать.  Тем
более  через  полчаса  нас  сменят.  Если  мы  сейчас   "хвостить"   начнем,
неизвестно, когда освободимся. Я промерз как собака. Да и вернется она очень
скоро.
   Из подъезда выскользнула женская фигура в длинной  дубленке,  огляделась,
заметила под фонарем лиловый "Ауди". Из  машины  ее  тоже  заметили  и  тихо
просигналили. В темном окошке пикапа несколько раз  щелкнула  фотокамера  со
сверхчувствительным объективом.
   - Слушай, а кто такой этот Харитонов Валерий  Павлович?  -  спросил  один
"наружное" другого. - Он у нас как-нибудь обозначен?
   - Елки! - спохватился другой. - Он у нас "Хрен" называется! Вербовщик ее,
полковник ФСБ в отставке. Сегодня  начальник  охраны  акционерного  общества
"Шанс".
   - Ну и чего? Все-таки будем "хвостить"?
   - Ни в коем случае.

***

   - Знаете, Алиса Юрьевна, вы почти не изменились за  эти  годы,  -  сказал
Харитонов, бесцеремонно вглядываясь в ее лицо.
   - А вы, Валерий Павлович, очень даже  изменились,  -  усмехнулась  Алиса,
внешне, во всяком случае.
   - Что, постарел?
   - Нет. Вы стали джентльменом. В прежние времена мы с вами  встречались  в
какой-то облезлой дыре, на так называемой конспиративной квартире. А  сейчас
вы привезли меня в приличный ресторан. Раньше  на  вас  был  москвошвеевский
серый костюм и казенные коричневые ботинки. И физиономия у вас была, пардон,
совершенно казенная. А сейчас вы одеваетесь в дорогом  бутике,  лицо  у  вас
стало добродушней, мягче.  Почти  человеческое  стало  лицо,  с  чем  вас  и
поздравляю.  И  пахнет  от  вас  не  "Шипром",  а  чем-то  более  дорогим  и
пристойным.
   - Спасибо, - рассмеялся Харитонов, - очень приятно все это  слышать.  Что
будем заказывать? Вы есть хотите?
   - Нет. Только яблочный сок.  Ну  и  еще  коньячку  для  храбрости,  грамм
пятьдесят, не больше.
   - Пожалуйста, большой овощной  салат,  два  шашлыка,  -  обратился  он  к
официантке, - два яблочных сока, сто грамм "Камю".
   - Я же сказала, что не хочу есть, - напомнила Алиса.
   - Ну не надо, не скромничайте. У вас глаза голодные, -  широко  улыбнулся
Харитонов, и Алиса заметила, что он вставил отличные фарфоровые  зубы,  -  я
ведь знаю, вы прилетели рано утром. Дома  наверняка  пустой  холодильник,  в
магазин выйти не успели.
   - Да, - кивнула Алиса, - дома пустой холодильник и голодный ребенок.  Так
что долго мы здесь не задержимся.
   - Все зависит от вас. А для Максима можно взять  что-то  вкусное  отсюда.
Здесь упаковывают в специальные мешочки, можно заказать еду на вынос.
   - Я тронута. Вы даже знаете, как зовут моего сына.
   - А как же, - прищурился Харитонов, - я даже  знаю,  кто  его  отец.  Эй,
Алиса Юрьевна, вы побледнели? Вам нехорошо?
   - Мне отлично.
   - Ну, тогда давайте не будем терять время. Скажите, пожалуйста, почему вы
не использовали до конца такой  дорогой  тур  и  раньше  срока  вернулись  в
Москву?
   - Нет, - покачала головой Алиса и достала сигареты из сумочки, -  так  не
пойдет. Давайте по-другому. Сначала вы скажете, что вам  от  меня  нужно,  а
потом все остальное.
   - Мне? - Харитонов щелкнул зажигалкой, давая ей прикурить. - Мне  от  вас
совершенно ничего не нужно. Я просто хочу вам помочь. По старой дружбе.
   - Ох, Валерий Павлович, - устало вздохнула Алиса. - Сейчас из вас  патока
потечет. Я не могу так разговаривать.
   - Алиса, я действительно хочу помочь вам, - улыбка не сходила с его лица,
искренняя, добросердечная улыбка, - разумеется, с условием, что вы  поможете
мне.
   Принесли шашлык. Он выглядел очень аппетитно, но Алиса уже поняла, что не
сможет проглотить ни кусочка.
   - Валерий Павлович, вы женаты? - внезапно спросила  она.  -  У  вас  есть
дети?
   - Да, - он растерянно кивнул, - я женат, у меня  две  взрослые  дочери  и
годовалый внук.
   - Вам неприятно, когда новые ботинки натирают пятки?
   - Алиса, я не совсем понимаю, вы это к чему спрашиваете?
   - А если во время серьезного заседания у вас начинает  громко  бурчать  в
животе, вы смущаетесь? Или не обращаете внимания?
   - В чем дело, Алиса Юрьевна? - добросердечная улыбка медленно сползала  с
его лица.
   Теперь перед ней сидел старый  знакомый,  все  тот  же  тусклый  страшный
дядька из КГБ с ледяными глазами.
   - А если  в  зубе  дырка,  вы  сразу  идете  к  врачу  или  ждете,  когда
разболится? - Алиса хлебнула коньяку, поднесла рюмку к глазам  и  посмотрела
сквозь нее на Харитонова. - А  в  детстве  вы  прогуливали  школу?  Или  вам
родители разрешали иногда оставаться дома?
   - Прекратите, - прошипел он сквозь зубы, - хватит дурака валять.
   - Почему вы вдруг занервничали, Валерий Павлович?  -  ласково  улыбнулась
Алиса. - Разве в моих вопросах есть что-то неприличное,  оскорбительное  для
вас? Они не более бестактны, чем тот вопрос, который вы задали  мне:  почему
мы раньше времени уехали из Израиля.  -  Она  вздохнула  и  взяла  еще  одну
сигарету из пачки. - Я вас страшно боялась, когда мне было двадцать.  Никого
на свете я не боялась так, как вас. Вы мне снились в самых тяжелых кошмарах.
Знаете почему? Ни за что не догадаетесь.
   - Ну, догадаться несложно, - он сдержанно кашлянул, - если  бы  кто-то  в
институте или Кто-то из ваших друзей узнал о нашем  сотрудничестве,  вас  бы
стали презирать. Это ведь стыдно - стучать "гэбухе". Это едва  ли  не  самая
стыдная вещь для интеллигентного человека. А уж тем более стучать на  своего
любовника, на человека, с которым вы спали, от которого родили ребенка.
   Он сверлил ее глазами. Он сделал особое ударение на последних словах. Она
спокойно улыбнулась. Ей стало легче, хотя бы потому, что  теперь  она  точно
знала, о чем пойдет речь.
   - Нет, - она покачала головой, - вы не угадали. Я боялась вас потому, что
вы казались мне не совсем живым. То есть не совсем человеком. Это был  почти
мистический  страх  перед  неведомым  существом.  У  вас  не  было   никаких
нормальных чувств, присущих любому человеку. Совесть, жалость,  сострадание,
смущение, раздражение, гнев, радость... У вас все это как  бы  ампутировали.
Вот поэтому при виде вас, при одном только звуке вашего голоса по телефону у
меня дрожали коленки. Я больше не желаю испытывать это унизительное, мерзкое
ощущение. Я просто не сумею общаться с вами, если не увижу в вас хоть что-то
живое. Не знаю, поняли вы меня или нет...
   - Я вас понял, - кивнул Харитонов, - могу ответить на все ваши вопросы по
порядку. Если трут новые ботинки, я сначала их разнашиваю дома  и  заклеиваю
пятки пластырем. Перед ответственными заседаниями  стараюсь  не  есть  сырые
овощи и кисломолочные продукты. К зубному иду сразу, как  только  появляется
дупло, боли не жду. Школу иногда прогуливал, но  очень  редко  и  осторожно.
Кажется, все? Вы удовлетворены?
   - Вполне, - кивнула Алиса, - ешьте свой шашлык. Остынет.
   - Теперь вы  можете  мне  ответить,  почему  раньше  времени  улетели  из
Израиля? - Он стал снимать вилкой куски мяса с шампура.
   - Нам там надоело,  -  вздохнула  Алиса,  -  не  понравилось.  Во-первых,
холодно. Во-вторых - жуткие цены, и вообще как-то неуютно.
   - Да что вы говорите? - покачал головой Харитонов и положил в  рот  кусок
мяса. - И вам не жаль было пропавших денег? Я знаю, вы неплохо зарабатываете
на своей фирме, но не  столько,  чтобы  выбросить  на  ветер  около  пятисот
долларов из-за плохой погоды. Просто в Израиле вы встретились с отцом своего
ребенка. Совершенно случайно. Раньше никто не знал,  что  у  Майнхоффа  есть
сын, даже он сам не знал об этом. Но вот он увидел вас и  Максима.  На  него
это  произвело  очень  сильное  впечатление.  Максим  ведь  похож  на  отца,
удивительно, но на него он похож куда больше, чем на вас.
   -  Валерий  Павлович,  -  рассмеялась  Алиса,  -  вы,  кажется,   теряете
квалификацию. Откуда у вас эти романтические фантазии?
   - Вы отлично держитесь, я уже оценил ваши  актерские  способности.  Чтобы
сразу прекратить этот балаган; я вам скажу, что у меня  есть  документальное
подтверждение.
   - Простите, подтверждение чего?
   - Того,  что  Воротынцев  Максим  Юрьевич  является  родным  сыном  Карла
Майнхоффа.
   - Ну вы даете, Валерий Павлович, - Алиса залпом допилаконьяк,  оставшийся
в рюмке, - как же можно такое документально подтвердить?
   - Это вы  даете,  Алиса.  А  еще  дочь  медиков!  Будто  не  знаете,  что
существуют методы определения отцовства. Делается специальный анализ  крови,
затем составляется  подробное  заключение.  Конечно,  результаты  не  всегда
бывают  точными.  То  есть   специалисты   могут   сказать   точное   "нет".
Положительный ответ имеет разные степени вероятности. В случае с вашим сыном
степень  вероятности  получилась   самая   высокая.   Девяносто   процентов.
Оставшиеся десять можно компенсировать  поразительным  внешним  сходством  и
сроками.
   - Я не верю вам, - покачала головой Алиса, - вы меня опять  провоцируете.
Вы просто физически не могли этого сделать. Не имели такой возможности.
   - Ну почему? - криво усмехнулся Харитонов. - Это  было  совсем  несложно.
Когда Майнхофф учился в аспирантуре, он, как все студенты и аспиранты МГИМО,
проходил обязательную диспансеризацию. Меня, знаете ли, в молодости  коллеги
называли Плюшкиным. Помните этого героя из "Мертвых душ"? Так вот, я  всегда
считал, что в моем оперативном хозяйстве все может пригодиться.  Информация,
которая сегодня кажется мелочью и ерундой, завтра становится бесценной. Я на
всякий случай получил копию результата нескольких  анализов  крови,  общего,
клинического.  Ну,  мало  ли  что?  Вдруг,  например,  придется   опознавать
разложившийся или до крайности изуродованный труп? Там есть  группа,  резус,
всякие генетические подробности,  в  общем,  все  необходимые  данные.  Этих
данных достаточно в том числе и для определения отцовства. Нет, тогда  такой
вариант мне еще в голову не приходил. А потом, когда у вас родился сын,  ему
в роддоме тоже  сделали  анализ  крови,  уже  строго  специальный,  по  моей
просьбе. В общем, у меня имеется заключение судебных медиков,  в  котором  и
сказано про самую высокую степень вероятности.
   - Плюшкин жил в мерзкой грязной нищете, - медленно произнесла Алиса, - он
собирал всякий хлам, который  никогда  не  стал  бесценным.  Зачем  вам  эта
высокая степень вероятности? Кому это сейчас интересно?
   - Прежде всего Карлу, - улыбнулся Харитонов, - у  него  ведь  нет  других
детей.
   - Ну и что?
   - Он очень разволновался, увидев вас с ребенком. Так  разволновался,  что
на это обратили внимание  сотрудники  израильской  разведки  МОССАД.  И  еще
кто-то. Например, американец, ваш  сосед  в  гостинице,  с  которым  вы  так
подружились. Кажется, его фамилия была Шервуд? Он погиб не  случайно.  И  вы
это прекрасно знаете. Его убил Карл.
   -   По   официальному   заключению,   он   умер   от   острой   сердечной
недостаточности. Из-за этого мы и уехали.  Мы  не  могли  спокойно  отдыхать
дальше. Карл здесь совершенно ни при чем. О том, что он был в  это  время  в
Израиле, я впервые слышу от вас.
   - Ладно, допустим, - легко согласился Харитонов, -  я  вам  не  верю,  но
допустим, вы от меня впервые об этом услышали. Я поставил вас в известность.
   - Ну хорошо. Что дальше?
   - Майнхофф не относится к тому типу мужчин, которым безразличны их  дети.
Тем более единственный сын. И вы, как мне кажется, тоже до сих пор не совсем
безразличны ему. Он ведь так вас любил, Алиса.
   - Ну, Валерий Павлович,  вы  переходите  на  чужую,  незнакомую  для  вас
территорию. Смотрите не ошибитесь, - покачала головой Алиса.
   - Да почему же на чужую? - вскинул брови Харитонов.
   - Да потому, что  все  это  зыбко,  неопределенно.  Все  это  из  области
красивых чувств,  а  не  железных  фактов,  на  которые  можно  опираться  в
оперативной работе.
   - Красивые чувства иногда становятся железными фактами, - глубокомысленно
заметил   Харитонов,   -   Майнхофф,   такой   осторожный,   такой   хитрый,
просчитывающий каждый свой шаг, Майнхофф,  водивший  за  нос  самых  опытных
сотрудников спецслужб, вдруг совершенно  глупо  и  легкомысленно  засветился
перед МОССАДом, перед ЦРУ. С чего бы это?
   - У любого человека бывают  проколы,  срывы,  ошибки,  -  пожала  плечами
Алиса, - самых неуловимых когда-нибудь ловят.
   - Ну, положим, есть такие, которых не ловят никогда. Вы  говорите  -  все
зыбко, неопределенно в  области  красивых  чувств?  Но  бывает  так,  что  в
оперативной работе они становятся существенней железных фактов, и нам с вами
это отлично известно.
   - Что  значит  -  нам  с  вами?  -  возмутилась  Алиса.  -  Наше  с  вами
сотрудничество закончилось одиннадцать лет назад. Я сыта по  горло.  Вы  все
крутите вокруг да около, пугаете всякими анализами крови,  в  которые  я  не
очень верю, а что вам надо от меня, до сих пор не сказали.  У  меня  ребенок
голодный сидит один дома. Давайте закругляться, Валерий Павлович.
   - Будто вы до сих пор не поняли, что мне надо? - Харитонов прищурился.
   - Не поняла. Честное слово, не поняла.
   - Мне нужен Майнхофф. Вы должны сообщить мне, как только он появится.
   - А почему вы думаете, что он непременно появится? - тихо спросила Алиса.
   - Вы сами так думаете.  И  очень  боитесь.  Весь  ваш  кураж  шит  белыми
нитками. Я могу вам помочь.
   - Бросьте, - махнула рукой Алиса, - одиннадцать лет назад мы  расстались.
Очень нехорошо расстались. Я вам говорила, он расколол меня, назвал гэбэшной
шлюхой, избил. У меня, если вы помните, даже было сотрясение мозга.
   - Вы мне тогда сказали не  правду,  -  покачал  головой  Харитонов,  -  и
продолжаете врать сейчас. Он вас не расколол. Он предложил вам выйти за него
замуж и даже принес анкеты для ОВИРа. А вы отказали ему. Обидели,  оскорбили
до глубины души. И тогда между вами произошел резкий разговор.
   - Вы что, свечку держали? - усмехнулась Алиса.
   - Ваши выездные документы оформлялись через мой отдел.
   Алиса поперхнулась яблочным соком, закашлялась до слез. Харитонов налил в
стакан минеральной воды и протянул ей.
   - А вы что думали? - спросил он, когда она откашлялась. -  Все  было  уже
готово. Ваш отказ явился полной неожиданностью не только для Карла, но и для
меня. Но это уже дело прошлое. Сейчас вам надо сыграть любовь  и  раскаяние.
Уверен, вы сумеете. Вы согласитесь на все его предложения, как  бы  абсурдны
они вам ни показались.
   - Вы с ума сошли, товарищ майор...
   - Полковник, - поправил Харитонов.
   - Почему бы вам,  товарищ  полковник,  если  вы  так  уверены,  что  Карл
появится, не установить за мной наружное наблюдение?
   - Это само собой. Но этого недостаточно. Вы же не хотите оказаться вместе
с сыном в роли заложников? Вы не хотите, чтобы вокруг вас началась стрельба?
Карл мне нужен живой, тепленький. Я хочу взять его очень  тихо,  без  всяких
эксцессов. А для этого мне нужна ваша помощь.
   - А если он все-таки не появится?
   - Ну, на нет и суда нет, - развел руками Харитонов.
   Алиса нашла глазами официантку,  позвала  ее,  попросила  упаковать  свой
нетронутый шашлык и принести счет.
   - Значит, мы договорились? - спросил Харитонов, доставая бумажник. -  Вот
телеф