ал  мне,  как  все  произошло.  У
Денниса были страшные судороги под водой. Он бился, словно  у  него  начался
припадок либо галлюцинации. Он отбивался от людей, которые пытались  поднять
его на поверхность. Невозможно представить Денниса, который...  в  общем,  в
голову лезет множество вопросов. Разумеется, напрасных и глупых.
   - Мне эти вопросы вовсе не кажутся напрасными и глупыми. С трудом верится
в случайность, - он произнес это очень тихо и  медленно,  -  однако  местная
полиция категорически отрицает какой-либо криминал.
   - Конечно, - кивнула Алиса, - ну какой может  быть  криминал?  Несчастный
случай...
   Они помолчали. Алисе стало не по себе под  пристальным  взглядом  добрых,
мягких светло-голубых глаз американца.  Совсем  недавно  они  точно  так  же
сидели с Деннисом, и тоже взгляд у него был слишком пристальный, неприятный.
Возникло тревожное чувство: какой-то вкрадчивый подтекст стоит  за  словами,
за вопросами. Чего-то  от  нее  хотят  -  нечаянной  оговорки,  а  возможно,
нервного приступа откровенности. Так смотрят на человека, которому есть  что
скрывать.
   - Знаете, Деннис говорил мне, что вы  выглядите  напуганной,  вы  зажаты,
неконтактны, - американец быстро притронулся к ее  руке,  -  ему  показалось
почему-то, что вы здесь случайно встретили неприятного старого знакомого,  и
эта  встреча  подействовала  на  вас  угнетающе.  Впрочем,  Деннис   большой
фантазер. Я сказал  ему,  что  он,  вероятно,  пытается  найти  уважительную
причину вашего прохладного отношения к нему. Я спросил: а тебе бы  хотелось,
чтобы русская леди после двух дней знакомства бросилась к тебе  на  шею?  Он
ответил: да, именно этого  мне  хочется.  Ужасно  хочется.  Вы  всерьез  ему
понравились, Алиса. Он ведь очень одинокий  человек.  Есть  отец,  сестра  и
племянник. С женой он развелся два года назад.
   - Да, я знаю, - кивнула Алиса.
   - Так кто был прав? Я или он? - Баррет слабо улыбнулся.
   - Что вы имеете в виду?
   - Вы были в постоянном напряжении  оттого,  что  случайно  здесь  кого-то
встретили или просто ухаживания Денниса вас тяготили? Я понимаю, что лезу не
в свое дело, но хочу вам сразу  объяснить.  Мне  придется  сообщать  отцу  и
сестре Денниса, сопровождать тело в  Детройт.  Я  знаком  со  стариком.  Ему
семьдесят шесть  лет.  Можете  представить,  в  каком  он  будет  состоянии.
Единственный шанс хоть как-то смягчить страшный удар - очень много говорить,
подробно рассказывать о последних днях.  Старику  будет  все  важно,  каждая
деталь, каждый штрих. Вот поэтому я и спрашиваю вас о том, о чем  бы  ни  за
что не спросил в иной ситуации. Вы понимаете меня, Алиса?
   - Если это так важно, вы  можете  сказать  отцу  Денниса,  что  случайная
русская леди, с которой его сын познакомился в Эйлате, ответила  ему  полной
взаимностью, влюбилась по уши.
   - Именно так я  и  скажу.  Хотя,  конечно,  это  не  правда...  Я  старый
сентиментальный  человек,  но   вы   вряд   ли   поверили   сейчас   в   мою
сентиментальность. Ладно, Алиса, буду с вами  откровенен.  Дело  не  в  отце
Денниса, хотя, конечно, мне  придется  встретиться  с  ним.  Дело  совсем  в
другом. Местная полиция заинтересована, чтобы случившееся не стало серьезным
событием в жизни курортного города. Смерть американского  гражданина  должна
быть скоропостижной смертью, вызванной скрытым внутренним недугом, но  никак
не внешними причинами. Даже несчастный случай им удобней исключить.
   - Я понимаю, - кивнула Алиса.
   - Это хорошо, что вы понимаете.  Так  вот,  у  них,  у  израильтян,  свои
интересы, а у меня, американца, свои, совсем другие.  Я  бы  все-таки  хотел
выяснить точно, совершенно точно, почему  умер  Деннис  Шервуд,  мой  бывший
студент. У посольства есть такая возможность. Небольшая, конечно, но есть. И
без  вашей  помощи  нам  будет  значительно  трудней  это  сделать.   Вы   -
единственный наш свидетель. Я не имею права задерживать вас здесь,  везти  в
Тель-Авив, чтобы там вы дали подробные свидетельские показания нашей  службе
безопасности. Да и не стал бы я этого делать, даже если бы имел такое право.
Я не сомневаюсь, что вы расскажете мне  очень  подробно  о  последних  днях,
часах и минутах Денниса. Ведь вам нечего скрывать,  Алиса.  Поэтому  вы  все
расскажете. Я прав?
   - Конечно, - кивнула Алиса, - я расскажу.

Глава 25

   "Вот не провел бы я столько времени в грязи, разве доставила бы мне такое
удовольствие обыкновенная горячая ванна?" - думал Натан  Ефимович,  закрывая
глаза и с наслаждением вдыхая свежий сосновый аромат.
   Ванна,  положим,  была   не   совсем   обыкновенная.   Овальная   джакузи
нежно-розового  цвета.  Краны,  краники,  сливные   дырочки   -   изысканные
композиции из матового фаянса и сверкающего хромированного никеля, настоящие
произведения санитарно-технического искусства.
   В хитром зеркальном шкафчике с раздвижными дверцами имелся  полный  набор
дорогих гигиенических средств - несколько сортов зубной  пасты  и  шампуней,
ополаскиватели для волос и для рта, гели для бритья и после бритья,  баночки
с кремами, мужской одеколон "Рафаэлло",  щетки  и  щеточки  для  зубов,  для
ногтей, для волос, для массажа лица  и  тела,  еще  множество  всяких  милых
мелочей. Кроме того - пушистые полотенца, пара халатов, тапочки.
   Если учесть, что все эти миллиардерские радости не на твердой  земле,  не
на какой-нибудь  вилле,  а  посреди  моря,  внутри  белоснежной,  отделанной
мореным дубом посудины, то прямо дух захватывает.  Умеют  жить  умные  люди,
умеют себя любить и  уважать,  дай  им  бог,  бандитским  мордам,  всяческих
проблем и неприятностей...
   Конечно, в первый  момент  собственное  отражение  в  зеркале  подпортило
удовольствие. Но Бренер просто зажмурился, чтобы не видеть свою осунувшуюся,
поросшую  седой  щетиной,   покрытую   красно-серыми   пятнами   физиономию,
свалявшуюся, как  войлок,  шевелюру,  черные  круги  под  тусклыми  усталыми
глазами. Так,  зажмурившись,  постанывая,  покряхтывая,  скинул  ненавистную
бедуинскую хламиду, свернул в ком вместе с собственной  грязной  одеждой  и,
прежде чем залезть в волшебную джакузи, швырнул  все  это  пинком  за  дверь
ванной комнаты, повернул ручку, радостно отмечая, что впервые за эти дни  он
остался один, за запертой дверью, совершенно один, и нет рядом ни дуры  Инги
с ее пушкой, ни мрачных амбалов-арабов, ни вежливого Карла.
   То есть, конечно, вся компания здесь, на яхте, однако их не слышно  и  не
видно. Журчит водичка, небольшая,  скромная  с  виду  яхта  покачивается  на
мягких волнах Средиземного моря. И что самое поразительное  -  все  ближе  к
России   подплывает   эта   красивая   посудина,    игрушка    какого-нибудь
бандита-миллиардера.  Греция,  потом  Болгария,  а  дальше...   Ну   почему,
спрашивается, от одной только мысли о Москве так больно и сладко вздрагивает
сердце?
   Натан Ефимович засмеялся. Как просто размякнуть старому  еврею.  Довольно
лишь горячей ванны с  сосновым  ароматом  после  трех  дней  вонищи-грязищи.
Благородные бандюги везут его  не  в  трюме  с  гнилой  соломой  и  шустрыми
крысами, не в железном ошейнике на цепи, а со всеми удобствами. Как равного,
мать твою... Интересно, неужели яхта принадлежит гражданину России? Хотелось
бы посмотреть на это  чудо.  Для  человека,  покинувшего  Советский  Союз  в
1978-м, русский миллиардер - это действительно чудо, что-то вроде марсианина
или двухголового теленка.
   "Посмотришь еще, наглядишься, -  сказал  себе  Натан  Ефимович,  -  лучше
подумай, как станешь выкручиваться из бандитской игры. Однако чего сейчас-то
думать? Я пока не знаю ни игроков, ни правил.  Этот  Карл,  вероятно,  очень
крупный международный террорист. Жалко, я не любитель теленовостей и  газет.
Было бы не вредно в моей ситуации хоть немного разбираться в политике".
   Он  вылез  из  ванной  и  увидел  в  зеркале  уже  совсем  другое   лицо,
порозовевшее, гладкое, довольное. Оставалось только побриться. А  потом  еще
бы и поесть. А потом - выспаться по-человечески, на чистом белье.
   Ужинать, сидя за столом, а не на  корточках,  было  удивительно  приятно.
Настоящие  фарфоровые  тарелки  вместо  картонок   из   придорожного   кафе.
Серебряные  приборы,  хрустальные  бокалы,  маленькая  уютная  столовая  или
кают-компания, в общем, скромное помещеньице для миллиардерских трапез.
   - Угощайтесь, Натан Ефимович, - улыбнулся немец, - кошерных блюд на  этом
судне, конечно, нет. Но вы, надеюсь, не придерживаетесь кошерной диеты?
   Он давно снял свой маскарадный костюм, он был теперь  такой  же  гладкий,
чистый,  розовый,  как  Натан  Ефимович.  Инга,  тоже  чистая,  но   мрачная
молчаливая в  отличие  от  своего  приветливого  партайгеноссе,  то  и  дело
подливала себе виски, опрокидывала в рот  стакан  за  стаканом  и  почти  не
прикасалась к еде.
   - Я не придерживаюсь никаких диет. - Бренер положил в  рот  сочный  кусок
жареной свинины. - Очень вкусно. Кто же все это готовил?
   - Прислуга, - небрежно бросил немец, -  ваше  здоровье,  -  он  отхлебнул
виски, - а вы совсем не пьете?
   - Я люблю коньяк. Виски терпеть не могу.
   - А говорите, не придерживаетесь диеты, - засмеялся немец, - коньяк здесь
тоже есть.
   Он встал, открыл  зеркальный  бар,  достал  матовую  толстобокую  бутылку
"Камю".
   - Сколько дней мы будем плыть? - Бренер пригубил коньяк.
   - Дня четыре, не больше.
   - Жаль. Когда еще доведется попользоваться за счет бандитских  капиталов?
Скажите, неужели хозяин всего этого счастья - русский?
   - Ну, не совсем, - улыбнулся Карл, - он примерно такой  же  русский,  как
вы, то есть еврей. Но гражданин России. И, кстати, он вовсе не бандит.
   - А кто же?
   - Банкир, политик.
   - Как фамилия?
   - Вы многого от меня хотите, - развел руками немец, - потерпите, он скоро
сам лично вам представится.
   - А все-таки между нами, мальчиками, зачем я ему понадобился?
   - Ну-у, Натан Ефимович, - Карл укоризненно покачал головой, - всему  свое
время. Честно говоря, не разбираюсь я в этих играх.
   - Неужто? - прищурился Бренер. - А зачем тогда вы в них участвуете?
   - Платят хорошо, - он ухмыльнулся, - работа не скучная, не пыльная.
   - Сколько вы знаете языков, Карл?
   - Английский, русский, испанский, арабский, иврит. Пять,  кроме  родного.
Правда, не все так хорошо, как русский, но мне хватает.
   - Вы могли бы зарабатывать деньги как-то иначе.
   - Мог бы, - кивнул немец, - а если учесть, что  я  закончил  исторический
факультет Берлинского университета с отличием, да еще аспирантуру  Института
международных отношений в Москве, то я вообще мог бы  стать  дипломатом  или
профессором, как вы.
   - И что же вам помешало?
   - Азарт. Я люблю рисковать.
   - Если я правильно понял, вы террорист?
   - В определенном смысле, - кивнул Карл с комической важностью.
   - Есть у вас какая-нибудь программа, цель?
   - А почему вы думаете, что они должны быть?
   - Ну, надо ведь чем-то оправдывать риск, жестокость,  убийства,  -  пожал
плечами Бренер, - я  плохо  разбираюсь  в  политике,  но  каждому  школьнику
известно, что у террористических  группировок  должна  быть  некая  красивая
сверхзадача переделать мир, осчастливить человечество,  отомстить,  изменить
что-то в истории и в географии, оттяпать кусок земли у одного государства  и
передать  другому,   истребить   каких-нибудь   врагов   по   национальному,
социальному, или религиозному признаку.  Наконец,  просто  доказать  себе  и
другим собственную значимость. Ну как же без этого?
   - А у вас, когда вы изобретаете в своей лаборатории всякую пакость, разве
есть программа, цель?
   - Я занимаюсь наукой. У науки нет никакой цели, как и  у  искусства.  Это
самодостаточные понятия.
   - А мораль? - хитро прищурился  Карл.  -  Вам  интересно  наблюдать,  как
размножаются вирусы и всякие бактерии? Как мучается подопытный  кролик,  мой
тезка? Вы представляете себе, что так же будут  мучиться  люди,  если  плоды
ваших исследований кто-то применит  на  практике?  Женщины,  дети,  старики,
совершенно невинные люди...
   "Надо же, запомнил кролика, - усмехнулся про себя Бренер, - задела его за
живое судьба подопытного тезки..."
   -  Плодами  моих  исследований  можно  по-разному  распорядиться.   Можно
убивать, но можно спасать, лечить. Вот тут как раз и начинается мораль.
   -  Эйнштейн  и  Сахаров  были  гениальными  учеными,  высоконравственными
людьми, - задумчиво произнес Карл, - но  разве  не  лежит  на  них  вина  за
появление атомного оружия?
   - Убивать можно и топором.
   - Правильно. Но масштабы разные. Или вы солидарны с  Иосифом  Джугашвили?
Он довольно верно заметил, что гибель одного человека - трагедия,  а  гибель
сотен тысяч - уже статистика. Оружие массового уничтожения  изобрели  такие,
как вы, интеллигентные, тихие, гуманные люди. Так что еще неизвестно, кто из
нас террорист, -  Карл  весело  подмигнул,  -  мы  с  вами  в  одной  лодке,
профессор. В прямом и переносном смысле.
   - Заткнитесь, вы, оба! -  Инга  шарахнула  кулаком  по  столу,  зазвенела
посуда. - Карл, ты так много говоришь с еврейской  свиньей,  чтобы  освежить
свой русский? Чтобы легче общаться с твоей славянской проституткой?
   Инга была сильно пьяна.  Щеки  ее  пылали,  светлые  свежевымытые  волосы
падали  на  лицо,  в  глазах  вспыхнул  ледяной  бледно-голубой  огонь,   не
предвещавший ничего хорошего. Ни Бренер, ни даже Карл  не  успели  заметить,
каким образом в ее руке появился пистолет. Дуло заплясало перед глазами.
   - Вы бы съели что-нибудь, фрейлейн, - осторожно произнес  Натан  Ефимович
по-немецки.
   - Молчать! Убью! Карл, учти, я все знаю. Я всегда все знаю. Ты  только  и
ждешь, когда мы приедем в эту вонючую Россию, чтобы опять встретиться с ней.
Не дождешься! Сначала я ее прикончу вместе с  ее  выродком.  Он  ведь  твой,
Карл? Какое счастье, у тебя есть сын! - она скорчила приторную гримасу. - Ты
получишь деньги за эту операцию, купишь домик в Новой  Зеландии  и  заживешь
там в гнездышке со своим счастливым семейством.
   -  Инга,  детка,  убери  пистолет,  майне  кляйне,  -  Карл  расслабленно
откинулся на стуле и закурил, - мы все устали, перенервничали, пора спать.
   Инга щелкнула предохранителем. Рука ее  тряслась,  дуло  перепрыгивало  с
Карла на Бренера  и  обратно.  В  дверях  показался  незнакомый  здоровенный
бритоголовый детина. Инга сидела спиной к  двери,  но  просекла  по  реакции
Карла и Натана Ефимовича, что там кто-то есть.
   - Не дергайтесь. Тихо сидите. Оба. Одно движение  стреляю.  Ты,  скотина,
пошел вон отсюда!
   Парень  вопросительно  уставился  на  Карла.  Судя   по   выражению   его
квадратного лица, он не знал немецкого. Карл  затянулся,  стряхнул  пепел  и
произнес по-русски:
   - Все нормально, Эдик. У нас семейная сцена.
   - Это прислуга? - усмехнулся Бренер.
   - Совершенно верно, - кивнул  Карл,  -  вы  спрашивали,  кто  так  вкусно
приготовил свинину. Именно он, Эдик. Он вообще мастер на все руки.
   - Карл, я не шучу. Ты меня знаешь. - Инга,  выпятив  нижнюю  губу,  сдула
легкую прядь со лба.
   Натан Ефимович заметил, что рука с пистолетом уже не так сильно трясется.
   - Майне либе, - вздохнул Карл, - может, мы отпустим профессора и  выясним
наши отношения наедине?
   - Нет. Он останется здесь. Это даст тебе шанс. Если ты продолжишь  валять
дурака, я сначала убью его. Тогда, возможно, ты одумаешься.
   - Слушай, детка, что с тобой? У тебя очередной приступ  ревности?  Должен
сказать, очень не вовремя.
   Давай сначала завершим операцию, а  потом  займемся  личными  проблемами.
Сейчас тебе лучше лечь спать. Ты много пила и ничего не ела. - Карл  загасил
сигарету, протянул руку к Инге.
   Натан Ефимович осторожно приподнялся. Ему вовсе  не  хотелось  схлопотать
пулю от этой пьяной идиотки.
   - Сидеть! - рявкнула она. - Вы оба не выйдете отсюда, пока я не узнаю все
про твою русскую проститутку. Меня интересует имя, фамилия, возраст, адрес в
Москве.
   - Хорошо, -  кивнул  Карл,  -  только  сначала  объясни,  почему  ты  так
завелась? С чего ты взяла, что у меня есть какая-то женщина в России? А  тем
более - сын. Кто тебе сказал эту чушь?
   - Никто. Я ее вычислила. Еще тогда, одиннадцать лет назад. Ты  не  просто
так без конца мотался в Россию.
   - Правильно, - спокойно кивнул Карл, - я там  учился,  у  меня  там  было
много дел.
   - Много дел и одна проститутка.
   - Детка, перестань, - он поморщился, - каждый раз, когда  я  приезжаю  из
какой-нибудь страны, ты мне устраиваешь сцены ревности. Ты же знаешь, как  я
тебя люблю, майне кляйне. Ну разве может  кто-то  с  тобой  сравниться?  Тем
более какая-то русская.
   - Карл, не морочь мне голову. Да, я знаю, ты с ней расстался  и  забыл  о
ней. Но сейчас в Эйлате встретил опять. Более того, ты узнал, что она родила
ребенка. Мальчика. И решил, будто это твой сын. Правильно,  по  времени  все
совпадает. К тому же мальчишка похож на тебя, я  видела  фотографии.  И  ты,
Карл, распустил сопли. Ты всегда мечтал о сыне. Я не виновата, что  не  могу
родить. Она все еще держала пистолет. Теперь уже рука не тряслась, но дрожал
голос.
   - Ты у меня  фантазерка,  -  Карл  ласково  улыбнулся,  -  слушай,  давай
отпустим профессора? Я провожу его в  каюту,  а  потом,  наедине,  все  тебе
объясню.
   - Я сказала, он останется здесь.
   - Послушайте, фрейлейн, - подал голос Натан  Ефимович,  -  мне  вовсе  не
интересно наблюдать вашу семейную сцену. Я устал, честное слово.
   На самом деле ему было очень даже интересно.
   Пистолет уже не пугал его. Натан Ефимович почти не  сомневался  -  теперь
она точно не выстрелит. Слишком уж затянулся разговор. Пьяный гнев остыл,  с
каждым словом, с каждой минутой ей все сложней нажать  курок.  Хотя  кто  ее
знает?
   - Хорошо, Инга, - Карл с хрустом потянулся, сцепил руки на затылке,  если
тебя так разволновали эти дурацкие фотографии... Да,  я  встретил  в  Эйлате
одну старую знакомую из России. Много лет  назад  ее  под  меня  старательно
подкладывали сводники из  КГБ.  По  моим  сведениям,  она  продолжает  тесно
сотрудничать, теперь уже с  ФСБ.  Более  того,  я  подозреваю,  она  владеет
информацией об этой нашей операции. Я намерен встретиться с ней в  России  и
кое-что выяснить.
   "Господи, что за бред! - думал Натан Ефимович, стараясь, чтобы  удивление
никак не отразилось на его лице. - Алиса Воротынцева, Лисенок -  агент  КГБ?
Дочка Юры и Иры, девочка из интеллигентной семьи... Гадость какая..."
   - А ребенок? - тихо спросила Инга.
   Профессору на миг стало ее жаль. Он догадался, что Карл врет ей. Не  стал
бы террорист  ни  за  что  выкладывать  при  нем,  при  Бренере,  такую  вот
информацию. Слишком это серьезно. Не для ушей похищенного профессора. Видно,
и правда, с Алисой был  у  него  роман.  Это  можно  представить.  Он  умен,
образован, в  нем  есть  определенное  обаяние.  Удивительно,  какие  фокусы
выкидывает судьба, как странно тесен мир...
   А  Инга  поверила  с  поразительной  легкостью.  Она  смотрела  на  Карла
преданными глазами и жадно ловила каждое слово.
   "Если перефразировать Карамзина - и бандитки любить умеют", -  усмехнулся
про себя профессор.
   - Ну, майне либе, при чем здесь ребенок? - Карл  спокойно  протянул  руку
через стол и погладил ее по щеке.
   - Когда мы ее возьмем, - Инга потерлась щекой о его ладонь, - я сама буду
ее допрашивать. Хорошо?
   - Она не говорит по-немецки, - улыбнулся Карл.
   - Ничего. Ты переведешь, в крайнем случае я допрошу ее по-английски.  Мне
уже приходилось это делать, моего запаса  слов  вполне  достаточно,  -  Инга
убрала наконец пистолет, и Натан Ефимович перевел дух.
   - Английского  она  тоже  не  знает,  -  улыбнулся  Карл,  -  она  вообще
безграмотная, глупая, некрасивая, и даже как агент -  совершенно  никуда  не
годится.
   - Да, - радостно кивнула Инга,  -  она  страшнее  крокодила.  Кстати,  ты
все-таки подобрал те фотографии, которые