сь? - спросил Максимка.
   - У меня расческа упала. Все, нашел. - Он распрямился и быстрым движением
убрал что-то в карман куртки.
   Г. Сочи, июль 1983 года
   У Алисы после трех часов  безостановочного  рок-н-ролла  и  диско  гудели
ноги. Голова кружилась, глаза закрывались сами собой. В ушах все  еще  орала
группа "Бони-М". Сил хватило только на то, чтобы почистить зубы и нырнуть  в
койку. Она провалилась в сон и не слышала, как звякнуло окно.  Потом  что-то
мягко, тяжело стукнуло.
   Алиса вздохнула во сне, перевернулась на другой бок. Скрипнула  пружинная
койка, и что-то теплое, колючее скользнуло по  щеке.  Алиса  открыла  глаза,
вскочила, но закричать не успела.
   - Тихо, разбудишь своих крысят, - губы Карла были у  ее  рта  и  не  дали
крикнуть.
   - Ты с ума сошел? - прошептала она, опомнившись  после  долгого  поцелуя.
Как ты сюда попал? Дверь заперта.
   - Окошко открыто.
   - Но ведь второй этаж...
   - Дерево под окошком. Накинь что-нибудь. Надень тапочки.
   - Зачем?
   - Потом скажу. Давай быстрее.
   Он уже нащупал тапочки под кроватью и надел ей на  ноги.  Соседняя  койка
громко заскрипела.
   - Алисия, сито силутилася? - тревожно пискнул тоненький голосок.
   - Ничего, Ли. Спи, - прошептала Алиса.
   - Китио пилисел?
   - Никто. Спи.
   - Безяблазия какая, - заворчала вьетнамка Сан Ли, перевернулась на другой
бок и накрылась с головой одеялом.
   - Карл, что вообще происходит? - зашептала Алиса. - Который час?
   - Половина третьего.
   Он стянул с нее ночную рубашку, на минуту  прижался  щекой  к  ее  груди,
потом схватил платье, висевшее на спинке кровати.
   Заскрипела койка под другой вьетнамкой.
   - Давай быстрее, - прошептал он, - я потом все объясню.
   На  цыпочках  они  вышли  в  коридор,  он  прикрыл  дверь.  Алиса  успела
удивиться,  что  английский  замок,  который  обычно  закрывался  с  громким
щелчком, сейчас не издал ни звука. Карл крепко держал ее за руку и тянул  за
собой.
   - Куда мы несемся? - спросила она, когда они выбежали на ярко  освещенную
главную аллею.
   - Сейчас увидишь. Небольшой  сюрприз.  Они  свернули,  обогнули  соседний
корпус и через минуту оказались у коттеджей, которые  находились  в  глубине
парка, за основными четырехэтажными корпусами.
   В коттеджах жила администрация и комсомольская элита из стран  соцлагеря.
Алиса знала, что Карл к элите не относится и живет  в  соседнем  корпусе,  в
таком же трехместном номере, как у нее, вместе с поляком и арабом из Ливана.
   Карл достал ключ из кармана, открыл дверь  коттеджа,  буквально  втолкнул
Алису внутрь, тут же захлопнул дверь. Было  совершенно  темно,  и  в  первый
момент Алисе показалось, что она ослепла. Не давая ей опомниться,  он  легко
подхватил ее на руки.
   - Карл, ты все-таки сумасшедший, -  быстро  прошептала  она,  на  секунду
отрываясь от его губ.
   - Скажи: "Карлуша, я тебя люблю..."
   Платье упало на ковер у широкой комсомольской кровати.
   - Где ты взял ключ от коттеджа?  Нас  выгонят  из  лагеря...  Пусти  меня
сейчас же...
   - Я взятку дал директору. Это теперь мой номер. Я тебя  никуда  не  пущу.
Теперь уже никуда. Ну, скажи: "Карлуша, я тебя люблю".
   - Я тебя ненавижу... ты расист, террорист, бандит с большой дороги...
   - Я предупреждал: не зарекайся.
   - Что значит - не зарекайся?
   - Ты влюбилась в расиста.
   - Ничего я в тебя не влюбилась. Ты все выдумал. Так нельзя...
   - Потом поговорим, обсудим, что можно, что нельзя.  Ну  обними  же  меня,
поцелуй бедного Карлушу, вот так... а говоришь,  не  любишь!  Очень  даже...
никуда не денешься теперь, никому н отдам...
   - Карл, а как же Инга?
   - Алиса, нет никакой Инги. Ты чувствуешь, никого нет, только мы с  тобой,
майне либе, майне кляйне, их либе дих, Алиса...
   Иерусалим, январь 1998 года
   Машину вели по очереди. Патрули, военные и полицейские, были  расставлены
через каждые двадцать километров. Вежливые мальчики с автоматами заглядывали
в окошко, спрашивали, куда они направляются, улыбались и желали  счастливого
пути.
   Вдоль окон плыла мрачная, каменистая пустыня, иногда попадались поселения
бедуинов. Подобия палаток, собранных из фанерных ящиков,  развевающееся  под
ветром тряпье, женщины,  похожие  на  призраков  в  своих  длинных  одеждах,
печальные голенастые верблюды с ковровыми седлами на мягких горбах.
   Максимка незаметно уснул на заднем  сиденье.  Алиса  и  Деннис  почти  не
разговаривали. Надо было постоянно следить за дорогой, сверяться с картой.
   В Иерусалим они попали только  ввечеру.  Деннис  быстро  нашел  гостиницу
"Холидей-инн".
   - Сколько стоит номер? - спросила Алиса, когда они  заполняли  анкеты  за
столиком в холле.
   - Нисколько, - улыбнулся  он,  -  я  уже  оплатил  оба  номера,  мне  как
сотруднику  корпорации  положены  огромные  скидки.  Для  меня   это   почти
бесплатно.
   - Тогда я угощаю вас ужином, - улыбнулась в ответ Алиса.
   - Хорошо, - кивнул он.
   Они оставили машину на стоянке перед гостиницей и  отправились  пешком  в
старый город. Было холодно. Огромные толпы  туристов  медленно  сочились  по
узким кривым улочкам. Группа английских баптистов совершала крестный  ход  к
храму Гроба Господня. Мускулистый молодой человек в строгом  черном  костюме
нес на плече огромный крест, вслед за  ним  семенили  старички  и  старушки.
Процессия останавливалась через  каждые  десять  метров,  чтобы  спеть  пару
псалмов, и приходилось стоять, ждать. Обойти их было невозможно.
   - Так мы будем идти до завтра, - сказал Деннис, - если мы хотим попасть в
храм Гроба Господня до закрытия, надо свернуть и найти другую дорогу.
   - А если заблудимся, попадем в арабский квартал? - засомневалась Алиса.
   - Мам, перестань. Здесь везде полиция. Мало  ли  что  тебе  рассказывали!
Ничего с нами не случится, - решительно заявил Максимка.
   Они нырнули в какую-то глухую подворотню, потом еще куда-то  сворачивали,
останавливались, сверялись с планом города, несколько раз спрашивали  дорогу
у полицейских, те объясняли: сначала прямо, потом  направо  и  сразу  налево
через несколько метров, а потом еще раз налево...
   Стало темнеть. Они поняли, что сегодня уже никуда не попадут. Надо просто
выбраться из этого лабиринта, а завтра встать пораньше и опять отправиться в
старый город.
   Они  огляделись,  чтобы  спросить,  как  пройти  к  Яффским  воротам,  но
обнаружили, что вокруг совсем другая толпа, мрачная, грязная,  и  ни  одного
туриста, ни одного полицейского. Глухой  неприятный  арабский  квартал.  Они
ускорили шаг, чтобы поскорей выбраться.
   Улочка  примерно  в  метр  шириной  вся  состояла  из   арабских   лавок.
Приходилось все время смотреть под ноги. Глиняная  и  медная  посуда  стояла
прямо на булыжнике, тут же были навалены горы платков, ковров,  громоздились
вешалки с одеждой, лотки с фруктами, орехами,  пряностями,  липкими  жирными
сладостями,   что-то   жарилось,   кипело,   отовсюду   звучала   монотонная
мусульманская музыка, группки  мрачных  усатых  мужчин  стояли  у  крошечных
грязных кофеен, женщины в длинных  робах,  в  черных  платках,  прикрывающих
лица, скользили мимо, не  поднимая  глаз.  Чумазые  детишки  всех  возрастов
носились сквозь толпу с воплями, сшибая все на своем пути.
   Мальчик лет четырех потянул Алису за рукав  и,  глядя  жалобными  черными
глазами, полными слез, заканючил на ломаном английском:
   - Шекель, плиз, ай хангри, плиз!
   - Ни в коем случае! - крикнул Деннис.
   Но Максимка уже протягивал малышу шекель. Тот выхватил монету  и  убежал.
Моментально подлетели еще трое, им было лет  по  семь,  они  заорали  хором,
стали дергать за одежду, один  вцепился  в  Алисину  сумку,  другой  ухватил
Максима за куртку.
   - Шекель! Гив шекель!
   Деннис оттолкнул арабчат, схватил  за  руки  Максима  и  Алису  и  рванул
вперед. Им вслед неслись крики, улюлюканье,  смех.  И  вдруг  что-то  больно
ударило Алису в спину. Боль чувствовалась даже сквозь теплую кожаную  куртку
и толстый свитер.
   - Пригнитесь! - крикнул Деннис. - Быстрее! Не оглядывайтесь!
   Бежать по кривой, заставленной горшками, лотками и вешалками улочке  было
трудно. Почти совсем стемнело. Сзади слышался мерный топот и уже  не  только
детские, но и взрослые мужские голоса. Судя по крикам,  за  ними  бежало  не
меньше десяти человек.
   Алиса все-таки оглянулась. Их догоняла целая толпа подростков,  еще  один
камень ударил в спину. Они свернули за угол и оказались на  точно  такой  же
улице. Ни одного полицейского, никаких туристов.  И  почти  полная  темнота.
Здесь почему-то не  было  электричества.  Слабо  мерцали  огоньки  свечей  и
керосинок за окнами лавчонок, ярко, холодно  светил  месяц.  Крики  и  топот
приближались.
   - Мамочка, я боюсь, - крикнул Максим, - мама...
   Кто-то схватил Алису за шиворот, у нее  стали  выдирать  сумку,  пытались
стянуть куртку, она почти ничего не видела в темноте.
   - Максим, где ты? - она старалась перекричать множество голосов.
   Толпа окружила их, превратилась в орущее многорукое  чудовище,  и  нельзя
было понять, где Максим, где Деннис. Сумку с деньгами  и  документами  давно
вырвали из рук, кто-то пытался разодрать "молнию"  куртки.  Алиса  понимала,
что ее бьют, но боли не чувствовала. Она продолжала кричать, звать  Максима,
закрывая лицо от ударов.
   Вдруг совсем рядом  кто-то  страшно  завизжал,  потом  -  глухой  удар  о
булыжник. Опять визг и удар. Алиса наткнулась ногой на что-то мягкое.  Потом
почувствовала, что ее перестали бить.
   - Мама, я здесь!
   Она кинулась на Максимкин крик, споткнулась, упала, но не на булыжник,  а
на человека,  который,  скорчившись,  лежал  у  ее  ног,  тут  же  вскочила,
разглядела в темноте силуэт сына.
   - Где больно? Говори, где больно?! - Она стала быстро ощупывать его лицо,
плечи, заметила, что он стоит, вжавшись в стену.
   - Нигде не больно. Одевайся! - Он держал в руках ее куртку и сумку.
   Не успев удивиться, она стала машинально засовывать руки в рукава куртки.
В двух шагах от них быстро дергались,  извивались  четыре  мужских  силуэта.
Слышались страшные глухие удары. Один упал, трое продолжали драться. Мелькал
светлый свитер Денниса, в какой-то момент он оказался на земле,  но  тут  же
поднялся.
   Совсем близко раздались крики, топот. Еще  одна  толпа,  человек  десять,
выскочила из-за угла и подкатывала по узкой улице все ближе,  словно  жуткая
черная волна, которая все сейчас  сметет  на  своем  пути.  Алиса  обхватила
Максимку, закрыла его собой, они оба стояли, вжавшись в стену,  и  понимали,
что кричать, звать на помощь бесполезно.
   И вдруг грянул выстрел. На мгновение повисла мертвая тишина, потом  опять
крики и топот. Алиса крепко зажмурилась. Казалось,  прошла  целая  вечность,
прежде чем она открыла глаза. Яркий  свет  фонарика  ударил  в  лицо.  Алиса
сначала  ослепла,  а  потом  поняла,  что  перед   ней   стоит   израильский
полицейский.
   - Что происходит? Кто стрелял? - спрашивал он  по-английски.  -  Леди,  с
вами все в порядке? Вы меня слышите?
   Полицейских было всего четверо, но толпа исчезла, растворилась в темноте.
   - На нас напали, - ответила она, едва шевеля губами.
   - Зачем вы ходите в такое время по арабским кварталам?
   - Мы заблудились.
   Алиса заметила, что никто уже не лежит на земле.
   Значит, успели встать и убежать? Но упало не  меньше  трех  человек.  Они
что, стали колотить друг друга?
   В  луче  фонарика  она  увидела  Денниса.  Он   разговаривал   с   другим
полицейским.
   - Я не знаю, кто стрелял. Нас пытались ограбить. Вероятно, у кого-то было
оружие, - говорил он спокойно.
   - Вам нужна медицинская помощь?
   - Нет, спасибо.
   - Вы хотите пройти в участок и написать заявление? У вас пропали  деньги,
документы?
   - Нет, - уверенно ответил Деннис, - все в порядке.
   Полицейские проводили их до выхода из старого  города,  который  оказался
совсем близко, через несколько улиц. Никаких вопросов им больше не задавали.
   Когда они  сели  в  такси,  у  Максимки  началась  истерика.  Он  дрожал,
захлебывался слезами и повторял:
   - Я только дал монетку... Он был такой маленький, такой  несчастный...  Я
только дал ему монетку... - Все кончилось,  малыш,  не  надо,  успокойся,  -
шептала Алиса и гладила его по голове.
   - А мы все-таки поужинаем сегодня в ресторане, -  подал  голос  Деннис  с
переднего сиденья, - я голодный как волк.
   - Как вы себя чувствуете? - спросила Алиса.
   - Нормально. А вы?
   - Вроде ничего.
   - Деннис, почему вы не сказали, что знаете всякие восточные единоборства?
- всхлипнув, спросил Максим.
   - Какие единоборства? Я разве похож на Брюса Ли?
   - Нет. Но вы их так лихо раскидали, даже успели  отнять  мамину  сумку  и
куртку.
   - Без куртки твоя мама замерзла бы  и  простудилась.  А  в  сумке  у  нее
документы и деньги. - Деннис обернулся, протянул  руку,  легонько  взъерошил
Максимке волосы. - Ты отлично держался. Кончай плакать.
   В ярко освещенном холле  гостиницы  Алиса  внимательно  рассмотрела  лицо
сына. Он был очень бледный, глаза красные от слез, но никаких ссадин, только
небольшая царапина на щеке. У Денниса она  заметила  кровоподтек  на  скуле.
Увидев собственное отражение в зеркале, слегка отшатнулась. Нет,  ссадин  не
оказалось, но лицо было каким-то чужим, бледным до  синевы,  волосы  свисали
спутанными прядями, в глазах застыл панический ужас,  губы  стали  белыми  и
дрожали.
   - Деннис, вы очень хотите в ресторан? - спросила она в лифте.
   - Я хочу в ресторан! - заявил  Максим.  -  Мы  в  последний  раз  ели  на
бензоколонке по дороге, это было сто лет назад. У меня в животе бурчит.
   - Да, нам всем надо поужинать, - энергично кивнул Деннис, - я;  например,
ни за что не усну натощак.
   Через полчаса они сидели в шумном мексиканском ресторане через квартал от
гостиницы. Там готовили не  только  кошерную  еду,  и  можно  было  заказать
хороший кусок жареной свинины с острыми разноцветными соусами.
   Максимка жмурился от удовольствия, уплетая сочное  мясо,  пахнущее  живым
дымком, шафраном и тмином, хрустел жареной картошкой,  прихлебывал  томатный
сок, облизывался, как котенок. Щеки у него раскраснелись, а глаза уже начали
слипаться.
   Он быстро оправился после шока, ему хотелось есть и спать. Он все еще был
возбужден, но уже не столько пережитым страхом, сколько подвигами  Ден-ниса,
который  на  его  глазах  буквально  раскидал  озверевшую   толпу   арабских
подростков.
   - Ох, как же вы дрались! Я такое только в кино  видел!  -  говорил  он  с
набитым ртом. - Вы мне покажете пару приемов?
   - Что ты мог видеть в темноте? - пожал плечами
   Деннис и отправил  в  рот  кусок  перченого  мяса.  -  Я  просто  здорово
разозлился, отбивался наугад, размахивал руками и ногами. Вряд ли  это  было
похоже на  кино.  Конечно,  кое-какие  приемы  рукопашного  боя  я  знаю.  Я
увлекался карате и боксом, когда учился в университете. Но  это  было  всего
лишь хобби, разрядка после занятий.
   - Нет, - покачал головой Максим, - вы дрались профессионально.
   - Спасибо, - засмеялся Деннис.
   Алиса почти не прислушивалась к разговору. Она смотрела на сына и думала,
что одно из самых больших удовольствий -  видеть,  с  каким  аппетитом  твой
ребенок ест, как ему вкусно, как у него розовеют щеки.
   Если бы года три назад ей сказали, что она  сможет  так  запросто  -  ну,
почти запросто - поехать с Максимкой зимой за границу, на море, кормить  его
в дорогом ресторане, покупать ему хорошие кроссовки, джинсы,  легкие  теплые
куртки и сколько угодно фруктов... Если  бы  кто-нибудь  пообещал  ей  такое
счастье всего лишь три года назад, она бы решила, что над ней издеваются...
   - Мам, ты мне мороженое  возьмешь?  Мимо  их  стола  проплыл  поднос,  на
котором возвышалось причудливое сооружение  из  разноцветного  мороженого  и
фруктов, увенчанное шапкой взбитых сливок в россыпи тертого шоколада.
   - А влезет? - с  сомнением  спросила  Алиса.  -  У  тебя  там  место  еще
осталось?
   - На мороженое у меня всегда остается место.
   "Неужели он тоже помнит, как просил сладенького, а я ничего не могла  ему
предложить, кроме куска хлеба, намазанного маргарином и посыпанного сахаром?
подумала Алиса, подзывая официанта, чтобы заказать мороженое. - Нет,  мы  не
голодали. Но все время были на грани. Я не могла найти постоянную  приличную
работу, каждая копейка была на счету. Стограммовую шоколадку  я  растягивала
на несколько дней, долька утром, долька перед сном.  Картошка  с  луком,  но
вареная, а не жареная. Меньше масла уходит. Гречка, геркулес... Конечно,  мы
не голодали..."
   - Сколько шариков мороженого вам положить? Есть киви,  ананас,  персик...
Вам сливки посыпать шоколадом или толчеными орехами?
   - Два шарика, киви и персик. А сверху орехи, - ответил  Максим  официанту
после долгих серьезных раздумий.
   "Нет,  он  уже  не  помнит.  Просто  ребенок  любит  покушать.   Получает
удовольствие от еды. Мы же с ним не  блокаду  пережили,  в  самом  деле!  Ну
иногда сидели на одной картошке и макаронах. Многие так живут. Я  бы  вообще
не думала об этом, но первые семь лет  жизни  Максимке  все  время  хотелось
кушать. А я не могла его накормить вкусно, от пуза, хотя бы раз в неделю, не
картошкой и макаронами, а хорошим мясом, курочкой,  фруктами.  Только  когда
был грудной, он наедался. Слава богу, молока у меня хватало... Да что  я,  в
самом деле? Нас чуть не убили всего пару часов  назад,  а  я  вспоминаю  эту
несчастную картошку с макаронами  и  не  могу  просто  радоваться,  что  все
хорошо...  Не  могу.  Потому  что  где-то  в  подсознании  застряла  занозой
совершенно идиотская, абсурдная  мыслишка:  а  вдруг  то,  что  произошло  в
арабском квартале, как-то связано с Карлом? Вдруг он  выследил  нас,  и  это
была не просто случайная попытка ограбления, а  первая  его  атака?  Правда,
абсурд... Зачем ему это? Он тесно связан с исламистами,  с  какими-то  очень
страшными арабскими группировками. Я читала в газете... Ну и что? Разве  нас
с Максимкой это касается? Мы живем себе тихо,  у  нас  свои  проблемы,  свои
радости.
   Я не знаю никакого Карла Майнхоффа".

Глава 20

Москва, сентябрь 1983 года

   - Воротынцева, к проректору.
   Завуч по  воспитательной  работе  Галина  Владимировна  стояла  в  дверях
аудитории, чуть склонив голову в пышных пергидрольных кудрях, уперев руки  в
широкие, обтянутые черной трикотажной юбкой бока.  Взгляд  ее  не  предвещал
ничего хорошего.
   - В чем  дело,  Галина  Владимировна?  -  раздраженно  спросил  профессор
искусствоведения,  пожилой,   маленький,   как   подросток,   с   аккуратной
угольно-черной бородкой. - Неужели нельзя было подождать до конца лекции?
   - Простите, Иван Геннадьевич, нельзя. Мне сказали,  срочно.  Воротынцева,
давай быстрей, не копайся.
   Аудитория молчала, провожая Алису сочувственными и любопытными взглядами.
   - Что случилось? - тихо спросила она в пустом коридоре.
   - Не знаю, не знаю, - завуч покачала головой и поджала губы.
   - Галина Владимировна, ну пожалуйста, вы ведь знаете.
   Они спускались по лестнице на третий этаж. Маленькая, круглая Галина  шла
впереди,  нервно  цокала  высоченными  каблуками.  Вдруг   остановилась   и,
развернувшись всем корпусом к Алисе, Произнесла страшным шепотом:
   - Телега на тебя пришла.
   - Какая телега? Откуда?
   - Ну ты дурочку-то не валяй, - Галина прищурилась, - у тебя  что,  совсем
мозги съехали?
   - О чем вы? Я не понимаю...
   - Как к иностранцу ночами в номер бегать - это она  понимает,  -  быстро,
одними губами пробормотала Галина. - Как кубинца до полусмерти избить -  это
она понимает. О господи, и откуда у тебя столько сил? В чем  душа  держится?
Ты боксом, что ли, занимаешься? -  Галина  развернулась  и  быстро  зацокала
дальше вниз по лестнице.
   - Каким боксом? Вы что... - прошептала ей в затылок Алиса.
   -  Моли  бога,  чтобы  из  института  не  вылететь.  Это