е детей закричит от ужаса и
отвращения, увидев расстегнутую ширинку в темном подъезде?
   Нет, никто больше не закричит. Никого больше эта мразь не напугает.
   Бегущий невольно приостановился под темной аркой,  всего  на  миг,  чтобы
опомниться, оглянуться. Совсем  близко  ударил  гром,  и  Володя  выстрелил.
Человек дернулся, замер  с  раскинутыми  руками,  будто  хотел  взлететь,  и
медленно, тяжело рухнул.

***

   - Ты только что проснулась? А кто звонил? - Федор поцеловал Веру в щеку.
   - Это по работе,  -  ответила  она,  -  мне  придется  уйти  на  час.  Ты
завтракал?
   - Нет. Я сейчас сам все приготовлю. Ты пока собирайся. Соня, тебе сколько
сделать гренок?
   - Две.
   Следующий телефонный звонок застал Веру у раковины, с  зубной  щеткой  во
рту. Соня схватила трубку, опередив Федора. Она  решила,  это  перезванивает
Курбатов, чтобы спросить, как они с Верой узнают друг друга. Но в трубке был
совершенно другой голос, незнакомый, глухой, очень официальный.
   - Здравствуйте. Позовите, пожалуйста. Веру Евгеньевну Салтыкову.
   - Минуточку...
   Вера быстро прополоскала рот и взяла трубку из Сониных рук.
   - Моя фамилия Завьялов.  Я  владелец  издательства...  Позапрошлой  ночью
Станислав Михайлович погиб. Похороны, вероятно, в понедельник.
   - Простите, что  вы  сказали?  Как  погиб?..  Он  был  у  меня  позавчера
вечером...
   - У вас? - последовала короткая пауза. - Жена зарезала его ночью. Спьяну,
кухонным ножом.
   - Нет, - тихо и твердо сказала Вера, - этого не  может  быть.  Вы  что-то
путаете.
   - Я понимаю, для вас это шок. Трудно сразу поверить.  Вы  со  Станиславом
Михайловичем старые друзья.  И  все-таки  это  правда.  Очень  сожалею...  Я
позвоню вам завтра, скажу точно, когда и где кремация. И вот еще... -  опять
короткая пауза, - я встречался  со  следователем,  он  спрашивал,  где  Стас
провел вечер накануне. Никто не знал. Вам могут  позвонить  из  прокуратуры,
хотя следствие чистая формальность. Там все ясно. Кроме Инны, этого никто не
мог сделать.
   - Но почему? - выдохнула Вера. - За что?
   -  Они  хотели  разводиться,  ругались  постоянно,  она  претендовала  на
квартиру. Много выпила и сама не помнит, как убила. Спящего.
   Горло у Веры сдавил спазм, она пробормотала "простите" и положила трубку.
   Соня испуганно смотрела на нее.
   - Что случилось? Ты вся белая.
   - Стас... - прошептала Вера.
   - Ну где вы? Завтрак готов. - Федор появился на пороге кухни,  в  фартуке
Надежды Павловны, с большим ножом в руке. - Кто звонил? В чем дело?
   Вера смотрела на него, как будто видела впервые, не понимала, зачем здесь
этот чужой, совершенно посторонний  человек,  почему  на  нем  мамин  старый
фартук с синими петухами, а в руках  -  большой  кухонный  нож.  Она  как-то
машинально обняла Соню, словно хотела на миг  почувствовать  живое  знакомое
тепло, потом, ни слова не говоря, ушла в свою комнату и закрыла дверь.
   - Соня, что с ней, не знаешь? Кто звонил?  -  спросил  Федор,  когда  они
остались вдвоем в прихожей.
   - Не знаю, - пожала плечами Соня, - может, что-то с работой?
   Она прекрасно поняла, работа здесь ни при чем. Что-то случилось со Стасом
Зелинским. Что-то очень нехорошее. Может, заболел тяжело?  Однако  обсуждать
это с Федором совсем не обязательно.
   А он уже стучал в запертую дверь Вериной комнаты.
   - Вера, открой, что случилось?
   Вера натягивала на себя первое, что попалось под руку, джинсы и  какую-то
майку. Ей хотелось скорее уйти, убежать куда-нибудь, побыть одной. Ни с  кем
не разговаривать. Просто невозможно было произносить вслух  страшные,  дикие
слова, объяснять, обсуждать...
   Случайно бросив взгляд на письменный стол, она вспомнила про  факс.  Надо
встретиться и отдать. Человек ждет, для него это важно. Она обещала.  Сложив
бумажку с чешским текстом, она сунула ее в карман джинсов.
   - Федор, вы не трогайте ее  сейчас,  если  она  нервничает,  ее  не  надо
трогать. Пойдемте завтракать. Она  сама  потом  все  объяснит,  -  спокойно,
по-взрослому говорила Соня.
   - Нет, я так не могу. Я должен знать. - Он не отходил от двери.  -  Вера,
открой. Что за дела? Кто звонил? Ты обиделась на меня, что ли?
   - Да вы здесь при чем?! Оставьте человека в покое. Неужели не  понимаете?
рассердилась Соня. - И вообще, я есть хочу.
   На кухне громко, с жалобным звоном хлопнуло открытое окно. Мотя завыл  и,
поджав хвост, кинулся в ванную. Стало совсем темно, вспыхнула молния, ударил
гром.
   - Куда ты сейчас пойдешь? Гроза! - не унимался Федор.
   На Соню он не обращал внимания. Дверь открылась.
   - Федя, ты прости меня, мне надо уйти, - тихо сказала Вера, -  ты  можешь
остаться здесь, позавтракать с Соней, а потом -  как  хочешь.  Она  спокойно
побудет дома одна.
   - Я пойду с тобой, - заявил он, - я не могу отпустить тебя одну  в  таком
состоянии.
   - Нет! - выкрикнули хором Вера и Соня. Он переводил  взгляд  с  одной  на
другую. Возникла неприятная, напряженная пауза. Первой нашлась Соня.
   - Пожалуйста, останьтесь со мной, я  не  люблю  быть  одна...  И  Верочка
обещала, что мы сегодня пойдем в зоопарк, а ей позвонили из той фирмы...
   - Из какой фирмы? - быстро спросил Федор.
   - Из той,  для  которой  она  переводит.  Ну,  это  организация  такая...
экологическая, "Гринпис". Вы же знаете. А мы  собирались  в  зоопарк...  Там
открыли новую часть, обезьян привезли, а я так давно не была... Вот, давайте
с вами вместе сходим.
   Соня тараторила не замолкая, сочиняла на ходу. Вера тем  временем  надела
туфли, взяла сумку, открыла дверь.
   "Может, надо было взять с собой Соню? Ей не нравится Федор,  ей  будет  с
ним неуютно вдвоем, а мама вернется с работы не скоро... Но там гроза,  Соня
может простудиться. Если они уйдут вдвоем с  Соней,  он  непременно  кинется
провожать... ему нельзя встречаться с этим  Курбатовым,  нельзя...  Господи,
Стас..." - все это вихрем неслось  в  гол(ре,  пока  Вера  сбегала  вниз  по
лестнице, забыв, что можно спуститься на лифте.
   Тяжелый ливень обрушился на  нее,  молния  прямо  над  головой  распорола
черное небо, и через минуту мрачно, торжественно ударил гром. Вера  даже  не
заметила, что ступила в огромную лужу у подъезда, джинсы промокли до  колен,
в мягких замшевых туфлях хлюпала холодная вода. Но ей  было  все  равно.  На
пустой улице, задернутой пеленой ливня, она наконец сумела заплакать.
   Господи, ну почему? Пьяная  жена  пырнула  ножом  из-за  квартиры.  Какая
грубая, пошлая смерть... Вера не  видела  эту  последнюю  Стасову  красотку,
только знала, что девушка Инна - дочь мясника  из  Кривого  Рога.  Наверное,
смерть всегда бывает грубой и пошлой...
   До Маяковки было двадцать минут  ходьбы.  Вера  забыла  надеть  часы,  не
знала, который  час.  Она  шла  и  плакала  под  ливнем,  ей  казалось,  она
совершенно одна в пустом городе, на мокрых черных улицах, и мир стал  другим
без  Стаса,  без  слабого,  трусоватого,   инфантильного,   любимого   Стаса
Зелинского...
   Пересекая пустую площадь, Вера  увидела  у  подножия  памятника  одинокую
мужскую фигуру под большим черным зонтом.

***

   Володя отдышался только в вагоне метро. Никто не гнался  за  ним,  но  он
бежал как сумасшедший. Со стороны это выглядело совершенно нормально: кто же
не бежит под таким ливнем, да еще без зонта?
   Несмотря на бессонную ночь, спать совсем не хотелось. Володя был  страшно
возбужден,  его  трясло  как  в  лихорадке.  Почему-то  только   сейчас   он
почувствовал себя убийцей. Ведь и раньше убивал, исполнял приговоры, которые
сам же и выносил.
   Взрывное устройство и выстрел в упор - разные вещи. Итог один, и все  же,
когда ты занят тонкими  техническими  манипуляциями  со  сложными  взрывными
устройствами, не думаешь об итоге. Умный механизм берет  на  себя  все  -  и
исполнение приговора, и ответственность. Механизм безличен, взрыв - это  как
бы стихия, судьба.
   Выстрел - совсем другое дело.
   Многие на месте Володи могли бы озвереть, увидев эту мразь с расстегнутой
ширинкой и услышав детский крик. Наверняка  мама  той  девочки  сказала  или
подумала: "Убила бы гада..." И отец, и соседи, все так  или  иначе  выразили
свою ненависть к ублюдку. Но это только слова. А Володя  взял  и  застрелил,
сделал то, чего хотели многие. И это справедливо. Зло должно быть наказано.
   Почему же его так трясет? Зубы  стучат,  голова  кружится.  Ему  ведь  не
впервой убивать ублюдков, другие только говорят, а он действует...
   - Молодой человек, вы на следующей выходите?
   Володя был погружен в свои сложные переживания, даже забыл на минуту, где
находится, и с удивлением обнаружил, что стоит у дверей вагона.
   - А какая слудующая остановка? - спросил он хрипло.
   - "Киевская", - ответили ему сзади, - так выходите или нет?
   - Выхожу.
   "Зачем  я  уехал?  Ведь  я  не  спал  всю  ночь,  чтобы  днем  продолжить
наблюдение, не терять времени, не тянуть больше. Но я убил  человека  в  том
дворе, убил из пистолета, который лежит сейчас  в  моей  сумке.  Из  него  я
собираюсь стрелять в Сквозняка., Киллеры всегда бросают оружие, не  берут  с
собой. По пуле можно найти ствол. Пуля как бы рикошетирует. Убийцу  находят,
судят, сажают в тюрьму или расстреливают. Я не хочу в тюрьму, мне нельзя..."
   Поезд выехал из туннеля, свет ударил в глаза, показался  слишком  резким.
На "Киевской" было много  народу,  Володя  попал  во  встречный  поток,  его
толкали, кто-то громко выругался в его адрес. Он никак не мог  выбраться  из
толпы, всклокоченная тетка с двумя огромными полосатыми сумками налетела  на
него и чуть не сшибла.
   - Пьяный, что ли? Смотреть надо, куда идешь! - выкрикнула  она  Володе  в
лицо и помчалась дальше.
   С трудом продравшись к эскалатору, он подумал, что в толпе люди похожи на
зверей. Хуже зверей. Если бы он упал, его бы, наверное, затоптали не  глядя.
А если он попадется со своим пистолетом, его тоже затопчут, только уже не  в
спешке, а медленно, с удовольствием. Суд  назовет  его  убийцей.  И  никакие
"смягчающие обстоятельства" не помогут. Не важно, кого он убивал и  за  что.
Он нарушил закон и заслуживает наказания. Найдется кто-нибудь, кто расскажет
суду о трудном детстве убитого, представит  его  невинной  жертвой  среды  и
обстоятельств,  человеком  больным,  несчастным,  который  заслуживает  лишь
сострадания, но никак не пули.
   Володю осудят. И никто не скажет спасибо.
   Он перешел на Филевскую линию. Там  было  значительно  меньше  народу.  В
вагоне даже нашлись свободные места. Он тяжело опустился на сиденье.
   Он ехал домой. Надо дать себе небольшой тайм-аут. Надо отдохнуть, принять
горячий душ, выпить крепкого чаю с медом,  поспать.  Наверное,  он  все-таки
простудился, бегая под ливнем, и у него сейчас высокая температура. В  таком
состоянии нельзя ничего делать. Это может плохо кончиться.
   Володя закрыл глаза и сам не заметил, как уснул.

Глава 28

   Телефоны Головкина, домашний и  рабочий,  находились  под  круглосуточным
контролем. Каждый звонок  прослушивался,  номер  звонившего  фиксировался  и
проверялся.
   У макаронной фабрики и у  дома  покойного  снабженца  постоянно  дежурили
наружники. У каждого имелась фотография Сквозняка и  подробная  ориентировка
на него. Но проходил день за днем, а Сквозняком и не пахло. Надежда, что  он
все-таки проявится, таяла с каждым часом.  Выходит,  смотрел  особо  опасный
преступник криминальные новости.
   И все-таки вдову и сослуживцев попросили не сообщать людям, которые будут
интересоваться Ильей Андреевичем, о его безвременной кончине. Директор  чуть
было не вывесил на проходной торжественный некролог с фотографией в траурной
радке, и пришлось долго убеждать его, что делать этого не следует.  Директор
был искренне возмущен, он  не  привык,  когда  ему  возражают,  считал,  что
почтить память старейшего сотрудника - святое дело.
   - И вообще, зачем это нужно, если информацию уже показали  по  "Дорожному
патрулю"? Как-то нелогично вы работаете, товарищи.
   Майор Уваров просматривал сводки  по  убийствам  за  последние  несколько
дней. Если предположить, что Головкин был единственным источником денег  для
Сквозняка, то, узнав о смерти Ильи Андреевича, он должен как-то засуетиться.
Чувилев под контролем, но там все пока глухо, вопреки ожиданиям.
   Однако нужны же Сквозняку деньги: тот  образ  жизни,  который  он  ведет,
требует постоянного поступления серьезных сумм. Самый  быстрый  и  привычный
для него путь достать их - пойти на ограбление. В этом Сквозняку никогда  не
было равных. А если он будет грабить, обязательно убьет. Он может  разыграть
все умно и хитро, с тонкой инсценировкой. Искать надо там, где есть квартира
среднего достатка и  труп  в  квартире.  Вовсе  не  обязательно,  что  следы
ограбления будут налицо.
   Уваров проглядывал подробные сводки по ходу предварительных расследований
каждого квартирного убийства. В основном это была  "бытовуха".  Муж  зарубил
топориком для разделки мяса приятеля, к которому с пьяных  глаз  приревновал
жену. Два алкаша-ветерана спорили о политике, один другого шарахнул молотком
в висок. Тут же сам и сознался со слезами. Наркоман скинул свою сожительницу
с балкона, с двенадцатого этажа, потом  спрыгнул  сам.  Жена  зарезала  мужа
кухонным ножом, но  не  сознается.  Уверяет,  будто  кто-то  ночью  вошел  в
квартиру, придушил ее слегка, либо вырубил каким-то хитрым  ударом  по  шее.
Однако врач утверждает, что никаких следов у нее на шее нет...
   Уваров закурил и откинулся на спинку стула.  Никаких  следов  ограбления.
Никаких следов на шее... Жена напилась до одури и пырнула спящего мужа ножом
в спину. Но не признается. Ничего не помнит. Уверяет, будто  кто-то  вырубил
ее... Если она хотела избавиться от мужа, чтобы заполучить  квартиру,  могла
бы найти более хитрый способ. Какая квартира после убийства? Нары на  многие
годы, и только.
   Уваров снял телефонную трубку и позвонил в НТО.
   - Сережа? Посмотри, что у нас там по Самотеке с  дактилоскопией.  Да,  ты
приготовь, а я через пятнадцать минут к тебе подойду.
   Через пятнадцать минут Юрий Уваров узнал, что отпечатки пальцев на  ноже,
которым убит был  Зелинский  Станислав  Михайлович,  принадлежат  его  жене,
Зелинской Инне Валерьевне. Никаких  других  пальчиков  на  ноже  нет.  А  на
бутылке водки  "Распутина"  нет  вообще  никаких  отпечатков.  Подозреваемая
уверяет, будто бутылку "Распутин" ни она, ни муж в дом не приносили и  водку
эту  она  не  пила.  Отпечатки  тщательно  стерты.  На   стекле   обнаружены
микроскопические волокна ткани.
   - То есть получается, она выпила  водку,  обтерла  бутылку,  потом  пошла
резать мужа, всадила нож по рукоять,  после  этого  легла  спать,  а  утром,
проспавшись, сама вызвала "скорую" и милицию?
   - Получается так, - кивнул эксперт Сергей Русаков.
   - И ничего не помнит? А психиатр смотрел ее?
   - Нет пока. Там есть  еще  одна  любопытная  подробность.  Я  вот  сейчас
пригляделся внимательно, расположение отпечатков на рукояти не соответствует
траектории удара.
   - Вот в этом я почти не сомневался, - пробормотал Уваров себе под нос.

***

   - Здравствуйте. Вы Вера?
   Маленькая совершенно мокрая блондинка дрожала от холода. На вид  ей  было
не больше двадцати пяти.
   - Да, здравствуйте. А вы - Антон Курбатов?
   - Я Курбатов. Пойдемте, у меня там машина. Возьмите мой зонт.
   - Спасибо. Это уже бесполезно. Они побежали через площадь. Антон старался
держать зонтик у Веры над головой.
   - Я не надеялся, что вы придете в такую грозу.
   - Я обещала...
   - У меня есть кофе в термосе. Хотите? - сказал он, когда они оказались  в
сухом теплом салоне.
   - Спасибо... - Вера  достала  из  кармана  джинсов  размокшую  бумажку  и
протянула Антону. - Вот ваш факс.
   Когда он увидел Денискин почерк, у него больно сжалось сердце. Он даже не
понял сначала, что там написано, но потом прочитал адрес, который  прекрасно
знал.
   Старый, совершенно развалившийся дом  на  окраине  маленького  Карлштейна
принадлежал Иржи, их чешскому  приятелю  и  партнеру.  Иржи  получил  его  в
наследство от какой-то одинокой дальней родственницы и сам не знал, как этим
наследством распорядиться.
   Прежде всего дом надо было отремонтировать. Но ремонт  этот  стоил  таких
денег, за какие можно  было  купить  еще  один  дом.  Клочок  земли  хоть  и
находился в престижном туристическом Карлштейне, был расположен неудобно, за
холмом, как бы на отшибе. Строился он в начале прошлого века.  И,  вероятно,
ни разу не ремонтировался с тех пор. Все надо  было  делать  заново,  в  том
числе водопровод и канализацию. Либо продавать за гроши. Ни того, ни другого
Иржи делать не хотел. Их с Дениской он подключил к решению этой проблемы,  и
они тоже стали ломать голову, где взять деньги на ремонт. Но сейчас это  уже
не важно. Важно другое.
   Когда они втроем поехали смотреть развалюху, забрались на  чердак,  Денис
сказал:
   - Может, здесь какой-нибудь клад спрятан? Очень подходящее  место.  Давай
посмотрим как следует, вдруг твоя добрая тетушка сюрприз приготовила?
   Глядя на крупные чешские буквы, Антон ясно  вспомнил  слова  брата  и  их
веселую поездку в Карлштейн. Это было совсем недавно, в конце декабря, перед
Новым годом.
   На чердаке валялся всякий  хлам,  поломанная  мебель,  покрытые  плесенью
стопки старых журналов и газет. Дениска поднял  фанерный  ящик,  на  котором
было написано слово  "Мокко"  и  стоял  штамп  бразильской  кофейной  фирмы:
изящная негритянка несет на голове корзину, а  внизу  -  чашка  с  дымящимся
кофе.
   - Оба-на! Сейчас золото посыплется!
   - Кончай здесь прыгать, потолок рухнет! - фыркнул на него Иржи.
   Потом они пили пиво  в  маленьком  кабачке  на  железнодорожной  станции.
Рядом, за сдвинутыми столами, надувался  черной  "двенадцаткой"  фольклорный
ансамбль в национальных костюмах. Инструменты стояли  тут  -  же,  музыканты
иногда брали их в руки, играли, пели  какую-нибудь  разухабистую  песенку  с
притопами и тирольскими переливами.
   - Иржи, если ты этим летом не возьмешься за дом, он  не  переживет  зиму,
сказал Антон.
   - Не возьмусь, - помотал головой Иржи, который  уже  здорово  закосел  от
семи кружек пива, - зимой меньше, зимой больше, какая разница?
   Антон точно знал, этим летом Иржи за дом  не  возьмется.  И  Денис  знал.
Стало быть, целый год, до следующего лета, там никто не появится.
   В доме всего два этажа. Третий - чердак. На  чердаке  стоял  ящик  из-под
кофе "Мокко". А Туретчина и Брунгильда - это и так ясно... Знал Дениска, кто
его убьет через пять минут. Писал вот это и уже знал...
   - Ваш брат очень нервничал, когда писал это, - тихо сказала Вера.
   Она сидела рядом, обхватив плечи руками, сжавшись в комок.  Антон  достал
термос, налил кофе в крышку-стаканчик, протянул ей. А сам вытащил  сигареты,
закурил.
   Вера сделала несколько глотков кофе и попросила сигарету. Прежде чем дать
ей прикурить, он взял из ее рук стакан и допил все, что там осталось.
   Антон был с детства брезглив  до  неприличия,  мог  пригубить  из  одного
стакана только с братом. Но сейчас даже не заметил, что допивает кофе  после
совершенно незнакомой женщины.
   Закрыв и убрав термос, он снял пиджак и накинул Вере на плечи.
   - Когда Дениска писал это, он знал, что  его  убьют.  И  через  несколько
минут убили...
   - Простите меня, - тихо сказала Вера, - простите, что я посылала  вас  по
телефону столько раз...
   - Ну что вы, - он улыбнулся, - на вашем месте я  бы  тоже  посылал.  Могу
представить, как вас доканывали звонками. Скажите, а эта девочка. Соня, ваша
дочь?
   - Нет. Она дочь  моей  близкой  подруги.  Просто  живет  у  меня  сейчас.
Родители  разъехались  по  командировкам.  А   когда   вы   успели   с   ней
познакомиться?
   - Это она со мной решила познакомиться сегодня утром, - улыбнулся  Антон,
она интересовалась, чем торговала наша фирма.
   - А правда, чем торговала ваша