ого.
   Вера не знала, что ответить. Всего лишь два дня назад она размышляла,  не
обратиться ли в брачное агентство. Конечно, не всерьез,  но  ведь  мелькнула
такая дурацкая идея. А это нехороший признак, особенно когда тебе тридцать и
рядом действительно никого нет. И вот  пожалуйста  -  замечательный  молодой
человек, как на заказ: спокойный, хозяйственный, одинокий, Mono нашел, все в
ванной починил, смотрит ласково и уходить не хочет. Но какой-то он... совсем
чужой, из другого теста. Даже не в том дело, что охранник. Просто  чужой,  и
все.
   На самом деле, не хочется сейчас никаких  новых  переживаний,  отношений,
сначала надо разобраться в своей старой ненужной  любви.  Вроде  бы  нет  ее
больше, а все равно надо разобраться. Пустота какая-то  внутри.  Легкость  и
пустота. И вообще некогда сейчас, вон работы сколько.
   Однако не выгонять же его. Некрасиво это.
   - Есть предлог! - улыбнулась Вера. - Кофе мы уже пили, теперь я вас  чаем
угощу.
   За чаем болтали о всякой ерунде, Федор стал расспрашивать  про  экологию,
Вера сама довольно смутно разбиралась в этом, рассказывала  то,  что  успела
уразуметь из переведенных текстов.
   - У вас бывает свободное время? - спросил он, когда Вера проводила его  в
прихожую.
   - В принципе есть. Но сейчас очень много работы.
   -  А  если  я  приглашу  вас  куда-нибудь?  -  спросил  он  осторожно   и
нерешительно.
   - Смотря куда.
   - В кино сейчас не ходят. Из дискотечного возраста  мы  с  вами  выросли.
Театры все на гастролях. Остается ресторан или кафе. Я зайду за вами  завтра
вечером, часов в семь.
   - Что, прямо завтра?
   - Ну, можно и сегодня.
   - Нет, лучше сегодня я поработаю побольше и освобожу завтрашний вечер.
   Вера удивилась, что не видно и не слышно Матвея.  Час  назад,  до  блеска
вылизав свою миску, пес ушел в мамину комнату и забился под стол. Обычно  он
всегда выбегал в прихожую, когда слышал там голоса.
   - Матвей, - позвала Вера, - выйди,  попрощайся.  Услышав  свое  имя,  пес
как-то вяло приковылял в прихожую.
   - Счастливо, Мотя, будь здоров и больше не теряйся, - Федор потрепал  его
по загривку.
   Вместо того чтобы приветливо  помахать  хвостом,  как  он  обычно  делал,
провожая гостей, пес почему-то вдруг дернул головой, оскалился  и  вжался  в
Верину ногу, словно искал защиты. Вера с удивлением заметила, что он  крупно
дрожит, а хвост совсем исчез между задними лапами.
   - Эх, Матвей, - покачала головой Вера, - как не стыдно?  Тебя  подобрали,
жизнь спасли. А ты?
   Пес нехорошо косился на Федора и продолжал дрожать.
   - Он действительно очень перенервничал. Я  ему  все  прощу,  -  улыбнулся
Федор, - если бы он не убежал, мы бы с вами  никогда  не  познакомились.  До
завтра, Верочка. Я зайду за вами ровно в семь.
   Мотя перестал дрожать только тогда, когда дверь за гостем закрылась.

Глава 18

   Стало совсем светло, и вместо  серого  плаща  на  Володе  была  клетчатая
ковбойка с закатанными до локтя рукавами. На голову он надел джинсовую кепку
с длинным козырьком. Он вообще выглядел совсем по-новому. В магазине ВТО  он
купил круглые очки в тонкой темной оправе  с  простыми  стеклами,  гримерный
набор, накладные усы и бороду под цвет своих серо-русых  волос.  Старомодные
очки, усы и бородка делали его похожим на  какого-нибудь  младшего  научного
сотрудника из провинции.  Ковбойка  и  кепка  дополняли  придуманный  образ.
Теперь ни толстячок, ни его хитрый собеседник ни за что не узнают его,  даже
если замечали раньше и запомнили.
   Сегодня они опять встретились на лавочке  в  тихом  дворе,  на  этот  раз
неподалеку от Новослободской. Володя подошел  очень  близко.  Но  разглядеть
молодого человека как следует  все-таки  не  мог.  Сумерки  густели.  Тянуть
больше нельзя. Эта встреча может оказаться последней.
   Володя не спеша прошел мимо заветной скамейки.
   -  Извините,  пожалуйста,  -  обратился  он  к  двум  старушкам,  которые
направлялись  к  подъезду,  -  вы  не  подскажете,  где  здесь  Белопольский
переулок?
   Он отлично знал этот район. Никакого Белопольского переулка не было.
   Старушки стали напряженно вспоминать и бурно обсуждать между  собой,  что
это за переулок такой.
   - А вам что конкретно там нужно? Какая организация?
   - Мне нужен дом семнадцать. К знакомым зайти, - смущенно объяснял Володя,
-  там  просто  дом,  квартиры.  Мне  сказали,   это   недалеко   от   метро
Новослободская, не доходя до Театра Советской Армии.
   - Теперь Российской, - поправила одна из старушек,  -  метро  вот,  театр
туда, дальше. А Белопольского переулка я  не  знаю,  никогда  про  такой  не
слышала.
   - Может, вы записали адрес не правильно?  Или  вам  другое  метро  нужно?
сочувственно спрашивала вторая старушка.
   Они не спешили и искренне хотели помочь потерявшемуся провинциалу. Володя
протянул им  листок  бумаги  с  адресом,  который  сам  придумал  и  написал
накануне. Пока они  вглядывались  в  мелкие  буквы,  он  осторожно  повернул
голову, чтобы разглядеть лицо собеседника Ильи Андреевича. Лицо оставалось в
тени, однако он успел заметить, как внушительная пачка, перетянутая бумажной
банковской лентой крест-накрест, перекочевала  из  рук  толстячка  в  карман
молодого человека. Володя не разглядел, доллары это или рубли,  но  то,  что
это - деньги, понял сразу.
   - Вы к постовому обратитесь, там, на углу, в "стакане", гаишник стоит, он
все знает, - посоветовали бабушки и зашли в подъезд, все еще  обсуждая,  где
ж, это такой есть, Белопольский переулок.
   Володя остался стоять, делая вид, что внимательно перечитывает  адрес  на
листочке. Потом растерянно  огляделся.  Во  дворе  никого,  кроме  двоих  на
скамейке, не было. Подождав еще минуту, он решительно шагнул к ним.
   - Извините, пожалуйста, может, вы мне поможете?
   Прямо в него уперлись стальные серые глаза. Сердце замерло. Он  разглядел
наконец лицо. Теперь никаких сомнений не оставалось.  На  скамейке  рядом  с
Головкиным сидел Сквозняк.
   Володя не ожидал, что так разнервничается, и испугался: голос выдаст его,
задрожит.  Впрочем,  это  можно  списать  на   растерянность   и   усталость
заблудившегося провинциала.
   - Вы случайно не знаете, есть здесь поблизости Белопольский переулок?
   - Мы не здешние, - буркнул Головкин и отвернулся.
   - Извините, - растерянно пробормотал Володя.  Двор  со  всех  сторон  был
окружен невысокими  домами  довоенной  постройки.  Володя,  не  оглядываясь,
зашагал прочь, через детскую  площадку.  Со  скамейки  не  было  видно,  как
растяпа-провинциал, вместо того чтобы выйти  из  двора,  нырнул  в  один  из
подъездов.
   Он ужасно спешил, у него  дрожали  руки.  Они  могли  разойтись  в  любой
момент. Остановившись на площадке между этажами у открытого  окна,  он  снял
кепку, быстро отклеил усы и бороду, не расстегивая пуговиц, стянул  ковбойку
через голову и остался в синей футболке.
   На лестнице не горел свет. Окно выходило во двор. Два силуэта на скамейке
были смутно видны. Володя заметил, как они встали, и пулей рванул  вниз,  на
улицу.

***

   Чем меньше  времени  оставалось  до  конференции,  тем  больше  приходило
текстов. Верочка с головой ушла в работу. Про Федора она  почти  не  думала.
Ну, появился милый молодой человек, Мотю вернул, все в ванной  починил.  Ну,
понравилась ему Верочка. И что? Вряд ли будет какое-то продолжение. Ей этого
не надо сейчас, да и ему, вероятно, тоже. Так, случайное мужское  кокетство.
Мужчины ведь кокетничают не меньше женщин и часто для того, чтобы  нравиться
самим себе в первую очередь, а потом уже - кому-то  еще.  Скорее  всего,  он
вовсе забыл, что приглашал Веру в ресторан, и больше никогда в ее  жизни  не
появится.
   Ровно в семь раздался  звонок  в  дверь.  Не  в  переговорное  устройство
домофона, а именно в дверь.
   - Федор? Какой Федор? - услышала Вера мамин голос из прихожей.
   - Это тот, который Мотю нашел! - объяснила Надежде Павловне Соня.
   Федор был в светлом легком костюме, от него пахло хорошим  одеколоном.  В
руках он держал  большой  букет  белых  роз.  Он  опять  казался  новеньким,
чистеньким, сверкающим.
   - Вера, вы еще не готовы? - Он галантно поцеловал руки всем  трем  дамам,
начиная с Надежды Павловны, кончая Соней, чем немало смутил ребенка.
   - Елки-палки, - пробормотала девочка, - прямо жених какой-то!
   Он действительно был похож на жениха. Букет он протянул Надежде Павловне.
   - Спасибо, - улыбнулась она, - и за Мотю, и за стиральную  машину,  и  за
букет.
   - У вас теперь еще и кран не капает, - напомнила Соня, - и выключатель не
искрит.
   Вера ушла в свою комнату переодеваться. У  нее  вдруг  возникло  веселое,
мстительное чувство: она идет в ресторан с чужим мужиком назло Зелинскому.
   "Вот тебе. Стас! Ты будешь жениться-разводиться, а я должна тебе верность
хранить? Ты думаешь, я никому понравиться не  могу?  Могу,  еще  как!  Между
прочим, этот Федор по-своему очень обаятельный, даже красивый, - думала она,
надевая длинное крепдешиновое платье и расчесывая волосы, -  и  ничего,  что
чужой. Я с ним поближе познакомлюсь, а там видно будет".
   И все-таки в глубине души она чувствовала, что  обманывает  себя.  Больше
всего ей хотелось, чтобы на месте Федора был сейчас Стас Зелинский, чтобы он
пришел вот так, в строгом костюме, с цветами,  чтобы  про  него  можно  было
сказать: жених.
   "Господи, ну когда же это кончится? Я ведь разлюбила  его,  мне  все  про
него ясно, а вот опять..." - Вера даже поморщилась от досады.
   Длинное, чуть приталенное платье и босоножки на высоких  каблуках  делали
ее выше и тоньше. Она снова себе нравилась, как  вчера,  когда  полузнакомый
молодой человек буквально поедал ее глазами.
   Он ждал ее, сидя за столом на кухне и чинно  беседуя  с  мамой  и  Соней.
Верочка почувствовала на себе открытый, мягкий, восхищенный взгляд. Ей стало
тепло и спокойно.
   - Только не слишком поздно, пожалуйста, - сказала мама, поцеловав Верочку
на прощание, и прошептала на ухо:
   - Очень приятный молодой человек!
   Федор повел ее в небольшой ресторан, который находился совсем  близко,  в
трех кварталах от дома. Много лет в этом помещении была химчистка, потом без
конца открывалось и закрывалось что-то новое: обувной магазин, офис  мелкого
банка, пункт проката видеокассет, продавали  итальянскую  сантехнику,  потом
детскую одежду. И вот теперь, отремонтировав в очередной раз, сделали уютный
ресторанчик под названием "Сириус".
   Столики отделялись друг от друга  перегородками,  увитыми  живым  плющом.
Официант,  у  которого  усы   точно   повторяли   форму   и   цвет   черного
галстука-бабочки, принес меню.
   Вера вспомнила, что в последний раз была в  ресторане  на  переговорах  с
какими-то бельгийцами. Ее нанял на две недели начинающий бизнесмен.  Он  все
пытался  задорого  продать  бельгийцам   некие   чудодейственные   программы
омоложения, разработанные сибирскими  шаманами  в  позапрошлом  веке,  якобы
найденные  и  расшифрованные   самим   этим   бизнесменом,   фельдшером   по
образованию. Он преподносил это как открытие века, переворот в медицине.
   - Ну ты добавь что-то от себя, у тебя ведь язык хорошо подвешен, все-таки
высшее гуманитарное образование,  и  вообще  женщины  умеют  о  таких  вещах
говорить убедительней, - шептал он Вере на ухо, когда запасы его  рекламного
красноречия исчерпались, - если они купят, я тебе вдвое больше заплачу.
   Вера понимала, что бизнесмен старается подсунуть  бельгийцам  совершенную
ерунду. Ей не хотелось вносить  свою  лепту  в  это  одурачивание.  Конечно,
бельгийцы  сами  не  дети,  профессора-медики,  но  в  какой-то  момент  они
сломались и несколько образцов эликсира молодости  приобрели.  Бизнесмен  на
радостях заплатил, правда, не вдвое, а только в полтора  раза  больше.  Вера
была несказанно удивлена. Она ведь делала свою работу механически, ни  слова
не добавляла, и он, хоть французского не знал, прекрасно это  понял.  Она  с
самого начала предупредила: я только переводчик, никак не рекламный агент.
   Вообще рестораны для Веры ассоциировались прежде всего с работой. Она  не
могла вспомнить, когда была в ресторане или кафе просто так, не  в  качестве
переводчика.
   - Что будем пить? - спросил официант.
   - Верочка, это вопрос к вам. Я не пью, - улыбнулся Федор.
   "Он еще и не пьет! - поздравила себя Вера. - Счастье-то какое!"
   - Мне, пожалуйста, белого, сухого, совсем  немного.  Официант  перечислил
сортов пять сухих белых вин.
   - На ваше усмотрение, - пожала  плечами  Вера.  На  горячее  заказали  по
шашлыку из осетрины. Вера достала из сумочки сигарету и закурила.
   - Странно, что Мотя ведет себя так по-свински, - сказала она, -  сегодня,
когда вы пришли, он даже не вылез поздороваться.
   - Знаете, наверное, я ему напоминаю о самых неприятных моментах в  жизни,
задумчиво произнес Федор, - он ведь очень переживал, когда потерялся.
   - Но именно вы его нашли и от тех кобелей спасли.
   - Все равно я для него чужой. Ему хотелось домой, к  своим  хозяевам.  Он
нервничал, метался, не ел ничего. Это состояние тревоги  он  в  определенной
степени перенес на меня, а потому не хочет видеть,  не  хочет  вспоминать  о
своих переживаниях.
   - Федор, а вы не усложняете собачью психику? Вы анализируете Мотьку прямо
по  Фрейду,  -  засмеялась  Вера.  -  На  самом  деле   просто   балованный,
невоспитанный пес.
   - Я уже говорил вам, Верочка, этому псу я все прощу и буду благодарен всю
жизнь. Если бы не он, мы бы с вами никогда не встретились. А теперь я живу с
ощущением постоянного праздника в душе. Знаете, у  меня  никогда  такого  не
было. Вот проснулся сегодня утром, открыл глаза и  сразу  почувствовал  себя
счастливым оттого, что вы есть, что я вас увижу.
   - Вы  серьезно  это  говорите?  -  Вера  чуть  склонила  голову  набок  и
посмотрела на него внимательно.  Она  была  без  очков  и  от  этого  сильно
щурилась.
   - А разве можно такое говорить не  всерьез?  Ну  сами  подумайте,  зачем?
Какая у меня может  быть  корысть?  Единственная  моя  корысть  -  вы  сами,
Верочка...
   - Это замечательно, честное слово! -  Вера  опять  засмеялась.  -  Скорее
всего, вы преувеличиваете, но слушать - одно удовольствие.
   - Я не преувеличиваю, - он протянул руку через стол  и  коснулся  Вериных
пальцев, - просто я привык называть вещи своими именами. Когда я вас увидел,
у меня даже голова  закружилась.  Я  испугался  одного:  вдруг  вы  замужем?
Впрочем, если бы вы были замужем, я бы вас отбил, увел, похитил,  что-нибудь
придумал.
   Вера осторожно убрала руку из-под его горячей ладони. Она была совершенно
спокойна. Не то чтобы этот Федор ей ни капельки не нравился. Нет,  нравился,
но и немного пугал, как-то настораживал, она не могла понять, чем именно.  К
тому же  почти  весь  запас  сильных  чувств  был  израсходован  на  другого
человека.   Она   устала   от   переживаний,   слишком   часто   ее   сердце
останавливалось, потом начинало дико стучать, лицо заливалось краской.
   - Вы как будто заморожены.  Кто-то  сильно  обидел  вас?  -  спросил  он,
требовательно заглядывая ей в глаза.
   - Почему вы так решили? Никто не обижал. Я не замороженная, я в  принципе
не очень эмоциональный человек, - соврала Вера.
   - И все-таки мне кажется, кто-то сделал  вам  больно.  Больше  такого  не
будет. Я вам это обещаю. Пока я рядом, никто вам больно не сделает. Я  вижу,
вас обижали, вас не любили так, как вы того заслуживаете.
   - А как я заслуживаю? - Вера отхлебнула кисловатого терпкого вина.
   "Что-то не то, - думала она, -  он  говорит  как  герой  сериала.  Однако
слушать почему-то приятно.  Если  честно,  никто  ничего  подобного  мне  не
говорил. Пусть это отдает дурной патетикой, но ведь на самом деле такие  вот
внезапные чувства сложно сформулировать, а сериалы сейчас все смотрят,  и  в
каждом доме сладкие сопли с  телеэкранов  льются.  Человек,  даже  если  сам
специально не смотрит, все равно поневоле получает свою  ежедневную  порцию,
впитывает эту лексику,  думает,  что  так  и  надо  разговаривать  в  жизни.
Впрочем, может, я ничего не понимаю? Может, я и вправду замороженная?  Чтобы
оттаять и прийти в себя, мне нужен такой вот красивый роман, сладкая сказка.
У меня не было ни одного мужчины, кроме Стаса. А мне уже  тридцать.  Сколько
еще осталось женского века? Каждый раз, когда с кем-то  другим  доходило  до
серьезных отношений, Стас налетал, как коршун,  говорил,  что  погибнет  без
меня, что все у нас будет по-другому, и я верила. Потом некоторое время  все
действительно было по-другому. Стас  делался  нежным,  внимательным,  у  нас
начинался медовый месяц. Недолгий, но медовый... Интересно, налетит  ли  он,
как коршун, на этот раз? И что будет? Охранник Федор  не  похож  на  прежних
моих ухажеров..."
   Официант между тем уставил стол закусками - семга, черная икра,  огромные
тигровые  креветки.  Верочка,  глядя  на  все  это   великолепие,   тихонько
присвистнула:
   - А вы, Федор, оказывается, еще и богатенький Буратино? Неужели охранники
так много получают?
   - Как вам сказать? Зависит от того, кого охраняешь. Я получаю средне.  Но
сегодня у меня праздник.
   - День рождения? Он вдруг засмеялся, весело и заразительно.
   - Нет, день рождения у меня в январе.  Мой  праздник  -  вы,  Верочка.  Я
всегда мечтал встретить именно такую женщину, с такими волосами, глазами,  с
такой улыбкой. Но дело даже не в этом, то есть не во внешности, а  в  чем-то
совсем другом. Я просто чувствую, вы - моя женщина.
   - Ого! Даже так? Мой фасончик, мой размерчик. Заверните! -  Вера  достала
еще сигарету, он щелкнул зажигалкой.
   Он уже не смеялся. Глаза его уперлись в Веру, и появилось  в  них  что-то
жесткое, неприятное.
   - Я вас обидела, Федор? Простите.
   - Нет, Верочка,  вы  не  можете  меня  обидеть.  Я  понимаю,  вам  трудно
поверить, что я вот так, сразу, влюбился в вас, но я ничего с этим  поделать
не могу. Наверное, вы здорово обожглись в жизни, но я не виноват в  этом.  Я
тоже обжигался, и мотало меня так, что вы  даже  представить  не  можете.  Я
понимаю, мы с вами очень разные люди. У  меня  нет  высшего  образования,  я
вырос без отца, мама моя работала судомойкой в грязной столовке, всю жизнь я
видел вокруг только грязь, гадость, предательство, пьяные рожи. А вы  похожи
на ангела, поэтому не смейтесь надо мной.
   "Когда-то давно Стас тоже сказал мне, что я похожа на ангела, вернее,  на
рембрандтского херувима. А Федор наверняка даже не знает, что в Голландии  в
первой половине семнадцатого века жил художник Рембрандт... Впрочем, нет, он
совсем не такой темный и уж точно не дурак".
   - Я  тоже  выросла  без  отца,  -  серьезно  сказала  Вера,  -  а  высшее
образование здесь ни причем. Просто  чем  старше  становишься,  тем  тяжелей
веришь в серьезные чувства, особенно когда они вспыхивают  так  внезапно.  Я
вовсе не смеюсь над вами, ничего подобного.  А  вы,  оказывается,  обидчивый
человек?
   - Ну, есть немного. - Он мягко улыбнулся и  налил  в  свой  пустой  бокал
каплю белого вина. - Может, выпьем на брудершафт?
   - Выпьем, - кивнула Вера.
   Он встал, подошел к ней совсем  близко,  наклонился.  Пить  брудершафт  в
такой позе ему было не очень удобно. Быстро отхлебнув из своего  бокала,  он
прикоснулся губами к Вериным губам. Опять на  Веру  повеяло  чем-то  жарким,
напряженным, жутковатым, но одновременно головокружительным.
   "Я как будто одичала, храня верность своему Зелинскому, - подумала она, а
драгоценный Стас между тем любит меня, только когда я ускользаю. Так  почему
бы не ускользнуть всерьез? Такой подходящий случай...  Приятно  ведь,  когда
перед тобой рассыпаются в признаниях, кормят икрой и шашлыком  из  осетрины.
Зачем загадывать, как все сложится? Вот узнаю получше этого Федора, привыкну
к нему, сумею оценить его горячие чувства, отвечу взаимностью. Почему нет?"
   - Может, погуляем немного? - спросил он, когда они вышли из рес