ни копейки, не ест ведь ничего.
   - Тетя Наташа, я теперь только через неделю приеду. Может, сразу и заберу
маму. Если успею разобраться со своими делами. Но приеду в  любом  случае  в
следующую субботу. Раньше не получится.
   - Ладно, не рвись. Справлюсь я.
   Вернувшись, он застал Ольгу у плиты. Она стояла  в  коротком  халате,  со
странным тюрбаном на голове и помешивала что-то в кастрюльке.
   - Лобио решила приготовить, - она подставила  щеку  для  поцелуя,  -  это
целая наука, правильно приготовить лобио.  Знаешь,  от  невымоченной  фасоли
бывает метеоризм.
   - Что? - не понял Антон.
   - Ну, газы распирают кишечник. Слушай, ты знаешь, который  час?  Половина
одиннадцатого, между прочим. А ты когда обещал вернуться?
   - Прости, я не рассчитал время. - Он  еще  раз  поцеловал  ее  как  можно
нежней.
   Нельзя, чтобы женщина, у которой живешь, так раздражала. Ну что  в  Ольге
плохого? Ну  почему  больше  трех  дней  подряд  он  не  может  выносить  ее
присутствие? Свинство это. Она  терпит  его,  все  прощает,  лобио  готовит,
фасоль вымачивает, чтобы не было метеоризма.  На  голове  что-то  немыслимое
накрутила.
   - А что у тебя на голове? - спросил он.
   - Специальная маска для волос. Я же не знала точно, когда твоя  светлость
вернется, вот и решила собой заняться, перышки почистить. Красивой хочу быть
для тебя, счастье мое, только для тебя.
   Она  даже  не  спросила,  как  мама.  Впрочем,  почему  это   должно   ее
интересовать? С какой стати?
   - Ты и так красивая. - Антон взялся за телефон. Мужской голос еще ни разу
не ответил по этому номеру.  Казалось,  в  квартире  живут  только  женщины.
Пожилая - самая суровая. С ней говорить бесполезно. Молодая  -  помягче,  но
тоже, конечно, устала от звонков. Иногда трубку брал ребенок, то ли мальчик,
то ли девочка.
   Сейчас было занято. Антон подождал немного, опять набрал  номер.  Детский
голосок произнес: "Алло,  я  слушаю".  Если  бы  знать,  как  зовут  молодую
женщину, и позвать ее к телефону... Оставалось  молча  положить  трубку.  Не
объяснять же все ребенку!
   Антон решил, что будет звонить каждое утро и  каждый  вечер.  Не  слишком
часто, конечно. До тех пор пока трубку не возьмет молодая женщина с грустным
голосом. Ему казалось, поговорить лучше именно с ней. Он добьется, чтобы она
выслушала его, и расскажет все как есть. Ну что ей стоит поискать бумажку  с
факсом из Праги? Если, конечно, у них в квартире стоит факс, если  Денискино
послание попало именно на их факс, если бумажку не потеряли...
   - Антон, что за детский сад? Ты набираешь номер и молчишь  уже  в  третий
раз. - Ольга усмехнулась и взъерошила ему волосы.  -  Может,  у  тебя  новая
любовь? Ты скажи, я не обижусь.
   - Ну что ты, Оль, какая любовь? Там просто то занято, то разъединяется.
   - Давай я наберу.
   - Не стоит. Наверное, с линией что-то.  -  Антон  отошел  от  телефона  и
отправился в ванную.
   - Только недолго, - напутствовала его Ольга, - у меня уже все  готово,  и
до ужина я бы хотела помыть голову, ты же не хочешь, чтобы я села за стол  в
этом тюрбане.
   Он ничего не ответил. Ему было все равно, в каком виде она сядет за стол.
***

   В половине седьмого вечера гравер Пятницкого кладбища  Волобуев  Вячеслав
Иванович, по прозвищу Клятва, трезвый, бодрый, одетый в добротный  джинсовый
костюм, сел в свою голубую "девятку", выехал из ворот  кладбища,  вырулил  с
эстакады  в  сторону  ВДНХ.  Покрутившись  среди  однотипных  новостроек  за
выставочным комплексом, он оставил машину в одном из дворов,  прошел  пешком
несколько кварталов, нырнул в подъезд.
   В  подъезде  был  слышен  детский  плач.  Кафельная  акустика  лестничной
площадки делала его особенно громким. Волобуев увидел,  как  молодая  мамаша
тщетно пытается втиснуть в лифт большую коляску.  Одной  рукой  она  держала
младенца  в  одеяле,  другой  толкала  и  дергала  ручку  коляски.  Младенец
заливался, коляска застряла между автоматическими дверьми.
   - Помогите мне, пожалуйста, - обратилась она к Клятве.
   - Да уж придется, - хмыкнул он и взялся за ручку коляски.
   Приподняв передние колеса, Волобуев придавил  плечом  одну  из  дверей  и
втолкнул коляску в лифт.
   - Ой, спасибо вам огромное,  -  запричитала  молодая  мамаша,  -  это  не
коляска, это настоящий танк!
   - Да на здоровье, - Клятва улыбнулся, сверкнув золотой фиксой, - езжайте,
мы не поместимся.
   - Поместимся, заходите!  Вы  мне  потом  ее  вывезти  поможете.  А  то  я
обязательно опять застряну, - улыбнулась в ответ мамаша.
   Она жила на пятом этаже. Клятва быстро вывез коляску, потом  поднялся  на
двенадцатый и открыл дверь одной из квартир своим ключом.
   Однокомнатная малометражка  имела  унылый,  нежилой  вид.  Почти  никакой
мебели, только канцелярский письменный стол, несколько стульев. На кухне  не
было  плиты,  белоснежный  электрический  чайник  "Тефаль"   красовался   на
полированной казенной тумбочке.
   Здесь никто не жил.  Квартира  была  явочной  и  принадлежала  одному  из
отделов ГУВД.
   Волобуев налил в чайник воды, достал  из  тумбочки  банку  с  растворимым
кофе, сахар, две  чашки,  включил  чайник  и  посмотрел  на  часы.  Человек,
которого он ждал, никогда не опаздывал.  У  Клятвы  ни  разу  не  получилось
приехать на встречу вовремя, минута в  минуту.  То  он  являлся  раньше,  то
позже. Сейчас он приехал на целых двадцать минут раньше, опять не рассчитал,
хотя сам назначил время.
   Ну что ж, оно и к лучшему, можно выпить кофейку в одиночестве и  еще  раз
подумать. Кофе здесь хороший, качественный, и  сигареты  всегда  есть  -  на
всякий случай. Свои у Клятвы как раз кончились. А купить забыл.  Он  сегодня
вообще был сам не свой, очень сильно перенервничал. А кто на его  месте  мог
остаться спокойным? Разве  только  один  человек  из  всех,  кого  он  знал.
Сквозняк. Вот у кого стальные нервы. Ничего его не  берет.  Знает,  сучонок,
что в розыске, и является на кладбище могилку навестить.
   Сегодня утром, увидев у забора знакомый силуэт, Клятва сначала прямо-таки
остолбенел. В голове шарахнуло: "Что делать?" Первая мысль была - рвануть  в
контору и быстро позвонить, куда следует. Но потом он представил  себе,  как
нагрянут на родное кладбище архаровцы, оцепят со всех сторон. Еще  не  факт,
что успеют взять. А он. Клятва,  засветится  неугасимо.  Уйдет  Сквозняк,  и
станет  ему  сразу  известно,  кто  стукнул.  Тогда,  считай,  Клятва  сразу
покойник. А если чудо случится, возьмут Сквозняка - свои  замочат  за  такие
дела. Ссученных не щадят. Нет, нельзя  бежать-звонить.  Это  все  равно  что
самого себя кончить.
   Несколько секунд он стоял и думал, что ему,  милицейскому  информатору  с
пятилетним стажем, делать  в  такой  вот  очевидной  ситуации.  И  решил  он
поступить хитро, как в шпионском кино. Окликнул Сквозняка, к себе пригласил,
поговорил по-хорошему, вроде как и предупредил,  что  легавка  про  кладбище
знает,  и  показал  тем  самым,  мол,  свой  я,  верить  мне   можно.   Даже
порасспросить попытался, мол, где обитаешься, и все такое. Но осторожненько,
не в лоб. У такого, как Сквозняк, спросишь что-нибудь, не подумав, и сам  не
заметишь, как в деревянном бушлате окажешься. Мизинцем кончит, сучонок.
   Но получилось все даже лучше, чем Клятва ожидал. Сквозняк вдруг ни с того
ни с сего заинтересовался этими Курбатовыми,  и  мертвым,  и  живым.  Клятва
просто так про женщину  с  сухими  глазами  стал  рассказывать,  только  для
разговора, чтоб не молчать. Нехорошо  со  Сквозняком  молчать,  не  по  себе
делается. А он вдруг оба-на, и запал на  Курбатовых.  Все  расспросил,  даже
адрес и телефон. Жаль, не было. Дал бы, не задумываясь. Отличная  получилась
бы наводка, очень даже конкретная. Но и так ничего, тоже сойдет. Сразу ясно,
не пустой у него интерес. Вот ведь бывают в жизни сюрпризы. Теперь  на  того
Курбатова, который живой, можно ловить Сквозняка. А что? Вполне...  Выходит,
что он, Клятва, ни с какой стороны не подставился.  Сквозняк  от  него  ушел
целехонек, но заглотнул наживку. И вот  за  такую  сладкую  наживку  его  не
только извинят, что растерялся, не побежал звонить,  но  и  премию  выдадут.
Заслужил он премию за свой хитрый ход, за ценную информацию. И самого  себя,
между  прочим,  как  агента  сохранил  -   для   дальнейшего   плодотворного
сотрудничества.
   Клятва с удовольствием отхлебнул кофейку  и  закурил  сигаретку.  Он  так
глубоко задумался, что не услышал тихого скрежета  в  замочной  скважине.  А
через минуту лицо его исказилось моментальным нечеловеческим ужасом.  Он  не
успел не то что крикнуть - даже вдохнуть. Горло  его  было  перебито  ребром
железной ладони, одним ударом.

Глава 16

   - Он убежал! Я не знаю, что делать, - плакала Соня, теребя в руках  Мотин
кожаный поводок, - там дворняжка какая-то, они с Мотей играли, я  покачалась
на качелях, совсем немножко. А потом смотрю, Моти нет. Я ходила, искала...
   - Сонечка, успокойся, не плачь. - Вера достала носовой платок  и  вытерла
ей слезы. - Такое уже бывало. Мотя находил себе подружку, убегал, но  всегда
возвращался. Он знает дорогу домой. К тому же у него на ошейнике есть  бирка
с нашим телефонным номером... Господи?  У  нас  ведь  теперь  другой  номер,
вспомнила Вера, - я, конечно, забыла заказать новую бирку.
   - Ну вот, - всхлипнула Соня. - Он заблудится, подберет его  кто-нибудь  и
даже сообщить не сможет. А если он попадет под машину? Сейчас такое  ужасное
движение! Ой, Верочка, это я виновата... Нельзя было его спускать с поводка.
Пойдем еще поищем вместе.
   - Конечно, пойдем. Ты ни в чем не виновата.  Мотя  -  охотник,  ему  надо
обязательно бегать, если его не спустить с поводка, он может даже заболеть.
   Вера заправила футболку в джинсы, надела мягкие замшевые  туфли  на  босу
ногу, взяла Соню за руку, и они отправились во двор.
   Стояли теплые сумерки, на спортивной площадке подростки играли в футбол.
   - Ребята, Мотю не видели? - спросила Вера, заглянув на площадку.
   - Он туда побежал! - крикнул один из мальчиков и махнул рукой  в  сторону
арки, выходившей на шумную улицу.
   - Нет, он во-он туда побежал, - другой мальчик показал в  противоположную
сторону.
   Вера и Соня обошли все соседние переулки, спрашивали прохожих, кричали по
очереди и хором: "Мотя! Мотя!" Но собаки  нигде  не  было.  Кто-то  говорил,
будто пробегал только что рыжий ирландский сеттер и, кажется, свернул  во-от
в тот двор.
   Уже  совсем  стемнело.  Надо  было   возвращаться   домой.   Вера   очень
волновалась, во-первых, из-за того, что забыла поменять телефонный номер  на
собачьем ошейнике, и это  действительно  осложняло  ситуацию.  Во-вторых,  в
подъезде недавно поставили железную дверь с домофоном. Раньше Мотя прибегал,
легко открывал дверь лапой, поднимался на свой этаж и гавкал у  квартиры.  А
сейчас он не сумеет войти в подъезд.
   - Ну давай еще немножко поищем! - Соня никак не хотела возвращаться домой
без собаки.
   - Хорошо, Сонюшка, - вздохнула Вера, - еще один раз обойдем двор, и все.
   - А завтра я встану пораньше и опять пойду искать!
   Они сделали круг, потом еще один, обошли несколько ближайших переулков.
   - Ох, там ведь мама с ума сходит! - спохватилась Вера. - Все, домой,  сию
же минуту.
   Они побежали в темноте сквозь опустевший двор, продолжая звать собаку, но
уже совсем тихо.
   Надежда Павловна распахнула дверь, едва они вышли из лифта.
   - Я уже собиралась в милицию звонить!  Час  ночи!  Так.  Все  понятно.  Я
думала, вы с Матвеем загуляли,  а  он,  оказывается,  убежал.  Я  ведь  тебя
предупреждала. Нельзя было заводить собаку, да еще охотничью. Это же кобель,
он за течной сучкой на край света убежит, обо всем забудет.
   - Да, - всхлипнула Соня, - а потом опомнится, увидит, что потерялся.  Ему
сразу станет страшно. Это я во всем виновата.
   - Не  надо,  деточка,  -  смягчилась  Надежда  Павловна,  -  такое  могло
случиться и у меня, и у Веры. Ты, конечно, не прикрепила к ошейнику бирку  с
новым номером? - Оно грозно взглянула на дочь.
   - Я забыла... - Вера сама была готова расплакаться. - Надо  завтра  утром
позвонить по нашему старому номеру, предупредить... И еще, есть  специальная
служба поиска пропавших животных, надо узнать в справочной.
   - Ладно, - вздохнула Надежда Павловна, -  ложитесь  спать,  девочки.  Это
безобразие, что Соня у  нас  так  поздно  ложится.  То  на  кухне  всю  ночь
болтаете, теперь вот Мотю искали. Я там воду согрела, две большие  кастрюли,
чтобы вы помылись.
   Вера поливала Соню из ковшика и все пыталась успокоить ее и себя.
   - Он найдется, я  чувствую.  Мы  объявления  развесим,  я  распечатаю  на
принтере сразу штук тридцать, кто-нибудь найдет и позвонит.
   - А Мотя пойдет с чужим  человеком?  Он  ведь  породистый,  такие  собаки
дорого стоят. Вдруг его увел какой-нибудь бомж,  чтобы  продать  на  Птичьем
рынке? - Соня сидела,  съежившись  в  ванной,  маленькая,  худенькая,  очень
несчастная.
   - Не думаю, - Вера закутала Соню в махровую простыню,  -  Матвей  хоть  и
добродушный, но с чужим не пойдет.
   - А как же тогда, если его хороший человек подберет, чтобы нам вернуть?
   - Он отличает хороших от плохих, - грустно улыбнулась Вера. -  С  бомжом,
который захочет его продать, Матвей не пойдет. От бомжа пахнет перегаром,  а
он этот запах терпеть не может.
   Они на цыпочках вошли в  комнату  Надежды  Павловны,  Соня  шмыгнула  под
одеяло и, прижимая к себе своего пупса, прошептала:
   - Это я виновата. Все из-за меня. Никогда себе не прощу...
   - Спи, маленькая, ты ни в чем не виновата, - Вера поцеловала ее в  темную
шелковистую макушку, - спи спокойно. Утро вечера мудренее.
   Ни Вера, ни ее мама не были заядлыми собачницами. Когда Вере  исполнилось
восемь лет, она подобрала на улице крошечного щенка. Он был  полумертвый  от
голода, с перебитой лапой. Мама разрешила оставить собаку в доме  только  на
время выздоровления, а потом, сказала она, "мы  пристроим  его  куда-нибудь.
Нам еще собаки не хватало при моих полутоpa ставках! Кто будет с ним гулять?
Это две как маленький ребенок!"
   Щенок быстро шел на поправку. Через месяц он стал круглым, пушистым, лапа
зажила, он только чуть прихрамывал. Вера назвала пса Кузей,  в  ветеринарной
лечебнице ему сделали все положенные прививки, сказали, что собака здоровая,
хорошая, дворняга с примесью эрдельтерьера. Когда он  станет  взрослым,  все
равно будет маленьким, чуть больше болонки.
   Ни на какой Птичий рынок Кузю, разумеется, не отвезли.  Надежда  Павловна
сама не заметила, как привязалась к собаке.  Он  рос  умным,  ласковым,  все
понимал, легко и быстро научился делать свои дела на дворе, а не дома, после
двух-трех серьезных разговоров уразумел, что  тапочки  грызть  нельзя,  и  в
конце концов стал полноправным членом семьи. Он был приветлив со  всеми,  но
никогда  не  ластился  к  чужим,  не  брал  еду  из  чужих  рук,  не   любил
фамильярности.
   В квартире напротив жила скандальная, сильно пьющая  пара,  муж  и  жена.
Периодически они выносили свои разборки на лестничную площадку, вопили  друг
на друга, дрались, потом мирились, выпивали  в  честь  примирения,  и  опять
начиналось все сначала."
   Кузя, как большинство собак,  терпеть  не  мог  пьяных.  Встречая  шумных
соседей, он косился на них с неприязнью,  а  если  они  вели  себя  особенно
бурно, начинал рычать и скалиться.
   Однажды Вера возвращалась с псом с обычной вечерней  прогулки.  Кузя  был
без поводка. На лестничной площадке  творилось  что-то  несусветное,  пьяный
сосед пытался выдрать своей благоверной остатки  волос,  а  она  колошматила
драгоценного супруга шваброй. Соседи из  другой  квартиры  вызвали  милицию,
которая еще не приехала. На трех ближайших  этажах  высовывались  головы  из
дверей, раздавались голоса: "Прекратите! Ну сколько можно?!"
   Вера взяла Кузю на руки  от  греха  подальше.  Прижимаясь  к  стене,  она
попыталась проскользнуть к своей двери, но  швабра  пьяной  бабы  задела  ее
плечо. Кузя моментально соскочил с рук. Он не мог простить, что его  хозяйку
кто-то посмел ударить палкой.  Шерсть  у  него  на  загривке  встала  дыбом.
Отчаянно затявкав, он вцепился в ногу разъяренной соседке.  Она  завопила  и
отшвырнула Кузю ногой с такой силой,  что  маленький,  пушистый  черно-белый
комок перелетел через перила и упал в лестничный пролет с пятого этажа.
   Что было потом. Вера не помнила. Никогда  в  жизни  она  так  страшно  не
плакала. Она неслась вниз по  лестнице,  заливаясь  слезами,  несколько  раз
упала, расшибла коленки. За ней вслед бежала ее мама, но догнать не могла. В
это время как раз приехал милицейский наряд.
   Жалобы на буйную чету поступали постоянно, однако милиция смотрела на это
сквозь пальцы. Сами, мол,  разбирайтесь.  Но  тут  на  них  набросился  весь
подъезд.
   - Вот, поглядите, дождались!  -  кричала  старушка  с  шестого  этажа.  -
Сегодня они собаку убили, а завтра начнут нас убивать!
   - Они должны ответить по закону! - жестко говорил молодой отец  семейства
с четвертого этажа. - Они  не  только  убили  собаку,  они  нанесли  ребенку
серьезнейшую психологическую травму.
   - Развели тут собак! -  спохватившись,  завизжала  пьяная  баба,  главная
виновница происшедшего. - Это их надо привлечь с их шавкой!  Вон,  ногу  мне
прогрыз, говнюк поганый! Сдох ублюдок, и правильно! Туда ему и дорога!
   Милиционеры посмотрели на пьяную бабу и ее присмиревшего мужа, потом - на
задыхающуюся от слез двенадцатилетнюю девочку с мертвой собакой на  руках  и
все-таки забрали алкашей в  отделение,  а  позже  буйную  чету  привлекли  к
уголовной ответственности по статье "злостное хулиганство" и выселили за сто
первый километр.
   Надежда Павловна долго не могла вывести дочь из шока и зареклась заводить
какую-либо живность в доме.
   - Животные совершенно беззащитны перед жестокими людьми, перед  машинами,
даже перед болезнями, и вообще собачий век короток, а привязываешься  к  ним
почти как к детям, - говорила она, - я не хочу, чтобы мы  с  тобой  еще  раз
пережили нечто подобное.
   Прошло много лет. В доме не было ни собак, ни кошек.
   Однажды поздним вечером Вера возвращалась с работы. Стоял  февраль,  было
очень холодно. В переулке в фонарном луче метался под снегом какой-то  рыжий
комок. Он скулил, нюхал сугробы, бегая, поджимал лапы  -  между  подушечками
набился снег, растаял, заледенел, псу было очень  больно.  Увидев  Веру,  он
бросился прямо к ней, радостно завилял хвостом, запрыгал.
   - Ты обознался, малыш, - вздохнула Вера и жестко сказала себе: "Нет!"
   Впрочем, она уже поняла: никуда ей от этого рыжего продрогшего счастья не
деться. Она уговаривала себя, а потом и маму, что они возьмут пса на  время,
пока не объявятся настоящие  хозяева.  Пес  породистый,  кто-то  должен  его
искать, волноваться. А если оставить его вот так, на морозе,  на  улице,  он
погибнет, он ведь  домашний,  это  сразу  видно.  На  нем  ошейник,  правда,
какой-то изодранный, без бирки с номером, но все-таки...
   На следующее утро они расклеили объявления:
   "Найден ирландский сеттер..." Какие-то знакомые посоветовали обратиться в
специальную службу. Ждали почти месяц. За это время  никто  не  откликнулся.
Сердобольная девушка из специальной службы сказала:
   - Не ищут его. Оставляйте себе.
   - Но ведь он не дворняга,  породистый...  -  неуверенно  возразила  Вера.
Такие собаки дорого стоят. Прежние хозяева за щенка деньги заплатили, в наше
время это важно...
   - Побаловались и бросили, -  вздохнула  девушка,  -  такое  случается  со
всеми, и с породистыми тоже.
   Ветеринар сказал, что псу не больше полугода, он чистокровный  ирландский
сеттер, с ним надо много гулять и ходить на охоту.
   - Вот только охоты нам не хватало - воскликнула Надежда Павловна.
   Породистый Матвей  оказался  вовсе  не  таким  умным  и  понятливым,  как
дворняга Кузя. Он требовал значительно больше внимания,  его  надо